***
Мы вытащили стол, собрали стулья и расселись примерно в центре зала. Ужинали спрятанными Генриеттой в её скрытом пространстве припасами, причём в полной тишине. Только потрескивал камин. Когда закончили, встали было, но Тина вдруг извлекла из воздуха деревянную цитру и ударила по струнам. Все замерли. Демоница играла превосходно — страхи и гнев на глазах уходили с лиц моих спутников. Одна мелодия лилась за другой в наступающей тьме, и все как-то заслушались. А потом Тревор как-то незаметно извлёк то ли свирель, то ли дудочку и заметил:
— Эту я знаю.
С этими словами, капитан присоединился к игре девушки. Надо сказать, играл он тоже весьма недурно. Орка хмыкнула и начала постукивать по столу мозолистой ладонью. Демоница быстро взглянула на эльфийку, но та лишь поднесла пальцы к шее — ну да, она не просто так старалась говорить тихо, ожоги и раны на её горле видны до сих пор. Генриетта поймала этот обмен жестами и повернулась ко мне:
— Саша, ты ведь умеешь петь?
— Ну, не особо — я замешкалась, — то есть да, какой-то навык есть, конечно, но я же песен не знаю. Ну, не помню.
— Совсем?
Хотя…
Я встала, благодаря себя за то, что избавилась от доспехов и сказала:
— Разве что «Русалку».
Демоница кивнула и вновь ударила по струнам. На этот раз не плясовую, а балладу. Тревор видно тоже знал песню и смог подыграть. Я подождала своей очереди и неуверенно запела:
В эту пятницу утром
Неслись мы вперед,
Оставляя маяк вдалеке.
Видим: следом за нами
Русалка плывет
С круглым зеркальцем,
С гребнем в руке.
Я сложила руки за спиной и потянулась на носках, словно читала стихотворение в школе, но с каждой строчкой мой голос набирал силу:
Нам вдогонку
Летел ураган.
А кругом океан
Бушевал.
Убирать паруса
Приказал капитан
В это утро,
В последний аврал.
Показалась русалка
И скрылась опять.
И сказал
Наш матрос молодой:
— Я оставил на родине
Старую мать.
Пусть не ждет она сына домой.
Рядом со мной стала Клара и её тихий голос присоединился к моему:
Выйдет к берегу мать,
Будет паруса ждать
При бессчетных звездах и луне.
Пусть напрасно не ждет,
Слез горючих не льет,
Пусть поищет, пошарит на дне!
По столу стукнула Оюун и вскочила:
Наши утлые шлюпки
Сорвала волна,
И сказал капитан удалой:
— Будет плакать моя
Молодая жена.
В эту ночь она станет вдовой!
Генриетта улыбнулась, присоединяясь:
По горбатым волнам
Мы неслись без руля,
И сказал
Наш запасливый кок:
— Не дождется земля
Моего корабля,
А меня не дождется сынок!
Сианна пожала плечами и закончила вместе со всеми:
Мы работали дружно,
Тонули мы врозь —
Это было судьбой суждено.
Уцелевшей доски
Под рукой не нашлось,
И пошли мы на темное дно,
на дно,
на дно,
За русалкой
На темное дно!
Вместе с последними словами мы опустились на стулья, подняли кружки с остатками пива и осушили. Тревор крякнул, утёр бороду и сказал:
— Эх, хороша песня… Всегда напряжение снимает. Душевная
— Слова Ареско писал, великий был поэт, — улыбнулась Генриетта, — он умел ключи к душам подобрать.
— Да? А я думал, народная, надо же — Тревор хмыкнул и повернулся ко мне — надо же. А вы-то откуда знаете? Тоже читали стихи этого Ареско?
Я замешкалась и бросив умоляющий взгляд на Тину сказала:
— Эмм… да, читали.
Демоница сохранила непроницаемое лицо, но губы её тронула едва заметная улыбка. Ну да, какие уж там стихи — просто Рудольф свои «представления» иногда основывал на вполне классических произведениях. Правда сюжет был немного другой и Русалку в моём исполнении морячки-таки догнали и разложили прямо на замаскированной под лодку телеге. Очень интересный был опыт, Тина тогда…
Оборвала сама себя, вернулась мысленно назад — телега, да.
— Я на минутку, — сказала я и выскочила на улицу.
***
Сарай оказался рядом с домом, но всё же мне пришлось задействовать ночное зрение: солнце уже село, а темнело здесь, в глухом лесу, довольно быстро. Можно было отправить Хугина облететь двор, но ворон уже заснул на вывеске и будить его не хотелось. Впрочем, справилась я быстро — обойдя вокруг здоровенного сооружения, нашла куда более простенький сарай, заглянула внутрь и улыбнулась: замеченная краем глаза штука и правда оказалась телегой. Она была грубой и старой, явно использовавшейся для насквозь утилитарных целей типа таскания из леса дров (вон даже какие-то листья чахлые на дне длинного «кузова» виднелись), но, судя по всему, вполне на ходу.
Я осмотрела её, обнаружила оглобли и осторожно потянула телегу на себя. Та не двигалась. Пришлось осмотреть её ещё раз, матеря себя за незнания устройства местной техники. Тогда я обнаружила стопор на передней оси. Выдернув его, попробовала ещё раз. На этот раз телега подалась, причём даже без скрипа — видимо и правда часто пользовались. Почему её хозяева не взяли с собой можно было только гадать — та же вывеска на ней вполне бы уместилась. Может у них лошадей лишних не было?
Впрочем, неважно. Навалившись на оглобли, я насела и, оставляя в грязи глубокие следы, загнала телегу обратно в сарай. Раз мы разобрались с этим, осталось только позаботиться о тягле. А это… могло оказаться сложнее.
Теоретически, можно было попросить тащить Клару, или даже самой впрячься, с Тиной вместе, да только сомневалась я, что мы сможем тащить повозку со скоростью, которую обеспечит лошадь. Да и не хотелось ту же Клару просить — сложится впечатления, что я её только в качестве ездового животного и вижу. Оставался только один вариант.
Я глубоко вздохнула и сосредоточилась, призывая Деймоса. Воздух в сарае полыхнул и из тьмы выступил чёрный конь с огненной гривой и хвостом, по шкуре которого пробегали искры. Огромный зверь повернул ко мне голову с горящим красным глазом и будто задал немой вопрос: куда едем и зачем? Неуверенно похлопав его по холке, я закусила губу. Деймос не был конём в прямом смысле слова, он был Кошмаром — демоном в форме коня, как и все демоны питающимся человеческими эмоциями. Тина в своё время со свойственной ей прямотой, отрекомендовала его мне как «анти-единорога», то есть жеребца, оседлать которого может только порочная дева. И, надо признать, я под это описание подходила тогда и подхожу сейчас. Но причина моих сомнений была не в этом. И даже не в том, что по некоторым причинам мне с Деймосом разок пришлось поменяться ролями, так сказать — в конце концов, после того как меня заживо вскрывали в Цитадели Ордена Веретена, такие вещи как какая-то там зоофилия начинаешь смотреть куда более философски.
Проблема была в том, что характер у этой твари был настолько сволочной и высокомерный, что даже Яген на пике таких высот не достигал. И я была уверена, моя просьба Деймосу не понравится.
— Я хочу… Кхм… Нет. Давай сначала, — я замешкалась, задумчиво перебирая между пальцев языки пламени, составлявшие конскую гриву. Они на удивление не обжигали, — В общем, завтра мы выступаем и так уж получилось, что тянуть эту телегу некому.
Деймос повернул голову, будто бы только сейчас заметил хреновину, занимавшую большую часть сарая.
— Я бы хотела попросить тебя в неё впрячься, потому что больше, если честно, некому.
Деймос посмотрел на меня, наклонил голову всей своей мордой выражая даже не «ага, щас», а скорее «ты дура что ли?». Удивительно, сколько мимики было ему доступно. Я слегка сжала гриву и принялась убеждать:
— Слушай, я могу и сама, но тогда мы будем плестись до города дня три, и кто знает, что за это время там произойдёт. А ты довезёшь нас всех даже на таком тарантасе за полдня максимум.
Деймос фыркнул, выпустив изо рта клуб дыма.
— Да ладно, ну чего тебе стоит-то?
Конь заржал. Я начала злиться.
— Послушай, я обычно мирюсь с твоими закидонами, но сейчас это вопрос жизни и смерти. Думаешь, я бы стала тебя просить, если бы имела другие варианты?
Деймос снова фыркнул и помотал головой типа — всё ещё пофиг.
— Мы можем умереть! — я рассердилась по-настоящему, — Ты же мой фамильяр! Я приказываю тебе в конце концов! Делай то, что я сказала!
Конь заржал и повернулся ко мне. Что-то неуловимо изменилось, и я не сразу поняла что. А когда осознала, меня пробила лёгкая дрожь — темнота вокруг словно стала глубже, потянулась к нам из углов сарая чернильными щупальцами. Конь повернулся ко мне, его морда исказилась, словно в гримасе, а потом его челюсть зашевелилась, и он заговорил:
— Ты слишком много о себе возомнила, маленькая нежить.
От вида того, как его морда шевелиться, когда он выговаривает слова, меня передёрнуло — это выглядело по-настоящему отвратительно. Возможно поэтому вместо того, чтобы сказать что-то умное, я ляпнула:
— Ты можешь разговаривать?
На этот раз конь не заржал, а совсем по-человечески ухмыльнулся:
— Конечно могу. Я же демон, причём не из низших.
— Но почему ты раньше молчал?
— А о чём мне с тобой говорить? — вопросом на вопрос ответил тот, наклонив голову, — Ты лишь мой инструмент, не более.
— Но… Я же твоя хозяйка. А ты мой фамильяр, — я даже вызвала систему, чтобы убедиться, — даже в системе так записано?
— Что записано в твоей тетрадке туповатыми правителями этого мира меня совершенно не волнует. Сама уже могла догадаться, что не всё, что там записано соответствует действительности, — губы коня снова расплылись в мерзкой улыбке, — Твоя «система» записала меня в фамильяры, потому что слишком примитивна. На деле же, никакого настоящего контракта между нами нет. Проверь, если хочешь.