Просто никаких неожиданных поворотов там не было. Это была просто работа — спокойная, методичная, деловая. Мы слишком хорошо всё продумали заранее. Сюрпризы могли возникнуть, если бы кто-то из нас допустил ошибку — и мы все усилия приложили, чтобы их не допустить. Героизма в этом деле ноль — и хорошо. «Героизм одних — это следствие разгильдяйства других». Все бы сражения такими были. Вероятно, большинство Героических Духов со мной бы не согласилось, но я — не Героический Дух, я всего лишь Страж Противодействия. Когда Мир призывал нас, это всегда означало, что что-то пошло сильно не так.
Конечно, у него оказалось несколько приёмов, о которых мы не знали. Он мог превращать всё тело в огонь (к счастью, лишь на короткое время, а то поймать его было бы затруднительно), мог вытягивать Ману противников, мог внезапно ускорять свой полёт в разы, так что наше прежнее расположение оказывалось неоптимальным, а на острие атаки оказывался кто-то, кого срочно приходилось вытаскивать. Один раз две половинки даже поменялись местами — так что перед воздушной партией внезапно оказался устойчивый к физическому урону феникс, а наземной пришлось иметь дело с почти неуязвимым к магии. Но мы успели на это всё адекватно отреагировать, так что и тут рассказывать особо не о чем.
Настоящий сюрприз он преподнёс нам только в конце — когда после наших добивающих ударов обе половинки монстра вспыхнули и исчезли, оставив только облачко оседающих, как снег, сияющих перьев.
— Э… не понял, — пробормотал Такт. — А где, собственно, трофеи? Ингредиенты где? Новые формы Кнута?
И был вознаграждён тихим музыкальным смехом Вест Сиванму, которую он тут же бросился обнимать, как безумный, сообразив, что если бой закончился, а любовница всё ещё здесь, значит всё прошло по плану — Кнут сделал свою работу и удержал её в этом мире.
— Да чёрт с ними, с трофеями! Мне они не нужны, если ты есть!
— Конечно, от нас не остаётся так много мяса, как от других Зверей-Защитников, особенно от Лингуя, — докторским тоном сказал Куньлун. — Тем не менее, мы тоже можем принести пользу Героям, хоть и по-своему.
— И как же? — с большим интересом спросил я.
— Видите эти летающие в воздухе перья? Из каждого из них можно создать феникса-фамильяра, как мы делали при жизни. Эти создания имеют множество ценных свойств.
Глава 61. ПОЛУЧАЕТСЯ ТАКОЕ — ХОТЬ НЕ ГОВОРИ!
Я сам не знал, что был таким хорошим
И, в общем, был изрядно огорошен
Тем, что на Ситэ уж впору приносить цветы:
Трудами вашими я стал почти святым!
И я уже привык к трагическим ролям:
Невинный мученик и жертва короля.
…
А если на минутку мы допустим,
Что был я омерзителен и гнусен,
Что я нарушал устав, не чтил его совсем —
Одних бастардов наплодил сто сорок семь,
(А может и больше)
…
Святая Дева, я почти уже забыл,
Каким же всё-таки я в этой жизни был?
Канцлер Ги, «Крик души Жака де Моле»
Г: — Ничего не понимаю!
Или это мне приснилось?
Прохожу сейчас долиной —
Лошадь с крыльями летит!
Это что за наважденье?!
Правда, я вчера с волками
Переел опять конины,
До сих пор душа болит.
М: — Это ты о ней подумал,
Вот она и полетела
Полетела б и корова,
В замке крышу продавив.
Г: — Это вроде из Алисы…
Там, в Алисе были склиссы…
М: Не надейся, ты не первый.
Много, знаешь, нас таких.
У Йаванны все по струнке:
Шаг вперед — попытка к бегству.
Крокодилы не летают,
Ну а что не крокодил?
Я же как-то с недосыпу
Наваял летучих рыбок,
Изобрел хамелеонов
И драконов наплодил.
Алькор, «Муки творчества»
Берсеркер, Герой Щита:
Откровенно говоря, будь я прежним Гераклом, каким был при жизни — сейчас бы выпал хороший повод как минимум обидеться и затеять ссору, а то и в безумие в очередной раз впасть. Была у меня такая привычка — если кто обделил добычей, сразу воспринимать это как личное оскорбление. Не у меня одного, впрочем. Многие герои моего времени этим страдали. Да и тот же Кухулин, помнится, за свою долю готов был удавиться… ну или кого-то другого скорее удавить. Делёж трофеев — один из самых опасных моментов на войне бронзового века. Порой даже опаснее, чем само сражение с противником. Гарантированно опаснее, если во вражеском лагере героев нет, а в вашем их больше одного. Именно поэтому я в своё время взял Трою меньше чем за день, а та компания сумасшедших во главе с Менелаем провозилась десять лет. Не потому, что я был настолько сильнее следующего поколения героев (тот же Ахилл мне если и уступал, то не сильно), а потому, что у них почти всё время и силы уходили на внутренние распри, а собственно город они штурмовали так, по остаточному принципу. Мне же там ссориться было почти не с кем (и то — с Теламоном очень некрасиво получилось, хорошо ещё, что все живы остались).
Люди эпохи Пятой Войны могут сказать, что мы, их предки — крайне жадные и эгоистичные существа, большие дети, готовые затеять драку из-за игрушки. Да что там столь дальние потомки — ещё у Платона можно встретить фразу «Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!» И те, кто так говорят, будут даже правы… отчасти. В действительности всё несколько сложнее.
Не в жадности здесь дело и не в жажде славы, хотя то и другое, несомненно, свою роль играло. После того, как трофей был публично получен — хоть бы ради него пришлось вырезать целый город — типичный герой расставался с ним относительно легко. Но позволить недодать себе положенного вознаграждения — означало предстать в глазах современников терпилой, естественной жертвой, у которой можно — и нужно — отнять и всё остальное. Мир, где я родился и жил, постоянно пробовал человека на зуб — и в прямом, и в переносном смысле. И главное, чем выше стоял человек — тем чаще его пробовали. Ограбить свинопаса — невелико достижение. А вот опустить сына Зевса…
Я реагировал на подобные попытки ещё более резко, чем средний герой — поскольку меня постоянно пытались ограбить и обездолить не только люди, но и боги. Вернее, одна конкретная богиня, не буду повторять её имени. И что характерно, это у неё получалось. Простейшая петля с положительной обратной связью: у меня что-то отнимали, я от этого бесился, бешенство волоокая скотина превращала в безумие, от которого я терял ещё больше.
Смерть и попадание в Трон Героев меня от этого не излечили, скорее наоборот. Потомки про меня такого насочиняли, что мне при жизни и присниться не могло — вспоминать стыдно. И мне и это пришлось принять как часть собственной личности. Хорошо ещё, чуть ли не каждый аэд и рапсод, каждый автор комедии или трагедии норовил мне приписать другую мотивацию и характер — это давало определённую свободу выбора.
А потом пришло христианство — а с ним и то, что вы называете средневековьем. Эпоха Артурии сменила эпоху Кухулина — но меня, как ни странно, продолжали вспоминать. Одни христианские авторы, не церемонясь, просто скопом определили всех языческих богов в демоны — ну и я, соответственно, стал для них «сыном демона», образцом языческой грубости, греховности и невоздержанности в страстях. Не то чтобы мне сильно нравилась такая оценка — но она во всяком случае предоставила мне возможность взглянуть на своё поведение со стороны и понять, что оно может для кого-то не быть образцом, у кого-то вызывать неприязнь не только из личной враждебности ко мне, но и в контексте понятий о должном и недолжном.
Другая же часть авторов наоборот, пыталась представить меня как идеального рыцаря, «доброго язычника», «христианина до христианства». Перевирали они меня при этом не меньше, чем те же аэды, но совсем в другую сторону. И если воспоминания античного периода делятся между богом Гераклом на Олимпе и тоскующей тенью Геракла в царстве Аида, то «средневековье» для меня означает другую двойственность — я то предавался необузданному пиршеству насилия и свального греха, то погружался в глубокие философские раздумья о природе добродетели и назначении человека.
А с идеальными рыцарями есть, знаете ли, одна проблема. Среди их добродетелей — щедрость вразрез со здравым смыслом. Плюс общие христианские идеалы — нестяжательство и подставление второй щеки. Взгляните хотя бы на Артурию. Нет, на практике этого не было — но из меня-то пытались изобразить именно что сказочный идеал! В итоге я… ну не то чтобы стал именно таким, каким они меня представляли, всё-таки первичная матрица… первична, простите за тавтологию. Но в моём мыслительном арсенале появилось по крайней мере само представление о том, что жадность — это плохо. Или хотя бы может быть плохо. В некоторых случаях. Особенно когда она накладывается на кровожадность. Появилось понимание, что можно не объявлять личным смертельным врагом всякого, кто не додал тебе положенной доли — и при этом не быть беспомощным презренным ничтожеством. Ни в собственных глазах, ни, что важнее для моего времени, в глазах окружающих.
Так и вышло, что никакого трофея, кроме обычных пёрышек, я с Фэнхуана не получил, но все черепа, стены и колонны остались целыми. Арчер с Тактом, тем не менее, заметили какой-то нехороший блеск моих глаз. Они отошли в соседнюю комнату пошептаться о чём-то. Но быстро вернулись.
— Вам не стоит переживать об этом, мой друг, — Сиванму доверительно положила тонкие пальцы мне на локоть. — Когда пробудятся остальные Звери-Защитники, каждый из Героев сможет получить оружие из их душ. А до тех пор — я прекрасно понимаю, что время не терпит — небольшой подарок может сгладить вам ожидание.
Девушка попросила принести курильницу и отрезав прядь своих волос, зажгла в ней.