оя начальница оставила его в живых.
Конечно, можно было догадаться, что пленник ее – один из тех «дейчей», с кем они там сражаются, помогая стране Эс-Эс-Эс-Эр. Но все же, хорошо зная свою командиршу, я сомневалась до последнего. Это казалось немыслимым – чтобы капитан Ария Таним взяла личного пленника, да еще и послала его сюда, на корабль, поручив моим заботам… Просто чудеса какие-то. Нет, штурмовая пехота иногда берет пленных во время боя, в обычном, так сказать, порядке, но личный пленник, особенно хуманс – это не столько собственность, сколько ответственность. Объявив этого хуманса своим личным пленником, моя командир обязалась, что под ее руководством он превратится из врага в полезного гражданина Империи. Вот это и удивительно. Капитан Ария Таним слишком сурова даже для того, чтобы оставить врага в живых, не говоря уже о том, чтобы взять над ним опеку. Что же такого необыкновенного в этом дейче? Мерзавцы – они и есть мерзавцы, а он – один из них. Мы уже знаем, что все они – захватчики, грабители и убийцы, и никто из них не заслуживает пощады…
Словом, мне хотелось поскорее взглянуть на этого уникального хуманса. И я в нетерпении топталась в ангаре, ожидая прибытия шаттла, который должен был доставить на борт мое новое задание.
Когда же я наконец его увидела – бледного, взлохмаченного, напряженно озирающегося, в помятой и не совсем чистой унылой серой форме – то просто растерялась на мгновение. Он и вправду вызывал сострадание и ничуть не походил на тот образ кровожадных дейчей, который я себе успела составить, посещая политинформации. Этому мальчишке было не больше шестнадцати-семнадцати лет, и он выглядел почти так же, как те юные самцы хумансов, с которыми нам, сибхам, дозволяли «играть», потому что девочки-хумансы в таком возрасте еще не дозрели до таких занятий. В этом юноше просвечивало что-то детское, наивное. И когда я на него смотрела, я мысленно хвалила свою командиршу за то, что она не лишила его жизни. Он явно не мог быть злонамеренным убийцей. Но как ОНА это почувствовала? Ведь в пылу боя она едва ли различала, кто из дейчей достоин пощады, а кто нет. Да, хотелось бы мне знать, как ему удалось избежать смерти… Ну, ничего, немного терпения – очень скоро я смогу выяснить все, что мне нужно, и он сам мне об этом расскажет.
Мальчишка был высокий и худенький, и очень светлокожий. Его волосы носили чуть рыжеватый оттенок. А глаза у него были синие… Вот прям такие синие-синие; первый раз я видела у хуманса такой цвет глаз. И у меня внутри что-то дрогнуло, когда я заглянула в его глаза, и повлекло меня к нему с неимоверной силой… Мне даже стало немного не по себе от этого. Мы, сибхи, очень легкомысленные и оттого влюбчивые, а потому нам постоянно надо с этим бороться… Я постаралась ничем не выдать своего состояния. Да, хуманс этот и вправду необычный. И очень красивый… Черты лица у него резкие, будто бы заостренные. На подбородке ямочка… Легкий пушок над верхней губой… Отчего-то он очень грустный. Ну ничего… Я уж позабочусь о нем – во всех смыслах этого слова. Думаю, что мне удастся его взбодрить. Похоже, что этот мальчик совершенно не имеет сексуального опыта… Я всегда точно могу это определить, потому что уж у меня-то опыт большой. Его молодой и крепкий организм распространяет вокруг себя гормоны… феромоны… и прочее, отчего в голове такой приятный туман, который, однако, вовсе не мешает мне ясно мыслить.
Постаравшись ничем не выдавать своих далеко идущих намерений, я представилась ему; в ответ он тоже назвал свое имя. Я сразу решила, что буду называть его на свой манер. Мы, сибхи, не любим длинные имена… Для меня он просто Альф – и точка.
Затем я повела его в предназначенное для него помещение, держа при этом за руку, как ребенка. Но он не возражал. Забавно было наблюдать, как он вздрагивает при виде попадающихся нам навстречу темных эйджел. И ничего они не страшные, просто выглядят немного необычно для таких, как он… Но потом вроде бы Альф к ним немного привык и больше не размахивал руками, когда навстречу попадались пилоты отдыхающей смены или же тактики.
Показав ему его каюту, я вышла, чтобы юноша мог освоиться. Но через некоторое я подумала, что надо бы объяснить ему, что да как, и вернулась обратно. Что поделаешь – у меня совсем не было опыта в том, как обращаться с пленниками моей командирши…
Хоть он и выразил неудовольствие тем, что я зашла в его каюту без разрешения, но все ж вернулась я не зря. Он даже не смог найти душевую, чтобы наконец смыть с себя грязь, а вместо этого стал примерять одежду… Пришлось ему малость подсказать, что где находится. Я бы с удовольствием осталась и посмотрела бы, как этот красавчик раздевается, а потом еще и потерла бы ему спинку, но он так настойчиво меня выпроваживал, что пришлось выйти. Я слышала, что хумансы Старой Земли очень застенчивы, и вот теперь смогла лично в этом убедиться. Однако это еще больше меня раззадорило. Я непременно соблазню этого юного красавчика! Уж наверняка Ария рассчитывает на это, желая, чтобы ее пленнику было хорошо и комфортно здесь, на корабле.
И еще раз зашла я в его каюту, рассчитав так, чтобы уже застать его одетым. Он опять сердито на меня посмотрел и укоризненно покачал головой. Но я пропустила все это мимо своего внимания – что поделаешь, раз он такой дикарь! Ничего, перевоспитаем… но это уже после, а сейчас нам предстояло наиважнейшее дело. Я должна была отвести его в гипнопедический кабинет для того, чтобы с ним провели первый урок русского языка.
Бедный Альф! Как же он испугался, оказавшись в кабинете, где его уже ждала медтехник Тая Лим. Можно было подумать, что ему предлагают сесть на электрический стул, а не в гипнопедическое кресло! Он не мог знать смысла предстоящей процедуры, а если б знал, то не боялся бы. Ведь ему наверняка хотелось общения… Что ж, после сеанса никто не помешает нам разговаривать хоть часами напролет. Тем более что я ДОЛЖНА буду говорить с ним – хоть о чем, так как ему следует приобретать навык использования чужого языка.
Тяжко вздохнув и обреченно склонив голову, он все же садится в кресло. Ха-ха, наверное, подумал, что если будет упираться, его запихают туда силой…
Пятнадцать минут – и сеанс окончен. Альф просыпается, по-детски протирает глаза, сонно озирается. Затем его взор устремляется на нас с Таей, и он принимается растерянно моргать, пытаясь осознать тот факт, что понимает каждое слово нашего с ней разговора. Я предлагаю ему пойти поговорить… Он кивает, осторожно слезает с кресла и выходит вслед за мной, пробормотав Тае напоследок что-то вроде: «Благодарю вас, уважаемая фрау…»
– Ну, как самочувствие? – уже в коридоре вкрадчиво осведомляюсь я. При этом я нежно беру его за локоток, показывая, что не против того, чтобы немного сблизиться. Однако он чуть отстраняется – я удивлена и слегка раздосадована. Впрочем, это он, возможно, от шока – так уговариваю я себя. Ведь он и подумать не мог, что можно за несколько минут освоить чужую речь… Тем не менее мне приходится убрать руку с его локтя и взять, как раньше, просто за руку, по-дружески.
– Прекрасное самочувствие… – тихо произносит он с акцентом, при этом с изумлением вслушиваясь в звучание собственных слов.
– Тогда говори! – весело приказываю я ему. – Говори немедленно! Иначе все забудешь, и тогда тебе придется вскрывать мозги и вкладывать знания прямо туда…
– Что? – он чуть приостанавливается, бледнеет и принимается моргать, хлопая светлыми ресницами – милый такой дурачок, совсем юмора не понял. – Что вы иметь в виду?
– Ну, Тая возьмет большую пилу и распилит тебе череп… – вдохновенно юморю я. – А потом насыплет внутрь белого порошка – и тогда ты никогда уже не забудешь русский язык! Понятно?
Несколько мгновений он потрясенно молчит, наблюдая за моим лицом, которое я из последних сил сохраняю серьезным.
– Вы шутить над меня… – наконец с облегчением говорит он и улыбается.
Я начинаю смеяться.
– Конечно, шучу! А ты поверил?
– Да, – кивает он; в его глазах пляшут веселые искорки.
– Нет, пила нам точно не понадобится, – говорю я, – а вот ножницы нужны позарез! – Я окидываю его критическим взглядом.
– Ножницы? – удивляется он. – Зачем? – И тут же, просияв, запускает пятерню в свою буйную шевелюру. – Резать это!
– Не резать, а подстригать, – сурово поправляю я.
– Да-да… Под-стри-гать… – охотно кивает он и принимается шевелить губами, пытаясь привыкнуть к произношению. – Вы уметь?
– Умею, – говорю я. – Я хоть и выгляжу маленькой, но умею все, солнце мое… – Говоря это, я провожу языком по губам.
Но он будто бы не замечает моего откровенного заигрывания. Почесав в затылке и несколько секунд подумав, он разводит руками.
– Солнце здесь нет, фройляйн Эри… – растерянно говорит он.
– Да и пусть нет! – говорю я, досадуя, что он не поддается на мой флирт; тупой дейч, не понимающий нашего русского юмора. – Идем, буду приводить в порядок твою голову…
Стригла я Альфа в его каюте. Мы, сибхи, были все обучены основам парикмахерского искусства. Ножницы звонко щелкали; Альф, храня серьезное выражение лица, смотрел на себя в зеркало. Летели во все стороны его светлые волосы… А я, прикасаясь к нему, чувствовала, как возбуждаюсь. До чего он нравился мне, этот синеглазый дейч! Такого чувства я еще никогда не испытывала за свои двадцать три года, хотя у меня прежде было много парней. Но никто из них не вел себя так, как Альф! Приходя ко мне, они точно знали, чем мы должны заниматься, а это прямо как какой-то котенок…
Со стрижкой он стал еще красивее, чем прежде. Вид у него теперь был такой аккуратный, ухоженный, он стал казаться как будто бы взрослее. Он долго крутился перед зеркалом, расчесывая себя и так, и эдак, и видно было, что он доволен.
Наконец он положил расческу на полочку и, повернувшись ко мне, слегка поклонился со словами:
– Спасибо, фройляйн Эри! Мне очень нравится стрижка.
– Пожалуйста, Альф, – ответила я.
– О, мне нравится, как вы меня называть… – сказал он, по-детски счастливо улыбаясь.