нного размножения», а «партию мира» — «партией ограничения рождаемости». Для местной политики и экономики это неразрывно связанные понятия.
Волны в этом смысле оказались идеальной когтеточкой, вокруг которой на время даже объединились партия войны и партия мира. Волны позволяли одновременно сохранить хорошие отношения с соседями, сохранить боеспособной армию и спасти страну от голода и разгула бандитизма. В любое другое время можно было выполнить только две из этих трёх задач.
Хотя… не совсем. Был ещё один способ — чисто технически не менее эффективный, чем Волны. Заставить детишек драться насмерть не с монстрами, а друг с другом. При этом тоже снижается численность, повышается уровень… ну и соседям совершенно наплевать. Одна из девушек рассказала мне, что раньше практиковали и это тоже — но появление большого количества зверолюдей, привыкших к убийству себе подобных, и при этом крайне недовольных властями, приводило к регулярным мятежам. Результатом одного из таких восстаний, переросшего в гражданскую войну, стал откол Шилдфридена. После этого эксперименты со смертельными учениями прекратили — тем более что надобность в них значительно уменьшилась. Когда нелюдских страны стало две, у них появилась возможность «точить когти» друг о друга, и частота конфликтов с человеческими государствами значительно уменьшилась.
Так что Джаралис опасался, что появление Героя на Волне Силтвельта может эту идиллию как-то испортить. И в общем-то не без оснований опасался. Я определённо не собирался ждать, пока пять или шесть дивизий «сточатся» о монстров, уменьшившись в численности на порядок, а выжившие повысят свой уровень. Я понимал, что здесь это традиционный способ оптимизации вооружённых сил — разменять количество на качество. Но всё это выглядит мило и бодро лишь до тех пор, пока ты восседаешь в кабинете за тысячи стадий от линии фронта, двигая медные фигурки по карте. Пока не слышишь криков умирающих детей, которых ты рационально записал в расходный материал. Пока не видишь, как льётся их кровь.
Я собирался решить вопрос максимально быстро и эффективно — и Джаралис это чуял, потому и беспокоился.
— Теперь в этом больше необходимости не будет, — попытался я его успокоить. — Биофабрика, добытая Лан… Героем Копья, многократно увеличит урожаи и позволит стабильно содержать большую армию, не бросая её в бой.
Джаралис фыркнул.
— Во-первых, с чего вы взяли, что Мелромарк с нами поделится таким стратегическим ресурсом? Или вы предлагаете закупать у него продовольствие на регулярной основе? Поставить себя в зависимость от главного врага?
— Мелромарк не поделится, но Герой Копья — да. Его уговоры я беру на себя.
— Вот если сможете уговорить за оставшиеся три дня — я отзову возражения и выскажусь в парламенте за то, чтобы разрешить вам участвовать в отражении Волны. До тех пор это пустые слова.
— Не пытайся мне овёс за пшеницу продать, кот. Как ты собираешься запретить мне участвовать в Волне, если я Герой и у меня на руке Щит? Меня туда перебросит, когда она начнётся, хочу я этого или нет. Выслать меня из страны ты не осмелишься, даже если бы я тебе это позволил. Или ты думаешь, что когда с небес хлынут монстры, я буду спокойно есть виноград и смотреть, как вокруг гибнут верящие в меня люди?
Джаралис немного опешил, но быстро нашёл ответ:
— Вы можете сражаться со младшими монстрами, но к боссу не суйтесь. В нужный момент мы его накроем церемониальной магией. Будет обидно, если и вас зацепит.
— То есть воевать с мелочью, пока Волна расширится на целую провинцию? Ваша армия ведь подойдёт далеко не сразу…
— Да! — рявкнул Джаралис. — Именно на целую провинцию! Мне нужно столько врагов, чтобы потом их можно было выбивать неделями! И вам это тоже нужно, потому что только так будет в безопасности ваш любимый Мелромарк! Уж не знаю, чем вас очаровала страна, где вас считают за дьявола… но я прагматик и готов принять и это.
— Сделаем вот что, — сказал я после некоторого размышления, когда Джаралис был уже готов взорваться (привычки Угвэя заразительны). — На эту Волну я пойду в полных силах, и возьму с собой несколько ваших летописцев, которые запишут весь бой в хрустальные шары, чтобы вы могли его подать так, как вам это будет выгодно. А после Волны — предъявим ультиматум Мелромарку — военная безопасность в обмен на продовольственную безопасность. И если он — или трое Героев — не согласятся, тогда я не только дам добро на войну, но и сам приму в ней посильное участие.
Разъярённый взгляд Джаралиса сменился на удивлённый. Такого он не ожидал. Но через несколько секунд с пониманием кивнул.
— Вы очень сильно доверяете Трём Убийцам, — констатировал он. — Ума не приложу, что вас могло связывать в прошлом, в том мире… но это что-то крайне важное. Вы согласились на это, только потому, что уверены — исполнять обещание не понадобится. Проблема в том, что я не доверяю ни им, ни вам. Если они окажутся менее щедрыми или менее лояльными вам, чем вы думаете, кто помешает вам просто отказаться от сегодняшних слов и заявить, что вы войну не поддерживаете? Мне нужны гарантии. Парламенту тоже.
— Будут вам гарантии. Я сегодня выступлю перед народом Силтвельта — в столице лично, для других городов — в записи. И пообещаю ему эту сделку. Подчёркиваю, не войну, не мир, а именно сделку, определяющую условия как войны, так и мира. После этого у меня уже не будет возможности сдать назад.
В оставшиеся три дня до Волны мне следовало обучиться на паладина Церкви Щита. Конечно, полный курс усвоить за такое время было нереально — в самом простом варианте обучение занимало год. Но даже два или три простейших умения могли сильно изменить расклад сил на поле боя, которое мне предстояло посетить. Выдайте крестьянину копьё и научите его тыкать остриём куда-то примерно в сторону врага. Воином он от этого не станет, но в то же время станет раз в десять опаснее, чем крестьянин без копья.
— Прежде всего вы должны понимать, — обратился ко мне паладин-наставник, — то, что я сейчас скажу, не является магической теорией, и ни в коей мере не описывает того, что в действительности происходит в тонком мире. Это лишь аналогия, простейшее сравнение для таких профанов, как вы и я. Как это работает в действительности, мне неизвестно, маги поумнее нас с вами в академиях не одну сотню томов расписали хитрыми формулами, от одного взгляда на которые у меня голова кружится. Я рыцарь, я служу Богу своим мечом, да простит меня Щит. Мне этой простой аналогии достаточно.
— Ну раз вам достаточно, то мне — и подавно, — усмехнулся я. Для той эпохи, откуда я явился, даже рыцари были высокой технологией будущего. — Я вас внимательно слушаю.
— Представим себе процесс сотворения заклинания как написание изречения на бумаге. Для этого вам понадобятся чернила, бумага и знание того изречения, что вы собираетесь написать. Мана — чернила, роль белой бумаги же исполняет мировой эфир. Тогда стихийная принадлежность вашей магии — это цвет чернил. Святая магия — это белый цвет, содержащий в себе все цвета, собранные вместе — изначальный «цвет» господней благодати, изливаемой на этот мир. Магия же проклятий — напротив, цвет чёрный, то есть отсутствие всякого цвета. Вы можете писать чёрным по белому, но писать белым по белому нельзя — надпись не будет видна. Магическое ядро — это цветное стекло. Оно фильтрует изначальную благодать, оставляя один «цвет», одну стихию, которой уже можно, так сказать, «писать», чтобы заклинания были видны.
— А всестихийное ядро в таком случае…
— Призма, что сохраняет все цвета, но разделяет их, предоставляя владельцу целый набор разных «чернил». Лично у вас же нет ни цветного стекла, ни призмы. Ваше тело наполнено изначальным «белым цветом».
— Тогда ремесленная и оружейная магия в этой аналогии…
— Всякий предмет имеет определённую стихийную склонность, свой «цвет», более или менее выраженный, но всяко отличный от белого. Поэтому по нему можно, условно говоря, «писать белой краской» — она всё равно будет выделяться. Стихийную магию на предметы тоже можно применять — «надпись» будет «видна» любым цветом, кроме его собственного.
При наличии такого примера, будь он сто раз условный и ложный, мне стало куда легче работать — на его основе я мог примерно вывести, что именно святая магия сделать может, а что нет — и соответственно, какие вопросы мне задавать в первую очередь, в какую сторону искать.
В первый день я изучил литанию исцеления от проклятий. Это была одна из немногих вещей, которые можно делать «напрямую», без посредничества артефактов. Потому что по сути это не магия, а антимагия — «белый» цвет священной магии заполняет «черноту» проклятой, взаимно нейтрализуясь и оставляя просто фон. Конечно, против мастера уровня Сильваны мои попытки были бы смешны, но, к примеру, ожоги, которые мне оставили те мумии, я бы свёл уже самостоятельно — пусть и не так быстро, как сделал церковный хор.
Во второй день я освоил литанию создания святой воды. Удивительная, надо сказать, штука. Для её создания всегда используется одна и та же мантра, достаточно простая и короткая. А вот эффектов может быть под полсотни разных — в зависимости от того, какая литания будет прочтена при высвобождении заложенной силы. Излечение физических ран, снятие проклятий, изгнание демонов, уничтожение нежити, восстановление Маны, восстановление Духа, восстановление Здоровья, восстановление Ци, повышение различных характеристик людей, которые её пили, или оружия, которое ею смачивали… С такой универсальностью, без зависимости от ингредиентов (всего два сырья — мана и обычная чистая вода), Церковь бы легко изгнала с рынка алхимиков — если бы не одно но. Не только создавать воду, но и применять её должен обладатель духовного сана. Даже если тебе расскажут нужную литанию — без посвящения она в твоих устах работать не будет. И да, сан должен быть той же Церкви, что создала воду. Вернее, не совсем так — клирики Церкви Щита и Церкви Трёх могли использовать воду Церкви Четырёх — но не друг друга.