шку над тем, что было в голове основательницы ордена. Что уж говорить — даже меня эти ублюдки скорее терпели, чем уважали, именно поэтому я и оказалась за их спинами. Потому что «Слабой женщине» не место на поле боя.
— Так всегда бывает, когда начинаешь делить людей на «мы» и «они» — тихо сказала я, — неважно, сколь космополитичны твои девизы в начале, рано или поздно всё придёт к измерению черепов и массовым убийствам «не тех» людей, — я удивлённо посмотрела жрице в глаза, — Поэтому ты и использовала их как мясо, приказав напасть сначала на меня на корабле, а потом и на отряд Ягена на площади?
— Ты сильно переоцениваешь мою способность им приказывать, — Иллая убрала за ухо выбившийся локон и взглянула в сторону, — Впрочем, управлять теми, кто всё делает тебе наперекор даже проще, чем теми, кто следует твоим приказам до буквы. Достаточно мне было заикнуться, что я пошлю с энцикликой своих жриц, а в первые ряды выставлю ополчение, капитос Дреккан фактически потребовал от меня чтобы именно его люди отправились в Святой Город с энцикликой и чтобы именно они были в первых рядах атакующей армии. Не хотел он «доверять важное дело бабам и трусам», ага. Ну, результаты вы видели. Участвовали даже.
Рие нахмурилась и заговорила:
— Пожалуй. Но ты умалчиваешь о том, что произойдёт после нашего бегства. Я прям представляю, как в столицу доставляют донесения: «Граф Харт устроил резню и бежал, добрые граждане Стразваца празднуют великую победу своего духовного лидера». Позиции всех аристократов будут подорваны, народные массы начнут бормотать, устраивать нападения и погромы. Вся страна превратится в один большой Стразвац — станут преследовать аристократов, иные расы, людей иной веры, да вообще всех, кто не похож на большинство.
— Станут, — кивнула жрица.
— Будут сотни, тысячи смертей. И тебя это устраивает?
Жрица взяла стоявший перед ней кубок с вином и покачала им, глядя на красный водоворот. И когда заговорила, голос её был куда жёстче.
— Хочешь поговорить о тысячах смертей? Ну давай поговорим. Каждый год в этой стране умирает не менее сотни тысяч крестьян, в основном — детей и младенцев. Потому что лекарей в деревнях нет, целителей тоже, как нет и обучения. Крестьянин знает, что мазать рану говном не стоит, а вот почему не надо делать детскую соску из жёванного хлебного мякиша — уже нет. Узнать же ему это неоткуда, ведь благородный лорд вешает на него такой оброк, что всю жизнь крестьянин вынужден провести в поле. И в это время великий император Августин, да длится его правление вечно, каждый год тратит на летнюю королевскую охоту деньги, которых хватило бы на открытие десятка сельских школ.
Я закусила губу и отвела взгляд:
— Яген не такой. И Друджи не такой.
— А какая разница, что не такие? — искренне удивилась жрица, — Важно, во что они верят. Если они хотят поддерживать такую систему, то они, осознанно или нет, копают вон те самые сотни тысяч детских могилок.
Я дёрнулась как от удара. Сама ведь задавала себе подобные вопросы. И всё же мне было что возразить:
— А что, план Хау лучше? Ходить по струнке лучше?
— План Хау — это горячечный бред верховной богини, которая одурела от своей безнаказанности, — фыркнула Иллая, — Она хочет превратить мир в свой маленький кукольный домик, где заводные игрушки исполняют раз за разом приятный её взгляду вальс. Того, что хочет Хау, или точнее — её наиболее радикальная и молодая часть, никогда не произойдёт, ведь для этого нужно изменить саму природу человека, а изменение этой природы навсегда изменит всю магию этого мира и следовательно — природу самой Хау.
— Но если ты это понимаешь, то почему следуешь её приказам? — удивилась Рие
— Кто тебе сказал, что я им следую?
Блондинка фыркнула и заявила:
— Ты сама только что заявляла, что важно то, с чем ты себя ассоциируешь. Чтобы ты не говорила про Хау, но ты её жрица, ты увеличиваешь её мощь распространяя её веру.
— Нет, я увеличиваю мощь Церкви Хау, — Иллая холодно улыбнулась, — Есть некая разница. В основном она в том, что церкви Хау наличие собственно Хау скорее мешает, чем помогает. Приходится мириться с идиотками типа Карионы или фанатиками ордена только потому, что им благоволит богиня. Приходится терпеть маленькие проекты самой богини в виде уютных загончиков для лоботомированных. Приходится много что делать из числа тех вещей, которые только мешают развитию общества.
— Погоди, ты что решила выкинуть богиню из её собственного культа? — я нервно хмыкнула, — Это что же — реформация?
— Реформация, протест, называй как хочешь. Таос не лезет в дела своих почитателей и те могут нормально развиваться. Хау же выстроила иерархию, которая является главным врагом её собственного плана и даже не понимает этого. Но в отличие от Таоса, культ Хау куда сильнее распространён и куда глубже погружён в мировую политику. Поэтому нужно смыть эту грязь, нужна революция. И уж ты-то должна знать, что единственный прогрессивный путь от феодализма ведёт через национализм. Со всеми его, национализма, отрицательными сторонами. Это диалектика.
Я сглотнула и внимательно посмотрела на женщину. Откуда она вообще знает такие слова? Неужели… Да нет, быть не может.
— Нет. Прежде всего революция — это кровь и смерть, — услышала я свой голос, — Причём в масштабах, не представляемых теми, кто её затеял. Такой метод — это крайняя мера, когда все другие способы давления и взаимодействия исчерпаны, когда верхи не слышат низов, когда нет связи между сословиями или классами. И чаще всего, — тут я подняла голову и посмотрела жрице в глаза, — революция пожирает своих детей. Нужно, нет, необходимо двигаться медленнее. Если ты устроишь такой пожар…
Женщина посмотрела мне в глаза и серьёзно кивнула, продолжив невысказанную мной мысль:
— То многие в нём сгорят, ты права, Саша. Но ты не понимаешь другого — у нас не так много времени. Эволюционные методы хороши в спокойные периоды, но не тогда, когда мир стоит на грани. А он стоит, поверь.
— Это я знаю куда лучше тебя.
— Неужели? Значит ты знаешь, что западные княжества скоро пойдут войной на старую империю, понукаемые своим кровожадным богом войны и его жрецами? Знаешь, что Священный Тердштатский Альянс — это жалкий призрак былой мощи, раздираемый противоречивыми желаниями курфюрстов и обидами королей? Что на троне там сидит абсолютное ничтожество, а балом правят казнокрады и оппортунисты? Что в церкви Хау зреет раскол, куда более страшный чем тот, который припишут мне? Или может знаешь, что дети глубин под управлением Аранеи начинают свою игру, которую мы не понимаем и не можем понять? — на этих словах я заметила, как дёрнулась Тамия, а под её рукавом что-то шевельнулось. Иллая этого не видела, продолжая смотреть мне прямо в глаза — Что, в конце концов, в Триумвирате богов раскол, да что там — сама Хау не может определиться, чего она хочет. Думаешь, я смогла бы иначе носить эту маску, — она хлопнула по артефакту, висевшему на поясе, — и говорить, что я говорю?
— И что, если вокруг всё плохо, нужно сделать ещё хуже? Причём начать именно с Ребрайваны?
Женщина улыбнулась и пригубила вина
— Почему нет? Ребрайванская империя — идеальное место. Она самодостаточна, населена людьми, готовыми умирать и убивать, да и расположение хорошее. С востока — великая степь, с запада — мелкие княжества, не представляющие угрозы. Если свергать власть, то нужно делать это там, где наименьшее количество соседей захочет поучаствовать в разделе. Или может ты думаешь иначе, лорд Харт? — она повернулась к Ягену, — неужели у тебя самого не было похожих планов?
Блондин отвёл взгляд и ничего не ответил. Жрица удовлетворённо кивнула и снова перевела взгляд на меня.
— Но сейчас… Я хочу сказать… Мир слабеет, ты же должна это понимать, — пробормотала я, — неужели не нашлось времени лучше?
— Мир слабеет, да. Но неужели ты думаешь, что конец света наступает по щелчку? — я моргнула, поняв что слышу мысль жрицы, а не речь, — Именно так и завершается любой цикл — глобальной войной, развалом империй и падением Велта во тьму.
— Тогда почему…
— Потому что раньше побеждала Хау. И победой это можно назвать с натяжкой, учитывая результат. А сейчас я хочу, чтобы Хау проиграла и дала миру шанс.
Я прикусила губу, осмысливая услышанное. И медленно кивнула.
— Я рада что ты понимаешь. И надеюсь, теперь ты видишь смысл моего предложения. Стань сильнее, сделай так, чтобы Яген стал сильнее и вернись подготовленной. Сейчас вас несёт водоворот событий, и вы можете только реагировать. Если бы не я, то Яген погиб бы где-нибудь на штурме столицы, прихватив с собой тебя и ничего не смог бы изменить. Потому что не научился бы проигрывать. А это важное умение, очень важное. Поэтому ты должна его научить переживать горечь поражения и восставать из пепла.
— Мне кажется, ты переоцениваешь мои таланты и влияние. К тому же, что я знаю о том, как нужно восставать из пепла?
— Судя по тому, через что ты прошла — многое. Думаешь, Яген бы выбрался из крепости? Он бы умер, но не сломался. Ты же ломаешься слишком легко, но умеешь вытереть разбитую морду и продолжать драться, научившись на ошибках. Вы должны повлиять друг на друга, стать гибкими, как зимние ветви, гнуться, но не ломаться. Иначе у Велта воистину нет ни единого шанса.
Я взглянула в тёмные глаза и увидела там что-то, чего не замечала раньше — боль, боль и надежду. Иллая верила в то, что говорила. Верила искренне и яро. Но всё же…
— Ты же понимаешь, что мы вернёмся сюда. Вернёмся совсем другими людьми. И ты будешь стоять на нашем пути.
— Да, мы встретимся врагами. И уже не будет вот таких посиделок и рассуждений о судьбах мира, будет только бой и столкновение идеалов. В котором победит тот, который в дальнейшем назовут единственно верным.
— И если ты победишь в этом столкновении, то сожжёшь половину мира в огне войны, чтобы спасти вторую?