тельно. Со своей стороны мы обязуемся всячески способствовать тому, чтобы вы как можно скорее смогли избавиться от этого украшения. При этом к вам будет приставлен специальный инструктор, который позаботится о том, чтобы вас обучили русскому языку, и вместе с вами будет посещать политинформации. Жить вы тоже будете в куда более достойном для проживания месте. Алис!
После этих слов в камеру Гудериана зашло существо, по внешнему виду сильно напоминавшее тринадцатилетнюю девочку, и эта девочка держала в руках широкий ошейник из мягкой кожи.
Ватила Бе принялась проводить «вводной инструктаж» – так Гудериан, испытывающий очень горькое и неприятное чувство, назвал про себя ее речь. Говорила серокожая фройляйн без малейших оттенков эмоций, словно описывала работу печатной машинки, – и от этого ее обыденного тона немецкому генералу становилось еще тоскливее. Он машинально кивал в такт произносимым ею словам, особенно ярко осознавая в этот момент, что прежняя жизнь закончилась бесповоротно – как для него, так и для многих подобных ему, и что ему теперь придется многое переоценить и переосмыслить…
– Если вы будете плохо себя вести, то сначала эта штука начнет бить вас током, а потом примется душить… – звучал голос Ватилы в его ушах, – насмерть он не задушит, но в случае тяжелых осложнений сознание вы потеряете. Девушка, которая держит ошейник в своих руках, это Алис – ваш инструктор по поведению. Ее выбрали за то, что ей немного знаком ваш язык. С этого момента она будет с вами везде и всюду. Даже в том месте, где вы, хумансы, справляете естественные надобности. Шучу, шучу. – Подобие улыбки проскользнуло на ее темном лице, сверкнули острые зубки. – Этого не требуется. В первую очередь Алис отведет вас туда, где вы обучитесь полноценному русскому языку, потом позаботится о том, чтобы вы приняли душ, заменили одежду и посетили врача. Здесь ваш мундир – не самая лучшая идея. А сейчас вы должны сесть на табурет лицом к стене для того, чтобы Алис смогла надеть на вас ошейник…
Тяжело вздохнув, Гудериан уселся на единственный в камере привинченный к полу вращающийся табурет и отвернулся лицом к стене. Унижение, да… Но что-то подсказывало генералу, что он поступает правильно. Где-то вдали брезжила призрачная надежда, что ему не придется прожить в этом ошейник всю свою жизнь… Эта Ватила, хоть и выглядела необычно, почему-то внушала доверие – пожалуй, даже большее, чем если бы это был кто-то из обычных людей. Впрочем, к настоящему моменту Гудериан был уже готов на что угодно, лишь бы выйти из этой камеры, больше похожей на гроб повышенной комфортности, – куда угодно, хотя бы в коридор…
Еще мгновение – и ошейник защелкнулся на его шее. Новая жизнь Гейнца Гудериана во временном ранге квалифицированного пеона началась.
Часть 10
25 августа 1941 года, около полудня. 17 км к востоку от Орши, райцентр Дубровно, бывший монастырь бернардинцев, место дислокации штаба 13-й армии РККА.
Командующий армией – генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.
Скрытная переброска частей увенчалась полным успехом. В старом районе дислокации изображать бурную активность осталась егерская бригада Вуйкозара Пекоца и приданные ей 32-я, 43-я и 47-я кавалерийские дивизии под общим командованием полковника Бацкалевича. Правда, довольно заметным явлением были батальоны штурмовой пехоты, убытие которых из нынешних пунктов дислокации замаскировать просто невозможно. Поэтому, по договоренности с командованием «Полярного Лиса», эти батальоны решено было перебросить в район новой дислокации шаттлами, причем в последний момент, когда германскому командованию будет уже поздно менять планы.
Развертывание армии проводилось в основном фронтом на север. Левым флангом наши позиции смыкались с основным узлом обороны 20-й армии под Оршей, а правым – с позициями 28-й армии генерала Качалова, шесть стрелковых дивизий которой, заняв оборону по левому берегу Днепра фронтом на север, заполнили пустоту между нашей армией и Смоленским узлом обороны. Для осуществления планирующегося контрудара, помимо уже имеющихся в составе армии четырех стрелковых дивизий и артполков РГК, в район Дубровно перебросили три так называемые «танковые бригады нового облика». Они не имели в составе устаревших танков с бензиновыми двигателями и, за исключением небольшого количества разведывательных БТ-7 с дизельными двигателями, были оснащены только машинами марок Т-34 и КВ.
Первой к нам прибыла прославившая себя под Ивацевичами бронетанковая бригада генерал-майора Борзилова, выведенная из состава 4-й армии генерала Болдина. Она была замечательна тем, что ее ремонтный батальон составляли пленные немецкие ремонтники, исполняющие свои обязанности в ошейниках принуждения. Еще одну такую же бронетанковую бригаду, под командованием полковника Лизюкова, лихо действовавшую в Борисовском сражении, товарищ Сталин передал в состав нашей армии из состава 20-й армии генерала Лукина. Михаил Федорович, конечно, обижается, что у него забрали такую тяжелую и красивую игрушку, но нам она, однако, нужнее. Задача нанести контрудары и отрезать в Смоленском мешке зарвавшихся гитлеровцев лежит именно на нашей армии. Поэтому и третья (точнее, по номеру четвертая) бронетанковая бригада, заново сформированная в глубоком тылу, по настоянию Ватилы тоже была передана в состав нашей армии. Узнав фамилию командира прибывающей танковой бригады, я только покачал головой. Это гора с горой не сходятся, а уж человек с человеком, да тем более на войне… С полковником Катуковым мы вместе дрались на Коссовском тракте. Тогда его танковая дивизия потеряла в боях всю свою технику, после чего ее направили в тыл на переформирование. И теперь товарищ Катуков возвращается ко мне в новом качестве, да еще и с положительной визой Ватилы в личном деле, а сия рекомендация стоит дорогого…
Также, чтобы усилить стойкость наших позиций в районе Дубровно, в состав нашей армии поступили две полностью сформированные, но еще до конца не слаженные противотанковые артбригады. По данным, которые я получаю через тактический планшет, в настоящий момент сформированы и переброшены в район проведения операции уже восемь таких бригад. Две в двадцатой армии у Михаила Федоровича прикрывают Оршанский выступ, две – в составе нашей армии, и еще четыре находятся в составе Особого Корпуса ПТО генерала Мостовенко, подчиненного командующему шестнадцатой армией генерал-лейтенанту Ефремову.
Именно туда, под Смоленск, через открывшуюся севернее Орши дыру на стыке 20-й и 19-й армии ринутся моторизованные корпуса генерала Гота и найдут свою гибель на заранее подготовленных рубежах Смоленского узла обороны. Остальные участки фронта 10-й и 20-й армий, проходящие по левому берегу Днепра, усиливаются в основном гаубичной артиллерией, зенитными орудиями, установленными на прямую наводку, и минометами. Там, как я понимаю, решено вообще не пускать немцев за рубеж Днепра. Во-первых – огнем артиллерии через командирские планшеты будет управлять не кто-нибудь из живых людей, а сам Ипатий, в память которого уже заложены все необходимые для этого табличные данные. Во-вторых – в воздухе будет отсутствовать германская авиация, зато наши самолеты получат полную свободу действий. В-третьих – пилоты истребителей с «Полярного Лиса» тоже не будут отсиживаться в вышине, а применят свои таланты на то, чтобы по возможности уменьшить количество германской сволочи. Я уже многократно убеждался, что кидаться с пикирования обычными пятисоткилограммовыми бомбами темные эйджел, управляющие «защитниками», умеют не хуже, чем так надоевшие нам в первые дни войны германские «лаптежники».
Так что, в принципе, задача остановить германскую армию на рубеже Днепра вполне решаема. Странно другое. Дело в том, что после передислокации в район Дубровно через командирский планшет ко мне в полном объеме стала поступать не только информация, имеющая отношение к моей армии, но и все сведения, касающиеся как наших, так и немецких войск в предполагаемой полосе вражеского прорыва на Смоленск. Я попробовал было выяснить у Ватилы, с чего бы мне такое счастье, но она сказала, что предпочтет объяснить это мне лично, для чего в самом ближайшем будущем спустится со своих небес на нашу грешную землю. Мол, есть тут еще кое-какие дела, и заодно и переговорит со мной с глазу на глаз. В последнее время график использования шаттлов стал таким напряженным, что даже главный тактик не может лететь куда хочет и когда хочет, а только с попутным рейсом. Ну да – их «серые» у нас в Дубровно будут монтировать установку, вызывающую дожди, ведь до даты, назначенной германским командованием, осталось чуть больше недели, и чтобы сковать вражеский маневр, пора приступить к заболачиванию местности. Бесспорно, умение создавать искусственную погоду – тоже сильное оружие…
Так что я жду визита Ватилы… но уже сейчас предполагаю, что она мне скажет. Скорее всего, она сообщит, что с началом вражеского наступления из состава Западного фронта планируется выделить особое Смоленское направление, руководство которым поручат генералу Рокоссовскому – то есть мне. В противном случае ей не стоило городить огород, приказывая перенастроить мой командирский планшет практически под режим комфронта. Я знаю, что у пани Ватилы есть сомнения, как она говорит, по поводу личных и деловых качеств товарища Жукова (и это при том, что она ставит дела службы впереди своего личного мнения), и в то же время я сомневаюсь в самом себе.
По правде говоря, я испытываю некоторое волнение, предвкушая встречу с моей инопланетянкой. С тех пор как между нами произошла близость, мы больше не виделись. Сколько времени прошло? Чуть больше месяца… Хоть я и пытался прогнать из головы мысли о том эпизоде, все равно мне не удавалось полностью избавиться от воспоминаний о нашей жаркой встрече. Да и невозможно было это сделать – в этом мне в какой-то момент пришлось признаться самому себе. Прокручивая в памяти детали того «свидания», я неизменно заново переживал то, что чувствовал тогда… с того момента, когда мой разум оставил попытки сопротивляться влечению. И сейчас, по прошествии времени, мое восприятие произошедшего между нами изменилось. Может быть, я просто уговорил себя? Я много думал о ее словах о «детеныше»… Преодолев свое земное, человеческое отношение к чуду деторождения, я, как мне казалось, сумел наконец без внутреннего протеста принять тот факт, что Ватила использовала меня для своих целей. Мне было хорошо с ней. И теперь то эротическое приключение стало приобретать для меня особенное значение – ведь это нельзя было назвать пошлой интрижкой ради удовлетворения желаний. Ватила – удивительная, прекрасная, желанная… По сути, она оказала мне честь. Она выбрала меня среди множества других мужчин, оценив мои объективные достоинства. И подарила мне то, что я никогда бы не смог испытать с другой женщиной.