ый рокадный маневр.
– Мы это понимаем, – кивнул вождь, – и осознаем, насколько это важно, чтобы командующий был предан советской идее и одновременно компетентен. Но приграничное сражение – это минувшие события, которые уже невозможно изменить, а сейчас, насколько я понимаю, товарищи из империи собирались предложить нам обсудить некие шаги, способствующие быстрому перелому стратегической ситуации в пользу Красной Армии.
– Да, все верно, – согласилась с Верховным Главнокомандующим Малинче Евксина, – дело в том, что из-за недопустимо быстрых и жестких поражений армии дейчей морально-психологический климат в стране Германия качнулся к полному унынию и предчувствию неизбежного разгрома и унижения. Надлом массового сознания дейчей очевиден – и в этом надломе дейчи пытаются зацепиться за разницу, имеющуюся в их сознании между страной Эс-Эс-Эс-Эр и Империей. Если против страны Эс-Эс-Эс-Эр уже много лет велась интенсивная негативная пропаганда, обвиняя ее во всяческих грехах и составляя негативный облик, то Империя появилась на горизонте совсем недавно и к ней не липли наработанные пропагандистские штампы «советы», «большевик», «комиссар», «колхоз» и «еврей». Кроме того, врагу было несподручно забрасывать грязью образ Империи, ведь он тоже строил свою империю-рейх, облик которой на фоне понесенных поражений изрядно потускнел. Идейная основа этого рейха была основана на принципе превосходства так называемой нордической расы; но какое же это превосходство, если представителей этой самой расы бьют и в хвост и в гриву русские солдаты, заранее объявленные недочеловеками. И неважно, откуда происходят эти солдаты: из Империи или страны Эс-Эс-Эс-Эр, – они все русские, что в обоих случаях обозначает наднациональную общность, не делящуюся на сверхчеловеков и недочеловеков. Наука социотектоника говорит о том, что в случае таких массовых психических травм неизбежен групповой сдвиг сознания, вполне способный изменить вектор исторического развития.
– Все правильно, товарищ Малинче, – согласился Верховный Главнокомандующий, – идейный надлом в таких случаях неизбежен. Если солдаты перестают понимать, за что сражаются, то неизбежны разброд и шатания. Быть может хоть теперь, убедившись в бредовости расовых идей своего фюрера, немецкие рабочие и крестьяне наконец-то вспомнят о классовой солидарности и пролетарском интернационализме.
– Отнюдь, – покачала головой Малинче Евксина, – этнокультурная психодоминанта народа дейчей чужда идее социализма в том виде, в каком ее усвоил русский народ. Для того, чтобы это стало возможно, необходим долгий процесс трансформации. Дейчи действительно готовы перейти в новую веру, что, правда, совсем не означает, что они готовы обратиться в ваш архаический большевизм. Образ Империи ближе к внутреннему психотипу дейчей и выглядит в их глазах гораздо привлекательней. Многие из них готовы служить Империи и рисковать ради нее жизнью, но не хотят никаких резких изменений в своем образе жизни. Мы можем предоставить им такую возможность, проводя изменения постепенно, вместе со сменой поколений. По-настоящему все решится тогда, когда школы массово начнут заканчивать поколения, обучавшиеся уже при новой власти. Всех остальных, которые старше, придется не учить, а переучивать, а это уже не так надежно.
– Допустим, вы правы, – недоверчиво хмыкнул вождь, – но какое отношение это имеет к нашим военным делам, ведь до момента, когда мы сможем приступить к перевоспитанию немецкой нации, пройдет еще немало времени?
– Самое прямое, товарищ Верховный Главнокомандующий, – ответила Малинче Евксина, – данные глобального психосканирования показывают, что критический поворотный момент в сознании народа дейчей наступил уже сейчас. Поражение выглядит в их глазах неизбежным, а нынешний вождь ведет себя как маньяк, который тащит их за собою в ад. Если мы в течение ближайших сорока восьми часов сумеем устранить или пленить господина Гитлера, синхронизировав нашу операцию с действиями здоровых антигитлеровских сил в верхушке дейчей, то есть все шансы закончить эту войну победой в одно касание.
– Да, это так, – подтвердила Ватила Бе, – у нас в резерве имеется один батальон штурмовой пехоты смешанного комплектования, не задействованный в битве у Орши, а также транспортно-ударная группировка, которая доставит его к цели и обеспечит огневую поддержку десанту. Конечно, мы могли бы накрыть гнездо врага плазменной бомбой, но нам кажется, что взять вражеского вождя живьем вместе со всеми документами будет гораздо полезней. Единственный прямой наследник господина Гитлера – некто Гейдрих, который мог бы претендовать на власть после устранения вождя – находится сейчас в одном с ним месте и будет захвачен или уничтожен вместе с ним в одно и то же время.
В кабинете вождя наступила тишина. Сталин по очереди посмотрел на Берию, Молотова и маршала Шапошникова, но и у тех вид был до предела ошеломленный. При этом генерал-майор Василевский что-то знал, но старательно делал вид, что он тут ни при чем. А знал начальник оперативного отдела ГШ РККА многое. Изучая военное искусство имперских темных эйджел, он пришел к выводу, что почетная капитуляция с переходом на сторону вчерашнего врага, для них является самым распространенным способом завершения военного конфликта.
Первым пришел в себя Молотов.
– И что, – спросил они Малинче Евксину, – мы захватим Гитлера, и на этом все кончится?
– В какой-то мере да, – уклончиво ответила та, – если товарищ Ватила Бе и ее подчиненные все сделают правильно, то война на этом закончится и русские с дейчами перестанут убивать друг друга. Но, с другой стороны, для нас с вами, как для дипломатов, работа только начнется, ведь с Германией также придется подписывать Соглашение о Присоединении, в котором права и обязанности сторон, а также взаимодействие двух систем во время переходного периода, будут расписаны со всевозможной тщательностью.
Берия хотел было уже что-то сказать, но Сталин бросил в его сторону такой тяжелый взгляд, что генеральный комиссар госбезопасности даже поежился.
– Лаврентий, – сказал Вождь, – сейчас не время затевать ненужные споры. Мы с товарищем Малинче уже несколько раз обговаривали ситуацию с послевоенной Германией и пришли к выводу, что одно государство с двумя несколько различными социальными системами – это лучше, чем война до полного разорения. Единственным безусловным требованием к новым германским властям с нашей стороны должен быть их отказ от человеконенавистнической нацистской идеологии, осуждение государственных преступлений гитлеровского режима и предоставление свободы деятельности коммунистической и социал-демократической партиям. Все остальное может стать предметом обсуждения.
Неожиданно свои «пять копеек» в обсуждение внес каперанг Малинин.
– У монеты две стороны, – сказал он, – орел и решка, но они не конфликтуют друг с другом, а взаимно дополняют и составляют единое целое. Также и Советский Союз с Германией, в рамках единой Империи, должны взаимно дополнять друг друга, когда сильные стороны складываются, а слабые аннулируются.
– Мы вас поняли, товарищ Малинин, – сказал Верховный, потом, немного помедлив, добавил: – товарищи, есть мнение, что необходимо одобрить операцию по инверсии и присоединению Германии к Советскому Союзу и возложить ответственность за ее проведение на товарищей Малинина, Малинче Евксину и Ватилу Бе. Чем быстрее мы закончим эту ненужную нам войну, тем будет лучше для всех.
7 сентября 1941 года, 23:55, Бобруйская область, Кировский район, деревня Любоничи, полевая база второго батальона штурмовой пехоты.
Командир батальона капитан штурмовой пехоты Ария Таним.
Известие о том, что мы пойдем брать главное вражеское логово, после чего войне придет конец, наполнило нас радостью и оптимизмом. Мы – это батальон штурмовой пехоты, развернутый из моей роты. Местные солдаты, которые, сменяя друг друга, дрались вместе с нами в Минске, а потом попали в госпиталь, снова вернулись и встали в общий строй. Мои храбрые мальчики с седыми головами – они дрались рядом с нами, несмотря та то, что не имели необходимых для этого биологических адаптаций, специальной подготовки и защитного снаряжения. Скажу честно – там, в Минске, когда на каждого из наших было по десять дейчей и силы врага все время нарастали, потому что к нему постоянно подходила подмога, наши мальчики делом доказали, что они достойны гордого звания русских солдат.
Но теперь-то все более или менее встало на свои места. Биолаборатория нашего крейсера произвела достаточное количество сывороток и вакцин, чтобы личный состав местного происхождения получил почти полный курс биологической подготовки и по уровню живучести максимально приблизился к имперским егерям. Почти – это потому что некоторые прививки в Империи делают сразу после рождения, и во взрослом возрасте восполнить это упущение уже не удается. Кроме того, мне удалось добиться, чтобы на мой батальон даже местным солдатам выделялся усиленный паек, ведь вместе с медикаментозной обработкой у нас шли усиленные тренировки, а эти процессы требуют огромного количества энергии. Поэтому мои мальчики хоть и не в самой лучшей физической форме (полутора месяцев для этого все-таки недостаточно), но тем не менее способны дать сто очков вперед местным солдатам.
И последнее. В мастерских крейсера для штурмовых пехотинцев местного происхождения изготовили защитные комплекты – не такие крепкие и надежные, как наши, но у местных все равно и близко нет ничего похожего. Наш комплект, даже если его удастся сделать не на заводе, а в мастерских, ни один из нормальных людей просто не сумеет носить, ибо вес его огромен. А мы в такой защите способны какое-то время играть в местную игру «футбол», только скажу честно, что это получается крайне утомительное занятие. Еще комплекты защиты для местных солдат не снабжены генераторами защитного поля. Во-первых – их производство, а не ремонт в мастерских будет ужасно медленным, а во-вторых – это дополнительный вес, которого и так уже немало навешано на наших бойцов из местных. Но даже так наши мальчики в новой экипировке выглядят достаточно солидно и внушительно, даже при том, что им недостает нашей величественности.