В Южном Таиланде, где высадились главные силы японского десанта, все складывалось не так благостно. В Чумпхоне, Накхонситхаммарате, Паттани, Прачуапкирикхане и Сонгкхле тайские войска оказали ожесточенное сопротивление силам вторжения и с боями отступали вглубь таиландской территории.
Тогда же. остров Борнео.
На остров Борнео высаживалась 35-я усиленная пехотная бригада под командованием генерал-майора Киётакэ Кавагути, которой противостоял один пенджабский батальон британской армии и отряды местных добровольцев. На рассвете 9 ноября несколько японских рот, высадившихся с эсминцев, внезапным ударом захватили нефтепромысловый город Мири, а батальон японских морских парашютистов (были и такие) захватил аэродром в Кучинге – единственный достойный упоминания военный объект на территории британского Борнео. Сразу после сообщения о захвате аэродрома туда стали садиться перелетевшие из Индокитая самолеты береговой авиации, поддерживающей высадку японских пехотных частей. Кроме того, еще несколько мелких десантов численностью до роты высадились в разные места, в том числе в «столицу» британского Борнео город Сандакан. Британские части, оборонявшие северный Борнео, были отброшены от ключевых пунктов побережья в джунгли и начали свое отступление на территорию Голландской Ост-Индии.
9 ноября 1941 года, 08:05. Сингапур.
Командующий ударным авианосным соединением вице-адмирал Тюити Нагумо.
Первая волна японских самолетов появилась над Сингапуром как раз в тот момент, когда на кораблях и в береговых частях играли побудку. Истребители «ноль» блокировали аэродромы «Чанги» и «Селетар», а высотные бомбардировщики-торпедоносцы «Кейт» принялись бросать бронебойные бомбы[40] на британские корабли, стоящие на якоре. В первую очередь атакам подверглись линкор «Принц Уэльский» и линейный крейсер «Рипалс». Пикировщики «Вэл» в это же время атаковали стоянки эсминцев сопровождения. Потом пришла волна тех же «Кейтов», только в торпедоносном варианте…
Силы японской морской авиации, подготовленные и натасканные для атаки значительно более мощной американской базы в Перл-Харборе, покрыли Сингапур как бык овцу. У американцев в Перл-Харборе находились семь линкоров, а у англичан в Сингапуре – только один линкор и один линейный крейсер; поэтому внимание, уделяемое японскими летчиками каждому из них, было несоизмеримо выше. Итог был закономерен. «Рипалс» взорвался со страшным грохотом от попадания бронебойной бомбы в снарядный погреб, и затонул, разломившись на три части. А «Принц Уэльский», в правый борт которого японские торпедоносцы вколотили сразу восемь авиационных торпед, перевернулся вверх килем и затонул прямо на якорной стоянке. Больше тысячи моряков из его команды – те, кому посчастливилось остаться в живых в момент гибели корабля – оказались в западне, будто мыши, накрытые стаканом. Также пикировщикам с Хирю удалось потопить все четыре эсминца сопровождения, после чего прилетевшей следом второй волне оставалось только заняться мелкими недоделками и штурмовкой британских аэродромов. При этом им категорически запрещалось атаковать склады с топливом и расположенную на территории базы судоремонтную верфь – поскольку скоро Сингапур будет захвачен и все это пригодится самим японцам.
В результате этого часового кошмара, флот, который по планам британского командования должен был базироваться на Сингапур, прекратил свое существование, угроза японским десантам, высадившимся в Малайе, Таиланде и на Борнео, была устранена, и дальнейшие перспективы ведения боевых действий на Дальнем Востоке выглядели для Британии весьма печально. У бывшей Владычицы Морей просто уже больше нет лишних боевых кораблей, чтобы восполнить эти потери. Зато у адмирала Ямамото и прочего японского командования оказались развязаны руки; силы японского флота, то сжимаясь в плотные кулаки, то рассыпаясь на боевые группы для поражения нескольких целей сразу, при условии соблюдения нейтралитета Советского Союза и Соединенных Штатов, отныне могли господствовать на всей территории Азиатско-Тихоокеанского региона.
Известие о бесславной гибели двух мощнейших кораблей британского флота, достигшее берегов Европы, вызвало в британском обществе стон боли и разочарования. И больше всех страдал британский премьер. Он понял, на что намекали пришельцы, когда говорили Стаффорду Криппсу о том, что его миссия – это последний шанс решить британский вопрос миром. А он-то думал, что речь идет о предстоящих бомбардировках Британских Островов и высадке имперско-советско-германского десанта… Но вместо того, оставив свои руки чистыми, имперцы спустили с цепи японского пса. Вообще-то нормальные люди при наличии таких невосполнимых потерь бросают карты, но Черчилль не зря был знаменит своим ослиным упрямством…
12 ноября 1941 года, 17:25. Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, комната тактического планшета.
Присутствуют:
Верховный Главнокомандующий и Генсек ЦК ВКП(б) – Иосиф Виссарионович Сталин;
Начальник генштаба[41] – генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский;
Старший тактик-консультант Генштаба – генерал-лейтенант Ватила Бе;
Главный Социоинжинер-консультант СССр – Малинче Евксина;
Командующий Румынским фронтом – генерал армии Георгий Константинович Жуков;
Царь болгарский Борис III;
Инструктор по планшету – тактик-лейтенант Илина Ке (просто тихо стоит в сторонке).
Царь болгарский, оказавшись в святая святых Советского Союза, с удивлением оглядывался по сторонам. С Гитлером в Бергхофе его болгарское Величество уже ручкался, а вот у Сталина на даче он впервые. Скромно живет Верховный Главнокомандующий, ой как скромно – не в пример Гитлеру, да и самому Борису… И (правда, болгарский царь этого не знает) гораздо скромнее чем некоторые вожди в союзных республиках и национальных территориях РСФСР – у тех, видишь ли, менталитет-пенталитет. Но Аннушка уже пролила масло – а значит, полетят головы… Впрочем, это случится чуть позже.
– Итак, товарищи, – открывая совещание, сказал вождь, – сегодня мы собрались здесь для того, чтобы обсудить решение турецкого вопроса. Есть мнение, что это решение может быть только военным, а потому тут отсутствует товарищ Молотов, зато имеется в наличии наш главный специалист по сокрушительным ударам. Если что, я имею в виду товарища Жукова, который так знатно расчихвостил румынскую армию, что от Антонеску только клочья полетели. А ведь от болгаро-турецкой границы до Стамбула – всего двести пятьдесят километров, при том, что турецкая армия ничуть не лучше румынской, и большая ее часть сосредоточена на востоке, у границ Советского Союза и Ирана.
– Да, – подтвердила Малинче Евксина, – согласно данным глобального психосканирования турецкий этнос, в силу его социокультурных установок, невозможно интегрировать в Империю без применения мер систематического летального насилия и тотального принуждения. Подписание каких угодно соглашений со стороны этих людей это не гарантия их выполнения, а совсем наоборот. Пожимая руку и заглядывая в глаза, они сразу начинают думать о том моменте, когда они совершат неизбежное предательство, ибо без него само соглашение для них лишено смысла. И совершенно невозможно угадать, когда убеждения этих людей допускают возможность массовой резни беззащитных женщин, детей и стариков – только для того, чтобы преодолеть чувство фрустрации, вызванное какими-нибудь внешнеполитическими неудачами. Такая жесткость может случиться и на пике радостных эмоций. Получив известие о победе, эти люди будут врываться в дома своих соседей другой крови и другой веры, грабить, насиловать и убивать – только лишь затем, чтобы ощутить свою сопричастность триумфу, по их мнению, выражающемуся в беспредельном насилии над побежденными. И совершенно неважно, какой век на дворе и какой в этой стране политический строй. Армян они резали при султане, а вот малоазийских греков – уже при демократии, но и там, и там были убиты миллионы. Если пролистать книги по истории Турции, то вся она состоит из больших и малых массовых убийств. Резня побежденных в завоеванных землях сменялась внутренними смутами, и наоборот. В доимперской социоинженерии имел место такой термин – «стационарная орда». Это та же орда, только перешедшая к оседлому образу жизни, но не растерявшая при этом своих свойств в силу того, что завоеватели не растворились среди местного населения, а выбрали тактику его прямого подавления. Такая форма общественного устройства тогда считалась наиболее приемлемой из всех возможных, ибо при ней почти полностью отсутствует общественный и научный прогресс. Империя после своего появления, напротив, искореняла такие государственные образования со всей возможной решимостью, ибо менталитет оседлого дикаря несовместим с ее социокультурными установками.
– Мы, темные эйджел, – сказала Ватила Бе, осклабившись в жутковатой улыбке, – тоже далеко не ангелы, а безжалостные и беспощадные существа, которым ничего не стоит вырезать побежденный клан, включая древних старух и младенцев. Но даже нам претят убийства только для удовольствия, без всяких рациональных объяснений. Если мы убиваем, то только потому, что это диктуется экономической целесообразностью. Каждый клан в цивилизации диких эйджел способен прокормить только сам себя – и никаких лишних ртов. Империя изменила правила игры, оторвав нас от дикарской целесообразности, и теперь мы не убиваем пленных. Но главное не в убийствах – их при определенных условиях мы способны понять и принять, – а в том, что эти хумансы не держат слова и считают предательство приемлемым и даже самым удобным образом жизни. Такое общество существовать не должно – не только на Старой Земле, но и вообще.
– Так что же, вы предлагаете истребить всех турок? – спросил Василевский, потрясенный откровениями эйджел. – Но это же будет геноцид и ужасное злодеяние!
Малинче Евксина невозмутимо ответила: