Но он не в силах был сопротивляться и поэтому чиркнул огнивом и, присев на пол, зажег свечу. Дзирт был твердо намерен довести дело до конца, доказать себе, что он в состоянии обрести покой, место, где можно предаваться безмолвной медитации, место, где мучители не достанут его.
В течение первых нескольких минут ему казалось, что он может пребывать в такой позе вечно. Ему вовсе не казалось трудной задачей сидеть так, когда он расслабился, сложил перед собой руки. Он пристально смотрел на свечу, позволил ее свету увести его вглубь – не вглубь свечи, а вглубь собственной души.
Вскоре у него заболела спина, мышцы жгло огнем.
Он усилием воли преодолел боль, упрямо сохранял неподвижность.
Время текло незаметно, оно не имело значения. Он почувствовал дискомфорт, постарался погрузиться глубже в пламя свечи, глубже в себя самого. Ему причиняла боль не поза, в которой он сидел, а мысли о ней; он понял это после многих часов, проведенных с Афафренфером и остальными. Мышцы его были напряжены для того, чтобы удержать его в полной неподвижности. И именно это усилие, именно попытки стать совершенным мешали ему достичь совершенства.
Дзирт прекратил свои попытки, просто смотрел на пламя свечи, смотрел в собственную душу. Он думал только о своем дыхании и позволил ритму дыхания унести себя в иное место, где царил покой.
Он закрыл глаза, сам не сознавая этого. Его поза действительно была совершенной, расслабленной, сбалансированной, но он этого не чувствовал и не видел.
Дзирт нашел место, где не было ничего, и там находилось его святилище, убежище, укромный уголок, там царил безмятежный покой.
И Кэтти-бри была там рядом с ним, такая прекрасная, живая, любящая, и это было чудесно.
Она улыбнулась ему, и он увидел острые зубы хищницы, а потом она расхохоталась зловещим, скрежещущим смехом.
Дзирт попытался отогнать эту картину, и ноги у него снова заболели, мускулы напряглись.
Открыв глаза, он увидел свечу, на которой сконцентрировался; пламя ее бешено металось из стороны в сторону, и это лишь усилило его беспокойство.
Пламя металось от его собственного прерывистого дыхания, в то время как он пытался найти нечто ускользающее.
У него мучительно заболели ноги, и он сел на пол, тяжело дыша.
Он заметил, что свеча прогорела намного больше, чем во время его предыдущих попыток предаваться медитации, и все же дроу это достижение показалось ничтожным, не стоящим внимания.
Он нашел покой, убежище, тайное убежище, принадлежавшее только ему.
Мучители настигли его и там.
Никогда и нигде ему не будет покоя.
В этот момент Дзирт До’Урден понял еще более четко, чем когда-либо прежде, что он пропал. Едва передвигая ноги, он побрел в свою тесную комнатку и рухнул на соломенный тюфяк, всем сердцем желая, чтобы сон без сновидений пришел к нему и дал ему временную передышку.
– Ты достиг успехов в медитации, – обратился Кейн к Дзирту на следующий день. Магистр разбудил Дзирта рано утром, еще прежде, чем солнце показалось над восточным горизонтом.
Дроу уставился на монаха, не зная, что отвечать.
Дзирту было все равно, и он был совершенно уверен: сейчас ни один ответ не удовлетворит этого человека… или демона, неважно, кем или чем являлся этот так называемый магистр Кейн.
– Если бы ты принадлежал к ордену Желтой Розы, тебя называли бы безупречным братом Дзиртом, – сообщил Кейн.
Выражение лица Дзирта сказало монаху, как мало это значило для него.
– И, скорее всего, ты вскоре смог бы получить звание мастера, – не обращая внимания на неприязнь собеседника, продолжал Кейн. – Конечно, это невысокий титул, но немногие братья и сестры могут достичь его. Однако в тебе я вижу возможности. Ты обладаешь самодисциплиной, хотя позволяешь страху и гневу заглушить ее…
– Довольно! – воскликнул Дзирт. Он проглотил язвительное замечание, вертевшееся у него на языке, тряхнул головой и, взяв себя в руки, повторил: – Довольно.
– Ты тренировался несколько десятков лет, и результат дает о себе знать, – промолвил магистр Кейн и, в свою очередь, покачал головой.
– Очень жаль, – пробормотал он, развернулся и вышел.
Глава 21Разоблачение
Расправившись с ним, она уничтожила бы все достигнутое, а Малкантет начинала понимать, что в этом забытом, дремучем и жалком уголке мира можно неплохо поразвлечься. Сначала она согласилась на план Ханцринов отправить ее на поверхность только потому, что Демогоргон был изгнан, а Граз’зт, по слухам, бродил в Подземье. Королевство на краю земли показалось королеве суккубов безопасным местом, но она всегда думала, что вернется в Подземье после того, как Граз’зт отправится домой, в Бездну. У нее имелись многочисленные связи в разных городах темных эльфов.
Тем не менее с течением времени ее решимость поколебалась. Оказалось, что людьми так легко манипулировать…
– У меня сильно болит голова, глаза буквально сами закрываются, – пролепетала она, театральным жестом проводя рукой по лбу.
– Мне плевать! – прикрикнул король Ярин и схватил жену за плечи. – Раздевайся!
И сделал движение, чтобы швырнуть ее на постель.
С таким же успехом он мог попытаться опрокинуть замок.
В изумлении Ярин взглянул в алые глаза «Консеттины». Алые?
– Я сказала, что сейчас не могу исполнять свои… супружеские обязанности, – с угрозой в голосе произнесла Малкантет.
Король Ярин отпрянул и сглотнул ком в горле.
В следующий миг глаза ее снова обрели прежний синий цвет, и она с извиняющимся видом улыбнулась.
– Я пришлю за тобой, как только почувствую себя лучше, любовь моя.
Король Ярин неловко попятился, потом резко развернулся и буквально бросился прочь из комнаты, тряся головой и безуспешно пытаясь осмыслить происшедшее. Малкантет смотрела, как он прошел мимо стражников; дворф-часовой бросил на нее многозначительный взгляд.
Она едва заметно кивнула Айвену и закрыла дверь.
– Ты сильно рискуешь, играя в эти игры, – заметил квазит Инчедико, когда хозяйка обернулась. – Ты позволила этому человеку увидеть истину.
– Он сам не понял, что увидел, – возразила Малкантет.
– Значит, все-таки пригласишь к себе варвара?
Суккуб зловеще ухмыльнулась:
– Мне скучно.
– И поэтому ты собираешься устроить всем местным неприятности? Крупные неприятности?
– Возможно. – Малкантет пожала плечами. – А разве тебе это не интересно?
Квазит хихикнул, затем шмыгнул под кровать – в дверь королевской спальни негромко постучали.
Айвен стоял на часах в коридоре, отойдя как можно дальше от комнаты королевы Консеттины – насколько это было возможно без того, чтобы оставить свой пост. Он прислонился к перилам винтовой лестницы на верхней площадке; выход на лестницу находился в стороне, и его не видно было из дверей королевы. Он притворился, что счищает какое-то пятнышко с отполированных до блеска доспехов, которые прежде – так говорили, хотя немногие в это верили, – принадлежали самому королю Гарету Драконобору.
– О, госпожа, ой, госпожа, госпожа, – услышал он чей-то голос с нижних ступеней. Голос становился громче; какая-то женщина бежала вверх по лестнице.
Дворф нахмурился – он с самого начала думал, что сегодня ночью не стоит устраивать свидание, и его смутная тревога лишь усилилась, когда король покинул спальню Консеттины в дурном настроении. Но после того как Ярин ушел, королева совершенно определенно кивнула Айвену, и этот кивок нельзя было игнорировать – так сказала еще раньше она сама.
– О, госпожа, стражники, госпожа! – восклицала женщина.
Айвен ахнул и направился было в коридор, но в изумлении отпрянул и спрятался за статую.
– Стражники идут! Берегись, госпожа!
Ацелия Ледяная Мантия, сестра короля, пробежала мимо него к двери Консеттины; она была так взволнована, что даже не заметила воина.
– Ацелия? – прошептал дворф. Ее озабоченность показалась ему очень странной. Ацелия ненавидела Консеттину и не делала из этого тайны. Зачем ей предупреждать королеву о приближении враждебно настроенных стражей? И как Ацелия вообще могла узнать о присутствии Вульфгара в комнате?
А может, она ничего не знала?
– Госпожа, стражники! – послышался чей-то встревоженный голос, и за возгласом последовал настойчивый стук в дверь.
Королева Консеттина как раз снимала с Вульфгара рубаху, осыпая его страстными поцелуями. Услышав крики, она небрежно отшвырнула варвара в сторону, и он пролетел через полкомнаты.
– Что это?! – воскликнул он, вытаращив глаза.
– Стражники! – крикнули из коридора. – Они сейчас придут сюда, госпожа!
– Мне нужно уходить! – ахнул Вульфгар.
Не дожидаясь ответа, варвар поспешил к окну, но женщина опередила его и преградила ему путь.
– Тебе некуда бежать, – усмехнулась она.
Дверь с грохотом распахнулась, и в спальню ворвалась принцесса Ацелия.
– Госпожа!
– Заткнись! – приказала королева низким, зловещим голосом. – И закрой дверь, тупица.
Ацелия повиновалась.
– Что это? – повторил Вульфгар, но слова застряли у него в глотке, когда женщина, которую он считал королевой Консеттиной, обернулась и свирепо уставилась на него. Глаза у нее были красными, и на лбу выросли небольшие рога, как у козы.
– Сегодня ночью мы не будем развлекаться, – объявила она.
Вульфгар с силой оттолкнул «королеву» и взглянул на небольшой столик у кровати, где лежал его волшебный молот. Он хотел было издать боевой клич, но у него перехватило дыхание, когда демоница, занявшая место королевы, ударила его с силой горного великана.
Варвар, пошатываясь, отступил, но она не отставала, стиснула его плечи. Ему удалось вызвать Клык Защитника, и молот появился у него в руке, но это было бесполезно. Фальшивая королева прижала Вульфгара к себе, он не мог замахнуться как следует.
Он вцепился в молот обеими руками и попытался оттолкнуть демоницу, но та тоже ухватилась за рукоять его оружия, ниже его рук. Резким движением она развернула молот, так что могучий варвар упал на одно колено.