Мы мгновенно перестроились и поспешили на выручку боевым товарищам. Даже оказавшись в клещах, императорские драгуны бились отчаянно и сумели организовать круговую оборону. Насколько я знал, командовал ими все тот же герцог Вюртембергский, а он бился с полозами не первый год, так что должен сдержать натиск врага до нашего прибытия.
Что же до лагеря — оставалось лишь надеяться, что защитники справятся.
Быстро сократив дистанцию до ближайших противников, мы обрушились на них кованым из черного абсолюта кулаком. Воздух раскалился от выпускаемой энергии, а визг и стрекот разрываемых на части полозов не смолкал ни на миг.
Стоило отдать ненавистному врагу должное, он хорошо просчитал действия армии Российской империи. Но не учел одного — отряда вороненых драгунов. Мне уже приходилось сражаться бок о бок с другими боевыми доспехами, но, при всей своей мощи, они не шли ни в какое сравнение с проклятыми. Воронёная броня сдерживала разрушительные удары, а охваченное черным пламенем оружие возвращало их с троицей.
Руины разрушенного Лейпцига тонули в крови врагов, но даже такое ее количество не могло утолить тот голод, что испытывали воронёные драгуны и их управители. С каждым убитым полозом нам хотелось еще. Но если я мог справляться с черной яростью, то моему отряду приходилось прилагать все усилия, чтобы держать гнев в узде.
Пятью черными тенями мы раз за разом взвивались в воздух, чтобы голодными ястребами спикировать вниз, сея вокруг себя смерть и разрушение. Вскоре нам удалось прорвать кольцо полозов и образовать в их неровном строю достаточно широкую брешь. Герцог Вюртембергский живо смекнул, что к чему, и приказал своим бойцам отступать к лагерю.
Но никто не бежал. Часть бойцов тащила на себе поврежденные боевые доспехи и заключенных в них товарищей, тогда как те, что могли биться, ожесточенно и методично истребляли врагов человечества.
Мой отряд отходил последним, принимая основной удар на себя. В какой-то момент я заметил, что натиск полозов ослаб. За нашими спинами раздался залп, и с холма в них полетели пушечные ядра и сгустки энергии.
Защитники лагеря отбились!
— Герцог! — хрипло крикнул я.
— Мы с вами, граф, — Вюртембергский без лишних слов понял, что я замыслил. — Ведите!
— Вперед! — мой громкий усиленный Чернобогом крик заставил оставшихся полозов содрогнуться.
Только что пятившиеся драгуны на секунду замерли, после чего волной смертельного прилива хлынули на врага. Ближайших к нам тварей буквально смело за мгновения — строй боевых доспехов прошел сквозь их содрогающиеся окровавленные тела, как нож сквозь масло. Изверги и вовсе без счету дохли под коваными сапогами, словно мелкие насекомые — их даже не замечали.
Поначалу твари пытались сопротивляться, но потом поползли прочь. Но с холма к нам ринулось подкрепление, и бой превратился в побоище. Полозы пытались скрыться под землей, но драгуны отзывали оружие, хватали их за хвосты и вытягивали обратно, где змеи находили быструю и кровавую смерть.
Кровавая баня продолжалась до тех пор, пока последняя тварь не испустила дух, и над руинами Лейпцига не воцарилась абсолютная тишина. Ее нарушило лишь шуршание снега по броне из абсолюта, да едва уловимое завывание притихшего, будто от ужаса, ветра.
Драгун герцога Вюртембергского отсалютовал мне, после чего повел своих бойцов в сторону лагеря. Я же с отрядом остался стоять посреди покрытых пеплом руин. Снежинки медленно и грациозно кружились в студеном воздухе. Они робко и осторожно опускались на землю, скрывая своей белизной уродство войны.
— Сеча весела, — довольно прогудел из своего вороненого драгуна Степан. Кровь полозов покрывала его с головы до ног. — Да жаль, что коротка.
— Жаль, всех гаденышей не придушили, — согласно кивнул Влад и задумчиво добавил. — Чудно, что они просто сбежали, как шелудивые псы. Сколько живу, не припомню за ними такой трусости.
— Это не трусость, а тактика, — задумчиво произнес я, глядя на комья земли вокруг подземных тоннелей.
— А когда кошка задницу себе лижет — это тоже тактика? — недовольно фыркнул Влад. Даже из-под шлема драгуна его голос звучал по-старчески брюзжащее и недовольно. — Они же черви, твари скудоумные. Откуда им такое слово ведать?
— Поначалу ими управляли так называемые владыки. Они не отличаются умом, но что-то да могут. А теперь, когда пробудился Великий Полоз, он сам ведет свое воинство.
— Это что выходит, если он сам больше, то и умнее? — поинтересовался Степан. — Такое бывает? — его воронёный драгун повернул шлем к Кощею Распутина.
— Бывает, да только не в твоем случае, — удрученно выдохнул Григорий Ефимович, смерив старого знакомца холодным взглядом линз. — Ты бы у меня в Академии экзамен не сдал.
Степан рассмеялся, а вот Тихон, наоборот, насторожился.
— Если Великий Полоз много знает, значит, он способен учиться, — тихо произнес он. — Мог он перенять у Наполеона какие-то хитрости полководца?
— Вполне, — уверенно кивнул я и окинул взглядом поле боя. — И совсем недавно мы стали свидетелями одной из таких уловок. Если раньше полозы просто перли напролом или устраивали засады, как хищники, то теперь они способны планировать, действовать сообща, совершать ложные маневры.
— Они учатся быстрее, чем многие, — согласился Распутин и тут же поправил сам себя. — Точнее не они, а Великий Полоз. Рядовые твари просто исполняют его волю. Убьем его — отсечем голову…
— А потом раздавим недобитков, — не успел Степан договорить, как сапог его драгуна опустился на череп ближайшего дохлого полоза. Кость с мерзким хрустом сломалась, а управитель, посмеиваясь, раздавил содержимое черепной коробки. — Вот так.
— Пожалел бы порченых, — недовольно произнес Тихон. — Им все это с твоей брони счищать.
— Это Боженька всех жалеет, брат, — беззаботно откликнулся Степан, — а мое дело — иное, как и твое. Каждому своим заниматься должно: нам — полозов бить, порченым — драгунов наших латать.
— Мы так и будем тут стоять и трепаться? — встрял Влад и покосился на меня.
Даже сквозь линзы шлема я почувствовал его неприятный взгляд. Пусть этот управитель и подчинялся моим приказам, это не значило, что мы стали добрыми друзьями. Впрочем, с меня достаточно и первого, а без второго уж точно проживу.
— Возвращаемся в лагерь, — приказал я и направился обратно.
Быстро забравшись на холм, мы сразу же осмотрелись, оценивая нанесенный врагом ущерб. Радость от победы начала быстро сходить на нет…
Часть палаток горела, а часть оказались погребенными землей, когда полозы вырывались на поверхность. Некоторые пушки были повреждены, но, насколько я мог судить, подлежали восстановлению, как и защищавшие ставку командования драгуны.
Как ни печально, но тварям удалось потрепать и солдат. Тут и там лежали убитые, хватало и раненых. По алому от крови снегу между ними метались доктора пытаясь помочь всем и каждому. Но для некоторых было уже слишком поздно.
— Твари за это заплатят, — проскрежетал Влад, оглядывая поле боя. Его воронёный драгун сжал массивные кулаки. — За каждую жизнь, за каждую каплю крови и пота заплатят, суки!
— Обожди, скоро мы с них спросим, друже, — Степан положил руку на плечо боевого товарища. — Потерпи еще чутка…
— Я всю жизнь жду и терплю, — драгун Влада дернул плечом, сбрасывая чужую руку. Не говоря больше ни слова, он широкими шагами побрел к стоянке боевых доспехов.
Проводив удаляющуюся черную фигуру взглядом, я решил не останавливать старика. Да, приказа расходиться не было, но Владу и так стоило большого труда держать себя в руках. Он дольше других находился под гнетущим воздействием проклятья воронёного драгуна. То, что этот мужчина сумел сохранить рассудок, уже приравнивалось к подвигу.
— Не серчай на него, командир, не со зла он, — Степан проследил мой взгляд. — Старик всех своих сыновей в битвах с полозами потерял, а сам, видишь, все еще под небом ходит. Тяжко ему все это видеть…
Я кивнул и попросил управителя:
— Пригляди за ним. Нам нужно, чтобы он пришел в себя к моменту решающего боя.
— Пригляжу, — без заминки ответил Степан. — Но ты не переживай, он калач тертый, когда нужно будет биться — вдарит так, что мало не покажется.
— Командир, — вмешался в наш разговор Тихон, — могу я покинуть драгуна и помолиться на здравие раненых и упокой душ убиенных?
— Конечно, — я жестом распустил отряд.
Рядом остался только Распутин. Мы последними подошли к стоянке. Злата осталась внутри Чернобога, а я покинул драгуна и спустились на землю следом за бывшим наставником. Здесь нас поджидал герцог Вюртембергский.
— Хороший бой, граф, — он с толикой восхищения окинул возвышавшегося за моей спиной Чернобога. — Если бы не вы, нам бы туго пришлось. Примите мою благодарность. Я вам обязан.
— Я сделал лишь то, что должен был.
— И сделали это крайне своевременно и эффективно, — губы герцога слега растянулись, обозначая учтивую улыбку. — Я лично доложу светлейшему князю о доблести вашего отряда и его командира, а сейчас, прошу меня простить.
— А вы, граф, ничего не хотите доложить светлейшему князю? — поинтересовался Распутин.
— О чем? — не понял я.
— Скажем, о неподобающем поведении Влада, — глаза моего бывшего наставника прищурились, взгляд стал настороженным и испытывающим.
— Он не сделал ничего, что достойно порицания, — я лишь махнул рукой. — К тому же, Григорий Ефимович, я прекрасно понимаю, кто находится в моем отряде и чего каждому стоит держать себя в руках.
— Хорошо, если так…
— Вы не желаете отдохнуть? — я заметил испарину на лбу собеседника и сменил тему.
— Пожалуй, — Распутин обогнал меня и пошел вперед, привычно ссутулившись и заложив руки за спину.
Я проводил его взглядом и поспешил к шатру Кутузова, чтобы обсудить взятие Парижа.
25. Увидеть Париж и…
Зима не щадила никого. Даже Европе досталось снега и морозов. Реки стянул лед, дороги завалило так, что идущим впереди драгунам приходилось расчищать путь для остальной армии. Ветра пели в унисон тонко и печально, словно оплакивали души павших в боях за эту землю солдат.