Я подумала о том, что ни разу за время своей работы в Театре Желаний не видела среди девочек ни одной эльфийки. А более высококлассного борделя в Стразваце просто не было. Может, конечно, этот город был исключением, но что-то я сомневаюсь. Впрочем, селянам нравилось. Толпа скандировала слова поддержки так громко, что жрица подняла ладонь, призывая к порядку. Когда гул утих, она продолжила:
— Но спасение есть, дети мои! Спасение в наших руках! Так сказала сама верховная мать, — девушка указала на статую, — И из её уст вы слышите эти слова: «Раздави эльфа, убей гнома, прикончи орка. Опрокиньте аристократов, которые стали пешками в их руках. Раздавите гильдии магов, окунувшихся в запретные знания и тогда, вы, дети мои, обретёте благость и построите мир, который я для вас всегда мечтала создать!»
Площадь слушала в молчании, и когда прозвучали последние слова, разразилась одобрительными криками. Даже некоторые рыцари присоединили свои голоса к восхищённому гулу.
Кариона на этот раз дождалась, пока голоса стихнут сами и приказала:
— Приведите первую тройку.
На площадь вывели трёх женщин в грубых робах. Одна была несомненной оркой, зелёная кожа которая носила следы знакомства с раскалённым металлом. Вторая — затравленно озиравшейся человеческой девушкой, почти что девочкой. Третья – несомненной эльфийкой. Тонкой, стройной с длинными спутанными волосами.
Когда их выстроили перед помостом, вперёд вышел Кадос и развернул свиток:
— Клара Нескен, шаг вперёд.
Человеческая девушка, затравленно озираясь, вышла вперёд.
— Ты обвиняешься в использовании запретной магии, оскорблении церкви и укрывании нелюдей. Что ты скажешь в свою защиту?
— Я просто… — девушка сглотнула, — я студентка, господин рыцарь. Учусь магии в коллегии Милнарда. Я никогда не оскорбляла церковь…
— Тут сказано, что ты оскорбила городскую жрицу. Ты отрицаешь?
— Я только сказала, что нужно помогать всем, когда она заявила, что гномы-беженцы недостойны церковной помощи, — она взглянула на бенедикту, — им сейчас тяжело, в шахтах завёлся дух, который людей с ума сводит. Они из самого Стразваца помощь просили и говорят одна из наследниц Великих Домов взялась за это лично.
— Ну, вот и с укрывательством всё стало понятно, — кивнул Кадос.
— Да я не укрывала! — в отчаянии воскликнула девушка, — просто разрешила пожить у себя гномьей семье, они дома лишились…
Бенедикта подняла руку:
— Что ж, всё ясно. И никакого раскаяния. С другой стороны, заблуждающаяся дочь людского племени всё же принадлежит к людскому племени. Пусть люди её и судят. Приговор – коридор верных.
Девушка, не веря своему счастью (видимо уже смирилась с перспективой оказаться на костре), шагнула назад рассыпаясь в благодарностях. Кадос зачитал следующее имя:
— Сарнай из клана Длинного клыка. Шаг вперёд.
Орчиха молча сделала шаг.
— Ты обвиняешься в бандитизме, нападении на человека и грабеже. Что скажешь в свою защиту?
Женщина фыркнула:
— Тот козёл нанял меня и моих парней разобраться с бандитами, а когда мы это сделали, отказался платить. Я просто взяла то, что он нам был должен и добавила пару тумаков сверху.
— Чистосердечное признание, значит, — сказал Кадос и повернулся к Карионе.
Бенедикта покачала головой:
— Только покаяния я снова не вижу. Приговор – сожжение на костре.
— Это мы ещё посмотрим, — заявила воительница и прыгнула вперёд, к помосту.
Если она рассчитывала умереть на мечах, ей не повезло. Кадос приложил её знаменем поперёк хребта, добавил по голове и указал на бесчувственное тело паре инициев:
— Привяжите её к столбу.
Когда орку унесли, Кадос зачитал последнее имя:
— Лираэн из Митриссы. Шаг вперёд.
Эльфийка осталась стоять на месте.
— Шаг вперёд!
Девушка покачала головой:
— Я не признаю этот суд.
Кадос нахмурился:
— Это неуважение к церкви и лично к бенедикте Карионе.
— Я не признаю и вашу церковь тоже.
Рыцари шагнули вперёд, но их остановил жест жрицы:
— Заблудшее дитя просто напугано. Неуважение к церкви карается очень строго. Неужели ты не хочешь ничего сказать в свою защиту? Или хотя бы заслушать обвинение?
— Нет. Но, — она вдруг бросила на меня мимолётный, почти незаметный взгляд, — я скажу последнее слово. Ты умрёшь гораздо хуже меня. И лишишься того, чем дорожишь больше всего, — она обвела площадь взглядом и добавила громче, почти крикнула, — Как и вы все!
— Великая мать защитит, — ответила Кариона, вздёрнув подбородок, — на костёр её.
Девушка молча развернулась и, не дожидаясь окрика рыцарей пошла к одному из свободных столбов. Поднялась по помосту и флегматично наблюдала за тем, как её привязывают.
Бенедикта фыркнула, покачала головой и произнесла:
— Что ж. Начнём с коридора.
Она подняла руку, и толпа раздалась, вытянулась вперёд. У меня вдруг засосало под ложечкой: кажется я поняла, что это за «коридор»… лучше бы ты попала на костёр, Клара.
Кадос подвёл девушку к началу коридора в три шага шириной, который образовала толпа. В длину он был ярдов сто пятьдесят и вёл к выходу из деревни.
— Ты должна пройти до конца. Если пройдёшь, будешь свободна. Сейчас тебя судит не богиня, а её верные слуги, — он извлёк нож и разрезал верёвки на руках девушки, — иди.
Клара пошла. Первые несколько шагов она сделала осторожно, каждую секунду ожидая подвоха и оглядываясь на безмолвные лица людей по обе стороны от неё. Через несколько ярдов её поступь стала более уверенной. Она выпрямилась, подняла голову – и тут ей в плечо прилетел первый камень. Девушка охнула, покачнулась, и второй впечатался ей в висок. Девушка закрыла голову руками, пошла быстрее – и камни полетели с обеих сторон. Она закричала, когда один попал ей в глаз, потом заплакала, когда ещё один раздробил скулу. Заревела, размазывая слёзы по щекам, но продолжала идти вперёд, потом в панике побежала. Камни продолжали лететь. Наконец один попал ей в ногу, и она упала, попыталась встать, но под градом камней упала вновь. Плача, она пыталась ползти, но толпа уже вошла во вкус. Серое рубище стало красным, тонкие руки распухли от синяков. Наконец девушка сдалась и свернулась калачиком, в наивной попытке защититься. Толпа была безжалостна. Вскоре девушка перестала дёргаться, но камни продолжали лететь. Я не поняла, когда именно она умерла, но толпа забрасывала её камнями ещё минут пять.
Подняв взгляд, я увидела, что Клара не прошла по коридору и сотни ярдов.
Кадос поднял руку, и толпа прекратила избиение. Воин (хотя можно ли его так называть?) подошёл к девушке, взглянул в лицо и громко произнёс:
— Верные вынесли приговор. Уберите тело, — из толпы вышла пара мужиков, подхватила труп девочки на руки и скрылась с ним в толпе.
Бенедикта повернулась к столбам и сказала:
— Приведите приговор в исполнение.
Один из инициев поджёг хворост под костром орки, другой – под костром эльфийки. Когда огонь разгорелся, монахи замахали опахалами, отгоняя дым. Мрази. Лучше бы дали задохнуться. «Искупление через страдание,» воистину.
Орка очнулась, когда огонь добрался к ней и заорала, выкрикивая оскорбления в адрес толпы и рыцарей, называя их трусами, подонками и кучей неизвестных мне орочьих слов. И я была с ней согласна. Эльфийка же воспринимала всё с ледяным спокойствием и молча смотрела поверх головы бенедикты, прямо сквозь поднявшееся пламя. Они долго не умирали. Монахи старательно махали веерами, отгоняя дым и раздувая огонь. Со временем, брань орки перешла в хриплые крики, а потом настоящий вой – наверное, я в той башне выла также. Наконец зеленокожая затихла и обмякла в путах. Над площадью разнёсся отвратительный запах горелого мяса. В конце концов, костры прогорели. От казнённых не осталась даже костей.
— Приведите следующую тройку, — сказала Бенедикта.
Я смотрела, как рыцари выводят новые фигуры, как зачитывают идиотские приговоры, как перевирают слова жертв и начала понимать – я должна выжечь это место. Выжечь дотла, не оставив камня на камне. А для этого мне надо жить. И сбежать, чтобы потом вернуться и прикончить этих долбаных зверей.
Сосредоточившись на этой мысли, я заставляла себя смотреть на новые казни, запоминать произнесённые имена, надеясь, что мой эйдетизм поможет мне хотя бы сохранить их судьбы. Костры горели до самого заката.
Глава 28
Предупреждение: в этой главе будут сцены физического и психологического насилия над ГГ (и не только). Читайте на свой страх и риск!
После судилища меня отвели обратно в башню и приковали к знакомой конструкции. Но теперь, я имела чёткую цель и даже такие пытки не могли свести меня с ума. К сожалению, план побега не складывался. Я просто была слишком слаба, чтобы что-то делать после ежедневного «искупления» солнечным светом.
К счастью, рано или поздно любой стражник расслабляется и начинает если не сопереживать жертве, то хотя бы пытаться её понять. Особенно – стражник неопытный и молодой. Вечером третьего дня после казни, Тьюзак, которому поставили в обязанность поить меня кровью из фляжки, после процедуры не покинул комнату. Он замялся у двери, нервно теребя полы робы и повернулся ко мне:
— Упырица, ты меня слышишь?
«Не только слышу, но вижу,» — подумала я, наслаждаясь ощущением блаженства, которое всегда приходило после пытки и следующей за ней трапезы. Даже боль регенерации не перекрывала этого чувства.
— Да… — прошептали мои почерневшие губы.
— Я хотел спросить, откуда ты? Ты же не местная?
Я перебрала в голове доступные варианты и ответила:
— Я наёмница на службе одного из домов. Попала в Стразвац из Кедании чтобы выполнить контракт.
— А… всё-таки простолюдинка…
— Отнюдь, — я умудрилась издать смешок, хотя была уверена, что сожжённые трахея и губы не должны быть способны на это. Впрочем, благодаря «исследованиям» Карионы я знала, насколько мало органов в моём теле на самом деле нужны для исполнения соответствующих функций, — перед тобой леди Саша Рэд, баронесса Бьёргенских пустошей, герба серебряной повозки, можжевельника, розы и песка