Герой империи. Битва за время — страница 51 из 58

Если в первом случае у дорогого Никиты Сергеевича еще оставался шанс отскочить и прикинуться ветошью, то второй вариант гарантированно грозил безымянной братской могилкой на расстрельном полигоне НКВД. Хрущев сам спровадил немало разного народа по этому последнему пути и представлял себе, насколько высоки ставки. Если арестованная шестерка запоет на допросах у Бериевских костоломов, то обратного пути не будет. Санкцию на начало следственных действий по делу члена ЦК мог дать только сам Хозяин – и тот проследит, чтобы дело было доведено до конца. По-иному никак. В деле Бухарина Хозяин первоначально тоже все хотел спустить на тормозах, но когда обвиняемые на процессе стали топить друг друга, вскрылись такие бездны, что все пошли по первой категории (расстрел). Тут выйдет как бы не хуже. Время военное, заговор с тяжелыми последствиями налицо, а уж заставить выявленных фигурантов сознаться – это раз плюнуть.

Самое главное, сразу после ареста пропал генерал Павлов. Арестовывал его вроде бы лично Берия, прямо на сходке у Хозяина, а потом оказалось, что такого подследственного нигде не числится. Ни в Лефортово, ни во внутренней тюрьме на Лубянке, ни в Сухановской тюрьме… И Мехлис, вместо того чтобы заняться этим делом, укатил в Ленинград, и там громит бракоделов на Кировском заводе. Ну не шлепнули же изменника и предателя Павлова сгоряча прямо на месте? А если вдруг не шлепнули, а держат в таком месте, куда нет ходу людям заговорщиков, а тот, чтобы купить себе еще один лишний день жизни, напропалую сдает всех и вся? А знает Павлов хотя далеко и не все, но очень многое. А то как же – непосредственный исполнитель плана, от которого зависело, чтобы вермахт застал Красную армию не просто врасплох, а в самой неудобной позе. И рассказать он может не только то, что знает, но и то, о чем догадывается, а вот это уже почти все. От таких мыслей лысина у Хрущева покрывалась холодным потом, а руки и ноги начинали дрожать, как будто его уже вели на расстрел. Оставалась только надежда на то, что Павлова пристрелили почти сразу (например, при попытке к бегству) или он банально не перенес первого допроса.

Здесь, на Украине, еще все было спокойно, а вот в Москве, говорили, творится что-то непонятное. То, что Усатый Хозяин отстранил Тимошенко и лично принял на себя обязанности наркома обороны, еще полбеды. В конце концов, того не арестовали и не расстреляли, а значит, доказательств на этого человека у Берии со Сталиным нет. Дурак – он и в Африке дурак. У Хрущева даже зачесалась рука организовать несколько ложных доносов, чтобы пустить дело по ложному следу, но после некоторых колебаний он отказался от этой затеи. Опасно, можно сделать только хуже. Берия умен, и в случае если они уже точно уверены в невиновности маршала, может сразу догадаться о смысле этой затеи. Не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Гораздо хуже то, что, по слухам, в окружении Усатого Хозяина стали появляться новые лица совсем уже непонятного происхождения, которые дают ему советы, под корень подрубающие советскую систему, как ее видит Хрущев. Какая-то испанка Малинче Евксина, африканки Илина Ке и Ватила Бе, а также разные цирковые карлики и силачки, которыми, как говорят, теперь просто кишит Ближняя Дача…

Шаттлы, в любое время дня и ночи опускающиеся у входа в центральный военный госпиталь для того, чтобы выгрузить тяжелораненых – это, конечно, сильное зрелище, но его сначала требуется увидеть собственными глазами. А то народная молва переиначит все таким образом, что никто ничего не поймет. Полнится слухами земля русская о несметном войске из тридевятого царства и тридесятого государства, которое выступило на бой со злобными фашистскими ратями и рука об руку бьется вместе с Красной Армией. А что за войско, где это было, и почему рассказчик добавил слово «несметное» – то никому не ведомо. В газетах-то об этом не пишут, а интернета еще и подавно нет. Разговоры же о «белых защитниках» (которые ни разу не появлялись непосредственно над Киевом) Хрущев сам приказал пресекать на Украине со всей возможной строгостью, ибо такие слухи фантастичны и ненаучны…

Была во всем этом еще одна странность. Командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Кирпонос как-то пожаловался, что в Москве Усатый Хозяин обстановку у него на фронте знает значительно лучше самого командующего, который прохлопал слишком прытко отступающий 4-й мехкорпус… В результате по команде Самого люди Сергиенко мехкорпус остановили и развернули воевать с фашистами под Житомир, а его командующего, генерала Власова (несмотря на то, что у Хрущева были на него виды), отдали под трибунал за трусость, проявленную в боевой обстановке. И это был не единственный случай, просто самый показательный. У генерала Кирпоноса сложилось впечатление, что у Хозяина имеется целая сеть информаторов, которая ежечасно и ежеминутно докладывает ему обстановку. Причем не только по эту, но и по ту сторону фронта, что невозможно. При этом сам Кирпонос донесения с мест получает от случая к случаю, часто с запозданием и с точностью плюс-минус лапоть.

Если бы у Хрущева была возможность позвонить Черчиллю (или хотя бы его секретарю) и посоветоваться, то он бы узнал много нового… Британская разведка – она такая всезнающая. Но возможности «звонка другу» у Первого секретаря ЦК КПУ не было, а выяснить что-нибудь самостоятельно он был почти не в состоянии. Не было повода оставить пост ЧВСа на Юго-Западном фронте и лично съездить в Москву, а за самовольную отлучку в военное время можно жестоко поплатиться. После начала войны каждый должен находиться на своем боевом посту, причем так, что бы народ видел, что советская власть здесь, она никуда не сбежала и бдит, охраняя покой и сон своих сограждан.

Кстати, если нельзя поехать в Москву, то можно отправиться в прямо противоположную сторону, на фронт под Житомир, и сделать несколько фотографий на передовых рубежах: «Товарищ Хрущев через стреотрубу смотрит на позиции противника», «Товарищ Хрущев беседует с бойцами и командирами», «Товарищ Хрущев ест из котелка солдатскую кашу», «Товарищ Хрущев допрашивает немецкого пленного», «Товарищ Хрущев под ураганным артиллерийским обстрелом», и так далее и тому подобное. Если этого не сделать, то может пострадать авторитет. А это нежелательно. Пусть все знают, что он храбрый человек и не боится ни бога, ни черта, ни немца в ступе. Тогда, быть может, в случае опасности Усатый Хозяин прикажет его не трогать, потому что не с руки в разгар войны расстреливать народного героя. Решено – он собирается и едет. Личный бронепоезд с собой брать не будет, отправится скромно, по-ленински – всего лишь автоколонной.

* * *

26 июля 1941 года, раннее утро, западнее Житомира, окрестности местечка Новый Мирополь, полоса ответственности 7-го стрелкового корпуса 6-й армии ЮЗФ.

А дальше с товарищем Хрущевым получилось совсем нехорошо. Когда начальственная автоколонна ранним утром пробиралась по проселочным дорогам к штабу 199-й стрелковой дивизии, на той стороне фронта, на позициях артполка 57-й пехотной дивизии вермахта в блиндаже командира полка майора Фукса прозвучал звонок полевого телефона. На том конце провода был командир дивизии генерал-лейтенант Оскар Блюмм, солдафон, грубиян и матерщинник, одним словом чистокровный баварец. Со специфическими выражениями генерал-лейтенант сообщил майору о том, что настал его звездный час. Мол, сейчас на той стороне фронта, в пределах досягаемости пятнадцатисантиметровых гаубиц, из вражеского тыла к селению Мирополь движется кортеж одного из большевистских вождей, решившего посетить фронт с целью пропаганды. Это ваш железный крест, майор, действуйте!

Если бы майор услышал эти слова не спросонья, а в такое время суток, когда он мог бы трезво их оценить, то может быть ничего, может, и не случилось бы. Но война шла уже больше месяца (Франция через такое время уже пала), но вермахт, прекрасно начавший восточную кампанию, все же умудрился увязнуть в укрепленных района линии Сталина, рассчитанных на противостояние польской армии начала тридцатых годов. Вот уже две недели на этих рубежах обильно политых немецкой кровью шли тяжелые бои, до зубовного скрежета напоминающие треклятое сражение за Верден в прошлую Великую Войну. Стремительного прорыва не получилось и вот теперь вермахту приходилось буквально прогрызать вязкую как карамельная масса оборону линии Сталина, а большевики не только оборонялись, но бывало дерзко контратаковали при поддержке своих тяжелых панцеров.

И вот сейчас, когда жгучая обида за неудачно начавшуюся кампанию, сплелась с волшебными словами «железный крест», сомнений у командира артиллерийского полка не было никаких. Бросив взгляд на карту, он убедился, что командир дивизии был прав. До указанного перекрестка, через который через несколько минут должен был проехать кортеж большевистского бонзы, свои снаряды могли добросить только орудия третьего дивизиона, укомплектованного тяжелыми пятнадцатисантиметровыми гаубицами 15cm sFH18. Ну что же, значит, так тому и быть. Несколько коротких команд и на огневых позициях закипела бешеная суета. Разбуженные еще до плановой побудки, немецкие артиллеристы работали как проклятые, подтаскивая снаряды и заряды, наводя, заряжая и изготавливая к бою тяжеленные гаубицы…

– Быстрее, быстрее, быстрее, белобрысые черти, – орал на них майор Фукс, – ваш отпуск в Фатерлянд в ваших же руках. Если разведка подтвердит, что вы сумели завалить этого жирного жидобольшевика, то тогда никто не уйдет отсюда обиженным.

Но если бы сейчас майор Фукс попробовал бы перезвонить генерал-лейтенанту Блюмму (ситуация немыслимая в любой регулярной армии, а не только в вермахте) и попросить подтверждение приказа, тот бы сильно удивился. Прибить высокопоставленного жидобольшевика, доннер ветер, это, конечно, очень хорошо, но дело в том, что он не отдавал такого приказа, хотя майор Фукс, мог бы поклясться, что с ним говорил именно генерал-лейтенант Блюмм.

Дело было в том, что на самом деле приказ об уничтожении хрущевского кортежа, включившись в телефонную линию через блок речевого сопряжения, отдал сержант егерской роты наземной разведки Карл Тоом, сам наполовину дейч, наполовину тарданец. При этом, уничтожая чужими руками врага Империи, он не испытывал ни малейших угрызений совести, а в отношении тех германских солдат и офицеров, которые стали орудием его возмездия, питал простую и ясную надежду, что однажды они отринут свои заблуждения, порвут с преступным прошлым и вместе с ним встанут под знамена Империи.