Эри привычно взяла меня за руку, и мы, весело переговариваясь, пошли по коридору. Вот мы завернули в боковую галерею – и вдруг увидели впереди идущую нам навстречу процессию. Уверенный, чеканный стук солдатских сапог сразу указал на то, что это идут совсем не те, кого обычно можно встретить в этих коридорах. Скорее всего, это «гости» – то есть кто-то, кто прибыл с Земли… Местные ходят тихо, почти бесшумно, и их обувь создает тихий шелест, но не стук.
Я, пока еще не осознавая странности этой процессии, интуитивно вздрогнул. Эри замедлила шаг и крепче сжала мою руку. Мы пристально вглядывались в тех, что шли нам навстречу. В коридоре царил обычный полумрак, и потому их было трудно разглядеть. Но расстояние между нами неумолимо сокращалось. И вот уже их лица видны вполне отчетливо…
Но что это?! Нет, наверное, это мне снится сон. Этого не может быть… Я замираю на месте, и, успев сделать всего полшага вперед, замирает Эри. Она бросает обеспокоенные взгляды то на меня, то на процессию, пытаясь понять, в чем дело… но мне не до нее. Я во все глаза смотрю на человека, вид которого и заставил меня замереть в замешательстве и усомниться в реальности представшей передо мной картины. Этот человек грязен и растрепан, руки его безвольно висят вдоль тела, и пальцы судорожно подрагивают – точно он пытается, но не может сжать их в кулак. Спина его согнута, будто под гнетом невыносимой ноши. Он пугающе бледен, и его воспаленные глаза, обведенные темными кругами, поблескивают отчаянной тоской и предчувствием смерти. Его губы поджаты, черты лица как будто заострены… Щеточка усов придает его облику еще более жалкий вид – он похож на больного хорька. Фюрер! Неужели это он?! Конечно, это он, кто же еще! Никогда бы не подумал, что однажды увижу его вот таким – поверженным, помятым, обессиленным, конвоируемым суровыми русскими воинами… Теми самыми воинами, которых совсем недавно он называл недочеловеками и обрекал на полное уничтожение. Самих конвоиров я особо не разглядывал. Лишь отметил, что их было всего двое, и на их лицах была написана суровая торжественность. Все мое внимание было приковано к пленному фюреру. Вот он – тот, кто послал на смерть меня и многих таких же, как я, ребят, приказав нам убивать русских… Для многих из нас обещанные этим человеком поместья с послушными рабами обернулись безымянными братскими могилами и бесконечными рядами березовых крестов. Вот он – тот, чье красноречие завладело умами многих, пробуждая сладкое чувство превосходства арийской расы… Вот он – блистательный вождь германской нации, автор «гениальных» планов по захвату мирового господства и созданию Тысячелетнего Рейха германской нации… Тысячелетний Рейх будет построен, но мелкий человечишка, который обрек народы на ужасную бойню, не будет иметь к нему никакого отношения. Его солдаты были убиты, его мощь была вдавлена в грязь, и теперь поколения немцев будут проклинать его за смерть своих близких!
Все эти мысли пронеслись в моей голове за какие-то секунды, пока процессия приближалась. И вот она поравнялась с нами; совсем близко я увидел фюрера, ощутил его запах – и волна гадливости окатила меня, легкая тошнота подступила к горлу. Эри очень хорошо все это почувствовала. Она придвинулась ко мне ближе; мы слегка отодвинулись к стене, чтобы не мешать проходящим. Фюрер (точнее, бывший фюрер) проследовал мимо меня, безразличный ко всему, как сомнамбула, а его конвоиры лишь вскользь, без всякого выражения, глянули на нас.
И только когда их шаги затихли за поворотом, Эри выдохнула и тихо произнесла:
– Все, Альф, твоего фюрера повели к Пауку. Тот выжмет его мозги как старую тряпку, после чего он расскажет все что знал, о чем подозревал или догадывался. И даже то, что он давно забыл, брызнет из него на допросе как сок из раздавленного фрукта.
– Знаешь, Эри, – ответил я, – это не мой фюрер. Я никогда не сходил с ума от его речей, хотя и признаю, что был рабом созданных им заблуждений. И знаешь что… давай сегодня не пойдем никуда… Вернемся обратно. Мне надо хорошо подумать обо всем.
Она лишь кивнула в ответ.
Да, мне надо было несколько раз прокрутить в голове увиденное, чтобы окончательно убедиться: ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ. И пусть пока об этом не объявили официально, вид поверженного фюрера был более чем красноречив. Безумный Адольф пленен и понесет заслуженное наказание! Конец всем его людоедским планам, конец его детищу – национал-социалистической идее. Теперь все будет по-новому и… я не знал, что конкретно будет потом, но предполагал, что Империя принесет нам нечто вроде Золотого Века. Правда, это будет суровый Золотой Век – в нем каждому придется заслуживать свое место под солнцем упорными трудами и борьбой во благо Империи.
Я лежал на кровати и излагал свои соображения Эри. Он молча слушала и кивала. Не знаю, понимала ли она мое состояние… Но мне в этот момент нужен был слушатель. И я был благодарен Эри за это. Я вдруг понял, что привязался к ней… И что если меня отпустят или отправят куда-нибудь в другое место, мне будет не хватать этой девочки-сибхи, ее заботы и простого человеческого сопереживания…
А уже к вечеру я узнал, что вместе с Адольфом Гитлером на корабль прибыла моя госпожа Ария. Об этом мне тоже сообщила Эри. Я не мог поверить собственным ушам.
– Это точно? – несколько более взволнованно спрашивал я ее. – Ты не шутишь?
– Вот еще! – был ответ. – Какие могут быть шутки? Это ее батальон поставил точку в этой войне, взяв штурмом вражескую ставку «Вольфшанце» и захватив в плен Адольфа Гитлера, и именно она возглавила группу, доставившую его сюда. Она первая вступила в войну со стороны Империи, и ей же доверили поставить в ней последнюю точку.
– Так она… Она сможет встретиться со мной? – не удержался я, чтобы не задать этот вопрос.
Эри некоторое время внимательно смотрела на меня, а затем, отвернувшись и принявшись теребить завиток на виске, произнесла:
– Ну, вообще-то она собиралась навестить тебя…
– Да? – Я не мог сдержать своей радости. – А когда?
– Ну, думаю, сегодня…
Эри опять одарила меня долгим внимательным взглядом. Но я не придал этому значения. Все мои мысли были поглощены госпожой Арией. Она тут, на корабле! Совсем рядом! Скоро я смогу встретиться с ней и даже… даже поговорить…
Сладостный трепет разливался по моему телу. Предвкушение встречи с госпожой дарило мне приятное волнение. А ведь я почти потерял надежду увидеть ее вновь… И вот – такой приятный сюрприз!
– Ладно, я пойду, – сказала Эри и направилась к двери. – Скоро увидишь свою госпожу…
Уже на пороге она повернулась ко мне и приоткрыла было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумала. Лишь посмотрела на меня как-то странно – обиженно и насмешливо одновременно, кивнула своим мыслям и вышла.
Я же первым делом подскочил к зеркалу. Пригладил волосы расческой. Поправил одежду. Потом решил, что надо одеться понарядней и кинулся к шкафу. Спеша, допустил неловкость и ударился лбом о дверцу. Опять побежал к зеркалу – смотреть, есть ли шишка, на ходу снимая с себя рубашку. Шишки, к моему ужасу, была. Я постарался закрыть ее челкой. Снова к шкафу… Так, вот эта светлая рубашка подойдет. А брюки возьму вот эти…
Я торопился: госпожа Ария могла зайти в любую минуту. Я так понял, что стучаться в дверь тут не принято, запереться же изнутри я счел неприличным – ведь меня предупредили о визите госпожи, что если она рассердится, наткнувшись на запертую дверь?
Я быстро натянул штаны, надел выбранную рубашку, стал торопливо застегиваться… И как раз в этот момент дверь открыла уверенная рука… ну да, без всякого стука, я правильно понял, что запираться не следовало…
И вошла ОНА… Госпожа Ария во всем великолепии своей ослепительной красоты. Тут, на корабле, где поддерживается постоянная температура, все носят очень легкие наряды. Вот и госпожа Ария была одета в повседневный мундир салатового цвета, мягкие брюки, короткие сапоги и легкую рубашку, обтягивающую высокий, роскошный бюст, от вида которого у меня замирало дыхание. Переброшенная на грудь толстая коса опускалась до пояса, а не была закручена вокруг головы. Я оставил все свои манипуляции, подошел к своей госпоже и склонился в благоговейном поклоне. От нее исходил аромат, сводящий меня с ума. На лице ее сияла улыбка – покровительственная улыбка хозяйки, довольной своим пеоном.
– Приветствую вас, госпожа… – произнес я, стараясь выговаривать слова четко, без акцента, желая, чтобы она оценила мои успехи в языке.
– Здравствуй, приятель… – произнесла она в ответ.
В глазах ее плясали лукавые искорки. Она оглядела меня с ног до головы; но я не смог точно определить значение этого взгляда, который, впрочем, был весьма приветливым. И главное – я понимал ее! Это было счастьем – быть наедине с ней, слышать ее голос и понимать ее слова… Я уже не смущался так, как раньше. Все-таки большое дело – разговаривать на одном языке!
– Ну что ж, я гляжу, ты вполне освоился? – сказала она. – Ну как тебе живется, Альфонс Кляйн? Моя Эри тебя не обижает?
– Нет, все хорошо, госпожа Ария… – ответил я. – Спасибо…
Она удовлетворенно кивнула, продолжая смотреть на меня. Вот она – возможность, о которой я мечтал все эти дни! Высказать ей свою признательность…
И я не стал медлить, опасаясь, что сейчас она развернется и уйдет, и мы больше никогда не увидимся.
– Госпожа Ария… – волнуясь, пробормотал я, – теперь я имею возможность поблагодарить вас за то, что подарили мне жизнь и позволили оказаться здесь и узнать много нового… много такого, что изменило мой… ээ… разум.
– Я рада слышать это, – ответила она.
– И еще, госпожа Ария… – продолжил я и запнулся. Сказать то, что я собирался, было страшно, но необходимо…
Я зажмурился и, отчаянно краснея, стал говорить, больше всего боясь, что она остановит мой порыв:
– Госпожа Ария, прошу, послушайте меня, ведь слова эти я давно храню внутри своего сердца в ожидании нашей встречи. Хочу сказать, что… что я люблю вас. Вы должны знать это. Все это время я мечтал увидеться с вами вновь. Но не подумайте, что мое чувство носит некий эээ… пошлый оттенок. Это не так. Я люблю вас по-настоящему. Восхищаясь вами и желая вам только самого лучшего… Я думаю, что у вас есть мужчина, и желаю, чтобы вы были счастливы с ним. А тогда и я буду за вас счастлив… Мне ничего не надо от вас, госпожа Ария, быть вашим смиренным рабом – для меня большая честь… Лишь один ваш приветливый взгляд значит для меня больше, чем сотни тысяч поцелуев… Вы – мой идеал, моя богиня, и я не могу выразить всей степени своей к вам любви и благодарности… К сожалению, я не поэт… Иначе бы написал поэму для вас. Был бы я художник – написал бы ваш портрет… Вы всегда будете для меня недосягаемой мечтой, далекой звездой, освещающей путь моей жизни светом своего великодушия…