Герой веков — страница 3 из 13

Расколотые небеса

Ферухимия, следует отметить, является силой равновесия. Из всех трех сил только она была известна людям до того, как началось открытое противоборство между Охранителем и Разрушителем. В ферухимии используется то, что было отложено впрок. Ничего не теряется, просто изменяются время и степень использования.

34

Марш вошел в маленький город. Рабочие у самодельных ворот — настолько непрочных, что одного удара хватило бы, чтобы их развалить, — замерли. Подметальщики пепла с испугом, переходящим в ужас, следили за шагавшим мимо инквизитором. Они выглядели слишком испуганными, чтобы убежать. По крайней мере, среди них не нашлось того, кто отважился бы убежать первым.

Марш не обратил на них внимания. Земля дрожала у него под ногами, и это походило на прекрасную песню. Подземные толчки были обычным явлением здесь, у подножия горы Тириан. Из всех Пепельных гор она располагалась ближе всего к Лютадели. Марш находился во владениях Эленда Венчера, но, разумеется, император их покинул. Для инквизитора и того, кто им управлял, иного приглашения и не требовалось. Они действовали заодно.

Впрочем, крохотная частичка сознания Марша оставалась по-прежнему свободной. Он позволил ей уснуть. Разрушитель должен был поверить, что инквизитор сдался. В этом весь смысл. Марш не пытался сопротивляться, разве что самую малость. Пепельное небо казалось ему ослепительно-прекрасным, а смерть мира — благословением.

Время еще не пришло. Он ждал.

Городок представлял собой воодушевляющее зрелище. Люди здесь голодали, хотя Центральный доминион формально находился «под защитой» Эленда Венчера. У жителей были чудесные затравленные лица, свидетельствовавшие о близком крушении всех надежд. Улицы большей частью грязные, дома — особняки знатных семей, превращенные в переполненные обиталища голодных скаа, — покрывал пепел. От садов ничего не осталось, а все деревянное сгорело в печах во время прошлой зимы.

Великолепный вид вызвал у Марша удовлетворенную улыбку. Позади него люди наконец-то зашевелились, убегая, прячась в домах. В городке проживало где-то шесть-семь тысяч человек. Марш не собирался ничего с ними делать. Пока что.

Ему нужен был один, особенный дом. Он стоял в одном ряду с прочими, но немного от них отличался. Раньше в этом городе часто останавливались путешественники, и он полюбился аристократам до такой степени, что многие стали строить здесь дома. Лишь несколько знатных семейств жили тут постоянно, надзирая за скаа, которые работали на равнинах, на плантациях и полях.

Дом, который искал Марш, выглядел чуть приличнее своих соседей. Хоть фасад и нуждался в чистке, деревянные пристройки большей частью сохранились, а у ворот топтался охранник.

Его Марш убил заточенным, как бритва, треугольником. Их некогда использовали во время церемоний, посвященных Вседержителю. Вонзил оружие в грудь охранника, стоило тому открыть рот. Человек успел лишь коротко вскрикнуть и повалился на землю. Скаа, наблюдавшие за происходящим из соседних домов, даже не шелохнулись.

Напевая вполголоса, Марш двинулся по дорожке ко входу в особняк; спугнул небольшую стаю ворон, почуявших скорую поживу. Когда-то вымощенная плитами, дорожка шла через милый садик. Теперь по обеим сторонам простиралось поле сорняков. Владелец поместья явно мог себе позволить лишь одинокого стражника у ворот, поэтому никто не поднял тревоги. Марш подошел к самым дверям и, продолжая улыбаться, постучал.

Открыла горничная. Застыла, увидев неестественно прямую фигуру в темных одеяниях, штыри в глазах. Потом затряслась.

Вскинув руку с зажатым в ней еще одним треугольником, Марш алломантическим толчком направил оружие горничной в лицо. Треугольник пробил череп насквозь — женщина упала. Переступив через тело, инквизитор вошел в дом.

Внутри тот выглядел намного красивее, чем можно было бы ожидать. Роскошная мебель, свежая краска на стенах, вазы с замысловатыми узорами. Марш вскинул бровь, оглядывая комнату своими металлическими глазами. Его особое зрение не позволяло с легкостью различать цвета, но он мог их чувствовать, если хотел. Алломантические линии, выдававшие наличие металла внутри большинства предметов, оказались весьма выразительны.

Для Марша особняк представлялся пространством чистейшей белизны, в котором тут и там вспыхивали пятна цвета. Марш разжег пьютер, чтобы придать своим движениям легкость, обычно им несвойственную. Он убил еще двух слуг и в конце концов поднялся на второй этаж.

Там, в одной из комнат, инквизитор и обнаружил человека, который был ему нужен. Закрыв глаза, круглолицый, с аккуратными усиками лысеющий мужчина в дорогом костюме безвольно осел на стул. У ног его валялась пустая бутылка из-под крепкого спиртного. Марш недовольным взглядом окинул открывшуюся картину.

— Я преодолел долгий путь, чтобы найти тебя, — сказал он. — И перед самой нашей встречей ты упился до полусмерти?

Конечно, они не были знакомы. Однако это не мешало Маршу злиться, поскольку он лишился возможности насладиться ужасом в глазах того, кто внезапно обнаружил в своем доме инквизитора. Пьяному, как известно, море по колено. Какое уж тут предчувствие смерти. На мгновение инквизитор даже задумался, не отложить ли убийство до тех пор, пока жертва не протрезвеет.

Но Разрушитель не хотел ждать. Вздохнув, Марш смирился с несправедливостью и, повалив бесчувственного аристократа на пол, воткнул ему в сердце маленький бронзовый штырь. Он не был таким длинным и толстым, как один из штырей инквизитора, но убивал столь же хорошо. Марш вырвал его из груди мертвого аристократа, и на полу начала растекаться лужа крови.

Что ж, дело сделано — оставалось только покинуть дом. Хозяин — Марш даже не знал, как его звали, — недавно использовал алломантию. По невезению привлек внимание Разрушителя. Тому как раз требовался алломант, которого можно было осушить.

Марш пришел сюда, чтобы забрать и поместить силу туманщика в металлический штырь. Происходящее казалось инквизитору неправильным. Гемалургия — особенно в сочетании с алломантией — действовала наиболее эффективно, когда штырь, проходя сквозь сердце жертвы, попадал сразу же в тело носителя. Тем самым потери сводились к минимуму. Если же просто убить алломанта и создать штырь, то носителю доставалась лишь часть силы.

Что поделаешь. Сокрушенно качая головой, Марш снова переступил через тело служанки и вышел в неухоженный сад. Никто не помешал ему уйти, никто даже не посмотрел в его сторону, пока он шагал к воротам городка. У самых ворот, однако, инквизитор с удивлением обнаружил нескольких коленопреклоненных скаа.

— Пожалуйста, ваша милость, — заговорил один, когда Марш приблизился. — Пожалуйста, пришлите к нам снова поручителей. Мы будем служить им лучше, чем в прошлый раз.

— У вас не будет второго шанса. — Марш уставился на них своими штырями.

— Мы снова уверуем во Вседержителя, — сказал другой скаа. — Он кормил нас. Пожалуйста. Нашим семьям нечего есть.

— Что ж, об этом вам недолго осталось беспокоиться.

Инквизитор двинулся дальше, а растерянные люди так и остались стоять на коленях. Он не убил их, хотя был не прочь. К несчастью, Разрушитель предпочел забрать эту привилегию себе.

Марш вышел из города. Примерно через час, пересекая равнину, он остановился и вновь взглянул на городок и вздымавшуюся над ним пепельную гору.

В тот же момент верхушка горы взорвалась, извергнув поток пыли, пепла и камней. Земля задрожала, раздался оглушительный грохот. Затем вниз по склону, направляясь к равнине, двинулся мощный поток докрасна раскаленной лавы.

Марш покачал головой. Да. Голод едва ли был самой существенной проблемой этого города. Им явно не хватало умения разобраться, что в этой жизни главное.

* * *

Мне бы не хотелось особенно распространяться о гемалургии… С точки зрения Разрушителя, сила должна иметь безмерно высокую цену. Само по себе ее использование может быть привлекательным, но при этом оно непременно будет сеять хаос и погибель.

Фактически гемалургия — очень простое искусство. Паразитическое. Если не у кого будет воровать, она окажется бесполезной.

35

— С тобой точно все будет в порядке? — спросил Призрак.

Бриз отстранил взгляд от освещенных окон таверны и скептически приподнял бровь. Призрак привел его вместе с несколькими солдатами, переодетыми в обычную одежду, в достаточно большое и приличное заведение. Изнутри раздавались голоса.

— Не сомневайся. — Бриз снова принялся разглядывать таверну. — Скаа выходят по ночам. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу такое. Вероятно, вскоре и в самом деле наступит конец света…

— А я отправлюсь в один из бедных кварталов, — негромко сообщил Призрак. — Хочу кое-что проверить.

— Бедные кварталы, — задумчиво произнес Бриз. — Может, мне стоит пойти с тобой. Я заметил, что чем беднее люди, тем охотнее они распускают языки.

— Не обижайся, Бриз, но там тебя сразу обнаружат.

— Это почему же? — Гасильщик глянул на свой невзрачный наряд: коричневая роба разительно отличалась от сюртука и жилета, которые он обычно носил. — Я вырядился в эти ужасные тряпки, неужели этого мало?

— Дело не только в одежде, Бриз. У тебя есть… манеры. К тому же ты недостаточно испачкан в саже.

— Я внедрялся в низшие слои еще до твоего рождения, мальчишка, — погрозил пальцем Бриз.

— Ладно. — Призрак наклонился и набрал пепла. — Только давай я вымажу тебе лицо и одежду…

Бриз замер.

— Встретимся в нашем убежище, — проговорил он наконец.

Хитро улыбнувшись, Призрак высыпал пепел и исчез в тумане.

— Мне он никогда не нравился, — сказал Кельсер.

Миновав богатые кварталы, Призрак вскоре добрался до нижней улицы и, не останавливаясь, прыгнул — только плащ захлопал на ветру.

Приземлившись, двинулся дальше. Без пьютера он бы точно что-нибудь себе сломал. Теперь же Призрак двигался с той ловкостью, которой всегда завидовал, когда смотрел на Вин или Кельсера. Настроение у него было приподнятое. Когда внутри горел пьютер, не чувствовалось усталости — ни малейшего намека на утомление. Совершая даже самые простые действия, молодой человек ощущал себя грациозным и сильным.

Он быстро добрался до Хэрроуза. В лабиринте его узких канав Призрак теперь прекрасно ориентировался и знал, где именно искать свою жертву. Дарн был одной из самых заметных фигур в преступном мире Урто. В Хэрроузе этот информатор и король нищих считался кем-то наподобие мэра, поэтому отыскать его не составляло особого труда.

Призрак все еще помнил, как несколько недель назад очнулся после лихорадки и, отправившись ночью в таверну, услышал разговор о самом себе. На протяжении нескольких дней он заглядывал в другие таверны, и везде говорили о нем, о Призраке. Прибытие Сэйзеда и Бриза заставило его отложить разговор с Дарном — очевидным источником слухов. Пришла пора исправить упущение.

Перепрыгивая через кучи бесполезных досок, обходя горы пепла, Призрак наконец-то добрался до норы, которую Дарн называл своим домом. В этой части берега вырыли что-то вроде пещеры. Деревянная дверь выглядела такой же прогнившей и щербатой, как все в Хэрроузе, однако Призрак знал, что изнутри она укреплена толстым дубовым брусом.

Дверь охраняли два здоровяка, когда тот приблизился, кутаясь в свой плащ. В тот самый плащ, в котором его бросили в огонь; прожженный и в дырках.

— Хозяин никого не принимает, парень, — даже не вставая с места, лениво проговорил один из охранников. — Приходи позже.

Призрак пнул дверь. Та слетела с петель, а брус выскочил из креплений и упал на пол.

На мгновение Призрак застыл в испуге. У него было слишком мало опыта с пьютером, и он не мог соизмерять усилия. Но если испугался он, то охранники просто потеряли дар речи и лишь тупо разглядывали обломки.

— Возможно, тебе придется их убить, — прошептал Кельсер.

«Нет, — подумал Призрак. — Мне просто надо поторопиться».

И ринулся в открывшийся темный коридор, благо ни в фонаре, ни в факеле не нуждался. А приблизившись к двери в конце его, выхватил из кармана очки, повязку и успел надеть их еще до того, как позади раздались крики охранников.

Действуя на этот раз значительно аккуратнее, Призрак не сломал дверь, а всего лишь высадил плечом. Затем вошел в хорошо освещенную комнату, где четверо играли в покер. Дарн, похоже, выигрывал.

Призрак резко остановился и указал на незнакомцев:

— Вы трое. Вон отсюда. Дарн, надо поговорить.

Сидевший за столом Дарн глянул с неподдельным удивлением. Головорезы-охранники ворвались в комнату. Повернувшись к ним, Призрак принял боевую стойку и потянулся к спрятанной под плащом дуэльной трости.

— Все в порядке. — Дарн поднялся. — Оставьте нас.

Охранники медлили, явно рассерженные тем, что их так быстро обставили. Наконец вместе с партнерами Дарна по игре нехотя вышли из комнаты. Дверь закрылась.

— Впечатляющее появление, — оценил Дарн, снова усаживаясь за стол.

— Ты болтаешь обо мне. Я слышал, как люди говорят про меня в тавернах. Твое имя там тоже звучало. Ты распустил слухи о моей смерти, рассказал, что я был в числе соратников Выжившего. Откуда это тебе известно и почему ты используешь мое имя?

— Ох, да ладно, — махнул рукой Дарн. — Думаешь, тебя невозможно узнать? Ты друг Выжившего и чуть ли не полжизни прожил во дворце императора.

— Отсюда до Лютадели далеко.

— Не так далеко, чтобы до нас не долетали новости, — возразил Дарн. — В городе появляется ищейка, шпионит, швыряется деньгами. Не так уж трудно понять, кто ты такой. Кроме того, еще твои глаза.

— А что с ними не так? — удивился Призрак.

Его уродливый собеседник пожал плечами:

— Все знают, что с людьми из шайки Выжившего связано много странностей.

Призрак не знал, как это понимать. Он подошел к столу, посмотрел на разбросанные карты. Подобрал одну, ощупал. На оборотной стороне чувствовались выступы.

— Крапленые?

— Разумеется. Мы практиковались — проверяли, могут ли мои ребята правильно определять карты.

— Ты все еще не объяснил, зачем распространял про меня слухи. — Призрак бросил карту обратно на стол.

— Только не обижайся, парень, но… хм, я думал, ты покойник.

— Если ты так считал, зачем болтал про меня?

— А как ты думаешь? Люди любят Выжившего и все, что с ним связано. Потому-то Квеллион и поминает его так часто. Но если бы я вдруг обнаружил, что Квеллион убил одного из друзей Выжившего… что ж, в этом городе многим бы такое не понравилось.

— То есть ты просто хотел помочь, — ровным голосом проговорил Призрак. — По доброте душевной.

— Не только ты считаешь, что Квеллион убивает этот город. Если ты и в самом деле знал Выжившего, ты знаешь и то, что иногда люди начинают сражаться.

— Мне сложно считать тебя человеколюбивым, Дарн. Ты вор.

— Как и ты.

— Мы не знали, во что ввязываемся на самом деле, — возразил Призрак. — Кельсер пообещал нам богатства. А что за прибыль получишь ты?

Дарн фыркнул:

— Гражданин испортил нам все дела. Красное вино из погребов Венчера продается за гроши! Вся контрабанда заглохла, потому что покупать наши товары стало слишком опасно. При Вседержителе никогда не было настолько плохо. — Он подался вперед. — Если твои друзья, поселившиеся в старом доме братства, собираются как-то справиться с этим безумцем, то скажи, что они могут рассчитывать на мою помощь. В городе осталось не так уж много толковых людей, но Квеллион удивится, когда поймет, сколько всего они способны натворить при должном руководстве.

Призрак ненадолго задумался.

— В таверне в Вестбрукском переулке человек собирает информацию, — наконец решился он. — Пошли кого-нибудь встретиться с ним. Он гасильщик — лучший из всех, кого ты знаешь; и его трудно не заметить. Предложи ему свои услуги.

Дарн кивнул.

Призрак уже повернулся к выходу, но снова посмотрел на Дарна:

— Не говори ему, что знаешь меня, и не рассказывай, что со мной произошло.

С этими словами он ушел, миновав коридор, охранников и карточных жуликов. Ночь была звездной и ясной как день. Призрак снял повязку.

Он шел через Хэрроуз, пытаясь решить, как оценивать эту встречу. По сути, Дарн не рассказал ничего важного, но Призрак почувствовал, как вокруг него происходят события, которые он не предусмотрел и был не в состоянии понять. Он уже почти привык и к голосу Кельсера, и к пьютеру, но по-прежнему опасался, что не сумеет оправдать возложенные на него надежды.

— Если ты не доберешься до Квеллиона первым, — сказал Кельсер, — он доберется до твоих друзей. Он уже подыскивает убийц.

— Он не станет этого делать, — позволил себе не согласиться Призрак. — Особенно если до него дошли слухи, которые распустил про меня Дарн. Все знают, что Сэйзед и Бриз были с тобой. Квеллион решится их убить, только если у него не останется другого выхода.

— Квеллион не владеет собой, — возразил Кельсер. — Не жди слишком долго. Тебе не понравится, когда ты узнаешь, какие неразумные поступки он способен совершать.

Призрак замер, услышав чьи-то быстрые шаги, и почувствовал, как дрожит земля. Он развернулся и сунул руку под плащ, чтобы достать оружие.

— Тебе ничего не угрожает, — тихо сказал Кельсер.

Призрак расслабился, и в этот момент кто-то торопливо завернул за угол. Это был один из жуликов, с которыми играл Дарн. Он тяжело дышал и раскраснелся от быстрой ходьбы.

— Мой господин!

— Я не из господ, — отрезал Призрак. — Что случилось? Дарн в опасности?

— Нет, сударь. Просто я… я…

Призрак вопросительно вскинул бровь.

— Мне нужна ваша помощь. Когда мы поняли, кто вы такой, вас уже не было видно. Я просто…

— Что за помощь? — перебил Призрак.

— Моя сестра, сударь. Ее забрали люди Гражданина. Наш… отец был аристократом. Дарн спрятал меня, а Мэйли я оставил с одной женщиной, и та ее предала. Сударь, ей всего семь лет. И ее сожгут через несколько дней!

Призрак нахмурился: «Чего он от меня хочет?»

Он открыл рот, чтобы задать этот самый вопрос, но промолчал. Он ведь стал совсем другим человеком, лишь напоминавшим прежнего Призрака. Он теперь способен на многое.

Как Кельсер.

— Сможешь собрать десять человек? — спросил Призрак. — Своих друзей, которые не прочь поработать ночью?

— Конечно. Думаю, да. Это чтобы спасти Мэйли?

— Нет, — покачал головой Призрак. — Это в качестве платы за спасение Мэйли. Найди их, а я постараюсь спасти твою сестру.

Мужчина с готовностью закивал.

— Отправляйся сейчас же. — Призрак вскинул руку. — Мы приступим этой же ночью.

* * *

В гемалургии важен металл, из которого изготовлен штырь, а также место, куда его втыкают. Стальные штыри, к примеру, впитывают алломантические способности, связанные с горением пьютера, олова, стали или железа, и, соответственно, наделяют ими того, кто становится носителем. Конкретная способность, однако, зависит от того, куда помещают штырь.

Штыри, сделанные из других металлов, крадут ферухимические способности. Все изначальные инквизиторы получили пьютерные штыри, которые побывали в телах ферухимиков, — тем самым им передалась способность накапливать силы для исцеления. Впрочем, по закону гемалургического распада это получалось у них гораздо медленнее, чем у настоящих ферухимиков. Вот как инквизиторы обрели печально известное умение излечиваться от ран, и вот почему им нужно было так много времени тратить на отдых.

36

— Не надо было тебе туда ходить, — ровным голосом произнес Сетт.

Эленд удивленно приподнял бровь. Он ехал на своем белоснежном жеребце через центр лагеря. Тиндвил говорила, что люди должны видеть своего правителя, особенно в ситуациях, когда можно предугадать их реакцию. Этот урок Эленд усвоил очень хорошо и потому находился сейчас в седле. Накинутый на плечи черный плащ прикрывал пятна сажи на мундире. Солдаты должны знать, что император помнит о них. Сетт ехал рядом, привязанный к специальному седлу.

— Думаешь, я подверг себя опасности, когда отправился в город? — спросил Эленд, кивком отвечая на приветствие солдат.

— Нет. Мы оба знаем, что мне плевать, жив ты или умер, мальчик. Кроме того, ты рожденный туманом. Ты мог бы сбежать, если бы вдруг что-то пошло не так.

— Тогда почему мой поступок, по-твоему, был ошибкой?

— Потому что ты встретился с людьми. Ты говорил с ними, танцевал у них на глазах. Вот проклятье. Неужели не понимаешь, в чем проблема? Когда наступит время битвы, ты будешь волноваться из-за людей, которым станешь причинять боль.

Некоторое время они ехали молча. Эленд уже успел привыкнуть к утреннему туману, из-за которого лагерь казался меньше, чем был на самом деле. Даже усиленным оловом зрением он видел вместо отдаленных палаток лишь расплывчатые силуэты. Они как будто ехали сквозь какой-то потусторонний мир, полный загадочных теней и неразборчивых звуков.

Действительно ли он совершил ошибку? Возможно. Эленд знал, что имел в виду Сетт, понимал, насколько важно для полководца видеть в своих врагах не личности, а лишь препятствия.

— Я рад, что сделал все именно так, — твердо сказал Эленд.

— Знаю. — Сетт поскреб бороду. — Честно говоря, именно это меня и раздражает. Ты склонен к жалости. Уже само по себе это является слабостью, но главная проблема в другом. Проблема в твоей неспособности с этой жалостью справляться.

— Не стоило бы тебе привязываться к врагу, Эленд, — продолжал Сетт. — Ты должен знать, чем все это закончится, должен сделать так, чтобы избежать последствий! Будь я проклят, мальчик, у каждого короля есть свои слабости, но победителями становятся те, у кого хватает ума эти слабости давить, а не потакать им!

Поскольку Эленд ничего не ответил, Сетт тяжко вздохнул.

— Ладно, давай лучше поговорим об осаде, — поменял он тему. — Инженеры блокировали несколько речушек, которые текут по направлению к городу, но они сомневаются, что там нет других источников воды.

— Они есть. Вин обнаружила в городе шесть больших колодцев.

— Их надо отравить.

Эленд ответил не сразу. Словно два человека боролись в нем. Тот, кем он был прежде, хотел защитить как можно больше людей. Но тот, кем он становился, смотрел на вещи более здраво. Он знал, что придется убивать — или, по крайней мере, причинять неудобства — ради того, чтобы спасти большинство.

— Хорошо, — согласился Эленд. — Я поручу Вин сделать это сегодня ночью — и пусть она оставит у колодцев послания с объяснением того, что мы сделали.

— Это еще зачем?

— Я не хочу убивать, Сетт. Я хочу, чтобы начались волнения. Люди пойдут за водой к Йомену. Учитывая потребности целого города, ему придется воспользоваться запасами воды в хранилище, причем немедленно.

Сетт хмыкнул. Ему польстило, что Эленд принял его предложение.

— А как быть с окрестными деревнями?

— Разберись с ними, — распорядился Эленд. — Отправь десять тысяч человек, только пусть никого не убивают. Я хочу, чтобы шпионы Йомена завалили его тревожными извещениями о том, что его королевство разваливается на части.

— Ты идешь по лезвию бритвы, сынок, — покачал головой Сетт. — В конце концов тебе придется выбирать. Если Йомен не сдастся, ты будешь вынужден идти в атаку.

Эленд подъехал к штабной палатке и приостановил лошадь.

— Я знаю, — спокойно сказал он.

Сетт фыркнул, но смолчал, потому что из шатра вышли слуги, чтобы отвязать его от седла. Не успели они приняться за дело, как началось землетрясение. Эленд выругался, пытаясь удержать испуганного коня. От толчков палатки раскачивались, некоторые рухнули, послышался звон: кружки, мечи и прочие металлические предметы посыпались на землю. Наконец подземный грохот утих, и Эленд огляделся в поисках Сетта. Тот сумел удержать лошадь, но одна из его парализованных ног выпала из стремени, и сам он выглядел так, словно вот-вот должен был упасть. Слуги поспешили на помощь своему господину.

— Будь я проклят, если они не становятся чаще! — в сердцах проговорил Сетт.

Эленд успокоил взволнованного коня. Повсюду в лагере слышались ругательства и крики — люди пытались разобраться с последствиями землетрясения. В самом деле, толчки происходили все чаще и чаще; последний случился лишь несколько недель назад. Землетрясение в Последней империи вовсе не было рядовым событием: в юности Эленд ни разу не слышал, чтобы что-то подобное произошло в одном из внутренних доминионов.

Со вздохом он спрыгнул на землю и, вручив поводья адъютанту, проследовал вместе с Сеттом в штабную палатку. Слуги усадили своего господина в кресло и удалились, оставив правителей наедине.

— Этот дурень Хэм рассказал тебе последние новости из Лютадели? — Сетт встревоженно взглянул на Эленда.

— Точнее, о том, что новостей нет? Да.

Из столицы не было ни единой весточки, не говоря уже о припасах, которые Эленд приказал привезти по каналу.

— У нас не так уж много времени, Эленд, — продолжал Сетт. — В лучшем случае несколько месяцев. Мы сумеем ослабить решимость Йомена и, возможно, сделаем так, что его люди, измученные жаждой, будут ждать, когда их завоюют. Но если мы не получим провиант, то и сами вряд ли продержимся до конца осады.

Эленд посмотрел на своего пожилого соратника. Сетт, с надменным видом сидевший в кресле, встретил его взгляд. Очень многое в поведении этого человека, искалеченного перенесенной в детстве болезнью, было напускным. Он знал, что не может выглядеть угрожающе, и потому изобрел другие способы.

Сетт умел наносить точечные болезненные удары. Мог использовать и грех, и добродетели людей так, что не всякий гасильщик смог бы с ним сравниться. И при всем этом, как Эленд подозревал, сердце у Сетта было куда более доброе, чем он сам хотел бы думать.

Сегодня он казался особенно раздражительным. Будто о чем-то беспокоился. О чем-то важном лишь для него.

— С ней все будет хорошо, Сетт. Ничего с Альрианной не случится, пока она с Сэйзедом и Бризом.

Изображая безразличие, Сетт хмыкнул и махнул рукой, но отвел взгляд:

— Лучше уж пусть этой дурочки тут не будет. Хочет гасильщик с ней возиться — пусть возится. Мне-то что? И вообще, речь не обо мне, а о тебе и осаде!

— Я принял к сведению твои замечания, Сетт. Мы начнем штурм, если я сочту нужным.

Он едва успел договорить, как в палатку неторопливо вошел Хэм в сопровождении человека, которого Эленд вот уже несколько недель если и видел, то только лежащим в постели.

— Дему! Ты наконец-то с нами!

— Лишь отчасти, ваше величество. — Дему был все еще бледен. — По крайней мере, у меня достаточно сил, чтобы передвигаться без посторонней помощи.

— А как остальные? — спросил Эленд.

— Большинство уже на ногах, — вместо генерала ответил Хэм. — Дему оказался среди последних. Еще несколько дней, и все войско будет в полной боевой готовности.

«Не считая тех, кто умер», — подумал Эленд.

Сетт внимательно рассматривал Дему:

— Большинство заболевших пришли в себя еще пару недель назад. Ты оказался слабее, чем можно было бы предположить, а, генерал? Такие слухи, по крайней мере, дошли до меня.

Дему вспыхнул.

— Что такое? — нахмурился Эленд.

— Пустяк, ваше величество.

— В моем лагере не должно быть никаких «пустяков», Дему. Почему я не в курсе?

Хэм со вздохом подтянул к себе стул, развернул его и уселся верхом, положив на спинку мускулистые руки:

— Просто среди солдат ходят всякие слухи, Эл.

— Солдаты, — вмешался Сетт, — все никак не меняются: суеверные, как бабы.

Хэм кивнул:

— Кое-кто вбил себе в голову, что люди, заболевшие туманной болезнью, были наказаны.

— Наказаны? — переспросил Эленд. — За что?

— За недостаток веры, ваше величество, — пояснил Дему.

— Бессмыслица! Мы все знаем, что туман выбирает жертвы случайным образом.

Остальные обменялись взглядами, а Эленд невольно задумался:

«Нет. Он действует не случайно, — по крайней мере, об этом говорит статистика».

— Ладно, — сказал он вслух, решив сменить тему. — Какие у нас новости?

Трое мужчин по очереди заговорили о той стороне жизни в лагере, за которую каждый из них нес ответственность. На долю Хэма выпали поддержание боевого духа и тренировки, Дему отвечал за припасы и соблюдение порядка, Сетт — за тактику и патрулирование. Эленд стоял, сцепив за спиной руки, и вполуха слушал их донесения. Со вчерашнего дня мало что изменилось, разве только вернулся к несению службы Дему, который был намного полезнее своих заместителей.

Пока они отчитывались, Эленд размышлял. Осада шла достаточно хорошо, но правитель, которого обучали Сетт и Тиндвил, роптал в нем, не желая больше ждать. Он ведь может просто взять город штурмом. У него есть колоссы, и, судя по всему, его солдаты куда опытнее тех, что прячутся за стенами Фадрекса. Скалы обеспечат защитникам города преимущество, однако положение Эленда не так уж плохо, чтобы он проиграл.

Но победа будет стоить многих, очень многих жизней.

Другими словами, оставался последний шаг, который предстояло совершить, чтобы превратиться из защитника в агрессора. Из покровителя в завоевателя. И Эленд пребывал в ярости, оттого что не знал, как следует поступить.

Была еще причина, по которой не следовало посещать Фадрекс. Как удобно было бы продолжать считать Йомена злым тираном, продажным поручителем, сохранившим верность Вседержителю. Теперь, к несчастью, Эленд знал, что Йомен — вполне благоразумный человек. Да к тому же способный вести интересную беседу. В каком-то смысле его обвинения в адрес Эленда оказались чистой правдой. Он действительно был лицемером: говорил о народовластии, но собственный трон получил силой.

Император верил, что люди именно этого от него и хотели. Но это же и превращало его в лицемера. Следуя той же самой логике, Эленд должен был поручить Вин убить Йомена. Но как же мог Эленд приказать убить человека, который ничего плохого не сделал, а лишь оказался на его пути?

Убийство поручителя представлялось столь же недостойным поступком, как и штурм города с привлечением колоссов.

«Сетт прав, — думал Эленд. — Я балансирую на лезвии бритвы».

В какой-то момент, разговаривая с Телденом на балу, он почувствовал себя таким уверенным. И ведь он на самом деле верил в то, что говорил тогда. Он не стал вторым Вседержителем. Он даровал народу большую свободу и большую справедливость.

Однако чувствовал, что эта осада может нарушить равновесие между тем, кем он был, и тем, кем опасался стать. Мог ли Эленд и впрямь оправдать завоевание Фадрекса, гибель его защитников и разграбление его запасов некими предположительно важными интересами, связанными со спасением жителей империи? Мог ли поступить наоборот: покинуть Фадрекс и оставить секреты, которые таились в пещере (и, не исключено, могли спасти всю империю), человеку, уверенному, что Вседержитель вот-вот вернется и спасет его подданных?

Эленд не был готов принять решение. Пока что он собирался попробовать иные варианты. Любые варианты, которые не потребуют немедленного штурма. Это подразумевало, что осада будет продолжаться, пока Йомен не станет сговорчивей. Это также подразумевало, что Вин проберется в хранилище. Согласно ее донесениям, здание тщательно охранялось. Она не была уверена, что сумеет проникнуть внутрь под покровом темноты. Однако на время бала защита могла стать слабее, чем обычно. Лучшего шанса взглянуть на то, что находилось в пещере, у них может и не быть.

«При условии, что Йомен не перенес куда-нибудь последнюю плиту с посланием Вседержителя. При условии, что она вообще там была…»

Такой шанс нельзя упускать. Последнее письмо Вседержителя, последняя подсказка, которую он оставил своему народу. Если бы Эленд смог получить ее, не устраивая штурм города и не убивая тысячи людей, он бы не стал медлить.

Доклады закончились, и Эленд распустил собрание. Хэм торопился на утреннюю тренировку и ушел сразу. Через несколько минут унесли Сетта. Дему, однако, задержался. Временами Эленд забывал о том, насколько Дему молод — едва ли старше, чем он сам. Многочисленные шрамы, включая часть головы, где не росли волосы, прибавляли генералу возраста, а последствия долгой болезни лишь усиливали впечатление.

Дему явно хотел что-то сказать, но колебался. Вид у него был расстроенный. Эленд терпеливо ждал. Наконец генерал решился:

— Ваше величество, боюсь, я обязан попросить вас освободить меня от должности.

— Это почему же? — осторожно спросил Эленд.

— Не думаю, что теперь имею на нее право.

Эленд нахмурился.

— Командовать войсками может только человек, которому доверяет Выживший, мой господин, — пояснил Дему.

— Уверен, он доверяет тебе, Дему.

— Тогда почему он наградил меня болезнью? Почему выбрал меня из стольких людей в армии?

— Я уже говорил, Дему, это была случайность.

— Мой господин, мне неприятно вам возражать, но мы оба знаем, что все не так. Ведь вы же сами говорили, что если кого-то сразил недуг, то такова воля Кельсера.

Эленд застыл:

— Я такое говорил?

— В то самое утро, когда наша армия сразилась с туманом, вы прокричали, чтобы они помнили о Кельсере — повелителе тумана; и о том, что болезнь должна быть не чем иным, как проявлением его воли. Думаю, вы были правы. Выживший и в самом деле повелитель тумана. Он об этом и сам говорил до того, как погиб. Это он вызывает болезнь, мой господин. Я в этом уверен. Выживший знает, в ком недостаточно веры, и наказывает.

— Я другое имел в виду, Дему. Я подразумевал, что Кельсер знает о нашем испытании, но вовсе не намекал, что он затаил зло против конкретных людей.

— Как бы там ни было, мой господин, вы это сказали.

Эленд раздраженно махнул рукой.

— Как же тогда объяснить странные совпадения в числах, мой господин?

— Пока не уверен, — признался Эленд. — Действительно, количество заболевших и впрямь производит странное впечатление, но это ни о чем не говорит по отношению к тебе лично, Дему.

— Я не об этих числах, мой господин. — Дему по-прежнему не смотрел ему в глаза. — Я о тех, кто болел дольше остальных.

Эленд замер:

— Погоди-ка. О чем ты?

— Вы разве не слышали, мой господин? Писцы говорили, да и солдаты об этом знают. Не думаю, что большинство из них вообще умеет обращаться с цифрами, но они понимают: происходит нечто странное.

— Дему, о каких числах речь?

— Пять тысяч человек заболели, мой господин.

«В точности шестнадцать процентов моего войска», — подумал Эленд.

— Из них примерно пятьсот человек умерло, — продолжал Дему. — Большинство выживших выздоровели за день.

— Но не все, — уточнил Эленд. — Вроде тебя.

— Вроде меня, — подтвердил Дему. — Триста двадцать семь человек все еще болели, в то время как остальные постепенно приходили в себя.

— И?

— Это ровно одна шестнадцатая доля от всех заболевших, мой господин. И мы оставались прикованными к постели ровно шестнадцать дней. С точностью до часа.

Полог палатки тихонько шелестел на ветру. Эленд молчал, пытаясь справиться с ознобом.

— Совпадение, — произнес он наконец. — Имея дело со статистикой, всегда можно обнаружить странные связи и аномалии, особенно если постараться.

— Это не просто аномалия, мой господин, все слишком точно. Одно и то же число появляется снова и снова. Шестнадцать.

— Даже если и так, Дему, — покачал головой Эленд. — Это ничего не значит. Всего лишь число.

— Столько же месяцев Выживший провел в Ямах Хатсина.

— Совпадение.

— Столько же лет было леди Вин, когда она стала рожденной туманом.

— И опять совпадение.

— Слишком уж много совпадений, мой господин…

Похоже, Дему был прав.

«Я ничего не добьюсь, если буду все отрицать. Я должен знать, о чем думают люди, а не просто возражать им».

— Хорошо, Дему. Допустим, все не случайно. Похоже, у тебя есть какие-то мысли по этому поводу.

— Как я уже сказал, мой господин, туманами управляет Выживший. Он убивает определенных людей, других же делает больными, оставляя число шестнадцать как знак того, кто стоит за этими событиями. Значит, те из нас, кто перенес недуг тяжелее остальных, чем-то очень сильно его прогневали.

— Это если не считать тех, кого болезнь убила, — заметил Эленд.

— В самом деле. — Дему поднял взгляд. — Выходит… для меня еще есть надежда?

— Я не собирался тебя утешать. Я по-прежнему с тобой не согласен. Возможно, происходят и впрямь странные вещи, но ты истолковал их, опираясь на беспочвенные предположения. С чего бы вдруг Выживший на тебя разозлился? Ты же один из самых верных его проповедников.

— Я присвоил себе это звание, мой господин, — сокрушенно покачал головой Дему. — Он меня не выбирал, я просто… начал рассказывать людям то, что видел, — и они слушали. Вероятно, этим я его и оскорбил. Если бы он хотел, чтобы я проповедовал его учение, он бы сам меня избрал, пока был жив. Разве не так?

«Сомневаюсь, что Кельсера это хоть как-то волновало, — подумал Эленд. — Он лишь хотел в достаточной степени разозлить скаа, чтобы те взбунтовались».

— Дему, — сказал он вслух. — Ты знаешь, что Выживший не создавал этой церкви, пока был жив. Только мужчины и женщины вроде тебя — люди, ставшие последователями уже после его смерти, — смогли объединиться и создать сообщество верующих.

— Это правда. Но ведь он являлся некоторым людям после своей смерти. Я не из их числа.

— Он никому не являлся. Это был Ор-Сьер, кандра в его теле. И ты это прекрасно знаешь, Дему.

— Да, но кандра действовал по просьбе Выжившего. И я не был среди тех, с кем он должен был встретиться.

Эленд положил руку Дему на плечо, посмотрел ему в глаза. Он видел, как этот потрепанный войной и постаревший раньше времени генерал, не дрогнув, стоял перед взбешенным колоссом, который был на добрых пять футов выше его самого. Нет, слабым Дему не назовешь. Да и вера его также сильна.

— Дему, не хотелось бы тебя обидеть, но твоя излишняя жалость к себе начинает мешать. Если туман выбрал именно тебя, то надо приложить все усилия и использовать этот факт как доказательство, что туманная болезнь никак не связана с недовольством Кельсера. У нас нет времени предаваться сомнениям: мы оба знаем, что во всем войске не найдется человека, хотя бы в половину, столь же преданного, как ты.

Дему вспыхнул.

— Подумай об этом. — Эленд слегка разжег его эмоции. — Ты представляешь собой живое доказательство того, что приверженность религиозным идеалам никоим образом не связана с действиями тумана. Надо не предаваться унынию, а взять себя в руки и разобраться с тем, что на самом деле стоит за поведением тумана.

Дему на мгновение застыл, потом кивнул:

— Возможно, вы правы, мой господин. Очень может быть, я поторопился с выводами.

Эленд улыбнулся. Потом он помедлил, вспоминая собственные слова:

«Живое доказательство того, что приверженность религиозным идеалам никоим образом не связана с тем, как на человека действует туман…»

Что-то не так. Или не совсем так? Дему ведь был одним из самых истово верующих в войске. А что же те, кто проболел дольше остальных? Возможно, они отличались столь же глубокой верой, как и он? Эленд открыл рот, чтобы спросить Дему. И в этот момент снаружи раздались крики.

* * *

Гемалургический распад был менее заметен в инквизиторах, которых создавали из рожденных туманом. Поскольку они уже обладали алломантическими способностями, прибавление новых делало их невероятно сильными.

Но в большинстве случаев инквизиторов создавали из туманщиков. По всей видимости, охотники вроде Марша были наиболее подходящими для этого кандидатурами. Ведь если не получалось отыскать рожденного туманом, то инквизитор, способный более эффективным образом использовать бронзу, становился незаменимым инструментом для поиска туманщиков-скаа.

37

Вдали послышались крики. Вин, дремавшая в каюте, вскочила. Она так и не смогла по-настоящему уснуть, хотя вымоталась после очередной ночной разведки в Фадрексе.

Однако усталость исчезла без следа, едва с севера донеслись звуки битвы.

«Наконец-то!» — Рожденная туманом отбросила одеяла и ринулась прочь из каюты.

Вин была одета и, как обычно, держала при себе несколько флаконов с металлами. Один осушила уже на палубе баржи.

— Леди Вин! — крикнул какой-то матрос. — На лагерь напали!

— Очень вовремя. — Оттолкнувшись от металлического бруса, закрепленного с внутренней стороны борта, Вин взмыла в воздух.

Утренний туман клубился вокруг нее, заставляя чувствовать себя птицей, угодившей в облако.

Олово помогло быстро определить, где именно развернулось сражение. Несколько конных отрядов ворвалось в северную часть лагеря и теперь явно пыталось пробиться к баржам с провиантом, которые были пришвартованы в хорошо охраняемой бухте. Отряд алломантов занял оборону с фланга, выставив вперед громил и предоставив возможность стрелкам атаковать всадников с безопасного расстояния. Обычные солдаты удерживали среднюю часть, и у них получалось неплохо, поскольку продвижению конников мешали баррикады и прочие укрепления.

«Эленд был прав, — с гордостью подумала Вин. — Если бы мы не вышли в туман заранее, сейчас бы пришлось нелегко».

Предусмотрительность короля спасла их припасы и расстроила грабительские планы Йомена. Солдаты явно рассчитывали пронестись по лагерю без особых проблем, застав солдат врасплох, да еще и в тумане, после чего поджечь баржи с провизией. Вместо этого разведчики и дозорные Эленда подняли тревогу, и вражеская кавалерия оказалась втянута в открытый бой.

Хотя в южной части лагеря солдатам Йомена сопутствовала удача. Воины Эленда сопротивлялись изо всех сил, но противостояли им верховые. Вин камнем упала с неба, разжигая пьютер и наращивая силу. Бросив монету, она оттолкнулась, чтобы замедлить падение, и опустилась на землю, подняв огромную тучу пепла. Всадники были уже у третьей линии палаток. Вин предпочла приземлиться прямо посреди них.

«Лошади не подкованы, — наблюдая, как солдаты поворачиваются к ней, констатировала Вин. — Копья с каменными наконечниками. Никаких мечей. А этот Йомен весьма осторожен…»

Ей будто бросили вызов. Улыбнувшись, Вин почувствовала возбуждение, приятное после стольких дней, проведенных в ожидании. Командиры Йомена выкрикивали приказы, разворачивая свои отряды, и спустя всего несколько секунд в ее сторону неслись галопом не меньше тридцати всадников.

Подпустив их поближе, Вин прыгнула. Чтобы подняться высоко, ей не требовалась сталь — достаточно силы, которую придавал ее мышцам пьютер. Пролетев над всадниками, находившимися в авангарде, Вин ударом ноги выбила из седла одного из них. Приземлилась, бросила монету и оттолкнулась, уходя в сторону буквально из-под копыт галопирующих лошадей. Несчастному, оказавшемуся на земле, избежать подобной участи не удалось.

Алломантический толчок занес Вин на большую палатку, где обычно спали солдаты. Перекатившись, рожденная туманом вскочила на ноги и толкнула металлические опорные шесты, вырвав их из земли. Холщовые стены дрогнули. Ткань надулась пузырем, и палатка, подняв тучи пепла, взлетела. Сорвавшиеся с креплений шесты Вин перенаправила в сторону вражеской конницы.

Люди и животные рухнули наземь — ткань, шурша, опустилась к ногам рожденной туманом. Улыбнувшись, Вин перепрыгнула через превратившуюся в груду мусора палатку. Всадники тем временем пытались перестроиться для очередной атаки. Вин не собиралась им это позволять. Солдаты Эленда отступили, заняв оборонительную позицию, поэтому Вин могла действовать, не опасаясь навредить своим.

Рожденная туманом металась между всадниками, которые бестолково кружились, пытаясь разглядеть ее в густом тумане. Выдранные из земли опорные шесты палаток, точно копья, сражали врагов, и они падали один за другим. Казалось, противник полностью деморализован, впрочем, какому-то командиру все же удалось организовать новую атаку.

Обернувшись на топот копыт, Вин увидела, что навстречу ей несутся десять всадников: одни — с копьями наперевес, другие — натягивали тетивы луков.

Вин не любила убивать. Но она любила алломантию — любила использовать свой дар, ощущать силу притяжения и отталкивания, любила, когда тело наполняет неповторимая пьютерная мощь. Когда люди давали ей повод применить свои способности, она не считала нужным себя в чем-то ограничивать.

У лучников не было ни единого шанса попасть: пьютер наделял быстротой и ловкостью, которые позволяли увернуться от стрел, одновременно потянув на себя источник металла, расположенный сзади. Вин прыгнула — под ней пронеслась палатка, вырванная из земли секунду назад. Приземлилась и потянула несколько опорных шестов — по два с каждого угла палатки. Та сложилась, как салфетка, и эта туго натянутая конструкция ударила лошадей по ногам. Вин зажгла дюралюминий и толкнула. Импровизированное оружие повалило лошадей в авангарде, раздалось жалобное ржание. Ткань порвалась, шесты разлетелись по сторонам, но ущерб был нанесен значительный: спотыкающиеся кони падали, увлекая за собой и собственных седоков, и всадников, оказавшихся поблизости.

Осушив второй флакон, Вин восполнила запасы стали и потянула, дернув на себя еще одну палатку. Когда та подлетела поближе, прыгнула, повернулась и толкнула ее в сторону другого отряда всадников. Одному из них опорный шест угодил прямо в грудь. Солдат вылетел из седла, опрокинув сразу нескольких верховых, а привязанная к шесту в груди мертвеца палатка опустилась на него, словно погребальный саван.

Вин повернулась, высматривая приближающихся врагов. Всадники, однако, начали отступать. Шагнула вперед, намереваясь броситься в погоню, но остановилась. Кто-то за ней следил — Вин заметила его очертания в тумане. И зажгла бронзу.

Фигура излучала алломантическую пульсацию. Рожденный туманом. И похоже, очень маленького роста, чтобы быть Элендом. Остальное было невозможно разглядеть сквозь туман и пепел. Вин бросила монету и кинулась к незнакомцу.

Тот ринулся прочь, также подтолкнув себя в воздух. Вин последовала за ним, и лагерь быстро остался позади. Алломант заторопился по направлению к городу — Вин не отставала; оба неслись широкими прыжками по засыпанной пеплом земле. Когда ее жертва перемахнула через скалистые крепостные стены города, Вин не стала медлить, приземлившись всего лишь в нескольких футах от растерявшихся дозорных; миновала утесы и открытые всем ветрам скалы и оказалась в самом Фадрексе.

Алломант не стал дожидаться, пока она его догонит. В его поведении не было игривости, какую она чувствовала в Зейне. Этот человек действительно пытался спастись. Вин неслась за ним, прыгая с крыши на крышу, стиснув от досады зубы, потому что догнать незнакомца никак не получалось. Каждый ее прыжок был совершенен, она не теряла ни одной лишней секунды, замирая лишь на мгновение в поисках нужного якоря. Однако незнакомец был хорош. Он кружил по городу, заставляя тратить все силы на то, чтобы не отставать.

«Ну, погоди!» — подумала Вин и подготовила дюралюминий.

Она подобралась к алломанту достаточно близко и теперь окончательно убедилась, что он не просто тень в тумане, не какой-нибудь дух, а реальный человек из плоти и крови. И похоже, именно он наблюдал за ней, когда она впервые пришла в Фадрекс. У Йомена был рожденный туманом.

Правда, прежде, чем сразиться с ним, предстояло сначала его поймать. Дождавшись момента, когда преследуемый прыгнул, Вин погасила все металлы, зажгла дюралюминий. И толкнула.

Позади раздался грохот — дверь, которую она использовала в качестве якоря, сорвалась с петель и понеслась вперед со скоростью выпущенной из лука стрелы. Вин полетела следом, настигла своего противника…

И обнаружила пустоту.

Выругавшись, Вин снова зажгла олово. Она не могла оставить его вместе с дюралюминием, поскольку тогда весь запас сгорел бы в одной ослепляющей вспышке. Но того же самого эффекта она достигла, погасив его. Неуклюже приземлившись на ближайшую крышу, рожденная туманом огляделась, пытаясь обнаружить в туманном воздухе следы незнакомца.

«Куда же ты подевался?» — подумала она, разжигая бронзу и доверяясь своей прирожденной, но до сих пор необъяснимой способности видеть сквозь медные облака.

Ни один алломант не мог спрятаться от Вин, не погасив все до единого металлы.

Незнакомец, видимо, это и сделал. Уже во второй раз. И опять ускользнул. Неужели догадался о ее секрете? Умение видеть сквозь медные облака Вин старалась сохранить в тайне.

Она задержалась на крыше еще на несколько минут, но уже понимала, что это не имеет смысла. Если у незнакомца хватило ума, чтобы сбежать именно в тот момент, когда она погасила олово, то ему ничего не стоило затаиться до тех пор, пока она не уйдет. Удивительно, что он вообще позволил себя увидеть…

Осушив флакон с металлами, Вин прыгнула с крыши и с головокружительной скоростью понеслась обратно к лагерю.

Солдаты приводили его порядок после битвы и подбирали тела. Эленд отдавал приказы, поздравлял воинов, но в целом просто присутствовал, что было важнее всего: воодушевлял уже один вид его чистейшей белой униформы.

Вин приземлилась рядом:

— Эленд, на тебя напали?

— На меня? Нет, со мной все в порядке.

«Значит, алломант не отвлекал меня от нападения на Эленда», — подумала она, хмурясь.

Все казалось таким очевидным. Все…

Эленд потянул ее в сторону, лицо у него было обеспокоенное.

— Я в порядке, Вин, — дело совсем в другом.

— В чем именно?

— Думаю, нас просто отвлекали: атака на лагерь была отвлекающим маневром.

— Но если они не хотели напасть на тебя и не собирались уничтожить наши припасы, то от чего же нас отвлекали?

Их с Элендом взгляды встретились.

— От колоссов.

* * *

— Как же мы такое не заметили? — Вин не скрывала досады.

Эленд с небольшим отрядом солдат стоял на возвышенности и ждал, пока Вин и Хэм закончат осматривать остатки сожженных осадных орудий. Внизу виднелся Фадрекс, а также его собственная армия, расположившаяся у городских стен. Туман рассеялся совсем недавно. То, что с этого расстояния император не мог разглядеть канал, было тревожным признаком — вода почернела из-за пепла, и весь окружающий пейзаж казался одинаково черным.

У подножия скалистой возвышенности лежали останки их армии колоссов. Двадцать тысяч превратились в десять за каких-то несколько минут, когда захлопнулась хорошо подготовленная ловушка. Силы Эленда были сосредоточены совсем в другом месте, и дневной туман не позволил им разобраться, что случилось, пока не стало слишком поздно. Эленд почувствовал, как колоссы умирают, но решил, что так они воспринимают развернувшуюся в лагере битву.

— Пещеры за теми утесами. — Хэм пнул кусок обугленного дерева. — Йомен, вероятно, спрятал там катапульты, ожидая нашего прибытия, хотя рискну предположить, что изначально их построили для нападения на Лютадель. Как бы там ни было, эта возвышенность — превосходное место, чтобы вести обстрел. Думаю, Йомен их тут расположил, рассчитывая напасть на наше войско, но когда мы разместили прямо у подножия колоссов…

Эленд все еще слышал крики в своей голове — крики обуреваемых жаждой крови, рвущихся в битву колоссов, неспособных атаковать противника, который обосновался высоко над ними. Падающие камни причинили существенный ущерб. А потом твари вырвались из-под контроля. Злость колоссов была слишком сильной, и Эленд не сразу сумел остановить их, когда они кинулись друг на друга. Бо́льшая часть смертей произошла именно по этой причине. Почти что каждый второй колосс умер из-за того, что их охватила жажда уничтожения себе подобных. Это длилось недолго и стало возможным лишь из-за того, что они не могли добраться до своих врагов. Но это был опасный прецедент.

«Я потерял их…»

Расстроенная Вин пинком сбросила большой кусок обгорелого дерева вниз по склону.

— Эта атака была очень хорошо спланирована, Эл. — Хэм понизил голос. — Йомен, вероятно, заметил, как по утрам мы высылаем дополнительные патрули, и понял, что мы ждем нападения именно в ранние часы. Он устроил нам такое нападение, а потом ударил туда, где мы должны были быть сильнее всего.

— Но это ему дорого обошлось, — заметил Эленд. — Йомену пришлось сжечь собственные осадные орудия, чтобы они не достались нам. К тому же он потерял несколько сотен солдат вместе с лошадьми.

— Так и есть, — согласился Хэм. — Но разве ты не обменял бы пару десятков катапульт и пять сотен человек на десять тысяч колоссов? Кроме того, кавалерия должна была доставлять Йомену множество хлопот: только Выжившему известно, где он брал зерно для лошадей. Лучше уж использовать их в битве и потерять, чем ждать, пока они умрут от голода.

Эленд медленно кивнул:

«Теперь все стало сложнее. На десять тысяч колоссов меньше…»

Внезапно оказалось, что силы почти равны. Эленд по-прежнему мог держать город в осаде, но штурм становился куда более опасным предприятием.

— Не надо было размещать колоссов так далеко от главного лагеря, — со вздохом проговорил он. — Придется переселить их поближе.

Хэму это явно не понравилось.

— Они не опасны, — успокоил Эленд. — Мы с Вин можем их контролировать.

«Как правило…»

Громила только пожал плечами и двинулся мимо дымящихся обломков, собираясь отправить гонцов. Эленд подошел к Вин, которая стояла на самом краю утеса. Высота по-прежнему его слегка беспокоила. Вин же словно и не замечала пропасти у самых ног.

— Я должна была помочь тебе восстановить контроль над ними. — Вин смотрела куда-то вдаль. — Йомен отвлек меня.

— Он отвлек всех нас. Я ощущал колоссов, но все равно не понял, что происходит. Я восстановил контроль к тому моменту, когда ты вернулась, но многие из них уже были мертвы.

— У Йомена есть рожденный туманом.

— Уверена?

— Да.

«Только этого не хватало», — подумал Эленд, но не выдал досады.

Люди должны были видеть его уверенным в себе.

— Я дам тебе тысячу колоссов, — сказал он вслух. — Давно надо было их разделить.

— Ты сильнее меня.

— Видимо, моей силы недостаточно.

— Я спущусь к ним. — Вин тяжко вздохнула.

Как выяснилось, колоссов проще взять под контроль, когда находишься рядом.

— Я выделю отряд в тысячу колоссов или около того и отпущу. Будь готова их перехватить, — предупредил Эленд.

Кивнув, Вин шагнула в пропасть.

* * *

«Я должна была понять, что слишком увлекаюсь погоней…»

Теперь все казалось настолько очевидным.

Вин бросила монету и приземлилась. Теперь даже падение с высоты в несколько сотен футов стало для нее обычным делом. Осознавать это было странно. Вин помнила, как робела на краю крепостной стены Лютадели, боясь применить алломантию, чтобы спрыгнуть, несмотря на уговоры Кельсера. Теперь она могла броситься с утеса и во время полета размышлять о чем-нибудь важном.

У подножия скалы слой пепла доходил до середины голени, поэтому идти без пьютера было бы очень сложно. Пеплопады становились все обильнее.

Почти сразу к Вин приблизился Человек. Она не знала, реагирует ли колосс таким образом на их связь, или он и в самом деле увидел ее и узнал. На руке у него была новая рана — последствие сражения. Он пошел следом, когда рожденная туманом направилась к остальным колоссам, и явно не испытывал трудностей, передвигаясь сквозь глубокий пепел.

В лагере колоссов было спокойно. Только что они орали в бессильной ярости и бросались друг на друга — теперь же просто сидели на усыпанной пеплом земле, собравшись маленькими группами, не обращая внимания на свои раны. Они разожгли бы костры, если бы в округе нашлись деревья. Некоторые рылись в земле и пожирали ее целыми горстями.

— Твоим сородичам, выходит, на все плевать? — спросила Вин.

Массивный колосс посмотрел на нее сверху вниз, по его лицу текла струйка крови.

— Плевать?

— Столько ваших погибло…

Присыпанные пеплом трупы были повсюду. Погребальная церемония колоссов заключалась в ритуальном снятии шкуры; над несколькими телами еще трудились сородичи.

— Мы позаботились о них, — возразил Человек.

— Да. Вы содрали с них кожу. Зачем вообще вы это делаете?

— Они мертвые, — произнес Человек таким тоном, словно этого объяснения было достаточно.

Повинуясь мысленным приказам Эленда, чуть поодаль собрался большой отряд. Отделившись от остальных, колоссы вышли на усыпанную пеплом равнину. Через секунду они перестали двигаться слаженно и начали озираться по сторонам.

Вин отреагировала тотчас же: погасила все металлы, зажгла дюралюминий и воспламенила цинк, который сгорел в одной яростной вспышке, разогревшей эмоции колоссов. Как и ожидалось, они оказались полностью во власти Вин. Как и Человек.

Управлять таким количеством было непросто, но она могла с этим справиться. Вин приказала им сохранять спокойствие, не убивать, а потом велела вернуться в лагерь. С этого момента они будут незримо присутствовать в ее разуме, не требуя постоянного применения алломантии. О них даже можно было забыть — если только колоссами вдруг не овладеют какие-нибудь очень сильные эмоции.

Человек, как оказалось, за ними наблюдал.

— Нас… меньше, — резюмировал он наконец.

— Да. Ты что-то хочешь сказать? — сразу насторожилась Вин.

— Я… — Человек замолчал, его маленькие глазки следили за лагерем. — Мы сражались. Мы умирали. Нужно больше нас. Слишком много мечей.

Он махнул рукой на груду клиновидных мечей, у которых больше не было хозяев.

«Численность колоссов можно контролировать при помощи мечей, — сказал однажды Эленд. — Они дерутся за мечи все большего размера по мере того, как растут сами. Но никто не знает, откуда берутся маленькие колоссы».

— Нужны колоссы, чтобы использовать эти мечи, Человек.

Тот кивнул.

— Что ж, — продолжала Вин. — Вам следует подумать о детях.

— Детях?

— Чтобы колоссов стало больше, — пояснила Вин.

— Ты должна дать нам их.

— Я?

— Ты сражалась. — Человек ткнул пальцем в ее рубашку, испачканную чьей-то кровью.

— Да, верно.

— Дай нам их больше.

— Я не понимаю. Пожалуйста, объясни, — попросила Вин.

— Не могу, — медленно проговорил Человек, качая головой. — Всё неправильно.

— Погоди. Неправильно?

Она впервые услышала, чтобы колоссы что-то оценивали.

Человек посмотрел на Вин, и она заметила, что он испуган. Она чуть подбодрила его при помощи алломантии. Она не знала, о чем следует его попросить, и от этого власть над ним слабела. Тогда Вин подтолкнула колосса к совершению поступка, о котором он думал, решив по какой-то причине, что его разум сражается с его привычками.

Человек закричал.

Вин отшатнулась в испуге, но колосс не попытался на нее напасть. Массивный двуногий монстр с синей кожей ринулся в лагерь своих сородичей, вздымая тучи пепла. Прочие колоссы торопились убраться с дороги — не из страха, поскольку лица у них были, как всегда, непроницаемые. Просто они обладали достаточным здравым смыслом, чтобы не попадаться под ноги рассерженному существу такого размера, как Человек.

Вин осторожно проследовала за ним к одному из трупов, с которого еще не сняли кожу. Человек, однако, не стал ее срывать, а просто закинул мертвеца себе на плечо и ринулся с ним к лагерю Эленда.

«Ой-ой-ой», — подумала Вин и, бросив монету, полетела следом.

Она неслась за ним прыжками, стараясь не обогнать. Подумала даже, не приказать ли ему вернуться, но не стала этого делать. Человек действовал и впрямь необычно, однако это было хорошо. Колоссы, как правило, не делали ничего необычного. Они казались до безобразия предсказуемыми.

Вин приземлилась возле караульного поста и взмахом руки приказала дозорным не мешать. Человек продолжил свой путь и ворвался в лагерь, испугав солдат. Вин держалась рядом, не позволяя тем приближаться.

Посреди лагеря Человек застыл, как будто утратив часть своей решимости. Вин снова его подбодрила. Оглядевшись, колосс побежал в разгромленную часть лагеря, которую атаковали солдаты Йомена.

Вин, чье любопытство все возрастало, двинулась следом. Человек не стал доставать свой меч. Он вообще казался не злым, а каким-то… целеустремленным. Добрался до места, где рухнули палатки и погибло много людей. После битвы прошло лишь несколько часов, и солдаты еще не успели привести все в порядок. Рядом с полем боя воздвигли палатки, в которых лекари оказывали помощь раненым. Человек направился прямиком туда.

Вин торопливо ринулась вперед и преградила ему путь у самого входа в палатку с ранеными.

— Человек, — осторожно сказала она, — что ты делаешь?

Он не обратил на нее никакого внимания. Бросил мертвого колосса на землю и принялся сдирать шкуру с трупа. Та слезала легко: кожа на маленьком колоссе свисала складками и была слишком большой для его тела.

Ободрав мертвеца, Человек невольно заставил нескольких солдат, которые наблюдали за происходящим, застонать от отвращения. Вин продолжала следить за ним, хотя ее желудок тоже протестовал против подобного зрелища. Она чувствовала, что вот-вот поймет нечто чрезвычайно важное.

Человек наклонился и что-то вытащил из мертвого тела.

— Постой. — Вин шагнула вперед. — Что это такое?

Человек проигнорировал вопрос. Вытащил что-то еще, и на этот раз Вин успела заметить окровавленный металл. Она проследила за следующим движением колосса и наконец-то увидела вещь, которую тот достал из трупа и спрятал в кулаке.

Штырь. Маленький металлический штырь, который сидел в теле мертвеца. У головки штыря висел лоскут синей кожи, как будто…

«Эти штыри удерживают кожу, — подумала Вин. — Как гвозди удерживают обивку на стене».

Штыри. Штыри, похожие на…

Человек вытащил четвертый штырь и вошел в палатку. Лекари и солдаты в испуге отшатнулись, а Человек тем временем приблизился к койкам, на которых лежали раненые. Глянул на одного, потом начал пристально рассматривать другого и вдруг потянулся к нему.

«Стоп!» — мысленно скомандовала Вин.

Человек застыл. Лишь теперь до нее дошел весь ужас происходящего.

— Вседержитель… — прошептала она. — Ты собирался превратить его в колосса, так? Вот откуда вы произошли. Вот почему не существует детей-колоссов.

— Я человек, — едва слышно возразило громадное чудище.

* * *

Гемалургию можно использовать, чтобы воровать алломантические или ферухимические способности у одних людей и передавать их другим. Однако гемалургический штырь можно создать, убив обычного человека, не алломанта или ферухимика. В этом случае штырь вбирает в себя ту частичку силы Охранителя, которая присутствует в душе у каждого из нас. Именно она и делает людей разумными существами.

Гемалургический штырь отнимает эту силу и передает ее другому человеку, наделяя его неким подобием алломантических способностей. Ведь, в конце концов, тело Охранителя представляет собой источник алломантии как таковой.

Поэтому кандра, наделенный Благословением Силы, на самом деле приобретает часть изначальной силы, связанной с горением пьютера. Благословение Ясности схожим образом дарует умственные способности, а Благословение Бдительности — более совершенные чувства. Редко используемое Благословение Стойкости предназначено для того, чтобы наделять силой духа.

38

Иногда Призрак вообще забывал о существовании тумана. Словно тот превратился в нечто бледное и совершенно прозрачное. Почти незаметное. Звезды в небе полыхали, словно миллион ярких фонарей, и эту красоту мог видеть только Призрак.

Он повернулся к обгоревшим остаткам здания. Рабочие-скаа, которые сейчас аккуратно разбирали завалы, в отличие от Призрака, почти ничего не видели в темноте, поэтому им приходилось больше полагаться на осязание, чем на зрение.

Вонь, конечно, стояла ужасная. Хоть горение пьютера отчасти ее и смягчало. Было не совсем понятно, почему олово и пьютер находятся в паре друг с другом. Другие алломантичекие пары представляли собой противоположности: сталь отталкивала — железо, наоборот, притягивало. Медь прятала алломантов — бронза помогала их отыскивать. Цинк разжигал эмоции — латунь смягчала. Но олово и пьютер не были противоположны друг другу: один из этих металлов усиливал чувства, а другой — тело.

И все же они были противоположны. Олово настолько обостряло чувства, что каждый шаг доставлял неудобство. Пьютер же ослаблял боль, делал тело сильнее, поэтому Призрак мог спокойно пробираться сквозь почерневшие руины, не опасаясь за свои ноги. Глаза теперь легче переносили яркий свет, а ведь прежде молодой человек становился от него почти слепым и приходилось надевать повязку.

Олово и пьютер были противоположностями, дополнявшими друг друга, в точности как другие парные алломантические металлы. Как же он раньше держался без пьютера? Ведь ему принадлежала лишь половина дара. Теперь этот дар стал целым.

И все же Призрак продолжал задаваться вопросом, каково это — обладать всеми силами сразу? Кельсер дал ему пьютер. Мог ли он наделить еще железом и сталью?

Рабочими командовал человек по имени Фрэнсон. Тот, что попросил спасти сестру. До казни остался всего один день, и Призрак решил сделать все возможное, чтобы этого не допустить.

Прошло уже много времени с тех пор, как он в последний раз шпионил за Гражданином и его советниками. Сэйзед и Бриз сочли добытые сведения достаточно интересными. Однако когда охрану вокруг дома Гражданина усилили, посчитали, что не стоит безрассудно рисковать собой, пока планы по поводу города еще не ясны. Призрак подчинился мнению большинства, хоть и чувствовал растущее нетерпение. А кроме того, скучал по Бельдре — молчаливой девушке, страдавшей от своего одиночества.

Она продолжала оставаться загадкой. Они ведь совсем не знакомы. Но когда Призрак с ней заговорил, она не закричала и не выдала. Она выглядела заинтригованной. Только можно ли считать это хорошим знаком?

«Дурак, — сказал себе Призрак. — Она же сестра Гражданина! Разговор с ней чуть не стоил тебе жизни. Сосредоточься на том, что ты должен сделать».

Он снова переключился на рабочих. Вскоре к нему подошел измученный и грязный Фрэнсон:

— Мой господин, мы проверили эту часть дома уже четыре раза. Люди в подвале разгребли весь мусор и пепел и дважды просеяли. Все, что мы могли найти, уже найдено.

Кивнув, Призрак вытащил из кармана маленький кошелек и передал его Фрэнсону. В кошельке звякнуло, и в глазах плечистого скаа вспыхнуло удивление.

— Деньги, — пояснил Призрак. — Для остальных. Они работали три ночи.

— Они друзья, мой господин. Они просто хотят, чтобы спасли мою сестру.

— Все равно заплати им. И скажи, пусть купят еду и прочие нужные вещи — пока Гражданин еще не отменил деньги.

— Хорошо, мой господин. — Фрэнсон глянул в сторону — туда, где виднелись не до конца сгоревшие лестничные перила. Там рабочие сложили то, что обнаружили среди обломков: девять человеческих черепов. Они отбрасывали жутковатые тени в звездном свете. Косые, горелые, черные. — Мой господин, могу ли я спросить, зачем все это?

— Я видел, как сгорел этот дом. Я был там, когда людей загнали внутрь и закрыли двери. И ничего не смог сделать.

— Мне… жаль, мой господин.

— Это уже в прошлом, — покачал головой Призрак. — Однако кое-чему их смерти могут нас научить.

— Мой господин?

Призраку требовался компромат на Гражданина. В день казни Дарн посоветовал сосчитать черепа…

Сделать это сразу не удалось, и вот теперь Призрак наконец все понял.

— В этот дом послали на смерть десять человек, Фрэнсон. Десять. А черепов — девять.

— И что же это значит?

— Это значит, что твою сестру можно спасти.

* * *

— Даже не знаю, что об этом думать, лорд Бриз, — покачал головой Сэйзед.

Спиртное лилось рекой, и рабочих в этом баре для скаа, несмотря на поздний час и туман, было очень много.

— О чем ты? — не понял Бриз.

Они сидели отдельно: Горадель с тремя крепкими ребятами, переодетыми в обычную одежду, устроились за соседним столом.

— Все это очень странно, — продолжал Сэйзед. — Отдельный бар для скаа уже достаточно странен сам по себе. Но то, что они теперь ночью не боятся выходить…

Бриз пожал плечами:

— Видимо, боязнь темноты связывалась больше с Вседержителем, чем с туманом. Когда на улицах было полным-полно патрулей, охотившихся на воров, туман являлся не единственной причиной, по которой не стоило высовываться по ночам из дома.

— Я изучал этот вопрос, лорд Бриз, — не согласился Сэйзед. — Закоренелый противоестественный страх перед туманом — часть образа мыслей скаа, часть их жизни. А Квеллион перевернул все с ног на голову меньше чем за год.

— Ох, я думаю, все дело в вине и пиве. Ты удивишься, когда узнаешь, на что способен пойти человек, чтобы хорошенько напиться.

Сэйзед перевел взгляд на кружку Бриза — тот полюбил навещать бары скаа, хотя ему и приходилось переодеваться в простую одежду. Однако вряд ли теперь в этом был какой-то смысл: если сплетни в городе распространялись как следует, то все наверняка поняли, каким образом Бриз связан с людьми, которые посетили Квеллиона несколько дней назад. А когда в бар пришел еще и Сэйзед, подозрения только подтвердились. Его национальность была очевидна: слишком высокий, слишком лысый, с удлиненным, с крупными чертами лицом, мочки ушей растянуты от многочисленных серег.

Время быть незаметными миновало, хотя Бриз успел им воспользоваться. За те дни, пока люди не знали, кто он такой, гасильщик сумел заполучить доверие местного преступного подполья и заключить несколько сделок. Теперь они с Сэйзедом могли спокойно выпивать, не привлекая к себе особого внимания. Бриз, конечно, слегка смягчал эмоции окружающих, но Сэйзед все равно был впечатлен. Для человека, питавшего к высшему обществу столь нежные чувства, гасильщик проделал впечатляющую работу, влившись в круг простых рабочих-скаа.

Компания, сидевшая за соседним столом, рассмеялась, и Бриз с улыбкой встал, чтобы подойти к ним. Сэйзед остался на месте, перед ним стояла нетронутая кружка с вином. Он размышлял о причине, побудившей скаа больше не бояться тумана. Их суеверия победило нечто более сильное — Кельсер. Тот, кого они теперь называли Повелителем тумана.

Церковь Выжившего распространилась шире, чем ожидал Сэйзед. В Урто она была организована иначе, чем в Лютадели, и уделяла больше внимания другим моментам, однако не изменилось главное: люди поклонялись Кельсеру. Фактически именно различия в деталях и делали это явление столь завораживающим.

«Странно…» — в очередной раз подумал террисиец.

Туман убивает и тем не менее люди продолжают выходить в туман. Почему они не боятся?

«Это не моя проблема, — сказал себе Сэйзед. — Я не должен отвлекаться. Я должен сосредоточиться на изучении материалов в моей папке».

Его работа приближалась к завершению, и это вызывало беспокойство. Пока что все изученные религии оказались полны нестыковок, противоречий и логических огрехов. Неужели среди сотен религий, хранившихся в метапамяти, не найдется та, что содержит истину.

Бриз махнул ему рукой, отвлекая от размышлений. Террисиец поднялся, заставляя себя не показывать своего отчаяние, и подошел к другому столу. Сидевшие там освободили место.

— Спасибо, — присаживаясь, поблагодарил Сэйзед.

— Ты кружку забыл, друг-террисиец, — добродушно попенял сидевший рядом скаа.

— Прошу прощения, никогда не находил удовольствия в опьянении. Пожалуйста, не обижайтесь. Я не могу как следует оценить ваш знак внимания.

— Он всегда так разговаривает? — глядя на Бриза, поинтересовался скаа.

— А ты впервые видишь террисийца, да? — ухмыльнулся другой.

Сэйзед покраснел, а Бриз, коротко рассмеявшись, положил руку ему на плечо:

— Итак, господа. Я привел вам террисийца, как вы просили. Вперед, задавайте свои вопросы.

За столом сидело шестеро местных жителей — все, насколько Сэйзед мог судить, были шахтерами. Один из них подался вперед, сцепив перед собой покрытые шрамами руки.

— Наш друг Бриз рассказал много интересного, — заговорил он низким голосом. — Но люди вроде него горазды обещать всякое. Квеллион тоже много наобещал год назад, когда захватил тут власть.

— Понимаю ваше недоверие, — кивнул Сэйзед.

— Но, — мужчина вскинул руку, — террисийцы не лгут. Они хорошие люди. Это все знают: и лорды, и скаа, и воры, и даже поручители.

— Потому мы и хотели поговорить с тобой, — подхватил другой шахтер, с перебитым носом. — Может, ты нам и соврешь, но лучше уж послушать террисийца, чем гасильщика.

Бриз моргнул, лишь самую малость выдав свое удивление. Видимо, он не догадывался, что они осведомлены о его способностях.

— Задавайте свои вопросы, — просто сказал Сэйзед.

— Зачем вы пришли в город?

— Чтобы он стал нашим.

— Зачем вам это надо? Зачем вообще сыну Венчера понадобился Урто?

— По двум причинам. Во-первых, из-за ресурсов, которые здесь имеются. Я бы сказал, что ваш город представляет большой экономический интерес. Вторая причина, однако, не менее важна. Лорд Эленд Венчер — один из самых хороших людей, которых я когда-либо знал. Он верит, что может дать людям лучшую жизнь, чем нынешние власти.

— Это будет нетрудно, — пробормотал кто-то.

— Чего-чего? — с угрозой в голосе переспросил шахтер с перебитым носом. — Вы хотите снова отдать город Венчерам? И года не прошло, а вы уже забыли, что творил здесь Страфф?

— Эленд Венчер не похож на своего отца, — возразил Сэйзед. — Он достойный правитель.

— А террисийцы? Они ему покорились?

— В каком-то смысле. Когда-то мои соплеменники пытались быть самостоятельными, как вы сейчас. Однако они осознали важность союза. Они переселились в Центральный доминион и приняли покровительство Эленда Венчера.

«Хотя, конечно, — подумал он, — они бы с радостью покорились мне. Если бы я согласился стать их королем».

Люди за столом молчали.

— Не знаю, — проговорил наконец шахтер со шрамами на руках. — Какой толк нам вообще говорить про это? Я хочу сказать, Квеллион тут всем заправляет, а у этих чужаков даже армии нет, чтобы с ним разобраться.

— Вседержителю не помогло то, что у нас не было армии, — усмехнулся Бриз. — А сам Квеллион пришел на смену правителю-аристократу. Перемены всегда возможны.

— Мы не пытаемся собрать армию или устроить восстание, — быстро прибавил Сэйзед. — Мы просто хотим, чтобы вы… подумали. Поговорили с друзьями. Очевидно, вы все люди, к которым прислушиваются. Быть может, если Квеллион узнает, что население начинает роптать, он что-то изменит в своем поведении.

— Быть может, — с сомнением произнес кто-то.

— Нам не нужны эти чужаки, — упрямо повторил шахтер с перебитым носом. — Выживший в огне сам разберется с Квеллионом.

Сэйзед моргнул. Выживший в огне? Он заметил, как на губах Бриза мелькнула лукавая улыбка — гасильщик явно слышал это выражение не впервые и теперь, похоже, следил за реакцией Сэйзеда.

— Выживший не станет с ним связываться. Мне не верится, что мы задумались о бунте. Говорят, в мире творятся ужасные вещи! Может, нам стоило бы просто радоваться тому, что у нас есть? — размышлял вслух шахтер со шрамами на руках.

«Выживший? — подумал Сэйзед. — Кельсер? Они как будто дали ему новое имя. Выживший в огне?»

— Не дергайся, Сэйзед, — прошептал Бриз. — Лучше просто спроси. От этого ведь вреда не будет, так?

«И в самом деле», — подумал террисиец.

— Выживший… в огне? — спросил он вслух. — Почему вы так называете Кельсера?

— Не Кельсера, — покачал головой пожилой шахтер. — Есть еще один Выживший.

— Выживший в Хатсине явился, чтобы свергнуть Вседержителя, — подхватил шахтер со шрамами на руках. — Может, Выжившему в огне суждено свергнуть Квеллиона? Может, нам бы стоило прислушаться к этим людям?

— Если Выживший решит свергнуть Квеллиона, — сверкнул глазами шахтер с перебитым носом, — то помощь этих типов ему не понадобится. Они просто хотят захватить город.

— Простите, — вмешался Сэйзед. — Но… не могли бы мы встретиться с этим новым Выжившим?

Мужчины переглянулись.

— Пожалуйста, — попросил Сэйзед. — Я был другом Выжившего в Хатсине. Я бы очень хотел познакомиться с человеком, которого вы считаете равным Кельсеру.

— Завтра, — пообещал пожилой шахтер. — Квеллион не объявляет дни, но про них все равно все знают. Возле Рыночной ямы устраивают казнь. Приходите туда.

* * *

Даже сейчас я с трудом понимаю, какая у всего этого была цель. События, сопровождавшие конец света, ощущаются как нечто более важное, чем вся Последняя империя и ее жители. Я вижу осколки чего-то древнего, некоей сущности, пронизывающей пустоту.

Все мои напряженные поиски привели только к одному имени: Адональзиум. Кто это такой — или что такое, — я до сих пор не знаю.

39

Тен-Сун был в ужасе.

Казалось, само небо разбилось на осколки, и теперь они сыпались и сыпались на землю так, что рябило в глазах. Кандра находился на вершине открытого всем ветрам холма, но даже тут земля была укрыта слоем пепла, под которым погибло все живое. Пепел ложился на ветви деревьев, и они ломались от тяжести.

«Как же они могли этого не увидеть? Как они могут прятаться в Обиталище, отсиживаться, будто в норе, когда наверху все умирает?»

Но Тен-Сун прожил на свете сотни лет и отчасти понимал усталое самодовольство Первого и Второго поколений. Иногда он и сам чувствовал нечто похожее. Хотелось просто переждать. В покое, в уютном Обиталище. Он повидал мир — он видел столько, что ни один человек или колосс не смог бы с ним сравниться. Зачем же ему понадобилось снова отправляться в путь?

Вторые считали, что Тен-Сун послушнее своих собратьев и охотнее следует традициям, потому что всегда с готовностью покидал Обиталище, чтобы исполнять Договоры. Второе поколение судило о нем неправильно. Тен-Сун служил не из-за того, что был покорным. Он делал это из страха — боялся стать таким же безвольным и равнодушным, как Вторые, и увериться, что Верхний мир не имеет никакого значения для народа кандра.

Покачав головой, Тен-Сун поднялся и, вздымая тучи пепла, прыжками понесся вниз по склону холма. Хоть события и приняли устрашающий оборот, кое-что его все же радовало. Тело волкодава было как родное. В нем присутствовало много силы, оно казалось созданным для движения — ни одно человеческое тело не могло с ним сравниться. Тен-Сун чувствовал себя так, словно эти кости были созданы специально для него. Разве могло быть что-то более подходящее для кандры, охваченного неизлечимой жаждой странствий? Кандры, который чаще других покидал Обиталище, служа ненавистным хозяевам из страха сделаться самодовольным лентяем?

Он пробирался сквозь редкие рощицы, бежал мимо холмов, надеясь, что не заблудится. Пеплопады для любого кандры означали очень многое. В легендах их народа говорилось о том, что должно было последовать за ними. Первый договор, Сокровенность… Неужели, для большинства кандра, все это утратило смысл?

Но ведь легенды возникли не просто так. Тен-Суна тогда еще не существовало, однако он успел узнать Первое поколение, а растили его Вторые. В то время Первый договор, Сокровенность и Обещание были не просто словами. Первый договор являлся руководством к действию. В нем говорилось, что следует предпринять, когда мир начнет разваливаться на части. За церемониями и иносказаниями в нем таилось нечто большее. И разумеется, это пугало многих кандра. И было куда приятней считать Первый договор категорией философской, отвлеченной, поскольку реальный его смысл означал, что народу кандра придется пойти на великие жертвы.

Тен-Сун остановился; слой черного пепла доходил ему до колен. Местность, куда он попал, казалась смутно знакомой. Повернув на юг и пробравшись через маленькую лощину, усыпанную почерневшими от сажи камнями, кандра отыскал место, где побывал больше года назад. Место, куда он пришел после того, как обратился против Зейна, своего хозяина, и покинул Лютадель, чтобы вернуться в Обиталище.

Вскарабкавшись на скалы, Тен-Сун обогнул каменный выступ и затрусил по слежавшемуся пеплу, который крошился под лапами, выбрасывая в воздух облачка мелких хлопьев.

Хотя пепел и изменил пейзаж, очень скоро он нашел то, что искал, — углубление в скале, где задержался год назад. Помогло Благословение Ясности. Без него Тен-Сун бы не справился.

«Я бы сошел с ума без него…»

Именно Благословение становилось для туманного призрака началом истинной, разумной жизни. Каждый из сородичей Тен-Суна получал одно из четырех Благословений — Ясности, Силы, Стойкости или Бдительности. Не имело значения, которое из них получал кандра: любое Благословение даровало туманному призраку ясный рассудок и превращало совсем в другое существо.

Вдобавок к разуму каждое Благословение давало силу. Правда, ходили слухи, будто некоторым кандра удавалось заполучить другие Благословения, отнимая их у своих собратьев.

Тен-Сун просунул лапу в углубление и стал раскапывать то, что спрятал здесь год назад. Два маленьких полированных железных штыря. Для одного Благословения требовалось именно два. Тен-Сун не знал, с чем это было связано, но так было заведено.

Раздвинув кожу на плече, Тен-Сун вобрал штыри в себя. Просунул сквозь мышцы и связки, растворил несколько органов, а потом воссоздал так, чтобы штыри пронзали их насквозь.

Тотчас же тело наполнила сила. Он не просто стал сильнее — этого можно было добиться, перестроив мышцы в теле. Нет, ощутил в себе новые резервы, которые позволяли действовать куда более эффективно, чем раньше.

Благословение Силы. Он украл эти два штыря, забрал из тела Ор-Сьера. Без них Тен-Сун не смог бы угнаться за Вин в тот год, который они провели вместе. Благословение делало каждую мышцу в два с лишним раза сильнее. Невозможно было управлять этой заемной силой, которая по природе являлась не ферухимической или алломантической, а совсем другой. Гемалургической.

Ради каждого из штырей кто-то умер. Тен-Сун гнал подобную мысль прочь, как и то, что он заполучил Благословение, убив своего собрата по поколению. Вседержитель всякий раз выдавал им необходимое количество штырей, чтобы кандра могли создать новое поколение.

Теперь у него было четыре штыря и два Благословения, и он стал одним из самых сильных кандра. Тен-Сун уверенно спрыгнул со скалы, пролетел двадцать футов и спокойно приземлился на усыпанную пеплом землю. Потом рванулся с места и побежал намного быстрее, чем раньше. Благословение Силы было похоже на эффект горения пьютера, но лишь отчасти. Тен-Сун не смог бы бежать бесконечно долго, и еще он не мог увеличить свою силу. С другой стороны, для ее подпитки не требовались металлы.

Он направлялся на восток. Первый договор был очень понятным. Когда вернется Разрушитель, кандра должны первым делом отыскать Отца. К несчастью, Отец умер. Первый договор на этот случай ничего не предусматривал. Не имея возможности встретиться с Отцом, Тен-Сун решил сделать единственно возможное — отправиться на поиски Вин.

* * *

Изначально мы предполагали, что колосс комбинировался из двух людей. Мы ошибались. Людей оказалось не двое, а пятеро, потому что для создания колосса нужны четыре штыря. Речь не о пяти телах, конечно, но о пяти душах.

Каждая пара штырей давала то, что кандра назвали бы Благословением Силы. Однако каждый штырь понемногу уродовал тело колосса, делая его все более нечеловеческим. Такова цена гемалургии.

40

— Никто точно не знает, как делают инквизиторов, — произнес Эленд, обращаясь к собравшимся в палатке Хэму, Сетту, Нурдену и Дему, который уже почти пришел в себя.

Вин сидела в дальнем углу, все еще пытаясь осознать свое открытие. Человек… и все колоссы… когда-то были людьми.

— Однако по этому поводу имеется много предположений, — продолжал он. — После гибели Вседержителя мы с Сэйзедом занялись исследованиями и, опрашивая поручителей, узнали кое-что интересное. К примеру, инквизиторов делают из обычных людей, и те помнят, кем были раньше, но получают новые алломантические способности.

— Случай с Маршем это доказывает, — подтвердил Хэм. — Он ничего не забыл даже после того, как его проткнули этими штырями. И, став инквизитором, приобрел силу рожденного туманом.

— Прошу прощения, — вмешался Сетт. — Но не мог бы кто-нибудь объяснить, как все это связано с осадой, будь она неладна? Здесь же нет инквизиторов.

Эленд скрестил на груди руки:

— Это важно, Сетт, потому что мы воюем с кем-то более сильным, чем Йомен. С кем-то, кого мы даже понять не можем, и его не стоит сравнивать с защитниками Фадрекса.

— Ты все еще веришь в эти сказки про злой рок, богов и прочее? — фыркнул Сетт.

— Нурден, — попросил Эленд писца, — пожалуйста, расскажи лорду Сетту то, что рассказал чуть раньше мне.

* * *

— Да, мой господин. — Бывший поручитель с готовностью кивнул. — Дело в том, — повернулся он к Сетту, — что количество людей, которых сразил туманный недуг, в процентном отношении выглядит слишком противоестественно. Природе свойствен упорядоченный хаос, и то, что при ближайшем рассмотрении кажется случайным, обычно часть определенной тенденции. Именно поэтому я не в силах поверить, что полученные нами результаты могут быть следствием воздействия природных сил.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сетт.

— Мой господин, представьте себе, что где-то за пределами палатки раздается постукивание. Если оно беспорядочное, неритмичное, то, возможно, это ветер треплет развязавшийся полог. Но если оно повторяется в определенной последовательности, вы поймете, что какой-то человек стучит по одному из шестов. Вы бы с легкостью отличили одно от другого, поскольку вам известно, что естественные звуки могут быть ритмичными, но ритм не может повторяться в точности. Та же история и с числами, мой господин. Они слишком упорядоченны, я бы сказал, противоестественно упорядоченны.

— Хочешь сказать, будто какой-то человек стал причиной того, что заболели солдаты? — хмыкнул Сетт.

— Человек?.. Нет, не человек, как мне кажется, — возразил Нурден. — К этому причастно нечто разумное. Вот единственное умозаключение, которое я могу сделать. Нечто, преследующее определенные цели и заботящееся о точности.

В комнате стало тихо.

— И это связано с инквизиторами, мой господин? — повернувшись, к Эленду, осторожно спросил Дему.

— Связано. По крайней мере, я вижу связь, хотя стоит признать, что немногие способны уследить за моими мыслями.

— Не уверен, хорошо это или плохо… — улыбнулся Хэм.

— Нурден, что ты знаешь о том, как делали инквизиторов? — спросил Эленд.

Писцу стало явно не по себе:

— Я служил в Ортодоксальном кантоне, а не в Кантоне инквизиции.

— Но ведь слухи-то должны были быть, — не отступался Эленд.

— Разумеется. И не только слухи, вообще-то. Высшие поручители всегда пытались разузнать, каким образом инквизиторы получают свои силы. Видите ли, между кантонами шло вечное противоборство и… впрочем, не думаю, что вас это заинтересует. Так или иначе, слухи и впрямь были.

— И?

— Люди говорили… — Нурден чуть помедлил. — Говорили, что инквизитор — это несколько людей, сплавленных вместе. Чтобы создать инквизитора, Кантону инквизиции требовалась целая группа алломантов, чьи силы потом как-то объединяли.

Снова наступила тишина. Вин обняла руками колени. Ей не нравились разговоры об инквизиторах.

— Вседержитель! — негромко выругался Хэм. — Так вот в чем дело! Вот почему они так рьяно выслеживали туманщиков-скаа! Разве вы не понимаете? Дело не в том, что Вседержитель хотел перебить всех полукровок, а в том, что инквизиторы должны были как-то размножаться! Им нужно было убивать алломантов, чтобы пополнить свои ряды!

— Именно, — кивнул Эленд, — каким-то образом эти штыри в теле наделяют инквизиторов алломантическими способностями. Убив восемь туманщиков, можно передать их таланты другому человеку — такому, например, как Марш. Сэйзед рассказывал мне, что Марш ничего не хотел говорить о том дне, когда его сделали инквизитором, но как-то обмолвился, что дело было… «грязное».

— Точно-точно, когда Кельсер и Вин побывали в его комнате в тот день, когда его забрали, чтобы превратить в инквизитора, они обнаружили там тело, — начал припоминать Хэм. — И решили, что это и был Марш!

— Марш потом сказал, что убитых было больше одного, — негромко прибавила Вин. — Просто от них… мало что осталось.

— И опять я спрошу, — не отставал Сетт, — какой же в этом смысл?

— Хотя бы такой, чтобы кое-кого раздражать, — легкомысленно заметил громила. — Разве нужно что-то еще?

Эленд наградил обоих суровым взглядом:

— Смысл в том, Сетт, что Вин на этой неделе совершила открытие.

Все повернулись к ней.

— Колоссы… их делают из людей, — упавшим голосом сообщила Вин.

— Что? — нахмурился Сетт. — Это бессмыслица.

— Нет, — грустно покачала головой Вин. — Я в этом уверена. Я проверила живых колоссов. Под складками кожи прячутся штыри. Они меньше, чем штыри инквизиторов, и сделаны из другого металла, но они есть у всех колоссов.

— Никто так и не смог узнать, откуда появляются новые колоссы, — напомнил Эленд. — Вседержитель берег этот секрет, и он стал одной из величайших загадок нашего времени. Когда никто не управляет колоссами, они упорно убивают друг друга. Но в то же самое время их становится все больше. Почему?

— Потому что они постоянно пополняют свои ряды, — ответил за всех Хэм. И с мрачным видом пояснил: — Из жителей разграбленных деревень.

— Вас разве не удивило, — продолжал Эленд, — что прямо перед началом осады Лютадели армия Джастеса атаковала какую-то случайную деревню, а уже потом отправилась к нам? Тварям нужно было восстановить свою численность.

— Они бродят туда-сюда, — проговорила Вин, — надевают одежду, говорят о своей человечности. Но сами не помнят, что с ними было раньше. Они обезумели.

— Да, — подтвердил Эленд. — На днях Вин наконец-то упросила одного из них показать, как делают новых колоссов. Из того, что он рассказал и чуть было не сделал, мы поняли, что он пытался соединить двух людей в одного. Получилось бы создание, у которого стало бы вдвое больше силы и вдвое меньше ума.

— Третье искусство, — вскинул голову Хэм. — Третий способ использовать металлы. Есть алломантия, которая берет силу из самих металлов. Есть ферухимия, которая использует металлы, чтобы брать силу из собственного тела, и еще…

— Марш называл это гемалургией, — тихо подсказала Вин.

— Гемалургия… — повторил Хэм. — Которая применяет металлы, чтобы взять силу из чужого тела.

— Великолепно, — осклабился Сетт. — В чем же суть?

— Вседержитель создавал себе в помощь слуг. Он использовал это искусство… эту гемалургию… чтобы делать солдат, которых мы называем колоссами. Он делал шпионов, которых мы называем кандра. И он делал жрецов, которых мы называем инквизиторами. Он наделил всех изъянами, чтобы можно было ими управлять.

— Я узнала, как можно управлять колоссами, благодаря Тен-Суну, — пояснила сказанное Элендом Вин. — Он против собственной воли раскрыл мне тайну. Упомянул, что кандра и колоссы — вроде кузенов, и я поняла, что контролировать их можно одинаково.

— Я… по-прежнему не понимаю, к чему вы клоните. — Дему перевел взгляд с Вин на Эленда.

— У инквизиторов должен быть тот же самый изъян, Дему, — ответил Эленд. — Гемалургия оказывает воздействие на разум, она его… ранит. Это позволяет алломанту пробраться внутрь чужой головы и взять власть в свои руки. Знать всегда удивлялась тому, что инквизиторы отличаются фанатичной преданностью Вседержителю. Они были куда более послушны, чем обычные поручители. Их служение было подозрительно ревностным.

— С Маршем так и получилось, — прошептала Вин. — Когда мы встретились впервые после того, как его сделали инквизитором, он показался другим. На протяжении первого года после Крушения все становилось только хуже. В конце концов он чуть было не убил Сэйзеда.

— Мы клоним к тому, — подытожил Эленд, — что некая сила управляет инквизиторами и колоссами. Она использует тот изъян, которым наделил их Вседержитель, и в результате они играют роль ее пешек. Неприятности, с которыми мы столкнулись, хаос, последовавший за Крушением, — все это не просто так. Число людей, павших жертвами туманного недуга, также нельзя назвать случайным. Я знаю, что говорю очевидные вещи, но важно понимать, что за ними стоит. Мы должны разобраться, почему инквизиторами и колоссами можно управлять и как ими управляют.

Эленд прошелся по палатке из угла в угол, оставляя следы на грязном полу.

— Чем больше я думаю об открытии, которое совершила Вин, тем сильнее убеждаюсь в том, что все взаимосвязано. Колоссы, кандра, инквизиторы не три причудливые диковинки, а три части одного явления. Пока что знание об этом третьем искусстве… о гемалургии… кажется незначительным. Мы не собираемся использовать его, чтобы творить колоссов, так зачем же оно нам?

Сетт кивнул, словно Эленд высказал его собственные мысли. Император, однако, смолк, уставившись с выражением глубокой задумчивости на лице в открытую дверь палатки. Раньше, когда он больше времени посвящал науке, с ним такое частенько бывало. Он не собирался отвечать на вопросы Сетта. Он высказывал то, что тревожило его самого, и следовал по пути, который был известен лишь ему.

— Наша война, — снова заговорил Эленд, — связана не только с солдатами. И не только с колоссами или взятием Фадрекса. Она связана с некоей последовательностью событий, которую мы запустили, сами того не ведая, когда свергли Вседержителя. Гемалургия, слишком точное число людей, пораженных туманной болезнью, — все это части одного целого. Поэтому чем чаще мы будем видеть в происходящем закономерность, а не хаос, тем лучше поймем, с кем сражаемся на самом деле и как его можно победить.

Эленд повернулся к своим соратникам.

— Нурден, нужно, чтобы ты изменил направление своих исследований. До сих пор мы предполагали, что передвижения колоссов носят случайный характер. Я больше не уверен, что это так. Разыщи старые донесения разведчиков. Составь списки и проследи, что делали колоссы все это время. Особое внимание следует обратить на те группы, о которых точно известно, что их не контролировали инквизиторы. Попытаемся понять, что ими движет.

— Да, мой господин.

— Всех остальных я попрошу сохранять бдительность. Не хочу повторения той ошибки, что случилась на прошлой неделе. Мы больше не можем позволить себе терять солдат, даже колоссов.

Все закивали, и Эленд дал понять, что собрание окончено. Сетта унесли в его палатку, Нурден умчался прочь, чтобы заняться новыми исследованиями, а Хэм отправился перекусить. Дему, однако, задержался. Вин поднялась и, приблизившись к Эленду, взяла его за руку. Тот повернулся к генералу.

— Мой господин… — с легким смущением начал Дему. — Полагаю, генерал Хэммонд уже с вами поговорил?

«Что происходит?» — насторожилась Вин.

— Да, Дему. — Эленд вздохнул. — Но я действительно не думаю, что об этом стоит волноваться.

— О чем? — спросила Вин.

— В лагере наметилась некая группа… изгоев, моя леди, — пояснил Дему. — К тем из нас, кого болезнь уложила в постель на две недели, а не на несколько дней, стали относиться подозрительно.

— Но ты больше не согласен с тем, что это следует оправдывать, так? — произнес Эленд вежливо, но строго.

Дему кивнул:

— Я верю вашим словам, мой господин. Просто… тяжело командовать людьми, которые тебе не доверяют. А для моих товарищей по несчастью все еще сложнее. Они едят отдельно, держатся поодаль от остальных во время отдыха. Это лишь укрепляет отчужденность.

— Что ты предлагаешь? — нахмурился Эленд.

— Это зависит от нескольких моментов, мой господин. Если вы планируете в скором времени перейти в наступление, тогда примирению не быть: не хочу, чтобы солдаты сражались бок о бок с теми, кому не доверяют. Однако если осада еще будет какое-то время продолжаться, то есть смысл подтолкнуть их друг к другу. У бо́льшей части войска будет достаточно времени, чтобы снова научиться доверять затуманенным.

«Затуманенные, — подумала Вин. — Интересное название».

Эленд посмотрел на нее, и стало ясно, о чем он думает. До бала в здании Кантона ресурсов осталось несколько дней. Если план Эленда удастся воплотить в жизнь, то, возможно, им не придется брать Фадрекс штурмом.

Вин не очень-то на это надеялась. Если из Лютадели не пришлют запасы провизии, им придется полагаться лишь на себя. Возможно, осада продлится еще много месяцев, но может случиться, что им придется идти на штурм всего лишь через несколько недель.

— Организуй новый отряд. Пусть в него войдут только затуманенные. С предрассудками мы разберемся позже, когда Фадрекс будет нашим.

— Да, мой господин, думаю…

Разговор продолжался, но Вин уже не слушала — все ее внимание сосредоточилось на голосах снаружи. Кто-то приближался к штабной палатке. Возможно, не стоило беспокоиться, однако на всякий случай она шагнула в сторону, чтобы оказаться между входом и Элендом, и проверила резервы металлов. Через секунду Вин узнала голос Хэма и позволила себе расслабиться. Вскоре клапан палатки открылся — и действительно вошел громила, а следом за ним усталый рыжеволосый солдат в испачканной сажей одежде разведчика. Выглядел он совершенно измученным.

— Конрад? — удивился Дему.

— Ты его знаешь? — уточнил Эленд.

— Да, мой господин, это один из лейтенантов, которых я оставил в Лютадели вместе с королем Пенродом.

Потрепанный солдат отсалютовал императору:

— Мой господин, я принес новости из столицы.

— Наконец-то! — воскликнул Эленд. — Что велел передать Пенрод? Где баржи с провизией, которые я просил прислать?

— Баржи с провизией, мой господин? — переспросил Конрад. — Ваше величество, король Пенрод прислал меня за помощью: в городе бунты, и некоторые склады разграблены. Король Пенрод отправил меня, чтобы попросить у вас солдат, которые помогут восстановить порядок.

— Ему нужны солдаты? — поразился Эленд. — А как же гарнизон, который я ему оставил? У него должно быть достаточно людей!

— Их не хватает, мой господин. Я не знаю почему. Я могу только передать сообщение, ради которого меня и прислали.

Выругавшись, Эленд ударил кулаком по столу:

— Неужели Пенроду так сложно было выполнить всего лишь одно мое поручение? Я лишь просил его позаботиться о тех землях, которым ничего не угрожало!

Солдат вздрогнул от неожиданности, а Вин забеспокоилась. Эленд, однако, сумел взять себя в руки. Он глубоко вздохнул и махнул солдату рукой:

— Отдохните и поешьте, лейтенант. Я поговорю с вами обо всем этом позже.

* * *

Эленда Вин отыскала, когда уже совсем стемнело. Он стоял на краю лагеря и смотрел на сторожевые огни Фадрекса. Когда Вин положила руку ему на плечо, Эленд даже не вздрогнул — лишь притянул к себе, продолжая смотреть в ночное небо. Значит, слышал. Вин никак не могла привыкнуть, что Эленд, который всегда казался слегка не от мира сего, превратился в настоящего рожденного туманом и его чуткий слух позволял уловить даже самые осторожные шаги.

— Ты говорил с гонцом?

Шел пеплопад. Мимо тихонько проследовали двое солдат-ищеек, которые совершали обход периметра. Сама Вин только что вернулась из дозора: каждую ночь она совершала несколько обходов Фадрекса в надежде обнаружить за городскими стенами что-нибудь необычное.

— Да. Как только он отдохнул, я разузнал все подробности.

— Плохие новости?

— Он почти все успел рассказать при тебе. Пенрод, видимо, не получал от меня приказов выслать провизию и солдат. Конрад был одним из четверых гонцов, которых отправили к нам. Неизвестно, что случилось с остальными тремя. Самого Конрада преследовала банда колоссов, и он спасся благодаря своей лошади: послал ее вперед, а сам спрятался. Бедное животное догнали и разорвали на части. Ускользнул, пока они пировали.

— Храбрец, — похвалила Вин.

— И к тому же удачливый, — добавил Эленд. — Как бы там ни было, не похоже, что Пенрод сумеет выслать нам помощь. В Лютадели достаточно запасов, но там и впрямь начались бунты, Пенрод не сможет выделить солдат для охраны провианта, который он мог бы отправить сюда.

— И… что это значит для нас?

Эленд посмотрел ей в глаза, и Вин с удивлением обнаружила в его взгляде решимость, а не отчаяние.

— Понимание.

— Понимание чего?

— Того, что наш враг проявил себя, Вин. Кто отлавливает гонцов, расставляя засады из колоссов? Кто устраивает беспорядки в Лютадели, нашем центре снабжения? — Эленд покачал головой. — Он хочет, чтобы все это выглядело набором случайностей, но я вижу закономерность. Это слишком целенаправленные, слишком разумные действия. Он хочет, чтобы мы бросили Фадрекс и ушли.

Вин почувствовала озноб. Эленд хотел сказать что-то еще, но она привстала и закрыла ему рот ладонью, заставив замолчать. Он сначала растерялся, а потом понял и кивнул.

«Разрушитель слышит, что мы говорим, — подумала Вин. — Нам нельзя выдавать наши секреты».

И все же они сейчас кое-что поняли. Им следовало остаться в Фадрексе, они должны узнать, что спрятано в пещере. Ведь их враг прилагал все усилия, чтобы этого не случилось. Неужели Разрушитель и в самом деле стоял за воцарившимся в Лютадели хаосом? Был ли это хорошо продуманный ход, чтобы заставить Эленда увести свои войска из окрестностей Фадрекса ради восстановления нарушенного порядка?

Можно было только предполагать. Вин кивнула Эленду, давая понять, что разделяет его решимость и согласна остаться. И тем не менее она волновалась. Лютадель должна быть неприступной скалой, их единственным безопасным местом. Если не устояла она, что же у них еще есть?

Все отчетливее понимала Вин, что обратной дороги нет. Они не смогут отступить и пересмотреть планы. Мир рушился прямо у них под ногами, и Эленд решил сделать ставку на Фадрекс.

Если они проиграют, идти им будет некуда.

В конце концов Эленд крепко сжал ее плечо, а потом ушел в туман, чтобы проверить дозорных. Оставшись в одиночестве, Вин продолжала глядеть на сторожевые костры. Ее терзали дурные предчувствия. Мысли, посетившие ее в четвертом подземном хранилище, вернулись. Можно воевать, брать в осаду города, играть в политику, но этого мало. Это не спасет их, если умирает сама земля.

Но что еще они могли сделать? Лишь взять Фадрекс в надежде, что Вседержитель оставил им какую-нибудь подсказку. Вин по-прежнему ощущала необъяснимую потребность отыскать атиум. Отчего ей казалось, что это так важно?

Она закрыла глаза, не желая видеть туман, который, как обычно, отталкивался от ее тела примерно на полдюйма. Однажды, когда Вин пришлось сразиться с Вседержителем, она почерпнула силу из тумана. Почему лишь один раз получилось применить алломантию с его помощью?

Вин потянулась к туману в бессчетной попытке повторить тот успех. Она мысленно звала, умоляла, пыталась пробиться к его силе. Ей казалось, что должно получиться. В тумане таилась сила, но он не собирался делиться с Вин. Что-то стояло между ними, какая-то преграда. Или, может быть, это была лишь чья-то причуда.

— Почему? — прошептала она, не открывая глаз. — Почему ты мне помог только тогда, и больше ни разу? Я сошла с ума или ты и в самом деле дал мне силу, когда я попросила о ней?

Ночь хранила молчание. Наконец Вин со вздохом повернулась и ушла.

* * *

Гемалургические штыри физически изменяют людей в зависимости от того, какие силы в них заключены, куда их втыкают и сколько их достается одному человеку. Инквизиторы, к примеру, решительным образом отличаются от тех людей, которыми они когда-то были. Сердце инквизитора расположено не в том месте, где обычное человеческое сердце; его мозг перестраивается вокруг металлических штырей, которыми протыкают глаза. Колоссы изменяются еще сильнее.

Можно предположить, что наиболее значительные изменения происходят с кандра. Однако не стоит забывать о том, что новых кандра делают из туманных призраков, а не из людей. Штыри, которые получают кандра, изменяют своих носителей лишь самую малость, оставляя их тела почти такими же, как у туманных призраков, но наделяя разумом. По иронии судьбы, хоть штыри и лишают колоссов человечности, они в какой-то степени наделяют ею кандра.

41

— Разве ты не понимаешь, Бриз? — горячо проговорил Сэйзед. — Это пример того, как оживают легенды. Люди верили в Выжившего в Хатсине и потому создали для себя другого Выжившего, который должен им помочь в трудный час.

Бриз приподнял бровь. Они стояли в задних рядах толпы, которая начинала собираться на рыночной площади в ожидании Гражданина.

— Это восхитительно, — продолжал Сэйзед. — Я и не предполагал, что легенда о Выжившем может развиться до такой степени. Я знал, что его могут обожествить — фактически этого нельзя избежать. Однако, поскольку Кельсер был когда-то «обычным» человеком, никто не мешает его последователям возносить на ту же высоту и других людей.

Бриз отрешенно кивнул. Рядом с ним стояла Альрианна, обиженная тем, что ей пришлось вырядиться в серо-коричневую одежду скаа. Впрочем, Сэйзед даже не заметил, что они не разделяют его восхищения:

— Хотел бы я знать, к чему это приведет. Быть может, у народа появится целая вереница Выживших. Так могла бы возникнуть по-настоящему устойчивая религия, которой под силу было бы изменяться, следуя потребностям людей. Конечно, новые Выжившие означали бы новых правителей, и у каждого возникли бы свои цели. В отличие от священников, которые заботятся о сохранении веры в неизменном виде, каждый новый Выживший захотел бы показать, что отличается от своего предшественника. Это привело бы к появлению многочисленных фракций и групп среди верующих.

— Сэйзед, — прервал рассуждения хранителя Бриз, — мне показалось, ты больше не собираешь религии?

— Я и не собираю. Просто размышляю о том, что могло бы получиться из этой религии.

— А ты не думал, что это может повлиять на нашу миссию? Если новый Выживший и в самом деле живой человек, он мог бы помочь нам свергнуть Квеллиона.

— Или же стать нашим соперником за власть в городе, когда Квеллиону придет конец, — заметила Альрианна.

— Это правда, — признал Сэйзед. — Как бы там ни было, не понимаю, почему ты жалуешься, Бриз. Ты ведь хотел, чтобы я снова заинтересовался религиями?

— До того, как мне пришлось слушать твою болтовню на эту тему весь вечер и все утро, — проворчал Бриз. — И вообще, где Квеллион? Если я пропущу из-за его казни обед…

«Казнь!»

Сэйзед так увлекся, что позабыл, зачем они сюда пришли.

Пыл его мгновенно иссяк, и он вспомнил, почему Бриз был таким мрачным. Гасильщик говорил обычным беззаботным тоном, но его обеспокоенный взгляд выдавал истинные чувства: ведь Гражданин собирался сжечь ни в чем не повинных людей.

— Вот. — Альрианна указала на другую сторону рынка.

Там началось шевеление: сквозь толпу шествовал Гражданин в ярко-голубом костюме. Это был новый «разрешенный» цвет, который позволялось носить только ему. Окружавшие его советники по-прежнему были в красном.

— Наконец-то. — И Бриз вместе с толпой начал продвигаться поближе к Гражданину.

Ощущая растущую нерешительность, Сэйзед впервые задумался о том, что его солдаты могли бы вмешаться. Но тогда они спасут немногих, а потеряют целый город. Вздохнув, террисиец двинулся следом за Бризом и Альрианной. Он предчувствовал, что наблюдение за казнью напомнит ему о тяжелом долге, связанном с Урто. Теологическим исследованиям придется подождать до лучшего времени.

* * *

— Тебе придется их убить, — сказал Кельсер.

Призрак притаился на крыше дома в одном из богатых кварталов Урто. Внизу приближалась процессия, возглавляемая Гражданином; Призрак наблюдал за ней через повязку на глазах. Пришлось отдать много монет — почти весь остаток той суммы, которую он привез с собой из Лютадели, — чтобы заранее выведать место проведения казни и как следует подготовиться.

Он видел бедолаг, которых Квеллион собирался убить. Многие, как сестра Фрэнсона, были простолюдинами, у которых обнаружились благородные родители. Среди них имелись также супруги благородных. А один из обреченных позволил себе громко высказаться против Квеллиона. Связи этого человека со знатью представлялись крайне несущественными: будучи ремесленником, он когда-то выполнял заказы благородных клиентов.

— Знаю, ты не хочешь этого делать, — сказал Кельсер. — Но сейчас надо проявить стойкость.

Призрак чувствовал себя сильным — пьютер наделял ощущением непобедимости, которого раньше он не смел и вообразить. За последние шесть дней Призрак спал едва ли несколько часов, но не чувствовал усталости, был ловок на зависть любому коту и сильным, что трудно было предположить в человеке его телосложения.

Но разве сила — это главное? Спрятанные под плащом ладони вспотели, и капли пота ползли по лбу. Призрак не рожденный туманом. Он не Кельсер и не Вин. Он просто Призрак. Зачем он в это ввязался?

— Я не смогу, — прошептал молодой человек.

— Сможешь, — возразил Кельсер. — Ты практиковался с тростью — я за тобой наблюдал. Кроме того, ты же сражался с теми солдатами на рынке. Они тебя почти убили, так ведь они оба были громилами. Ты неплохо себя показал, учитывая все обстоятельства.

— Я…

— Ты должен спасти этих людей, Призрак. Спроси сам себя. Что бы я сделал, окажись на твоем месте?

— Я не ты.

— Пока нет, — прошептал Кельсер.

«Пока нет…»

Внизу Квеллион произносил речь, полную обвинений в адрес людей, которых собирались казнить. Рядом стояла Бельдре. Призрак наклонился вперед. Неужели ее лицо и впрямь выражало симпатию, почти сострадание к несчастным пленникам. Или просто очень хотелось видеть ее такой? Он проследил за взглядом девушки и посмотрел на приговоренных. Среди них находилась девочка, в страхе жалась к одной из женщин, пока их всех заталкивали в здание. В скором времени оно должно было превратиться в их погребальный костер.

«Кельсер прав, — подумал Призрак. — Я не могу допустить, чтобы это произошло. Может, у меня и не получится, но я хотя бы попробую».

Все еще не в силах унять дрожь в руках, он нырнул в люк на крыше и ринулся вниз по ступенькам. Завернул за угол, направляясь к винному погребу.

Ни одна воровская шайка не построила бы себе убежища без запасного выхода. С самого начала Призрак должен был сообразить, что аристократы опасались за свои жизни не меньше, чем какие-нибудь воры-скаа. Во времена Вседержителя придворные интриги нередко заканчивались тюремным заключением или убийством, следовательно…

Перепрыгнув через последние несколько ступенек, Призрак опустился на покрытый пылью пол. Чуткие уши уловили, как наверху снова начал разглагольствовать Квеллион. Толпа скаа заволновалась. Костер начал разгораться. Фиксируя происходящее, Призрак продолжал обследовать погреб, пока наконец не обнаружил в самом темном углу открытый потайной ход и темный коридор, ведущий в подвал соседнего здания. В коридоре находилось несколько солдат.

— Быстрее! — приказал один из них.

— Прошу вас! — умоляюще проговорил чей-то голос, отдаваясь эхом под сводами погреба. — Возьмите хотя бы ребенка!

Кто-то охнул. Солдаты продвинулись к противоположному от Призрака концу коридора, загораживая выход наружу. Их, конечно, прислал Квеллион, чтобы спасти одного из пленников. Гражданин устроил целое представление, порицая тех, в чьих жилах текла благородная кровь, но алломанты слишком ценны, потому он выбирал для своих казней лишь дома, в которых были потайные входы.

Отличный способ продемонстрировать приверженность традиции и в то же время обрести контроль над важным сокровищем. Но вовсе не лицемерие Гражданина стало причиной, по которой руки Призрака перестали дрожать, когда он бросился на солдат.

Причиной стал детский плач.

— Убей их! — закричал Кельсер.

Призрак выхватил дуэльную трость. Один из солдат наконец-то заметил его и растерялся.

Он упал первым.

Призрак и не знал, что способен наносить столь тяжелые удары. Помятый солдатский шлем покатился к выходу из потайного коридора. Другой противник вскрикнул, когда Призрак перепрыгнул через мертвое тело его товарища. У них были мечи, но в тесноте обнажить их оказалось не так просто.

А вот Призрак взял с собой кинжалы.

Выхватив один, ударил. Удар настиг сразу двоих, и Призрак отпихнул трупы, не желая терять ни секунды. У противоположного конца коридора стояли четверо солдат и коренастый скаа.

В их глазах застыл ужас.

Призрак бросился вперед, и перепуганные солдаты наконец-то пришли в себя. Они ринулись назад, открыв потайную дверь, и, толкая друг друга, ворвались в расположенный по другую сторону подвал.

Пожар уже охватил бо́льшую часть здания. Призрак чувствовал запах дыма. Приговоренные находились в подвале — видимо, пытались открыть потайную дверь и последовать за своим более везучим товарищем. Теперь им пришлось отступить, потому что из подземного хода, вытаскивая на ходу мечи, вывалились солдаты.

Прикончив самого медлительного из четверых, Призрак оставил кинжал в теле мертвеца и выхватил вторую дуэльную трость. Деревянная палка словно превратилась в продолжение его руки, и он принялся с легкостью кружиться между ошеломленными людьми, нанося удары.

— Никто из солдат не должен спастись, — прошептал Кельсер, — иначе Квеллион узнает, что приговоренные живы. Ты должен сбить его с толку.

Возле выхода из хорошо обставленной комнаты в подвале мелькнул свет. Огонь. Призрак уже чувствовал жар. Трое солдат с мрачной сосредоточенностью вскинули мечи. У потолка показались язычки дыма, похожие на густой черный туман, и начали быстро разрастаться. Растерянные пленники жались по углам.

Замахиваясь обеими тростями, Призрак ринулся на ближайшего солдата. Тот поддался на уловку и увернулся от атаки, а потом сделал выпад. Будь их сражение обычной дракой, Призрак мог бы и не успеть.

Спасли пьютер и олово. Он ощутил движение воздуха и ловко ушел от приближающегося меча, предугадав, куда тот нацелен. Лезвие лишь рассекло ткань на боку и заставило сердце биться быстрее. Одной тростью Призрак переломил руку, державшую меч, а другую обрушил на голову противника.

В глазах упавшего воина застыло удивление, но молодой человек этого не заметил: на него уже замахивался следующий солдат. Призрак поднял обе трости и скрестил их, блокируя удар. Одну трость меч рассек надвое, но застрял во второй. Отбросив собственное оружие вместе с чужим мечом, Призрак рванулся вперед и нанес удар локтем под дых, а потом по голове. Раздался звук треснувшей кости, и солдат безвольно осел.

«У меня получается! — мысленно ликовал Призрак. — Я такой же, как они. Вин и Кельсер. Я больше не буду прятаться в подвалах и убегать от опасности. Я могу сражаться!»

Однако праздновать победу было еще рано: последний солдат держал нож у горла девочки. Дверная рама за его спиной уже украсилась язычками пламени, которые норовили прокрасться в помещение.

— Все вон отсюда! — указывая на потайной ход, закричал Призрак. — Через эту дверь! Там вас ждут. Вас спрячут, а потом помогут выбраться из города. Идите!

Кто-то уже успел сбежать, а оставшиеся подчинились его приказу. Солдат наблюдал за происходящим, явно пытаясь принять решение. Он должен был понять, что столкнулся с алломантом, — обычный человек ни за что бы не сумел с такой скоростью прикончить столько противников. К счастью, Квеллион недодумался послать сюда собственных алломантов — наверняка использовал их для обеспечения личной безопасности. Призрак стоял неподвижно. Выронил одну сломанную дуэльную трость, но другую сжимал крепко, пытаясь унять дрожь в руке. Девочка тихо всхлипывала.

«Что бы сделал Кельсер?»

Последний узник за его спиной вошел в подземный ход.

— Эй! — окликнул Призрак, не оборачиваясь. — Запри дверь с той стороны. Быстро!

— Но…

— Делай, что говорят! — рявкнул Призрак.

— Нет! — выкрикнул солдат, прижимая нож к горлу девочки. — Я убью ее!

— И тогда умрешь сам, — хладнокровно произнес Призрак. — Ты это знаешь. Посмотри на меня. Тебе не пройти. Ты…

Дверь с грохотом закрылась.

Солдат бросил девочку и с криками ринулся к двери, явно пытаясь успеть до того, как с другой стороны опустится засов.

— Это единственный выход! Мы же…

Призрак сломал ему колени одним ударом трости. Падая, солдат заорал от боли. Уже три стены подвальной комнаты были охвачены огнем. Жар становился невыносимым.

Засов с лязгом опустился. Призрак посмотрел на солдата.

— Оставь его, — приказал Кельсер. — Пусть сгорит.

Призрак медлил.

— Он собирался бросить всех этих людей умирать, — продолжал Кельсер. — Пусть почувствует, чему хотел подвергнуть других. Что уже несколько раз проделывал по приказу Квеллиона.

Оставив стонущего противника лежать на полу, Призрак подошел к потайной двери. Навалился всем весом.

Та выдержала.

Призрак тихонько выругался и пнул дверь. Она держалась крепко, точно каменная.

— Эту дверь строили по приказу аристократа, который боялся наемных убийц, — пояснил Кельсер. — Строители знали про алломантию и позаботились о том, чтобы ее не мог вышибить громила.

Пламя разгоралось все жарче. Девочка сжалась на полу, продолжая всхлипывать. Призрак закрутился и понял, что со всех сторон его окружает огонь. Он шагнул вперед. Обостренные чувства делали и без того сильный жар по-настоящему невыносимым.

Стиснув зубы, Призрак взял девочку на руки.

«У меня есть пьютер, — подумал он. — Он уравновешивает то, что я чувствую.

Этого должно хватить».

* * *

Из окон обреченного здания валили клубы дыма. Сэйзед, Бриз и Альрианна ждали, держась в задних рядах толпы, погрузившейся в мрачное молчание. Люди вели себя до странности тихо, наблюдая за тем, как пламя пожирает свою жертву. Возможно, они чувствовали правду.

Они знали, что любой может оказаться на месте одного из бедолаг, сгинувших внутри дома.

— Как быстро мы вернулись к тому, с чего начали, — прошептал Сэйзед. — Еще недавно людей принуждали смотреть, как Вседержитель рубит головы неповинным беднягам. Теперь мы это делаем сами.

Внутри здания слышались вопли. Это были крики умирающих.

— Кельсер был не прав, — сказал Бриз.

Нахмурившись, Сэйзед обернулся.

— Он винил аристократов, — пояснил Бриз. — Думал, что, если избавиться от знати, такого больше не повторится.

Сэйзед кивнул. Внезапно толпа забеспокоилась, люди начали двигаться и бормотать. И террисиец ощутил, как его охватывают те же самые чувства, что и остальных. Эти зверства надо было как-то прекратить. Почему никто не попытался сражаться? Квеллион, окруженный горделивыми соратниками в красном, стоял у всех на виду. Сэйзед стиснул зубы, чувствуя нарастающую ярость.

— Альрианна, дорогая, сейчас не время.

Террисиец замер. Обернулся, посмотрел на молодую женщину. Та плакала.

«Ради Забытых богов, — подумал Сэйзед, наконец-то ощущая ее прикосновение, разжигающее его злость на Квеллиона. — Она не хуже Бриза».

— А почему? Он этого заслуживает. Я могу сделать так, что толпа разорвет его на части.

— И власть перейдет к его заместителю, — возразил Бриз, — который казнит всех этих людей. Мы еще не готовы.

— Похоже, ты никогда не закончишь приготовления, Бризи, — огрызнулась Альрианна.

— Подобное требует…

— Погодите. — Сэйзед вскинул руку. Нахмурившись, он следил за домом. Высоко, на приподнятой части крыши, кто-то дергал изнутри доски на заколоченном чердачном окне.

— Смотрите! Вон там!

Бриз приподнял бровь.

— Видимо, сейчас появится наш Бог Огня, да? — улыбнулся он собственным словам. — Хотел бы я знать, какой урок мы должны извлечь из этого волнующего маленького приключения. Лично я считаю, что люди, которые нас сюда отправили, не имели понятия о том…

Одна из досок вдруг отлетела прочь и пронеслась по воздуху, кружась и оставляя за собой дымный след. А потом окно взорвалось.

Фигура в темной одежде выскочила на крышу, окруженная тучей дымящихся щепок. Человек, чей длинный плащ горел в нескольких местах, сжимал в руках маленький комочек. Это был ребенок. Незнакомец пробежал вдоль горящей крыши и спрыгнул.

Приземлился он с изяществом, выдававшим внутреннее горение пьютера, даже не споткнулся, хотя только что упал с высоты двух этажей. От плаща валил дым. Люди в изумлении отшатнулись, и сам Квеллион застыл, точно громом пораженный.

Когда человек выпрямился, капюшон упал с его головы. И лишь тогда Сэйзед понял, кто перед ним.

Призрак держался с достоинством, и в лучах солнца выглядел старше, чем был на самом деле. Или, возможно, Сэйзед до этого момента продолжал считать его ребенком. Так или иначе, на Квеллиона молодой человек смотрел с гордостью; на глазах у него была повязка, одежда дымилась, а к груди он прижимал кашляющего ребенка. Он словно и не замечал, что здание окружал отряд из двадцати солдат.

Бриз негромко выругался:

— Альрианна, нам все-таки нужно кое-кого разжечь!

Сэйзед вдруг почувствовал себя так, словно его чем-то придавили. Бриз стер все отвлекающие эмоции — растерянность, тревогу — и оставил Сэйзеда наедине с толпой, полностью открытой воздействию Альрианны, направленному на пробуждение сильнейшего гнева.

Толпа словно взорвалась, люди, повторяя имя Выжившего, ринулись на стражников. В первое мгновение Сэйзед испугался, что Призрак не воспользуется шансом сбежать. Хоть глаза у него были и завязаны, террисиец чувствовал, что парень глядит прямо на Квеллиона — и глядит с вызовом.

К счастью, Призрак наконец-то отвел взгляд. Толпа отвлекла солдат, и молодой человек побежал куда быстрее, чем можно было ожидать. Нырнул в переулок, не выпуская спасенную девочку из рук и оставляя за собой дымный след от тлеющего плаща.

Как только Призрак достаточно оторвался от своих преследователей, Бриз смягчил бунтующих, чтобы они не нарвались на солдатские мечи. Толпа начала рассеиваться. Солдаты Гражданина держались рядом со своим повелителем. Сэйзед услышал, как тот расстроенным голосом приказал им отступать. Из-за угрозы бунта за Призраком отправились лишь несколько человек. Ему ничего не угрожало.

Когда солдаты удалились, Бриз искоса взглянул на Сэйзеда.

— Ну что тут скажешь, — проговорил террисиец, — такого я не ожидал.

* * *

Думаю, колоссы оказались разумнее, чем нам хотелось бы признать. Изначально они использовали для создания себе подобных только те штыри, что давал им Вседержитель. Он обеспечивал металлом и пленниками-скаа, а новых «рекрутов» делали уже сами колоссы.

После смерти Вседержителя колоссы должны были исчезнуть — перебить бы друг друга и тем самым покончить с собственными бесчинствами. Однако каким-то образом они догадались, что штыри можно доставать из мертвых тел и использовать второй раз.

Иногда я задаюсь вопросом, какой эффект могло оказать на них использование одних и тех же штырей раз за разом. Штырь может вобрать в себя лишь ограниченный гемалургический заряд, с его помощью нельзя бесконечно наращивать силу, даже если убивать все новых и новых людей. Но быть может, из-за вынужденного использования тех же самых штырей колоссы сделались чуть более человечными?

42

В Лютадели Марш вел себя намного осторожнее, чем в безымянном городке на западной границе доминиона. В столице империи Эленда инквизитор вряд ли мог остаться незамеченным, поэтому Марш передвигался по ночам, завернувшись в плащ с поднятым капюшоном, поджигая сталь и прыгая от монеты к монете.

Распростершийся перед ним город, невзирая на грязь и некоторое запустение, оставался великолепен. А еще он был домом, и той частичке инквизитора, что ждала и наблюдала, было тяжело на него смотреть. Когда-то Марш руководил в этом городе повстанцами-скаа, чувствовал ответственность за судьбу горожан. Сама мысль, что Разрушитель собирается поступить с ними так же, как и с жителями того городка, где взорвалась пепельная гора…

Поблизости от Лютадели не было вулканов. К несчастью, Разрушитель мог легко обойтись и без участия сил природы. По пути в Лютадель Марш четырежды останавливался в разных деревнях: поджигал продовольственные склады, убивал охранников. Он знал, что рассеявшиеся по всему миру инквизиторы совершают точно такие же зверства, пытаясь разыскать нечто, интересовавшее Разрушителя превыше всего. То, что отнял у него Охранитель.

Марш должен был это найти.

Перепрыгнув через улицу, инквизитор приземлился на заостренной крыше, пробежал по коньку и направился в северо-восточную часть города. За тот год, что он не был в Лютадели, все стало совсем другим. Принудительный труд был жесток по отношению к скаа, но зато на улицах огромного города царили чистота и порядок. Теперь от них не осталось и следа. Очевидно, предпочтение отдавалось выращиванию хлеба, а о чистоте можно подумать и потом, если это «потом» вообще наступит.

В переулках и у стен домов громоздились кучи мусора и горы пепла, которые в прошлом сгребали и выбрасывали в протекавшую через город реку. Марш ощутил, что красота беспорядка начинает ему нравиться, и его маленькая бунтарская часть отступила, спряталась.

Он не мог сражаться. Момент был неподходящий.

Вскоре инквизитор добрался до крепости Венчер, в которой теперь размещались городские власти. Во время штурма Лютадели ее захватили колоссы и перебили все витражи на нижних этажах, поэтому окна заколотили досками. Марш улыбнулся и, разжигая сталь, прыгнул на балкон второго этажа. Все здесь было ему хорошо знакомо. До того, как Разрушитель забрал его, Марш прожил здесь несколько месяцев, помогая Венчеру руководить городом.

Возле покоев Пенрода стояла охрана. В остальных комнатах никто не жил. Спрятавшись в небольшом коридорчике, инквизитор поглядывал по сторонам и обдумывал следующий шаг.

Проткнуть гемалургическим штырем человека, который не желал ничего подобного, было не так просто. Размер штыря в данном случае не имел значения. Для алломантии хватало щепотки металлической пыли, для ферухимического заряда — маленького кольца, для гемалургии же достаточно и небольшой металлической занозы. Штыри инквизиторов делались большими ради устрашения, но маленькая булавка в определенных ситуациях могла оказаться не менее эффективной. Все зависело от того, сколько времени проходило между убийством одного человека и помещением занозы в тело другого.

Для воплощения задуманного требовался совсем маленький штырь: инквизитор не собирался наделить Пенрода силой, а просто проткнуть его металлом. Марш вытащил штырь, который сделал несколько дней назад в обреченном городе, убив алломанта. Пять дюймов — строго говоря, длиннее необходимого. Существовало не то двести, не то триста точек, в которые можно было его вонзить. Марш точно не помнил: его рукой управлял Разрушитель, безошибочно определяя нужное место. Прямо сейчас внимание хозяина сосредоточилось на чем-то другом, и он давал инквизитору лишь общие указания: находиться на месте и приготовиться к атаке.

Гемалургические штыри. Тайная часть Марша вздрогнула, вспомнив день, когда его внезапно превратили в инквизитора. Он думал, что раскрыт. Он был шпионом Кельсера в Стальном братстве. Он понятия не имел, что обратил на себя внимание не из-за подозрений, а из-за исключительных способностей.

Инквизиторы пришли той ночью, когда Марш с волнением ждал встречи с Кельсером. Чтобы передать послание для повстанцев, которое, как он считал, должно было стать последним. Слуги Вседержителя ворвались в комнату, двигаясь намного быстрее, чем сам Марш. Он ничего не мог сделать. Его распластали на полу, а потом бросили сверху вопящую от ужаса женщину.

Потом один из инквизиторов воткнул ей в сердце штырь, который вошел в глаз Марша.

Боль была настолько чудовищной, что он ее не запомнил. В памяти осталась дыра, заполненная лишь зыбкими образами инквизиторов, которые раз за разом повторяли процедуру, убивая все новых бедолаг-алломантов и вгоняя их силы — или их души — в тело Марша. Когда они закончили, захлестнул поток новых ощущений — такой сильный, что он не мог даже думать, а мог лишь лежать на полу и стонать. Инквизиторы радостно плясали вокруг него и рубили трупы на части, празднуя рождение своего собрата.

Это и был в своем роде день его рождения. По-настоящему прекрасный день. У Пенрода, однако, такой радости не будет. Он не станет инквизитором — он получит только один маленький штырь. Штырь, изготовленный несколько дней назад и потерявший почти всю свою силу.

Марш ждал, пока Разрушитель придет к нему по-настоящему. Нужно ведь не просто воткнуть штырь — нужно еще сделать так, чтобы Пенрод не вытащил его сразу. А иначе Разрушитель не успеет начать воздействие на его мысли и чувства. Штырь следовало окунуть в кровь — по крайней мере, для начала. Потом, когда он будет находиться внутри, кожа вокруг металла исцелится, но сначала будет кровь.

Как заставить человека забыть о том, что где-то в его теле застряло пять дюймов металла? И чтобы этого не заметил никто другой? Разрушитель приложил немало усилий, пытаясь проткнуть Эленда Венчера, но все попытки провалились. Вообще-то, и большинство других попыток тоже провалились. Но те несколько человек, которых все-таки удалось заполучить, были весьма ценным приобретением.

Явился Разрушитель, и Марш утратил власть над собственным телом. Теперь он двигался, выполняя прямые приказы и не зная, что будет делать дальше.

«Вперед по коридору. Не трогай охранников. Войди».

Марш оттолкнул обоих стражников, выбил дверь и ворвался в переднюю.

«Хорошо. Теперь в спальню».

Через мгновение Марш был уже там; солдаты за его спиной запоздало звали на помощь. Пенрод оказался пожилым человеком благородной внешности. Ему хватило присутствия духа, чтобы выскочить из постели и схватить с ночного столика дуэльную трость.

Марш улыбнулся. Дуэльная трость? Против инквизитора? Он вытащил из ножен ручной обсидиановый топор.

«Сражайся с ним, — приказал Разрушитель, — но не убивай. Пусть битва будет сложной, но позволь ему почувствовать, что он может тебе сопротивляться».

Странная просьба, но разум Марша был полностью под контролем Разрушителя, и потому инквизитор не мог даже задуматься об этом, а просто бросился в атаку.

Все оказалось сложнее, чем он думал. Направлять топор следовало так, чтобы Пенрод сумел парировать удары. Несколько раз пришлось черпать скорость из одного из тех штырей, что играли роль ферухимической метапамяти, чтобы быстро перенаправить топор в нужном направлении и не обезглавить ненароком короля Лютадели.

Марш справился. Он нанес Пенроду несколько легких порезов маленьким штырем, спрятанным в левой руке, все это время позволяя королю думать, что тот удерживает противника на расстоянии. Через несколько минут к сражению присоединились охранники, что позволило Маршу еще лучше сыграть свою роль. Трое обычных людей против инквизитора по-прежнему не представляли собой значительной силы, однако с их точки зрения, возможно, все выглядело более естественно.

Прошло совсем немного времени, и в расположенную по соседству со спальней комнату ворвался спешивший на помощь своему королю десяток солдат.

«Теперь изобрази испуг, приготовься вонзить штырь и сбежать через окно…»

Марш зачерпнул скорости и ринулся вперед. Разрушитель с точностью направил его левую руку, которая воткнула штырь Пенроду в грудь — прямо в сердце. Услышав крик Пенрода, инквизитор улыбнулся и выпрыгнул в окно.

* * *

Марш притаился у этого же самого окна — ни один из многочисленных стражников не увидел его и не заметил. Инквизитор был слишком умен, слишком осторожен, чтобы попасться кому-то на глаза, и потому сумел без особых проблем зависнуть под каменным выступом возле самого окна. Внутри совещались хирурги.

— Когда мы пытаемся вытащить этот штырь, кровотечение заметно усиливается, мой господин, — сообщил один из них.

— Осколок металла находится в опасной близости от вашего сердца, — заметил другой.

«В опасной близости? — подумал устроившийся вниз головой на своем посту Марш. — Да штырь пронзил его сердце насквозь».

Разумеется, лекари этого знать не могли. Поскольку Пенрод находился в сознании, они должны были предположить, что штырь прошел рядом, едва не коснувшись сердца.

— Мы боимся его вытаскивать, — снова подал голос первый хирург. — Как вы… себя чувствуете?

— Вообще-то, хорошо, — отозвался Пенрод. — Немного больно и неудобно. Но я в порядке.

— Тогда давайте его пока оставим, — обеспокоенно проговорил первый хирург.

Что он еще мог сделать? Если бы штырь и в самом деле вытащили, Пенрод бы точно умер. Разрушитель сделал умный ход.

Они будут ждать, пока Пенрод наберется сил, а потом попытаются вытащить штырь. И снова будет в опасности жизнь Пенрода. Им придется все оставить без изменений. А поскольку у Разрушителя теперь появился доступ к разуму короля, Пенрод вскоре должен напрочь забыть о случившемся. Неудобные ощущения пройдут, а под одеждой штырь никто не заметит.

После этого Пенрод будет полностью принадлежать Разрушителю, как и любой из инквизиторов. Марш улыбнулся, разжал руки и камнем упал в поглотившую улицы темноту.

* * *

Хоть гемалургия и вызывает у меня отвращение, не могу не признать, что как искусство она невольно восхищает. В алломантии и ферухимии мастерство связано с применением чьей-то силы. Лучшим может оказаться не самый сильный алломант, а тот, кто наиболее аккуратно управляет силами тяготения и отталкивания. Лучший ферухимик — тот, кто сумеет рациональнее остальных рассортировать сведения в своей медной метапамяти; или тот, кто аккуратнее всех будет управлять своим весом при помощи железа.

Гемалургии же присуща уникальная особенность: знание того, куда следует вонзить штырь.

43

Вин приземлилась с тихим шуршанием. Придерживая платье, чтобы подол не испачкался в пепле, она присела и огляделась по сторонам.

Эленд тотчас же опустился рядом, не задавая лишних вопросов. Она улыбнулась, отметив про себя, что его интуиция становится все лучше. Он тоже смотрел в туман, хотя явно не догадывался, что там следует искать.

— Он за нами следит, — прошептала Вин.

— Рожденный туманом Йомена?

— Ага.

— Где?

— Три дома от нас, — пояснила Вин.

Эленд прищурился, и она ощутила, как один из ритмов его алломантической пульсации внезапно ускорился. Он разжигал олово.

— Темная фигура справа?

— Ага.

— И…

— И это значит, он понимает, что я его заметила. Иначе я бы не остановилась. Прямо сейчас мы изучаем друг друга.

Эленд протянул руку к поясу и вытащил обсидиановый нож.

— Он не нападет, — сказала Вин.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда. Если он захочет нас убить, то постарается это сделать, когда мы будем порознь или когда мы будем спать.

— Поэтому ты теперь и не спишь по ночам? — еще больше забеспокоился Эленд.

Вин кивнула. То, что Эленда пришлось заставить спать в одиночестве, было не такой уж большой платой за его безопасность.

«Неужели это ты за нами следишь, Йомен? — спросила она мысленно. — В ночь собственного бала? Вот это был бы номер!»

По всей видимости, она ошибалась, но все равно не могла избавиться от подозрений. У Вин уже вошло в привычку подозревать рожденного туманом в каждом. Она по-прежнему считала, что это нормально, хотя чаще ошибалась.

— Пошли. — Вин выпрямилась. — На балу о нем можно будет не беспокоиться.

И они продолжили путь к Кантону ресурсов.

«План простой, — говорил Эленд несколько часов назад. — Я отвлеку Йомена беседой, и знатные гости не сумеют удержаться от того, чтобы не пялиться на нас. В этот момент ты ускользнешь из зала и попробуешь отыскать вход в хранилище».

План и в самом деле казался простым — как и все самые лучшие планы. Если Эленд начнет спорить с Йоменом, внимание охранников будет обращено на него, и, скорее всего, это позволит Вин исчезнуть из вида. Придется двигаться быстро и тихо; возможно, даже устранить нескольких стражников, не поднимая общей тревоги. Но другого выхода не существовало. Проблема заключалась не только в том, что резиденция Йомена хорошо освещалась и весьма хорошо охранялась, но еще и в том, что у него был хороший рожденный туманом. Этот человек обнаруживал Вин всякий раз, когда она пыталась проникнуть в здание, но всегда держался поодаль, одним лишь своим присутствием демонстрируя, что в любой момент может поднять тревогу.

Бал представлялся их лучшей возможностью. Защитники Йомена и его рожденный туманом будут думать только о безопасности своего хозяина.

Супруги приземлились во дворе, заставив кареты остановиться и испугав стражников. Вин посмотрела на Эленда:

— Пообещай мне кое-что.

Он нахмурился:

— Что именно?

— Меня в конце концов заметят. Я буду прятаться изо всех сил, но сомневаюсь, что смогу все сделать, никого не потревожив. Когда это случится, я хочу, чтобы ты отсюда убрался.

— Вин, я не смогу этого сделать. Мне придется…

— Нет, — жестко сказала Вин. — Ты не должен мне помогать. Ты не сможешь мне помочь. Я тебя люблю, но ты не настолько хорош в этом, как я. Я могу позаботиться о себе сама, но мне надо быть уверенной, что не придется заботиться еще и о тебе. Если что-то пойдет не так или, наоборот, все будет хорошо, но в здании подымут тревогу, я хочу, чтобы ты ушел. Встретимся в лагере.

— А если ты попадешь в неприятности?

— Доверься мне, — улыбнулась Вин.

Эленд помедлил, потом кивнул. Довериться ей он вполне мог — и всегда это делал.

Они двинулись дальше. Трудно себе представить бал в здании братства. Вин привыкла к витражам и украшениям, но кантоны, как правило, отличались строгостью линий, и этот дом не был исключением. Одноэтажный, с ровными, плоскими стенами, с маленькими окнами. Снаружи ни одного светильника. На то, что сегодняшняя ночь отличалась от прочих, указывала лишь пара больших знамен, трепетавших на стенах, и скопление карет во дворе. Также присутствовали солдаты, которые заметили Вин и Эленда, но не попытались отвлечь или как-то замедлить их продвижение.

Наблюдавшие за этой парой — и аристократы, и солдаты — выглядели заинтригованными, правда почти никто из них не казался удивленным. Вин и Эленда ждали. Догадка Вин подтвердилась, когда на главной лестнице никто не преградил им путь. Стражники, стоявшие у дверей, глядели настороженно, однако позволили ей и Эленду пройти.

Внутри обнаружился длинный освещенный холл. Следуя вместе с потоком людей, Вин и Эленд повернули налево и прошли через лабиринт извивающихся коридоров, оказавшись в конце концов у входа в большой зал собраний.

— Не самое подходящее место для бала, да? — заметил Эленд, пока они ждали, чтобы объявили их имена.

Вин кивнула. В большинстве крепостей, принадлежавших аристократическим семействам, сразу же за главным входом располагался бальный зал. Помещение же перед ними, насколько она могла судить, было переделано из обычного для братства совещательного зала. На полу сохранились следы от снятых скамеек, а у дальней стены находилось возвышение, с которого, должно быть, поручители давали инструкции своим подчиненным. Сейчас там стоял стол Йомена.

Для настоящего бального зала помещение было слишком маленьким. Теснота, на самом деле, не ощущалась так уж сильно, однако знатным гостям не хватало места, чтобы по привычке разделиться на группы и посплетничать в узком кругу.

— Похоже, есть и другие комнаты, отведенные для праздника. — Эленд кивком указал на несколько коридоров, которые вели из бального зала.

— Туда идут те, кому здесь слишком тесно. Отсюда сложно будет сбежать, Эленд. Не позволяй загнать себя в угол. Кажется, вон там, слева, есть выход.

Они как раз вошли в главный зал, и Эленд проследил за ее взглядом. Мигающие факелы и легкий туман указывали на внутренний двор, или атриум.

— Буду держаться поближе к нему, — пообещал он. — И постараюсь не заходить в маленькие боковые комнаты.

— Договорились.

Вин заметила кое-что еще: в коридорах, ведущих к бальному залу, дважды встречались лестницы, уходящие вниз. Значит, достаточно большой подвал, что несвойственно лютадельским домам.

«Здание кантона уходит вниз, а не вверх».

Все свидетельствовало о том, что подземное хранилище и впрямь где-то под ними.

Сегодня герольду у дверей не понадобилась визитная карточка с именами, чтобы объявить о прибытии Эленда и Вин, и они вошли в зал.

Этот вечер оказался далеко не таким утонченным, как бал в крепости Ориэлль. Гостям предлагали закуски, но не ужин — возможно, по той простой причине, что не оставалось места для столов. Звучала музыка, пары танцевали, однако зал был лишен привычного роскошного убранства. Йомен предпочел оставить простые белые стены без изменений.

— Интересно, зачем он вообще мучается с устройством балов, — прошептала Вин.

— Вероятно, поначалу это была вынужденная мера, — предположил Эленд. — Чтобы показать пример высшему обществу. Теперь он участвует в общей очереди. Не глупый поступок. Устраивая бал, ты обретаешь некую власть над аристократами, завлекаешь их в дом, где ты хозяин.

Вин кивнула и посмотрела на площадку для танцев:

— Потанцуем перед тем, как разделиться?

Эленд поколебался:

— По правде говоря, я слишком взволнован.

Вин улыбнулась и поцеловала его в щеку, что совершенно не соответствовало правилам приличия:

— Начинай отвлекать его примерно через час. Мне надо побыть среди гостей до того, как наступит момент ускользнуть.

И они разделились.

Эленд направился к компании мужчин, не знакомых Вин. Сама она просто пошла вперед. Не хотелось увязнуть в каком-нибудь разговоре, поэтому избегала женщин, с которыми встречалась в крепости Ориэлль. Конечно, стоило бы укрепить едва налаженные связи, однако Вин было почти так же не по себе, как и Эленду. Она не волновалась по-настоящему, но все же не хотела погружаться в обычные светские развлечения, потому что пришла не развлекаться. Существовали заботы поважнее.

Некоторое время Вин бродила по залу с бокалом в руках и изучала охранников. Их было много. Вот и отлично: чем больше стражников соберется в бальном зале, тем меньше их будет в остальных помещениях. Теоретически.

Кивая направо и налево, Вин двигалась вперед, не позволяя никому вовлечь себя в разговор. На месте Йомена она бы приказала паре солдат следить за важной гостьей, чтобы та ненароком не забрела куда не надо. Но ни один из охранников не проявил к ней особого внимания. На исходе часа Вин чувствовала растущее раздражение. Неужели Йомен оказался столь безалаберным, что не приставил наблюдателей к рожденной туманом сразу, как только она вошла в его резиденцию?

Вин с раздражением воспламенила бронзу: возможно, где-то рядом находились алломанты. И чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда ощутила алломантическую пульсацию прямо у себя за спиной.

Двое. Придворные дамочки, чьих имен она не знала, обе совершенно безобидные с виду. Вероятно, так и было задумано. Они и еще две женщины о чем-то беседовали неподалеку. Одна жгла медь, другая — олово; Вин ни за что не обнаружила бы их, если бы не ее способность видеть сквозь медное облако.

По мере того как императрица продвигалась по залу, дамы следовали за ней с впечатляющим изяществом, вступая в новые беседы и шагая дальше. Они держались достаточно близко, чтобы слышать Вин при помощи олова, но достаточно далеко, чтобы она не заметила их посреди толпы гостей, не прибегая к помощи алломантии.

«Забавно», — подумала Вин, направляясь к одной из стен зала.

По крайней мере, Йомен отдавал ей должное. Но как же теперь сбежать от этих женщин? Их не отвлечет спектакль Эленда, и они уж точно поднимут тревогу, стоит ей скрыться из виду.

Размышляя над возникшей проблемой, Вин заметила в дальнем углу бального зала знакомое лицо. Слоусвифт с вальяжным видом курил в одном из кресел, которые предназначались для пожилых гостей или для тех, кто устал танцевать. Вин неторопливо приблизилась.

— Я думала, такие сборища вам не по нраву, — заметила она с улыбкой.

Две ее тени мастерски включились в беседу, которая шла в некотором отдалении.

— Я прихожу, только если бал устраивает мой король, — отозвался Слоусвифт.

— А-а, — произнесла Вин и продолжила свой путь по залу.

Краем глаза она видела, что Слоусвифт помрачнел. Он явно ждал продолжения разговора, но она не могла рисковать: какие-нибудь его неосторожные слова кто-нибудь мог услышать. По крайней мере, не сейчас. Шпионившие дамы покинули компании, к которым едва успели присоединиться, — из-за поспешных действий Вин им пришлось действовать весьма неуклюже. Вин сделала несколько шагов и вновь приостановилась, давая женщинам возможность включиться в другие беседы.

А потом резко повернулась и пошла прямо к Слоусвифту, изображая, будто что-то забыла ему сказать. Шпионки, стараясь выглядеть естественно, вынуждены были задержаться. Их промедление подарило Вин несколько секунд.

Она наклонилась к Слоусвифту и быстро зашептала:

— Мне нужны два человека, которые не перейдут на сторону Йомена. Пусть они встретятся со мной в уединенном месте, куда гости бала обычно приходят, чтобы поговорить друг с другом.

— Патио, — подсказал Слоусвифт. — Туда можно попасть по левому коридору.

— Благодарю. Скажи своим людям, пусть идут туда и ждут, пока я не подойду к ним. Также пошли гонца к Эленду. Передай ему, что мне нужно еще полчаса.

Слоусвифт кивнул в ответ на этот зашифрованный приказ, и Вин с улыбкой проследила за приближением своих теней.

— Надеюсь на ваше выздоровление, — произнесла она с вежливой гримасой.

— Спасибо, моя дорогая, — ответил старик и кашлянул.

Вин снова удалилась. Она медленно продвигалась в указанном Слоусвифтом направлении — к выходу, который привлек ее внимание некоторое время назад. Как и следовало ожидать, через несколько секунд она вошла в туман.

«Туман испаряется, когда проникает в здания, — подумала Вин. — Принято считать, что это происходит из-за тепла или из-за застоявшегося воздуха…»

Ее взору открылся внутренний двор — небольшой сад, освещенный фонарями. Для гостей установили столы, но за ними почти никто не сидел. Слуги не выходили в туман, а у большинства аристократов — хоть они и не любили в этом признаваться — он вызывал легкую тревогу. Вин неспешно приблизилась к декоративным кованым перилам, облокотилась на них и, устремив взгляд в туманные небеса, стала машинально теребить свою серьгу.

Вскоре появились ее тени, вполголоса переговариваясь друг с другом; при помощи олова Вин слышала, что они жалуются на тесноту в главном зале. Вин улыбнулась. Продолжая болтать, женщины присели неподалеку. Через некоторое время во двор вышли два молодых человека и уселись за другим столом. Эти двое вели себя не так естественно, как дамы, но Вин надеялась, что подозрений они все же не вызовут.

Она ждала.

Воровская жизнь — приготовления к делу, слежка, выбор нужного момента, чтобы залезть в чужой карман, — научила быть терпеливой. В этом отношении Вин осталась прежней уличной воровкой. Она стояла, глядя в небо, и всем своим видом показывала, что не собирается уходить. Просто ждала, пока Эленд примется за выполнение своей части плана.

«Ты не должна была позволять ему отвлекать всех, — прошептал в голове голос Рина. — У него ничего не выйдет. Нельзя допускать, чтобы твоя жизнь зависела от мастерства того, кто сам не рискует собственной жизнью».

Это была одна из любимых поговорок Рина. Теперь Вин нечасто его вспоминала — как, впрочем, и всех, кого знала когда-то. В другой жизни — жизни, наполненной болью и тоской. Брат учил жить с помощью побоев, а безумная мать убила их маленькую сестренку.

Но от той жизни осталось лишь слабое эхо. Вин улыбнулась, когда осознала, насколько все изменилось с тех пор. Рин назвал бы ее дурой, но она доверяла Эленду и знала, что у него все получится. Ее жизнь находилась в его руках. Когда-то такое было для нее немыслимо.

Минут через десять кто-то вышел во внутренний двор и приблизился к женщинам. Он что-то им сказал и вернулся в бальный зал. Еще через двадцать минут появился другой, и сцена повторилась. Вин надеялась, что шпионки передают именно те сведения, на которые она рассчитывала: что Вин явно намеревается провести здесь достаточно долгое время, любуясь туманом. Там, внутри, должны решить, что ждать ее скорого возвращения не стоит.

Через несколько минут после того, как вернулся к гостям второй посланник, во двор выбежал человек и приблизился к одному из столов.

— Вы должны это услышать! — прошептал он людям, которые были не связанными с Вин.

Те удалились. Вин улыбнулась: Эленд приступил к действию.

Прыгнув, рожденная туманом оттолкнулась от перил и взлетела над внутренним двориком.

Дамы, явно скучая, о чем-то неспешно переговаривались друг с другом. Им понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, как Вин в развевающемся на ветру платье летит над двором. Одна из них открыла рот, чтобы закричать.

Вин погасила металлы, а потом зажгла дюралюминий вместе с латунью и прижала эмоции обеих женщин.

Раньше она проделывала такую штуку только один раз, со Страффом Венчером. Сочетание дюралюминия и латуни превращало латунное давление во что-то ужасное: все эмоции человека стирались, он превращался в сосуд, наполненный пустотой. Обе шпионки судорожно вздохнули, и та из них, что успела вскочить, рухнула на землю, не издав ни единого звука.

Вин приземлилась с глухим ударом — она не зажигала пьютер, чтобы не смешивать его с дюралюминием. Затем снова воспламенила его, перекатилась и вскочила на ноги. Ударила одну из женщин локтем в живот, после чего схватила за волосы и стукнула головой об стол так, что та потеряла сознание. Вторая по-прежнему сидела с ошарашенным видом. Вин скривилась и, схватив ее за горло, начала душить.

Это было жестоко, но Вин не разжимала рук до тех пор, пока женщина не лишилась чувств. Алломантическое медное облако тотчас же рассеялось. Вин вздохнула и ослабила хватку. Бездыханная шпионка рухнула на землю.

Посланцы Слоусвифта с беспокойством наблюдали за происходящим. Взмахом руки Вин велела им подойти.

— Спрячьте этих двоих за кустами, — быстро приказала Вин, — и садитесь за стол. Если кто-то будет их искать, скажите, что они пошли следом за мной в бальный зал. Надеюсь, это всех задержит.

Молодые люди смутились:

— Мы…

— Делайте, что говорят, или убирайтесь, — рявкнула Вин. — Не спорьте. Я оставила их в живых, но не могу допустить, чтобы они сообщили, что слежка сорвалась. Если начнут шевелиться, вам придется снова вышибить из них дух.

Мужчины нерешительно кивнули.

Вин расстегнула платье — под платьем был облегающий темный наряд. Поручив своим помощникам спрятать и платье тоже, рожденная туманом направилась в здание, обходя стороной бальный зал. В коридоре, чуть подернутом туманной дымкой, она отыскала ведущую вниз лестницу и скользнула по ступенькам. Спектакль Эленда, вероятно, был в полном разгаре. Оставалось надеяться, что представление продлится достаточно долго.

* * *

— Все верно. — Эленд скрестил на груди руки и устремил на Йомена пристальный взгляд. — Дуэль. Зачем заставлять армии сражаться друг с другом за город? Мы двое могли бы все решить сами.

Йомен не рассмеялся в ответ на это смехотворное заявление — лишь задумчиво смотрел на Эленда; зернышко атиума на его лбу поблескивало в свете ламп. А вот гости отреагировали так, как было нужно Эленду. Все разговоры стихли, и люди заторопились в главный зал, чтобы воочию увидеть, чем обернется стычка между императором и королем.

— Почему вы считаете, что я на такое соглашусь? — спросил наконец Йомен.

— Судя по тому, что я узнал, вы человек чести.

— Но вы-то нет. — Йомен наставил палец на Эленда. — Само ваше предложение служит этому достаточным доказательством. Вы алломант, и я не могу быть вашим противником. Разве совместимо оно с понятием о чести?

На самом деле Эленду было все равно. Он просто хотел занять Йомена как можно дольше.

— Тогда выберите воина. И выставите его против меня.

— Только рожденный туманом сравнится с вами, — возразил Йомен.

— Так пошлите рожденного туманом.

— Увы, у меня его нет. Я стал королем благодаря справедливости, законности и благословению Вседержителя, а не посредством угроз или убийств, как это сделали вы.

«Нет рожденного туманом, говоришь? — с улыбкой подумал Эленд. — Значит, „справедливость, законность и благословение“ не препятствуют лжи?»

— Вы в самом деле позволите своим людям умереть? — громко спросил Эленд, взмахом руки обводя комнату. Вокруг собиралось все больше и больше зрителей. — Из-за вашей гордыни?

— Гордыни? — подавшись вперед, переспросил Йомен. — Теперь желание защитить свое королевство зовется гордыней? Я считал, что гордыня — это когда кто-то ведет войска на земли, которые ему не принадлежат, и пытается припугнуть их властителя дикими чудищами.

— Чудищами, которых ваш Вседержитель создал и которыми он пользовался, чтобы пугать и завоевывать, — парировал Эленд.

Йомен помедлил.

— Да, Вседержитель создал колоссов, — не стал отрицать он. — Он имел право определять, каким образом их следовало использовать. Кроме того, он держал их подальше от цивилизованных городов, а вы привели всех прямо к нашему порогу.

— Да. И они не нападают. Это потому, что я могу ими управлять, как мог и Вседержитель. Не означает ли это, что я унаследовал его право властвовать?

Йомен нахмурился — должно быть, заметил, что доводы Эленда все время меняются, что император говорит все, что приходит в голову, просто чтобы разговор как можно дольше не заканчивался.

— Возможно, вы не хотите спасать этот город, — продолжал Эленд. — Но здесь есть люди мудрее вас. Вы же не считаете, что я пришел, не заручившись помощью союзников, не так ли?

Йомен снова медлил с ответом.

— Именно. — Эленд оглядел толпу. — Вы сражаетесь не только со мной, Йомен. Вы сражаетесь с собственным народом. Ведь возможно, что кто-то предаст вас, когда наступит подходящий момент? Насколько вы можете им доверять?

— Пустые угрозы, Венчер, — фыркнул Йомен. — Зачем все это, на самом деле?

Однако Эленд почувствовал, что его слова заставили Йомена нервничать. Он явно не доверял местной знати. Только дурак на его месте вел бы себя по-другому.

Эленд улыбнулся и приготовил свой следующий аргумент. Он мог тянуть эту беседу еще достаточно долго. Если и существовал какой-то особенный навык, которым он овладел, пока рос в доме отца, то лишь этот — умение раздражать людей.

«Я отвлеку его, Вин, — подумал Эленд. — Будем надеяться, ты сумеешь закончить битву за этот город еще до того, как она по-настоящему начнется».

* * *

Каждый особым образом размещенный штырь воздействует на разные точки и по-разному изменяет тело человека. Будучи вонзенным в одну точку, создает чудовищную полубезумную тварь. В другую — умелого и безжалостного инквизитора.

Без инстинктивного знания, приобретенного вместе с силой у Источника Вознесения, Рашек ни за что не сумел бы пользоваться гемалургией. Своим расширившимся сознанием и при помощи некоторой практики, он сумел распознать места, в которые надо было втыкать штыри, чтобы получить необходимых ему слуг.

Мало кто знал, что пыточные камеры инквизиторов были на самом деле гемалургическими лабораториями. Вседержитель неустанно пытался вывести новые виды слуг. То, что несмотря на тысячу лет экспериментов, он так и не сумел создать что-либо сравнимое с тремя видами созданий, возникших во время его краткого обладания силой, свидетельствует о сложности гемалургии.

44

Вин кралась по каменной лестнице, прислушиваясь к доносившимся снизу странным звукам. У нее не было ни факела, ни фонаря, а лестница не освещалась, но все-таки сверху проникало достаточно света, чтобы видеть при помощи олова.

Чем больше она размышляла, насколько же огромны здешние подвалы, тем логичнее все выглядело. Это был Кантон ресурсов — та часть братства, что отвечала за продовольствие для населения, поддержание каналов в порядке и поставки всего необходимого в другие кантоны. Вин предположила, что ранее это подземелье было заполнено припасами. Хранилище, если оно и в самом деле здесь, будет первым расположенным под зданием Кантона ресурсов. Вин рассчитывала обнаружить там что-то необыкновенное. Разве можно найти более подходящее место для того, чтобы спрятать атиум и самые важные ресурсы, чем то, за которое отвечали люди, занимавшиеся транспортировкой и хранением во всей империи?

Круто уходившая вниз лестница была простой и безыскусной. Вин сморщила нос: в воздухе запахло плесенью, и он становился все более спертым, особенно для ее усиленного оловом обоняния. Однако олово усиливало еще и зрение, не говоря уже о слухе, который подсказывал, что внизу бряцает оружие — и, значит, следовало быть весьма осторожной.

Так она и поступила: добралась до дна лестничного колодца и осторожно заглянула за угол. От подножия последнего лестничного пролета отходили три узких каменных коридора, расположенных под прямым углом друг к другу. Звуки доносились из крайнего правого, и Вин, продвинувшись чуть дальше, едва не вздрогнула, увидев совсем близко двоих охранников, которые лениво прислонились к стене.

«Охранники в коридорах, — подумала Вин, ныряя обратно на лестницу. — Определенно Йомену есть что защищать».

Она присела на холодную жесткую ступеньку. Пьютер, сталь и железо мало чем могли помочь сейчас. Убить обоих стражников было нетрудно, но рискованно, потому что нельзя сильно шуметь. Сначала следует выяснить, где именно находится хранилище. А пока ни в коем случае не привлекать лишнее внимание.

Вин закрыла глаза, зажгла латунь и цинк. Аккуратно и медленно погасила эмоции обоих солдат — услышала, как они расслабились, прислоняясь к стене. Потом усилила их скуку, превратив ее в самое сильное чувство. Не ослабляя давления, снова выглянула из-за угла.

Сначала зевнул один охранник. Через несколько секунд — второй. Затем зевнули уже оба. Вин прошмыгнула в один из темных коридоров и, прижавшись к стене, стала ждать. Сердце колотилось. Никто не закричал, хотя один из охранников пробормотал что-то насчет того, как он устал.

Вин взволнованно улыбнулась. Прошло уже много времени с тех пор, как ей приходилось по-настоящему куда-то пробираться украдкой. Она была шпионкой и разведчицей, но полагалась на туман, тьму и свою способность быстро двигаться, не нуждаясь в другой защите. Здесь все было по-другому. Почти так же, как в дни, когда они с Рином грабили дома́.

«Что бы сказал мой брат, увидев меня сейчас? — подумала Вин, с неестественной легкостью устремившись вглубь коридора. — Он бы решил, что я сошла с ума, раз явилась сюда не за богатством, а за сведениями».

Для Рина главным в жизни было выживание — простое, ничем не прикрытое выживание. Никому не доверять. Быть для своих соратников незаменимым, но не представлять большой угрозы. Быть безжалостным. Выжить любой ценой.

Вин не забыла его уроки. Они навсегда остались с ней и помогали оставаться в живых, даже когда рядом были Кельсер и его шайка. Просто теперь Вин полагалась не только на них. Теперь умела еще доверять и надеяться.

«Тебя когда-нибудь убьют», — прошептал в ее голове Рин.

Разумеется, он и сам не всегда придерживался собственного кодекса. Он умер, защищая Вин от инквизиторов, хотя достаточно было сдать ее, чтобы спастись самому.

Рожденная туманом продолжала идти вперед. Вскоре стало ясно, что подвал представлял собой обширную сеть узких коридоров и больших комнат. Вин заглянула в одну, чуть приоткрыв дверь, — увидела полки с припасами. Там лежали самые нужные в хозяйстве вещи — мука и прочее, — которые ничуть не походили на упакованный, запаянный в банки, рассчитанный на долгое хранение запас Вседержителя.

«В конце одного из этих коридоров должна быть погрузочная платформа, — догадалась Вин. — С ее помощью продукты можно доставлять наверх, в город».

Она нигде не задерживалась, зная, что времени на изучение каждой из многочисленных подвальных комнат все равно не хватит. Оказавшись на пересечении двух коридоров, припала к полу и нахмурилась. Спектакль Эленда не мог длиться вечно, и кто-то рано или поздно обнаружит двух шпионок в обмороке. Нужно быстрее попасть в хранилище.

Лампы в коридорах встречались редко. Но слева как будто было светлее. Вин направилась туда — и действительно, ламп стало больше. Вскоре послышались голоса, и она замедлила шаг, приблизившись к очередному перекрестку. Заглянула за угол. Слева стояли два охранника, справа — еще четыре.

«Значит, мне направо…»

Дело, однако, принимало серьезный оборот.

Вин закрыла глаза и сосредоточилась. Она слышала обе группы солдат, но было что-то еще. Где-то рядом находились и другие солдаты. Вин выбрала нескольких и принялась разжигать их эмоции мощным алломантическим воздействием. Смягчение и разжигание не ослабевали из-за каменных или стальных преград — Вседержитель давным-давно устроил так, что гасильщики, расположившись в разных частях трущоб скаа, смягчали эмоции всех, кто находится поблизости, охватывая сотни и тысячи людей зараз.

Ничего не происходило. Вин пыталась разжечь гнев и раздражительность охранников. Однако не была уверена, что угадала эмоции правильно. Разжигание и смягчение не столь точны и эффективны, как давление при помощи стали. Бриз часто рассуждал о том, какая путаница из мыслей, инстинктов и чувств таилась на самом деле внутри каждого человека. Алломант не мог контролировать чужой разум. Он способен был лишь подтолкнуть человека к нужным действиям.

Однако…

Глубоко вздохнув, Вин погасила все металлы. Потом зажгла дюралюминий и цинк, после чего дернула эмоции невидимых охранников со всей силой, обрушив на них настоящий алломантический взрыв.

Тотчас же кто-то громко выругался. Вин вздрогнула. К счастью, шум начался не из-за того, что ее заметили. Стражники в коридоре встрепенулись, а в отдалении послышались звуки ссоры, которые постепенно становились все громче и яростней. Теперь даже не нужно было зажигать олово, чтобы услышать, как мужчины орут друг на друга.

Стражники из левого коридора устремились туда, где произошел переполох. В правом коридоре, однако, двое остались на месте, поэтому Вин выпила фиал с металлами и разожгла их любопытство, доведя его до самого предела.

Эти двое тоже последовали за товарищами, а рожденная туманом торопливо пробежала по коридору. Чутье не обмануло: четверо охраняли дверь в одну из комнат. Глубоко вздохнув, Вин скользнула внутрь. Потайной люк в полу был закрыт, но она знала, как его найти. Затем распахнула и прыгнула во тьму.

Падая, Вин бросила монету и по звуку удара определила, как далеко еще лететь. Приземлилась на каменные плиты. Вокруг царила густая тьма, в которой ничего нельзя было разглядеть даже при помощи олова. Вин ощупала руками стену рядом с собой и нашла фонарь. Вытащила огниво и вскоре смогла оглядеться уже при свете.

Дверь, ведущая в хранилище, находилась перед ней. Взломанная, с вывороченными из стены креплениями. Сама дверная плита, равно как и стена вокруг нее, почти не пострадали, однако на то, чтобы привести механизм в действие, явно были затрачены немалые усилия. Сквозь образовавшуюся щель едва мог протиснуться человек. Но ради этого Йомену пришлось потрудиться изрядно.

«Он должен был знать, — подумала Вин, вытянувшись в струнку. — Только… почему он взломал дверь? Он ведь мог заставить своего рожденного туманом открыть ее, используя сталь».

Трепеща от предвкушения, Вин проскользнула в хранилище. Оказавшись внутри, тотчас же принялась искать плиту с посланием Вседержителя. Нужно было просто…

Позади раздался скрежет.

Вин повернулась, с мгновенной ужасающей ясностью осознав, что произошло.

Дверь закрылась у нее за спиной.

* * *

— …И по этой причине, — разглагольствовал Эленд, — система правления, возглавляемая Вседержителем, была обречена.

Он терял внимание слушателей: люди постепенно уходили, переставая наблюдать за ссорой. Проблема заключалась в том, что Йомен как раз заинтересовался.

— Вы совершаете ошибку, юный Венчер. — Поручитель машинально постукивал вилкой по столу. — Дворецкие появились в шестом веке, и их придумал не Вседержитель. Сформированный как раз в тот период Кантон инквизиции предложил такую меру контроля за населением Терриса, и Вседержитель дал свое предварительное согласие.

— Предварительное согласие обернулось порабощением целого народа.

— Порабощение началось намного раньше, — возразил Йомен. — Эту историю все знают, Венчер. Террисийцы яростно сопротивлялись имперской власти, им следовало преподать строгий урок. Однако неужели вы осмелитесь утверждать, что с террисийскими дворецкими плохо обращались? Да они же самые уважаемые слуги во всей империи!

— Я с трудом понимаю, как можно сравнивать участь любимого раба с утратой мужественности. — Эленд вскинул бровь и скрестил руки на груди.

— Я мог бы процитировать с десяток разных источников по этому поводу. — Йомен небрежно махнул рукой. — Как насчет Трендалана? Он утверждал, что, только став евнухом, смог освободиться в достаточной степени, чтобы посвятить себя размышлениям о логике и гармонии — ведь его уже не отвлекали мирские страсти.

— У него не было выбора.

— Многие из нас его лишены, — легко отмел аргумент Эленда Йомен.

— Предпочитаю, чтобы у людей он все же был. Да будет вам известно, я даровал свободу скаа, населяющим мои земли, и позволил аристократам участвовать в жизни своего города посредством парламентской ассамблеи.

— Высокие идеалы, — иронически произнес Йомен. — И я узнаю идеи самого Трендалана в том, что вы, по вашему заявлению, сделали. Однако даже он говорил, что вряд ли такая система сумеет надолго сохранить стабильность.

Эленд улыбнулся. Он уже давно не участвовал в таком хорошем споре. Хэм никогда не углублялся в темы разговора: философствовал, но понятия не имел о том, как вести научный диспут, а Сэйзед просто не любил спорить.

«Жаль, что я не встретил Йомена, когда был моложе, — подумал Эленд. — Когда философия еще волновала меня. О, как бы мы с ним подискутировали…»

Конечно, любой такой разговор закончился бы тем, что Эленда за его революционные мысли забрали бы стальные инквизиторы. Однако он вынужден был признать, что Йомен оказался умным человеком. Он хорошо разбирался в истории и политике, правда верил во всякую чушь. В какой-нибудь другой день Эленд бы с радостью попытался его переубедить.

К несчастью, поддерживать эту беседу становилось все трудней. Трудно было следить за Йоменом и за толпой одновременно. Каждый раз, когда он пытался снова завладеть вниманием зрителей, Йомен начинал что-то подозревать; и каждый раз, когда Эленду удавалось по-настоящему заинтересовать короля, собравшиеся вокруг гости начинали скучать от философских тем.

Поэтому Эленд отчасти расслабился, стоило ему услышать встревоженные крики. Через несколько секунд в зал ворвались двое солдат, которые несли на руках молодую женщину в окровавленном бальном платье. Дама явно находилась в полубессознательном состоянии.

«Вседержитель, Вин! — подумал Эленд. — Нельзя было без этого обойтись?»

Эленд повернулся Йомену, и они обменялись взглядами. Йомен поднялся.

— Найдите императрицу Венчер! — приказал он.

«Пора уходить, — подумал Эленд, вспомнив о своем обещании Вин. Однако тут ему в голову пришла мысль. — Я, наверное, уже никогда не окажусь так близко от Йомена. А ведь есть всего один способ проверить, алломант он или нет. Нужно попробовать его убить».

Это было смело и, наверное, глупо, однако Эленд все меньше сомневался в том, что Йомен не поддастся на уговоры и не уступит город. Поручитель заявлял, что не является рожденным туманом, — следовало обязательно выяснить, лгал он или говорил правду. Доверившись чутью, Эленд бросил монету и прыгнул на помост, где находился стол Йомена. В бальном зале раздались испуганные крики — праздничная идиллия рассыпалась, когда Эленд выхватил два обсидиановых кинжала. Йомен побледнел и отшатнулся. Два охранника, притворявшиеся гостями, вскочили со своих мест, держа в руках посохи, до этого момента спрятанные под столом.

— Лжец! — яростно выпалил Йомен, когда Эленд приземлился на столе перед ним. — Вор, мясник, тиран!

Пожав плечами, Эленд выстрелил монетами в охранников, повалив обоих без труда. Затем прыгнул на Йомена и схватил его за шею. Позади кто-то кричал от ужаса.

Стиснув зубы, Эленд душил Йомена. Поручитель был слаб. Не пытался оттолкнуть его при помощи алломантии. Даже почти не сопротивлялся.

«Или он не алломант, — подумал Эленд, — или лучший актер из всех, кого я видел».

Он отпустил Йомена, и тот рухнул на праздничный стол. Эленд покачал головой: одну загадку ему удалось…

Йомен вдруг прыгнул на него, сжимая в руке обсидиановый кинжал. Изумленный Эленд отстранился, но противник успел полоснуть его по предплечью. Руку обожгло болью, необычно сильной из-за олова, — Эленд выругался и подался назад.

Йомен нанес новый удар, который Эленд должен был отбить. В нем горел пьютер, а поручитель все еще двигался неуклюже, словно обычный человек. Однако он изменил направление атаки одновременно с Элендом и вонзил нож ему в бок. Охнув от боли и ощущая, как разливается горячая кровь, Эленд посмотрел Йомену в глаза. Тот вытащил оружие из раны и легко отбил удар. Как будто…

Эленд воспламенил электрум, окружив себя вереницей фальшивых атиумных образов. Йомен тотчас же замешкался, на лице у него отразилась растерянность.

«Он поджег атиум, — с изумлением понял Эленд. — Он рожденный туманом!»

Часть Эленда хотела остаться и сражаться дальше, но рана в боку была тяжелая — о ней следовало позаботиться как можно скорее. Проклиная собственную глупость, он прыгнул, роняя капли крови на столпившихся внизу аристократов. Нужно было послушать Вин; вернувшись в лагерь, она как следует его отчитает.

Приземлившись, Эленд заметил, что Йомен за ним не гонится. Король-поручитель стоял у стола, сжимая в руке запачканный кровью кинжал, и с яростью наблюдал за своим врагом.

Эленд повернулся, бросил горсть монет и выстрелил над головами гостей — аккуратно, стараясь никого не задеть. Люди в страхе пригибались, кто-то даже бросился на пол. Когда все монеты упали, Эленд оттолкнулся от одной из них и прыгнул к выходу, на который указала Вин. Вскоре он оказался во внутреннем дворике, погруженном в туман.

Обернулся и посмотрел на вход в здание, чувствуя непонятное беспокойство. Свою часть плана Эленд выполнил — удерживал внимание Йомена и гостей почти полчаса. Конечно, он получил рану, однако сумел узнать, что Йомен на самом деле алломант. Это были ценные сведения.

Император бросил монету и взлетел.

* * *

Спустя три часа Эленд сидел в штабной палатке вместе с Хэмом и ждал.

Раны у него на руке и на боку зашили. Вин не вернулась.

Рассказал всем, что произошло. Вин не вернулась.

Хэм заставил его поесть. После этого Эленд в течение часа ходил из угла в угол, но Вин по-прежнему не возвращалась.

— Я иду обратно.

— Ты потерял очень много крови, Эл. Думаю, на ногах ты только из-за пьютера, — покачал головой Хэм.

Так оно и было. Эленд чувствовал, что под завесой из пьютера проглядывает усталость.

— Я справлюсь.

— Это самоубийство.

— Мне плевать. Я…

— Эленд смолк, расслышав благодаря олову, что кто-то приближается к палатке.

Он дернул клапан в сторону еще до того, как человек оказался рядом.

— Мой господин! — шарахнувшись от неожиданности, воскликнул солдат. — Послание из города.

Эленд выхватил письмо и резким движением вскрыл.

Притворщик Венчер!

Она у меня, как ты, наверное, уже догадался. Кое-что в рожденных туманом меня всегда удивляло. С точки зрения обычного человека, они невероятно самоуверенны. Благодарю за интересную беседу. Рад, что сумел так долго отвлекать твое внимание.

Король Йомен

* * *

Вин сидела в темной пещере, упираясь спиной в каменную плиту, которая была дверью темницы. Рядом стоял угасающий фонарь, с которым она вошла в это огромное помещение.

Сначала рожденная туманом тянула и толкала, отчаянно пытаясь выбраться. Вскоре, однако, стало ясно, что сломанные с другой стороны каменные плиты, которые она приняла за последствия неудачных попыток открыть дверь, на самом деле возникли совсем по другой причине. Похоже, Йомен приказал извлечь металлические пластины, находившиеся внутри двери, при помощи которых алломант мог ее закрывать и открывать. Без них дверь превратилась в обычную каменную плиту. Даже в этом случае Вин сумела бы ее открыть с помощью дюралюминия и пьютера. К сожалению, не хватило подъемной силы, потому что пол шел под уклон в сторону, противоположную плите. Кроме того, с дверными петлями тоже что-то сделали — или просто завалили дверь камнями со своей стороны, чтобы узница не смогла сдвинуть ее даже на волосок.

Оставалось только сидеть и скрипеть зубами от досады. Йомен устроил ловушку специально для Вин. Неужели они с Элендом стали такими предсказуемыми? Так или иначе, это был блестящий ход. Йомен знал, что не может победить в бою. Поэтому взамен просто захватил в плен Вин. Результат тот же самый, но никакого риска. И она сама отправилась прямиком в капкан.

Вин обошла пещеру в поисках выхода, но все было впустую. Хуже того, не обнаружила никакого атиума. Банки с консервами и прочие источники металла сильно мешали, так что первоначальный поиск не принес результата.

— Конечно, его здесь нет, — пробормотала Вин. — У Йомена не было времени забрать отсюда все эти консервы, но если уж он собрался поймать меня, то об атиуме наверняка позаботился заранее. Какая я дура!

Ощущая раздражение, досаду и сильную усталость, она откинулась назад.

«Надеюсь, Эленд сделал, как я сказала».

Если и его поймали…

В бессильной ярости Вин ударилась затылком об камень.

В темноте послышался какой-то звук.

Вин замерла, потом быстро вскочила и приняла стойку. Проверила запасы металлов — пока что их было достаточно.

«Наверное, я просто…»

Звук повторился. Чьи-то легкие шаги. Вин вздрогнула, подумав о том, что в поисках атиума и выхода из подземелья она не очень-то внимательно осматривала свою темницу. Возможно, все это время здесь прятался кто-то еще?

Стоило зажечь бронзу — и Вин его почувствовала. Алломант. Рожденный туманом. Тот, кого она уже встречала; тот, кого она так и не сумела догнать.

«Так вот в чем дело! — подумала она. — Йомен действительно хотел, чтобы его рожденный туманом сразился с нами, но он знал, что для этого нас с Элендом следует разделить!»

Вин с улыбкой выпрямилась. Ситуация была совсем не простая, но лучше так, чем биться лбом в неподвижную дверь. Можно победить рожденного туманом и обменять свою свободу на его жизнь.

Оставалось лишь надеяться, что противнику не было известно о ее способности ощущать даже скрытые алломантические пульсации. Вин дождалась, пока человек не подошел достаточно близко, а потом резко повернулась и бросила в его сторону свой фонарь. Увидев в угасающих отблесках пламени темный силуэт, Вин прыгнула, держа наготове кинжалы. Враг следил за ее прыжком.

И Вин увидела его лицо.

Это был Рин.

Часть четвертая