— Таким традиционным образом конечно же никогда, — согласился Мэттью и поставил бокал на столик. — Хочешь, я скажу тебе, как можно выпить всю эту бутылку? — неожиданно понизив голос до шепота, произнес он и, взяв у нее из рук бокал, привлек к себе. — Можно вылить шампанское на твое обнаженное тело и слизать языком с твоей кожи каждую капельку, выпить до последнего пузырька, а после этого…
Дженнифер хотела было рассмеяться, но его слова возымели совершенно иной эффект. Картина, возникшая в воображении Дженнифер, вызвала у нее мелкую дрожь. Угадав ее возбуждение, Мэттью со стоном впился ей в губы.
Он уже принялся расстегивать пуговицы ее платья, когда раздался стук в дверь. Чертыхнувшись, Мэттью пошел открывать. Оказалось, что это официант. Пока тот закатывал в номер уставленный закусками столик, девушка почувствовала, что ее лицо пылает от смущения. Блюда вполне соответствовали представлению о романтическом ужине для двоих и наверняка обошлись в кучу денег. Омары, лесная земляника, шоколадный десерт — Дженнифер чувствовала, что не устоит перед соблазном. Все эти изыски дополнялись бутылкой превосходного вина. Правда, на вино мнимые новобрачные особенно налегать не стали.
— Довольна? — спросил Мэттью, когда она закончила с десертом.
— Нет. Пока нет. Не совсем…
— Не совсем?..
— Только после того, как попробую главное блюдо, — от волнения Дженнифер перешла на шепот, хотя дверь была надежно закрыта. Мэттью стремительно поднялся и, склонившись над ней, приподнял с кресла и сжал в объятиях.
— Ах, моя милая, ты сама не знаешь, что делаешь со мной, — с хрипотцой в голосе прошептал он. Боже, какой невыносимой мукой наверняка были для него эти последние несколько недель, какими тяжкими усилиями ему удавалось сохранять контроль над собой.
— Иди сюда. Иди ко мне, — прошептал он, как будто забыв, что уже и без того держит ее в объятиях. Сжимая ладонями лицо Дженнифер, он осыпал ее жадными поцелуями.
— От тебя, как от ребенка, пахнет шоколадом, — как-то невпопад пробормотал он.
— А от тебя… — Ее глаза расширились от нахлынувшей страсти, сопротивляться которой она уже больше не могла, да и не хотела. — От тебя… пахнет тобой, Мэттью, и это самый лучший в мире запах… я готова вдыхать его всю свою жизнь. Ты мой единственный, я хочу тебя, хочу отчаянно, до головокружения, до обморока. Хочу прикасаться к тебе, хочу обнимать тебя, целовать…
Дженни услышала, как Мэттью глухо застонал. Это был стон сгорающего от нетерпения самца. Она коснулась кончиками пальцев его горла, как будто желая нащупать то место, где заперт этот мучительный стон. Как ей нравилось притрагиваться к его коже! Ощущать близость сильного тела. Как она любила обнимать его, любила саму мысль о том, что ее прикосновения моментально возбуждают этого мужчину.
— Обеими руками? — поддразнил он ее как-то раз, когда девушка впервые нежно обняла его. Твои объятия просто творят со мной чудеса, Дженнифер, хватит даже одной руки, чтобы…
— Одной, так одной, — шутливо подтвердила она. — Но как-то приятнее все-таки обнимать тебя вот так, двумя руками!
— Ладно, не будем, — смеясь, согласился Мэттью.
Правда, смех его резко оборвался, когда, неожиданно осмелев, Дженни, принялась осыпать нежными поцелуями его вздыбленную, принявшую крепость камня, плоть.
Когда свет был погашен и огромная, шикарная постель погрузилась в целомудренную полутьму, Мэттью медленно раздел Дженнифер. Они уже и раньше ложились обнаженными в одну кровать, но на этот раз все было по-другому… по-особому… Он отошел немного в сторону и как-то по-новому посмотрел на нее. Девушка ощутила невольную дрожь. Как долго ждали возлюбленные этой ночи, и вот наконец она настала! Ночь, которая скрепит их отношения, станет проверкой на верность и преданность друг другу.
Им обоим уже были известны заветные мечты каждого из них. Они знали, кем станут, чего ждут от будущего. По окончании университета оба будут трудиться на благо людей, причем вдали от дома, а перед отъездом обязательно поженятся. В сущности, Мэттью был таким же идеалистом, как и Дженнифер, даже большим. Он беззаветно верил в свое предназначение альтруиста, защитника слабых и страждущих.
— Мы можем, нет, мы обязаны помочь им! Это наш долг — кто, как не мы сами, ввергли их в нищету. Западные страны в прошлом нещадно эксплуатировали Африку, не давая ничего взамен. А ведь нам есть чему у этих народов поучиться! Да, они бедны в материальном отношении, но зато богаты духовно, и главное их богатство — гордость, обостренное чувство собственного достоинства.
Отец не одобряет моих планов, сама знаешь, да и дед тоже. Но я ни за что не отступлюсь. А если отступлюсь, то просто перестану себя уважать… Не смогу спокойно жить, замучит совесть — со страстью объяснял он ей, и та точно знала, что это не поза.
Идеализм Мэттью завораживал Дженнифер, притягивал ее, словно магнитом, к любимому человеку. Правда, одновременно она понимала, что по этой же самой причине не может быть уверена в том, что сердце дорогого ей мистера Эггермонта будет всегда безраздельно принадлежать только ей одной.
Возлюбленный во многом напоминал ей отца — обоими в жизни руководила гордость, преданность собственным идеалам и убеждениям. В этом смысле Мэттью был почти точной копией мистера Уинслоу.
— Теперь твоя очередь, — прошептал он, по-прежнему не сводя с Дженнифер нежного и любящего взгляда. Медленно и осторожно она принялась раздевать его, чувствуя, что от возбуждения у нее легонько дрожат пальцы.
— Нет, так нечестно, — запротестовала она, когда Мэттью, не дожидаясь, когда она закончит свое занятие, нагнул голову и стал целовать ее в шею, ласково поглаживая обнаженную грудь. Дженнифер зажмурила глаза, прислушиваясь к тому, как реагирует на его ласки ее тело. Его губы скользили по ее плечам, вскоре девушка ощутила, что они подобрались к груди и накрыли твердую горошинку соска.
Дженнифер застонала. Она впилась ногтями в спину Мэттью, но тот, похоже, абсолютно не почувствовал боли и не прекратил своего занятия, которое с каждой секундой распаляло ее все больше. Запустив пальцы в его волосы, она страстно прижала к себе его голову.
Каким-то образом она оказалась на постели. Каким-то образом Мэттью сбросил с себя одежду. Каким-то образом он уложил ее на спину так, что смог устроиться на коленях между ее раскинутых ног. Нагнувшись, принялся покрывать поцелуями бархатистую кожу ее живота. Не в силах сдерживать себя, Дженнифер ответила на его ласки так, как она давно мечтала. Выгнув дугой спину, она рывком подалась навстречу его жарким губам и языку. В брызгах шампанского не было никакой необходимости, ее трепещущее от страсти тело покрылось мельчайшими бисеринками пота. Но, несмотря на упоительное ощущение от его прикосновений, происходящее было далеко от того, чего Дженнифер жаждала в этот миг. Довольно прелюдий…
— Ты уверена, что готова принять меня, впустить в свое тело? Ты действительно хочешь меня? — допытывался Мэттью хрипловатым от страсти голосом. В ответ Дженнифер лишь потянулась к нему, не то умоляя, не то настойчиво требуя, чтобы он сейчас же и как можно глубже вошел в нее.
— Да, да, да… — простонала она.
Она впилась в него взглядом — одновременно и нежным, и жадным.
— Я боюсь сделать тебе больно, — признался Мэттью слегка неуверенным тоном.
Однако неуверенность и легкий испуг читались лишь в его голосе. Что касается его тела, то оно было преисполнено мужественной решимости. Расширившимися от желания и любопытства глазами Дженнифер наблюдала, как Мэттью накрывает ее своим мускулистым телом. В эти секунды он был прекрасен как античный герой.
Она негромко ойкнула, почувствовав, как их обнаженные тела соприкоснулись.
— Тебе больно? — заботливо поинтересовался Мэттью.
Дженнифер удалось выдавить из себя короткий смешок, немного глупый в такой ситуации.
— Да, — ответила она. — Больно, потому что… потому, что я очень хочу тебя…
Ей не удалось закончить начатую фразу, потому что ощутила первый могучий толчок проникшей в нее твердой как камень плоти, толчок, которого жаждало ее женское естество.
Слова были бессильны передать ощущение, испытанное Дженнифер от физической любви. Скорее всего, самым верным словом, была боль, сладостная, упоительная боль, несущая с собой столь острое наслаждение, сравнить которое можно было разве только с агонией, ощущением пребывания на грани жизни и смерти. В эти упоительные секунды весь мир, вся Вселенная, уменьшались до размеров одной только постели, на которой невозможно было ощутить ничего, кроме ритма, в котором в бешеном танце сплелись тела мужчины и женщины.
Захлебываясь от нахлынувшей на нее страсти, Дженнифер без конца повторяла имя Мэттью, все сильнее вжимаясь в его бесконечно дорогое тело.
Правда, длилось это блаженство считанные мгновения — оба были слишком возбуждены и разрядка наступила быстро. Дженни чувствовала себя на грани оргазма еще до того, как ее возлюбленный вошел в нее, а тот уже был не в состоянии контролировать себя.
Не успела она по-настоящему ощутить первый взрыв опустошительного блаженства, как Мэттью вдруг хрипло выкрикнул ее имя, обдавая долгой горячей струей семени ее лоно.
Потом они еще какое-то время лежали молча, так и не расплетая объятий.
— В другой раз все будет лучше, — первым нарушил тишину Мэттью. — Я сделаю так, что это будет длиться гораздо дольше.
— Лучше… чем это? Такое невозможно! — заверила его Дженнифер, все еще пребывая в состоянии парения.
— Ах, моя девочка, ну разве не чудо, что я тебя полюбил? — нежно произнес он. — Я ведь мог вообще не встретить тебя. Ты могла вообще не родиться. И я даже мечтать не мог, что со мной произойдет нечто подобное. Смешно, но у меня и в голове не было мысли в кого-то там влюбляться. Тем более связывать себя серьезными отношениями женщиной. Хотел подождать лет до тридцати. Но увидел тебя и…
— Я тоже увидела тебя и пропала. Нет, наоборот, возродилась!