уговорил Мехлиса заняться этим делом, чтобы тот быстренько загнал всех фигурантов под расстрел и таким образом сунул концы в воду. Но тот неожиданно получил от Усатого от ворот поворот. Мол, нишкни, Лев, этим делом уже занимаются весьма серьезные люди, а им помогать – это только дело портить…
Но самым главным для Хрущева было то, что он оказался отстранен от того узкого круга людей, который в СССР принимал все судьбоносные решения. Он не попал ни в состав Ставки Верховного Главнокомандования, ни в Государственный Комитет Обороны. Что такое по сравнению с этим должность Члена Военного Совета Юго-Западного фронта? Дела на Украине, конечно, обстоят гораздо лучше, чем в Белоруссии, где бои уже идут в самом Минске, а на московском направлении враг продвинулся аж до Борисова. А тут разогнавшиеся было немецкие танки в последние дни были вынуждены немного притормозить[42], в результате чего вражеское наступление увязло на линии Новоград-Волынского УРа, где несколько дней продолжаются ожесточенные бои и враг оказывается не в состоянии продвинуться в направлении Киева ни на шаг.
Но все равно, с точки зрения влияния на политику и укрепления авторитета, Юго-Западный фронт – это тупик. Основные решения принимаются совсем в другом месте, куда ему, Хрущеву, нет доступа. Разве что просто сесть в самолет, прилететь в Москву и напроситься к Усатому на прием. Ведь как Первый Секретарь КП Украины и Член Политбюро он вполне имеет на это право. Правда, в свете того, что идет война, такой шаг могут счесть непозволительным нарушением дисциплины, но резкий оклик Усатого «пшел вон, дурак!» все же лучше томительной неизвестности. Ведь он всего лишь безобидный «клоун» – глупый и исполнительный, который, если хочешь, гопака спляшет, а если надо, расстреляет двадцать-тридцать тысяч врагов народа – пусть только ему скажут, как их искать.
Главное – это пережить Усатого, оказавшись к моменту его смерти у самой вершины пирамиды, то есть сохранив свое место члена Политбюро ЦК ВКП(б). И как только это случится, со всем накопленным опытом и связями нужно сразу вступить в борьбу за власть. И только тогда и только потом все узнают, каков он на самом деле – дорогой Никита Сергеевич Хрущев… Все страхи, все обиды – все-все-все – он выместит на тех, кто смеялся над ним и показывал пальцем. А у самого главного своего врага он обязательно спляшет на могиле, низвергнув и развенчав дело всей его жизни. Лишь бы дожить до смерти Хозяина, а там хоть трава не расти. Поэтому пока высовываться рано. Надо заслать кого-нибудь чином поменьше с малозначащим делом в Москву и распорядиться, чтобы заодно разведал обстановку. Да и дело такое есть. На юге Украины, куда еще не дошли немецкие войска, со времен царицы Екатерины живут немцы-колонисты. Надо бы знать позицию Москвы – их уже можно прижать к ногтю (немцы ведь), или пока рановато?
* * *
12 июля 1941 года, полдень, Сарны, штаб 48-го моторизованного корпуса вермахта.
Командующий корпусом генерал танковых войск Вернер Кемпф
Два дня назад наш корпус оставил свои позиции у города Новоград-Волынский и теперь совершает фланговый маневр своим ходом по местным рокадным дорогам. Таков приказ фюрера. В полосе группы армий «Центр» сложилась тяжелая обстановка, и нас перебрасывают им на помощь. Уму непостижимо! Кто же мог подумать, что почти разбитые большевики сумеют, огрызнувшись, отрезать от снабжения и разгромить вторую панцергруппу Гудериана и безнаказанно уйти в леса. Теперь нам, вместе с сорок первым мотокорпусом генерала Рейнгарта, предстоит ни много не мало заместить в наступлении на Москву сорок шестой и сорок седьмой моторизованные корпуса, выпавшие в силу неодолимых обстоятельств. Такая перегруппировка означает, что и Киев, и Петербург уже не входят в список ближайших целей, ибо теми подвижными соединениями, что еще остались в составе групп армий «Север» и «Юг», сопротивление большевиков не сломить.
Что касается большевиков, то они уже опомнились от растерянности, вызванной внезапностью нашего нападения, и теперь дерутся стойко и яростно. А тут еще и так называемые «белые демоны», которые, маясь от скуки (люфтваффе-то больше нет), по несколько раз в день парами появляются над нашими колоннами. Если раньше они время от времени обстреливали нас лучами смерти, нанося минимальные потери, то теперь взяли обычай довольно метко (не хуже чем «штуки») кидаться бомбами калибром в двести пятьдесят килограмм. Сами колонны панцеров, артиллерии и грузовиков они таким образом атакуют достаточно редко, ибо эффективность таких атак сомнительна, зато их излюбленной целью становятся разного рода переправы, попадающиеся на нашем пути – их они разбивают бомбами с пугающей регулярностью. Хорошо, что лето стоит жаркое и сухое, большинство местных речек обмелели, так что их можно перейти не замочив ног – так что мы просто идем в обход разбитых переправ вброд. Это в любом случае замедляет ход движения, ибо там, где пройдут панцеры и полугусеничные тягачи, не всегда проходят грузовые автомашины. Застрявший транспорт приходится брать на буксир гусеничными тягачами, и от этого продвижение вперед отнюдь не ускоряется.
При этом иногда «белые демоны» занимаются пропагандой, и тогда из их бомболюков вместо бомб летят тугие пачки агитационных листовок – облаками белого пуха они красиво разлетаются над нашими колоннами. «Берегись, мы идем!» и «Сдавайся, или умри![43]» – написано на этих листовках крупным готическим шрифтом. И если сначала такие сообщения вызывали в нашем непобедимом воинстве только смешки, то теперь после каждого удара по мостам или обстрела лучами смерти эти листовки начинают навевать на солдат уныние. Ведь это не большевистская пропаганда, взывающая к абстрактной пролетарской солидарности, которой у расы господ по отношению к унтерменшам не может быть в принципе, а вполне понятный посыл к инстинкту самосохранения. Всего за несколько дней «демоны» почти полностью уничтожили люфтваффе, в результате чего вот уже несколько дней над нашими головами не появлялся ни один немецкий самолет; и вот теперь они грозят, что та же участь ждет и сухопутные войска. «Демоны» выглядят вполне компетентными вояками для того, чтобы привести свою угрозу в исполнение, и многие уже стали задумываться над тем, чем может окончиться этот так красиво начавшийся поход на Восток. Ведь в итоге может получиться так, что живые позавидуют мертвым, ведь мертвому уже ничего не надо, а тем, кто выживет на этой войне, придется испытать позор и унижения со стороны победителей.
Не знаю, может, это и не только пропаганда. Нам тут, в группе армий «Юг», не известны вообще никакие подробности по поводу того, что конкретно произошло в полосе ответственности группы армий «Центр». Очевидно, только то, что вермахт потерпел неожиданное и очень обидное поражение от разрозненной и дезорганизованной большевистской группировки, которая вдруг передумала спасаться бегством, а вместо того решила атаковать – и сделала это в самом уязвимом месте. Если мне кто-то скажет, что какой-нибудь русский генерал сам мог отдать такой неожиданный приказ, а все остальные ему так просто подчинились, то я засмеюсь этому человеку в лицо. Да быть такого не может! Даже в германской армии на это способен далеко не каждый командир, а уж у русских таковых нет и подавно. Наверняка в этом деле не обошлось без демонов; но какова конкретно была их роль, мы не знаем. Группы армий «Юг» и «Центр» – это как две разных планеты. Между нами леса и непролазные болота, через которые проходит всего несколько дорог, поэтому у нас нет единого фронта и единого театра военных действий. О том, что происходит у них, мы узнаем только из сводок ОКХ, и ровно столько же старшие офицеры группы армий «Центр» знают о нас.
И вот нам приказано сделать невозможное – пройти всем мотокорпусом по узкой петляющей среди рек и болот дороге для того, чтобы занять свое место на правом фланге группы армий «Центр». Но от цели нас отделяют не только реки и болота. В той местности скопилось достаточное количество отступающих на восток большевистских войск. Совсем не исключено, что как только мы войдем в леса, это войска, как неистовые берсеркеры, примутся кидаться на нас по приказу той же силы, которая из таких же разрозненных отступающих отрядов собрала группировку, сумевшую разгромить панцергуппу Гудериана. Когда большевики хорошо мотивированы, то, как я уже говорил, они сражаются подобно неистовым берсеркерам викингов, бросаясь с гранатами под наши панцеры. А когда такой мотивации нет, они бегут как зайцы, с размаху перепрыгивая через полосы долговременной обороны, за которые можно было бы хотя бы попробовать зацепиться, при этом даже не задумываясь над тем, чтобы обернуться и оказать нам сопротивление. Очевидно, что «демоны» сумели создать такую мотивацию, что обещанное наказание за неисполнительность кажется большевистским солдатам страшнее смерти[44].
Дополнительно наше положение осложняет то, что между Сарнами, где мы сейчас находимся, и городом Слуцком, где нам предписано соединиться с частями четвертой армии, нет ни одной контролируемой нами железнодорожной станции[45], откуда наш корпус смог бы получать снабжение. Поэтому наш корпус останется тут, в Сарнах, на сутки или на то время[46], которое потребуется, чтобы интенданты получили на станции положенное снабжение. Нам не приходится уповать на то, что все необходимое повезут за нами вслед. Мелкие отряды большевиков, которые не рискнут атаковать хорошо вооруженные воинские подразделения, с удовольствием обрушатся на следующие за нами автоколонны снабжения. Таким образом, получается, что если нас впереди ждут трудности, то для их преодоления мы сможем рассчитывать только на то топливо, боеприпасы и продовольствие, которые повезем с собой.
* * *
13 июля 1941 года, поздний вечер. Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина.
Верховный главнокомандующий один (тактик-лейтенант Илина Ке и Туся не в счет) стоял перед голографическим экраном планшета, впитывая в себя обстановку к исходу сегодняшнего дня. Шел к концу двадцать второй день войны и пятнадцатый день с подписания Соглашения о Присоединении, что давало возможность подводить определенные итоги. В отличие от первых дней войны, когда советские войска беспорядочно отступали (можно сказать, бежали), а немцы почти не испытывая сопротивления продвигались вперед своими мотоманевренными соединениями, теперь ни о какой беспрепятственности вражеского наступления не могло быть и речи. Отчаянные оборонительные бои на линии Борисов-Лепель силами выдвинутых вперед мехкорпусов пока сдерживают вражеский натиск перед основной линией обороны, не давая врагу развернуться во всю ширину их сумрачного гения. Главное – вовремя дать этим соединениям команду на отход, чтобы сохранить организационное ядро танковых и мотострелковых дивизий, получившее боевой опыт.