– А тебе-то до нас какое дело?! – прорычал Энтрери. – Кто ты такая? Мне сказали, что ты дочь Громфа, но он к тебе совершенно равнодушен – даже не снизошел до того, чтобы телепортировать нас сюда. И еще мне сказали, что ты должна была стать Верховной Матерью Мензоберранзана, проклятой служанкой богини Пауков…
– Следи за тем, что говоришь, – предупредила его Ивоннель таким тоном, что Энтрери одумался и заговорил более спокойно.
– Я просто не пойму, с чего бы это Верховной Матери заботиться о судьбе Дзирта До’Урдена, отступника, падшего существа, – процедил он.
– Я – не Верховная Мать.
– Но ты могла бы ею стать.
– Это верно. Мне стоило лишь сказать одно слово. Но я отказалась. Уже одно это должно дать тебе понять, в чем дело.
Энтрери пожал плечами и раздраженно вздохнул.
– Так почему тебя тревожит его судьба?
– А тебя?
– Ты не можешь просто взять и ответить на мой вопрос?
– Ответь сначала себе, и ты поймешь. Я уверена, что наши мотивы очень похожи.
Эти слова заставили Энтрери смолкнуть. Он отступил, тряхнул головой, пытаясь найти в происходящем хоть какой-то смысл. Дзирт был небезразличен ему потому, что однажды дал ему, ассасину, зеркало и заставил его честно взглянуть на собственное отражение.
Небезразличен потому, что пример Дзирта когда-то помог Энтрери измениться, и теперь бывший безжалостный убийца мог смотреть на себя в это зеркало, не испытывая отвращения.
Он внимательно взглянул на Ивоннель. Эта всемогущая женщина-дроу, которая могла бы встать во главе армии из двадцати тысяч темных эльфов, которая в совершенстве владела заклинаниями, дарованными ее богиней своим поклонникам, которая могла при помощи чар сражаться с такими, как Громф Бэнр, внезапно показалась ему ничтожной.
Переведя взгляд на склон горы, Энтрери увидел в воротах монастыря одинокую фигуру; и когда воин вызвал волшебного единорога и повел его вниз по склону, Артемис Энтрери понял, что критический момент, момент истины, настал.
– Он идет, – прошептал ассасин.
– Не забывай свою роль и не забывай о том, зачем ты здесь, – повторила Ивоннель и исчезла в роще.
Энтрери при помощи обсидиановой фигурки вызвал собственного «скакуна», адского жеребца, повел его к дороге и там, в тени деревьев, принялся ждать Дзирта.
– Что ты здесь делаешь?! – вздрогнув от неожиданности, воскликнул дроу при виде человека. Он с самого начала показался Энтрери потрясенным и расстроенным и нахмурился еще сильнее, заметив у дороги старого знакомого и старого врага.
Ассасин сплюнул на землю.
– Вокруг тебя столько всего происходит, а ты не можешь догадаться, в чем дело? – отвратительно ухмыляясь, произнес он. – Ты разочаровал меня, Дзирт До’Урден.
Дзирт немного откинулся назад.
– Что ты имеешь в виду?
Энтрери соскользнул на землю и взмахом руки отправил коня прочь, затем сделал знак Дзирту присоединиться к нему.
Дроу удивленно и с подозрением посмотрел на человека, однако повиновался и отпустил Андхара; воины остановились друг напротив друга, на расстоянии нескольких шагов.
– Зачем ты пришел сюда? – рассерженно спросил Дзирт. – Неужели ты заодно с…
– Я в союзниках не нуждаюсь, – перебил его Энтрери.
– Выходит, это совпадение?
– Я не верю в совпадения, – произнес Энтрери таким тоном, что Дзирт вздрогнул. Казалось, он уже слышал эти самые слова, произнесенные этим человеком с точно таким же выражением много-много десятков лет назад.
Так оно и случилось на самом деле, в туннелях поблизости от Мифрил Халла, когда дроу Мензоберранзана в первый раз пошли войной на крепость Бренора, а Артемис Энтрери присоединился к Дзирту и его друзьям в обличье Реджиса.
Дзирт покачал головой.
– Не можешь догадаться, зачем я пришел сюда? – угрюмо спросил Энтрери. – И почему именно я? Почему в этом облике, в облике этого человека, твоего старого врага?
Дзирт поморщился.
– А кого еще ты ожидал встретить в качестве воплощения своего кошмара? – произнес Энтрери, якобы открывая свои карты.
Дзирт, захваченный врасплох, отпрянул.
Энтрери вытащил из ножен Коготь Шарона; луч солнца сверкнул на алом клинке и заставил его засиять с удвоенной силой. Затем он выхватил свой знаменитый кинжал, несколько раз подбросил его в воздухе и поймал, так что драгоценные камни, украшавшие рукоять, заискрились.
– Что ты можешь знать о моем кошмаре?! – заорал Дзирт, пытаясь взять себя в руки.
– Все это иллюзия, так, по-твоему? – Энтрери изобразил зловещую ухмылку. – Сложный, хитроумный обман, предназначенный для того, чтобы тебя уничтожить? А может быть, ты всего лишь высокомерный, эгоистичный болван, возомнивший себя центром вселенной?
Он шагнул вперед, и Дзирт попятился.
– Я твой кошмар, Дзирт До’Урден, – объявил Энтрери. – И если тот масштабный обман действительно существует, настал час, когда он уничтожит тебя.
– Но зачем? – Дзирт отступил еще на шаг назад. – Зачем все это? Зачем такая правдоподобная иллюзия?
Энтрери ухмыльнулся злобно, будто самый настоящий демон, и произнес:
– Тем приятнее будет моя победа.
Дзирт пошатнулся, словно его ударили, потому что эти слова тоже хранились в его воспоминаниях об Артемисе Энтрери.
– Доставай клинки, Дзирт До’Урден, чтобы мы смогли продолжить поединок, начатый в канализации Калимпорта, – язвительно бросил ассасин. – По крайней мере в тот далекий день ты считал, что это начало, верно? Хотя мы оба знали, что все началось гораздо раньше, потому что мое искусство было насмешкой над твоими принципами, а твое существование – насмешкой над моей напрасно прожитой жизнью. Такова была причина нашего соперничества, помнишь?
– Это было очень давно и очень далеко отсюда…
– По-моему, не так уж и далеко. Берись за оружие.
Дзирт не шевельнулся.
– Берись за оружие, чтобы наконец выяснить истину, – настаивал Энтрери.
– Я знаю истину.
– Защищайся, или я убью тебя на месте. – Энтрери говорил совершенно серьезно.
Дзирт мотнул головой – он хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Вместо того чтобы схватиться за мечи, он просто развел руки в стороны, словно приглашая ассасина вонзить в него клинки.
– Сражайся за своих друзей, если не хочешь сражаться за себя! – потребовал Энтрери.
– Мои друзья давно мертвы.
– Сражайся, или я буду подвергать их пыткам целую вечность! – заорал Энтрери, и в голосе его наконец прозвучали нотки отчаяния. Он вдруг испугался, решил, что не смог правдоподобно сыграть роль, сказал не те слова, утратил контроль над ситуацией.
– Если ты та, за кого я тебя принимаю, тогда ты в любом случае будешь пытать их, – ответил Дзирт с выражением покорности судьбе.
Энтрери взял себя в руки и снова скривил губы в дьявольской ухмылке.
– Но теперь это доставит мне больше удовольствия.
Дзирт стиснул зубы и расправил плечи.
– Трус, – бросил Энтрери.
– Значит, убей меня.
– Итак, в конце концов Дзирт До’Урден оказался слабаком, – с презрением процедил Энтрери. – Ты считаешь себя смелым – ведь ты готов умереть, – но ты принимаешь смерть лишь потому, что боишься. Ты поддался страху. Да, Дзирт До’Урден – трус.
– Как тебе будет угодно.
– Это не мое личное мнение, это правда, – поправил его Энтрери. – Если я сейчас зарублю тебя, ты умрешь без твердой уверенности в том, что реальность ужасна, с крошечной искоркой надежды на лучшее; таким образом твой затуманенный рассудок сможет отказаться от прежних умозаключений. Ты не принимаешь свою судьбу, не смотришь ей в лицо. Нет, ты просто сдаешься, опускаешь руки.
С этими словами он небрежно ткнул перед собой Когтем Шарона, остановился в последний момент, но затем совершил молниеносный выпад кинжалом и задел щеку Дзирта. Выступила кровь, но рана на первый взгляд не была серьезной.
Потрясенный Дзирт буквально вытаращил глаза, и Энтрери понял: он почувствовал укус кошмарного кинжала, страх абсолютного небытия, страх перед оружием, которое отнимало у жертвы жизненную энергию и саму душу.
Несмотря на черное отчаяние, несмотря на беспомощность и бессилие, которые почти одолели Дзирта До’Урдена, несмотря на то что Чума Бездны лишила его способности рассуждать здраво, в этот момент предчувствие конца и страх полного исчезновения заставили его очнуться.
В руках Дзирта словно по волшебству появились его клинки, Ледяная Смерть и Видринат.
– Уже давно настало время покончить с этим, – сказал Артемис Энтрери.
Ассасин начал поединок расчетливо, не торопясь, и вскоре он и его искусный противник обменивались серией выпадов, так хорошо знакомых им обоим.
Сколько раз в прошлом приходилось им скрещивать клинки? Сколько раз они выступали вместе против общего врага? Сражаться друг против друга или на одной стороне – это было почти одно и то же, потому что их плавные выпады и движения находились в гармонии, их последовательность не менялась, они дополняли друг друга, один воин предчувствовал следующий ход другого, и их действия скорее походили на танец, нежели на смертельную борьбу.
Ивоннель из своего укрытия в тени деревьев наблюдала за сражением с неподдельным восхищением. Даже эти первые несколько выпадов и ответных ударов, когда противники еще присматривались друг к другу, казались достойными лучших учеников Академии Мили-Магтир.
Темп нарастал с каждой минутой, звон стали был теперь непрерывным, подобно нескончаемому металлическому скрежету в какой-нибудь мастерской. Каждый искусный выпад, сделанный под безукоризненно точным углом, второй из сражавшихся парировал таким же искусным, совершенным движением, и теперь те первые пробные выпады казались сущими пустяками.
Ивоннель кивнула своим мыслям и поднесла ко рту свисток, вызывавший Киммуриэля. Она ничего не услышала, но, поскольку доверяла Джарлаксу, знала, что псионик услышит ее.
Но откликнется ли он на ее зов?
Ивоннель пожала плечами. Это не имело значения. Киммуриэль должен был помочь ей, усилить ее чары, если все пойдет так, как она надеялась, но в конце концов исход поединка решал не он.