При этом над головами встречающих во всем своем ужасном великолепии красовался герб пришельцев – золотой двуглавый орел на алом фоне, озаряемый лучами красной пятиконечной звезды. Разглядев это изображение, Гопкинс даже на мгновение сбился с шага. Как и Черчилль, он сразу вспомнил, где уже видел подобный герб. Византийская Империя, Восточный Рим, истинная цитадель культуры и христианства, в то время как вся западная Европа пала в хаос Темных Веков… Эта империя самым непосредственным образом восприняла слова Христа о том, что нет ни эллина, ни иудея, и делила людей только на два сорта: своих, правоверных христиан (которых они называли ромеями) и чужих, то есть варваров. Будь предан империи, разделяй ее ценности, сражайся и трудись ей во славу – и никого не будет интересовать, кем были твои предки и из какой части света они прибыли. Когда-то, еще на заре своей истории, американцам удалось избавиться от опеки британской империи, – и вот теперь за ними снова пришли, на этот раз из неведомых глубин Вселенной… От этой угрозы просто так уже не отделаться; два океана теперь защищают Америку не лучше, чем лист бумаги со множеством подписей и печатей защищает от пули, выпущенной из томми-гана[14].
Впрочем, официальный церемониал был краток. Невидимый оркестр, чтобы сделать приятное гостю, сыграл американский гимн, после чего «герольд» громким голосом поименно представил Гопкинсу весь комитет по встрече. «Джентльмен в мундире» действительно оказался командиром корабля кэптеном Малининым, Ватила Бе оказалась сама собой, белая девица с костистым лицом была отрекомендована как старший социоинженер с испанским именем Малинче Евксина, а «комиссар» и в самом деле представлял на этом космическом корабле интересы господина Сталина. Из факта его присутствия на этой встрече Гопкинс сделал вывод, что большевистский вождь полностью в курсе этих переговоров и никаких закулисных договоренностей с пришельцами достигнуть не удастся, на что бы там ни рассчитывал президент Рузвельт.
И на этом все… Официальная часть закончилась, дальше были только сами переговоры, проходящие в небольшой ярко освещенной комнате за круглым столом. Никаких окон с пейзажами окружающего космоса и прочих отвлекающих факторов там не имелось. Только герб пришельцев над тем местом, где сидел командир, и больше никаких украшений. Гопкинс подозревал, что обычно это помещение использовалось для совещаний командира со старшими офицерами корабля. По крайней мере, и мистер Малинин, и Ватила Бе, и Малинче Евксина привычно заняли за столом свои места, а «комиссар», который явно присутствовал на корабле недавно, при этом несколько замешкался, чем выдал свою неопытность.
Но самое интересное случилось позже. Когда все расселись, воздух за спиной командира, в углу, слева от герба, замерцал, и в нем появилось изображение еще одного подтянутого молодцеватого флотского офицера в летах. Гопкинс, не ожидавший подобного «фокуса», несколько оторопел, не в силах отвести взгляд от нового участника собрания, появление которого буквально из ниоткуда выглядело чистым колдовством.
– Это Ипатий, – на хорошем английском языке с оксфордким акцентом[15] небрежно пояснил кэптен Малинин, – искусственный интеллект нашего крейсера. В одном лице он представляет собой библиотеку, справочно-статистическую службу и устройство, которое быстро и с большой точностью делает прогноз развития той или иной ситуации…
– Так он… не живой? – ошарашенно спросил Гопкинс.
– Ну как вам сказать, мистер Гопкинс, – уклончиво ответил кэптен Малинин, – в каком-то смысле да, Ипатий действительно неживой, но в то же время вполне можно утверждать, что он живее всех живых. Его мышление вполне самостоятельно, и только отсутствие некоторых сугубо человеческих реакций не позволяет нам считать его полноправным членом экипажа.
– Я тут что-то вроде хорошо вышколенного британского дворецкого, – усмехнулась голограмма Ипатия, – доверенный слуга, который говорит хозяину всю правду в глаза, и почти член семьи, но в то же время являюсь лицом подчиненным. Мой разум сух и беспристрастен, но мне неведомы обычные человеческие чувства: любовь, страх и ненависть; я всего лишь решаю задачки из учебника и поэтому легко могу перейти ту грань, которая отделяет дозволенное от недозволенного. Если бы американский вопрос довелось решать мне, то исходя из того, что я знаю о вашей стране, я бы просто приказал стереть ее в мелкодисперсную пыль и поставил бы наконец точку в этой истории. Карфаген, то есть Вашингтон, должен быть разрушен. Но мое командование считает, что это не их метод, поэтому и плетет сейчас тут с вами кружева дипломатии. Впрочем, если эта деятельность окажется неудачной и мы с вами не договоримся, то без гнева и пристрастия в дело пойдет мой первоначальный план, ибо двум империям на одной планете не ужиться.
– Да, – подтвердил совершенно обескураженному Гопкинсу улыбающийся кэптен Малинин, – Ипатий прав. Мы не хотим решать вопрос радикально, тем более что почетная капитуляция побежденных, с точки зрения нашей имперской этики, даже приемлемее чистой военной победы. Более того, для нас это самый обычный путь завершения конфликта, и мы всегда рассматриваем наших сегодняшних противников как будущих подданных и граждан. Ведь при таком развитии событий погибает меньше разумных живых существ и разрушается меньше материальных ценностей. И лучше всего, если побежденная сторона осознает неизбежность своего поражения еще до того, как прозвучит первый выстрел.
– Это ультиматум, мистер Малинин? – спросил Гопкинс, ни на минуту не усомнившийся в реальности угрозы.
– Нет, мистер Гопкинс, – покачал тот головой, – пока что это только деловое предложение, лучшее из всех возможных, ибо дальше условия для вас будут лишь ухудшаться. Но к тому моменту как у Империи непосредственно дойдут руки до вашей Америки, у нас останется только одно предложение к ее руководству: «сдавайся или умри».
– Хорошо, мистер Малинин, – кивнул Гопкинс, – я готов выслушать ваше «деловое предложение», только сначала скажите, обладают ли полным набором человеческих реакций вот эти леди, которые сидят за одним с нами столом? А то, – по крайней мере, о мисс Ватиле, – я слышал, что она чрезвычайно кровожадна и безжалостна к побежденным врагам…
– Для эйджел, – с назидательным видом произнес кэптен Малинин, – значение имеют только члены их клана, под которыми присутствующие тут мисс Ватила Бе и мисс Малинче Евксина подразумевают граждан и подданных Империи. В рамках этой парадигмы они вполне гуманны и человечны. Благополучие остальных их совершенно не касается, и в случае если вы решитесь вести войну против Империи, они будут действовать исключительно из принципа «Если враг не сдается, то его уничтожают».
– Так и есть, – подтвердила означенная леди слова командира, – положение войск страны Эс-Эс-Эс-Эр в Приграничном сражении было и без того достаточно плохо, чтобы портить его различными реверансами в отношении вероломно напавших на них войск страны Германия. Это было тем более важно, поскольку Основная Директива приравняла войска страны Эс-Эс-Эс-Эр к имперским войскам, а мы своих в беде никогда не бросаем и мстим за них со всей своей темноэйджеловской изобретательностью. Не становитесь нашим врагом, мистер Гопкинс, и тогда вам не придется узнать, что такое наша ярость…
– Ну хорошо, леди и джентльмены… – нервно сглотнув, медленно произнес тот, – я вас понял, но теперь давайте послушаем, какие у вас есть конструктивные предложения…
– Не подлежит сомнению, – сказал кэптен Малинин, – что вся Земля должна стать планетой-метрополией новой Русской Галактической Империи. Несомненно и то, что эта империя будет иметь социалистический, почти коммунистический характер. Частный капитал, занимающий сейчас доминирующие позиции в вашей политике и экономике, должен будет отойти на второй план, но мы никоим образом не ставим перед собой задачу его полного уничтожения, в том числе и насильственным путем. Есть такие области человеческой деятельности, где он не только полезен, но и прямо необходим.
– А также совершенно точно и то, – подхватила слова командира Малинче Евксина, – что только страна Эс-Эс-Эс-Эр подвергнется при этом минимальной социальной трансформации, ибо она на девяносто процентов вписывается в базовую имперскую модель. Остальные национально-государственные элементы вашей внутрипланетной племенной мозаики будут либо уничтожены, либо подвергнутся самой глубокой структурной перестройке.
– Исходя из этого, – снова произнес командир имперского крейсера, – на переходной период мы можем предложить вам широкую автономию, которая будет постепенно уменьшаться по мере проведения трансформационных мероприятий. Но самое главное – за пределами собственных границ вы не должны проявлять никакой политической или военной активности. Никакой, мистер Гопкинс!
– Ваше государство, – добавила Малинче Евксина, – зиждется на безудержной алчности одного процента вашего населения, так называемых «хозяев жизни», и вере в личный успех всех остальных, которые бегут за этим призраком, как осел из басни – за подгнившей морковкой. Ради достижения этого самого успеха ваши люди готовы обманывать, грабить и убивать, а это совершенно неприемлемо. К тому моменту как ваша Земля превратится в имперскую планету-метрополию, вся эта скверна должна быть вычищена с ее лица. Что касается вашего высшего класса, то совсем немногие его представители лишатся всего вместе с собственными головами. Другим, если они поделятся с государством своей собственностью и капиталами, будет позволено владеть оставшимся на вполне законном основании. Что касается среднего и малого, как у вас говорят, бизнеса, то для его представителей ситуация не изменится, а скорее, даже улучшится. Улучшится она и для тех, кто зарабатывает на жизнь наемным трудом. Эти люди обретут не только политические, но и экономические права. Право на достойно оплачиваемый полезный труд, право на всеобщее бесплатное образование, право на такое же бесплатное медицинское обслуживание, и другие права, которые они до сих пор не имели…