[20], что тут началось, как только мы объявили об этом решении! Эти упрямые и недалекие люди никак не хотели уходить из своих домов, считая, что такая «цивилизованная» армия, как германская, не сделает им ничего плохого. Если основном народ уходил и уезжал из города молча, настороженно вслушиваясь в грохочущую вокруг Минска канонаду, то евреи голосили за всех остальных вместе взятых, оглашая окрестности мольбами, жалобами и проклятиями. Но раз советская власть сказала: «эвакуация» – значит, все должны подчиниться этому указанию и отправиться на восток по единственной дороге жизни, ибо остальные пути перерезаны врагом. Ради того, чтобы держать этот путь открытым, сейчас сражаются и умирают бойцы Красной Армии и имперской штурмовой пехоты. Бои вокруг коридора жизни по своему накалу ничуть не уступают попыткам штурма города, производимым в основном с Заславльского и Логойского направления. Поэтому бойцы НКВД, которым предписывается обеспечить эвакуацию, были безжалостны. Если человек не хочет спасать свою жизнь добром, его принудительно потащат на веревке.
Скорбь по оставляемому имуществу и домам, в которых родилось не одно поколение этих людей, перевешивала у них страх за собственную жизнь. Мы предлагали им бросить все, что было «нажито непосильным трудом» и уходить в неизвестность, а им хотелось верить, что если они останутся, с ними не произойдет ничего страшного. Рассказы о том, что с ними сделают фашисты, когда ворвутся в город, они воспринимали с недоверием, как коммунистическую пропаганду, тем более что евреи-коммунисты, которые считались в основной местечковой массе отщепенцами, уехали в первых рядах и повлиять на настроение масс никак не могли. Как самые политически подкованные, они уже знали, что готовит их народу новый немецкий порядок, и стремились всеми силами увеличить расстояние между собой и фронтом. Зато разные юркие личности пытались затаиться, спрятаться, в том числе и в подвалах домов, чтобы переждать там бои за город, и вылезти наружу уже при немцах. Как говорится, нет предела человеческой глупости.
Тактик-лейтенант Алиль Фа, которая со своим чемоданчиком сопровождала меня повсюду (за исключением, естественно, сортира), сказала, что если эти люди останутся в своих домах после ухода Красной Армии, то никто из них не доживет до освобождения, как бы скоро оно ни наступило. Такова нацистская идеология – делить людей на высшие и низшие расы. Хотя она, как темная эйджел, ничуть бы не скорбела по утрате столь некачественного человеческого материала, который упирается даже когда его спасают. Ведь в этой толпе почти нет потенциальных граждан даже третьего класса, преимущественно одни будущие пеоны, но ради того, чтобы спасти их никчемные жизни, бьются и умирают действительно стоящие люди.
– Ведь ваши солдаты, – говорила она, – призванные в территориальное ополчение, дерутся яростно, ничуть не уступая в упорстве кадровым воинам, и именно их жизни, после выполнения основного задания я бы спасала в первую очередь, как ядро будущего боевого соединения. Нашей новой империи понадобится своя штурмовая пехота, свои ударные части, которые смогут разжевать врага и со смехом выплюнуть его кости. Новые Девы Войны еще не скоро будут у нас в достаточном количестве; много воды утечет в местных реках, пока этот легион будет сформирован заново. Но штурмовая пехота – это не только физическая сила, но и способность переносить любые трудности, это упорство, это мужество глядеть в глаза невозможному, а также безудержный героизм, который делает обычных людей равными вашим древним богам. Все эти качества у ваших солдат уже есть или их можно развить, а потому те, кто выживут в этой мясорубке, станут воистину незаменимыми.
Выслушав все это, я, собственно, впервые за эти дни, задумался над тем, что представляет собой та Империя, из которой прилетел межзвездный корабль. Раньше она мне казалась каким-то подобием павшей в прах империи Романовых, с небольшими внешними улучшениями, но теперь я усомнился в таких выводах. Алиль Фа оценивала людей не по тому, из какого социального слоя или класса они происходили, и даже не по тому, кем они являлись сейчас, а по тому, кем они могли стать, полностью реализовав свой потенциал. К тем, у кого этого потенциала не было совсем, Алиль Фа относилась с легкой жалостью – как к убогим от рождения, к тем же, у кого он имелся, но не был ими раскрыт – с откровенным презрением; и самое главное, она не представляла, как это государство может не дать реализовать потенциал. Любому человеку, в каком социальном слое он бы ни родился, система профориентации тамошней Империи предоставит все возможности для этого…
Той Империи нужны лучшие солдаты, лучшие генералы и адмиралы, лучшие тактики и эти, как их, социоинженеры… а если не можешь приносить пользы, то твоя участь – быть пеоном и не более того, в какой бы в высокой семье ты ни родился. С другой стороны, ценится не только результат, но и старания по его достижению. Взять тех же Дев войны, из которых комплектуется штурмовая пехота. Их функция – исключительно грубая сила при весьма скромных интеллектуальных способностях; их даже выводят специально, скрещивая каких-то там самок горхов с обычными людьми. Я уже знаю, что из-за неполной совместимости родителей часть из них умирает в детстве, а еще какое-то количество достигших взрослого состояния не проходят отбор либо по физическим, либо по умственным кондициям. Но тем больше разного почета и привилегий достается тем из них, что смогли освоить курс офицерского училища, а потом сумели командовать подразделениями. Пример того – майор Ивана Эри, командующая батальоном штурмовой пехоты. В наступлении я бы ей доверил полк, а в обороне бригаду. Уж две своих майорских шпалы она точно заслужила.[21] Несколько раз за время этой обороны только ее опыт и отвага ее бойцыц выручали наши войска из весьма трудных ситуаций, так что я плюну в рожу любому, кто будет утверждать, что они не совсем люди и не достойны полного уважения. В этом смысле имперский внеклассовый интернационализм мне полностью импонирует.
В империи Романовых, напротив, от людей требовалось только оставаться в рамках своей социальной страты. Выходец из низов продирался в верхи со страшным скрипом, указ «о кухаркиных детях» отсекал от гимназического, а значит, и от высшего образования девять десятых населения, и это при нехватке образованных и подготовленных специалистов во всех областях. Но если социальные лифты (как их называют имперцы), поднимающие таланты из низов наверх, со скрипом, но работали, то система, которая должна была скидывать с верхов накопившийся там шлак, отсутствовала напрочь. Вырождение, воинствующая некомпетентность, и тут же – буржуазия, активно разлагающая отжившую свое феодальную систему. Результат налицо – вялый, безынициативный царь, отпустивший вожжи, голод периодично вспыхивающий то тут, то там, две проигранных войны и смена социальной формации.
В космической империи, как сказали мне Алиль Фа и Ивана Эри, ничего подобного быть не могло, даже кандидаты в наследники регулярно проходят там профориентацию, и несоответствие нормативам их моральных и деловых качеств вызывает их немедленную отставку. Их, так называемая, ненаследственная аристократия на самом деле должна являться меритократией – то есть классом лучших, который и был в той империи правящим. Попав из своего мира в наш, они решили переделать его по своему образцу, чему я не могу не высказать полного одобрения. И, наоборот, в ближайшем будущем большая часть бесталанных власть имущих восстанет и пойдет на пришельцев беспощадной войной. И пришельцам следует быть к этому готовыми. Я не уверен, что где-нибудь в Москве уже не зреет заговор, ставящий целью свернуть непонятную и опасную деятельность. А как же иначе, ведь Советский Союз построен на руинах Российской империи по старым лекалам и унаследовал от предшественника не только достоинства, но и недостатки…
Хотя рассуждать сейчас преждевременно; сначала требуется победить врага, а потом решать, какой облик будет иметь государство-победитель.
* * *
6 июля 1941 года, полдень. Подмосковье, аэродром Кратово.
Командир 212-го дбап[22]Подполковник авиации Александр Евгеньевич Голованов.
За первую неделю войны мой 212-й дальний бомбардировочный понес тяжелые потери. К двадцать восьмому июня из семидесяти двух самолетов Ил-4, положенных нам по штату, в строю осталось всего семнадцать боевых машин. Остальные были сбиты истребителями противника и его зенитной артиллерией, или же получили существенные повреждения. Одна из причин потерь была в том, что командование посылало наша самолеты на бомбардировки вражеских войсковых колонн днем, мелкими группами и без истребительного прикрытия. Это же обуславливало невысокую эффективность произведенных нами бомбардировок. Бомбежка танковых колонн стокилограммовыми бомбами с высоты в семь километров не способна нанести противнику серьезного ущерба из-за весьма значительного рассеивания падающих бомб. Мы просили дать нам истребительное прикрытие или перевести нас на ночную работу, назначив соответствующие нашему профилю цели в глубоком вражеском тылу, но в этом нам отказали. Однако, несмотря ни на что, наши экипажи дрались, как положено советским бойцам и командирам – так, воздушные стрелки нашего полка, отражая атаки вражеских истребителей, сумели сбить восемнадцать самолетов.
А с двадцать седьмого числа у нас началась не жизнь, а малина. Наконец-то появилось истребительное прикрытие, да такое, от которого мессершмитты шарахались как черти от попа с ведром святой воды. Еще на подходе к линии фронта сильно уменьшившуюся полковую формацию брали под крыло стремительные стреловидные аппараты; они сопровождали нас до цели и обратно, почти до аэродрома. Каждый раз в таком случае пилоты защитников выходили на связь с нашими экипажами и мелодичными женскими голосами на чистом русском языке спрашивали: «Позвольте вас проводить, мальчики?»
И провожали, потому что отказавшихся не было. Кто же откажется от защиты, после появления которой потери в полку упали почти до нуля? И всех мучил вопрос, что за таинственные девушки сидят в кабинах этих стремительных и смертоносных машин, одним своим видом внушающих ужас асам люфтваффе. Сегодня эта загадка, наконец, разрешилась, но об этом немного позже… А вообще, даже несмотря на появившееся в последние истребительное сопровождение, потери в полку к тому дню уже зашкаливали и без пополнения техникой и экипажами, он уже не представлял собой такой грозной силы какая была у него ранним утром двадцать второго июня