– Это был не я.
– Теперь я знаю, но в тот момент успокоилась и успокоила Киру.
– Что было в эсэмэске?
– Сейчас, – она достает из сумки телефон. – Вот, смотри.
Я пролистываю нашу с ней переписку до вчерашнего вечера. Первое не мое сообщение гласит: «Викуся, встретил друга детства, сидим с ним в кабаке „Три медведя“!!! Подгребай!!!». Чуть ли не после каждого слова стоят многочисленные скобочки – смайлы.
– Викуся?
– Ага. Кто это писал, как думаешь?
– Скорее всего, Лучок. Тот, что рядом с кочергой.
Она бросает взгляд на наркомана, и ее лицо искажается от отвращения.
– Всю дорогу сюда всякие мерзости мне нашептывал в ухо, лапал. Тварь! – она внезапно меняет интонацию. – Слушай, а, вообще, он дебил, конечно. Три восклицательных знака! Туева хуча смайлов! Он меня за дуру держал?
– Что ты подумала?
– Ничего конкретного, но в груди как будто засело что-то тревожное. Я еще решила – странно, что ты на звонки не отвечаешь. Так что сразу перезвонила, но вместо ответа увидела новое сообщение.
– «Не могу говорить!!! Ответь так!!!», – цитирую я следующую эсэмэску Лучка. – Говорить не могу, ага. И абонент не абонент. И ты отвечаешь ему…
– Да, написала, все, что думаю. Что ты, Фил, придурок, и шутки у тебя дурацкие, и чтобы ты не звонил больше. А заодно спросила, кормил ли ты хомячка Мишу, или мне это сделать…
– И я «отвечаю», что кормил… Умница!
– Тогда я написала, что хомячка Мишу съела кошка Вася, а сама пошла в полицию. Лучше бы не ходила! – голос Вики меняется и отдает казенной канцелярщиной. – «А вы ему кем приходитесь?», «Сколько времени прошло с момента пропажи? Часа три-четыре? Девушка, да вы издеваетесь!», «Загулял ваш мужик, обзванивайте любовниц!»…
Она умолкает, задумывается, а потом, всхлипывая, продолжает:
– Прости, родной, но я психанула! Решила, что менты правы, и ты просто загулял, а телефон потерял – то ли по пьяни, то ли еще как. В общем, я поехала к себе, а с утра, еще раз набрала – ты был недоступен – пошла на работу. Звонила тебе весь день – и на домашний, и на сотовый, – и только вечером мне ответили. Тот второй, который лицом в пол. Сказал, что ты попал под машину и лежишь в первой городской. И я – дура, дура! – сломя голову помчалась туда, даже не позвонив и не уточнив в больнице, действительно ли ты там! Хотя… Ты же был без документов, и мне вполне могли ничего конкретного и не ответить.
Я обнимаю и глажу ее по голове. Успокоившись, она заканчивает рассказ:
– Подъехала к приемному, вышла из машины. Пока оглядывалась, куда идти, зарулили они, затолкали к себе. Этот вот, который эсэмэски строчил, сразу нож к горлу приставил, мол, рыпнешься – порежу. Привезли сюда, заставили раздеться и встать на колени перед этим, – Вика стреляет глазами в сторону Гречкина. – Тот стал меня мять, щупать, и я укусила его за руку. Он заорал, как свинья, ударил меня в живот, а эти уроды заклеили мне рот скотчем. Потом они ушли и вернулись уже с тобой. Пока их не было, этот рассказывал, в чем ты провинился, и что тебя ждет. Тебя, твоих родителей, Киру…
Со стороны Гречкина слышится какой-то шорох – он пришел в себя. Мы синхронно поворачиваем головы в его сторону. От Викиного взгляда сквозит испепеляющей ненавистью, да и мой далек от благодушия.
Чиновник начинает что-то мычать, и, дергаясь, падает с дивана.
– Очнулся, падаль… Посиди здесь, – прошу я Вику, а сам иду к нему.
Беру нож и провожу острием по его груди:
– Дернешься, воткну в глаз. Кивни, если понял.
Гречкин кивает, как болванчик. Индикатор страха заливается полностью – мразь боится. Правильно боится. Срываю с его рта скотч, и чинуша как-то по-бабски взвизгивает – вместе с лентой сдирается щетина.
– Я ничего не вижу… – ноет он.
– И не увидишь. Сниму скотч с глаз, если будешь отвечать на вопросы честно.
К нам подходит Вика.
– Родная, подкинь дров в камин. Побольше, – прошу я ее. – Холодает.
– Филипп, простите, мы просто шутили, – тараторит Гречкин. – Хотели припугнуть вас, но никто бы не пострадал!
Тошнотворная тухлятина. Интересно, можно ли сменить в настройках интерфейса ощущения от лжи?
– Так я потому и беседую с вами, господин хороший! Верю, что в вас еще есть что-то светлое. Но сейчас вы солгали. Поймаю на лжи еще, получите прямой билет на тот свет, к своим друзьям Дим Димычу, Лучку и Шипе. Я понятно изъясняюсь?
Вика достает из сумочки пистолет и тычет им в лицо Гречкину, моментально покрывшемуся испариной.
– Я… буду говорить правду.
– Очень на это надеюсь. Итак, кто ты?
– Э… Гречкин Валерий Владимирович, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, родился в Приморско-Ахтарске в семье товароведа. Отца не знаю и почти не помню, он ушел от мамы, когда я был совсем маленький…
«От мамы» прозвучало неестественно трогательно. Даже у этой падали была мама.
– Закончил Кубанский государственный институт культуры… – продолжает он.
– Короче, не тяни время. Кем работаешь?
– Заместителем председателя Комитета по культуре города.
– Как пробился на эту должность?
– Послушайте, я очень много сделал! Мои заслуги были замечены…
– Все, Вика, кончай его, – подмигивая Вике, обрываю чиновника. – Врет, как Троцкий!
– Стойте! Стойте! Я был помощником Эдуарда Константиновича! Когда его перевели в мэрию, я пошел с ним.
– В чем заключаются твои обязанности?
– Проведение государственной политики и осуществления государственного управления в сфере культуры и искусства, – чеканит деятель культуры и искусства.
– Это формально. А на самом деле? Твой этот Эдуард Константинович – он что, тоже по… э… мальчикам?
– Что вы себе позволя… А-а-а!!! – вопит Гречкин от боли.
– Это просто царапина – последнее предупреждение, – я подношу нож и провожу тупым краем по его горлу. – Чувствуешь?
– Да! Да! – бьется в истерике чиновник. – У Эдуарда Константиновича специфические вкусы!
– А у тебя?
– Да! Довольны? Вы это хотели услышать? Все равно вам никто не поверит, гады! Пожалуйста, пожалуйста! Я категорически не переношу боль! – его рот искривляется, а сам Гречкин рыдает.
– Сколько?
– Чего… Сколько чего?
– Детей здесь бывало? Не торопись с ответом, Гречкин. Еще одна ложь станет для тебя последней.
Он морщит лоб, что-то считает, загибая пальцы…
– Не могу сказать точно. Шесть… может, восемь… Да они все равно никому не были нужны! Или беспризорники, или родители – алкаши! Да кто бы из них вырос? Преступники! Воры! Грабители! Да они…
– Где они?
– Не знаю! Честно! – он пытается встать на колени и стучит лбом о пол. – Я! Не! Знаю! Этим Шипа с Лучком занимались! Клянусь вам! Клянусь всем, что у меня есть!
Он не врет. Я чувствую запах апельсинов, но с легким привкусом аммиака.
Чиновник рыдает, вздрагивая плечами.
– Кто такие Шипа с Лучком?
– Хорошие ребята… Послушные… Исполнительные. Дим Димыч взял их на наркоте, но дело не стал заводить. За дозу делали все, что я им говорил.
– Так Дим Димыч тоже у вас любитель?
– Он больше по девочкам… Мы с ним вместе по одной теме работали, давно это было. Подружились… Хороший человек! Был… С пониманием относился…
– Прекрасный был человек, чего уж там. А того мальчика… Борю… Ты сюда вез?
– Да…
– Ты же говорил, только беспризорников привозили?
Неожиданно его голос крепнет и уверенно, даже зло, произносит:
– А нечего так безответственно к своим детям относиться! Тоже мне, мать!
– Тетка…
– А мне плевать! Если мать или там тетка не в состоянии уследить за своим дитем, то это только ее проблемы!
– Что с Миленой?
Вика поднимает бровь.
– Это тетка того мальчика, которой я помогал найти Борю, когда этот его увез, – шепчу ей на ухо. – Потом расскажу.
– Ничего! – восклицает чиновник. – Ровным счетом ничего! Выяснили твой адрес и отпустили. На кой она нам?..
Я продолжаю расспрашивать Гречкина о том, кто еще в курсе, что здесь происходит, знает обо мне, и что они успели предпринять в отношении Киры и родителей. Пока Гречкин успокаивает меня, убеждая, что с ними все нормально, просто потому что еще не дошли руки, я с упоением вдыхаю запах апельсинов. Не врет.
– Фил, я закурю, – говорит Вика, вытаскивая сигару из коробки чиновника. – Не могу успокоиться! Как представлю, что они могли сделать с моей Ксюшей…
– Так у вас есть дочь… – заинтересованно тянет чиновник, но осекается, поняв, что ляпнул что-то не то.
Он оправдывается, говоря, что поинтересовался из любопытства, но запах и вкус тухлятины ничем не перебить.
– Прикури мне тоже, – прошу я Вику.
Она выполняет мою просьбу, я тянусь за сигарой, затягиваюсь, перебивая гадостный привкус во рту, кашляю, выдыхаю… В клубах дыма возникает из ниоткуда системное окно.
Внимание! Системный квест!
Свершить правосудие!
Ликвидируйте Гречкина Валерия Владимировича, убийцу, насильника, педофила, коррупционера.
Гречкину Валерию Владимировичу присваивается отрицательный уровень социальной значимости.
Особь признается особо опасной и чужеродной для Сообщества локального сегмента Галактики (планета Земля).
Носителю присваивается статус «Фагоцит», позволяющий избежать наказания локальных органов правосудия после акта возмездия.
Память о сопутствующих событиях причастных свидетелей правосудия будет избирательно зачищена.
Награды:
• 10000 очков опыта.
• 10 очков репутации с Сообществом разумных видов (текущее значение: Равнодушие 0/30).
Штрафы:
• −30000 очков опыта.
• Перманентная блокировка системного навыка «Героизм».
• Дебаф «Дезертир».
Перечитываю сообщение несколько раз. Системный квест – определенно, что-то новое в моей жизни с интерфейсом. Рефлексии откладываю в дальние задворки сознания и переключаюсь на педофила.
– В доме или на территории есть еще кто-нибудь? – спрашиваю я.