Герой веков — страница 4 из 13

Прекрасная погибель

Человек, обладающий каким-то алломантическим талантом, получая гемалургический штырь, дарующий тот же самый талант, становится почти в два раза сильнее обычного алломанта.

По этой причине инквизитор, который раньше был ищейкой, получает удвоенную способность использовать бронзу. Вот как просто объясняется тот факт, что многие инквизиторы умели видеть сквозь медные облака.

45

Вин не стала атаковать, а опустилась на пол, дрожа от напряжения и подозрительно вглядываясь в человека, стоявшего напротив. В мигающем свете фонаря Рин выглядел почти таким же, каким она его помнила. Конечно, за четыре года он изменился — стал выше, шире в плечах, — но лицо по-прежнему осталось жесткое и неулыбчивое. Поза также была знакома с раннего детства: Рин очень часто стоял, вот так скрестив руки и всем своим видом выражая неодобрение.

Все вернулось. Все, что Вин постаралась изгнать в самые темные уголки своей памяти: затрещины, едкие замечания, поспешные переезды из города в город.

Правда, теперь она знала, как защищаться от силы этих воспоминаний. Она уже не была той девочкой, в молчаливой растерянности терпевшей побои. Оглядываясь назад, Вин понимала, что поведением Рина правил страх. Он боялся, что Стальные инквизиторы обнаружат и убьют его сестру-полукровку, поэтому, если Вин каким-то образом обращала на себя внимание, он ее бил. Если демонстрировала свои способности, он на нее орал. Или убегал вместе с ней, если ему казалось, что Кантон инквизиции напал на их след.

И Рин умер, защищая ее.

Он приучил сестру относиться к людям с болезненной подозрительностью: только так, по его мнению, она сможет выжить. Затаиться, спрятаться, никому не доверять… И Вин терпела. Терпела, потому что Рин ее любил и защищал, как умел.

Нет, человек, стоявший сейчас посреди пещеры, не был Рином. Вин медленно покачала головой:

«Он похож на Рина, но у него совсем другие глаза».

— Кто ты такой? — требовательно спросила она.

— Твой брат, — отозвался оборотень. — Прошло всего-то несколько лет, Вин. Ты стала нахалкой, а я-то думал, что мои уроки пошли впрок.

«Он отлично усвоил все повадки Рина. — Вин осторожно приблизилась. — Но как же так вышло? Пока Рин был жив, никто бы не подумал, что он представляет какую-то важность. Никто бы не стал его изучать».

— Откуда ты взял его кости? — продолжала допрос Вин, обходя создание по кругу. — Пол пещеры, загроможденной припасами, был грубым и необработанным. Ее края терялись во мгле. — И как у тебя получилось с такой точностью воспроизвести его лицо? Я думала, кандра, прежде чем сделать хорошую копию, должен переварить тело.

Он ведь мог быть только кандрой. Как же еще можно создать такую совершенную имитацию? Тварь повернулась, растерянно следя за ней.

— Это еще что за бред? Вин, я понимаю, мы не из тех людей, которые с нежностью обнимаются при встрече, но все же я надеялся, что ты хотя бы меня узнаешь.

Вин не обратила внимания на его обиду. Рин и Бриз слишком хорошо ее обучили. Уж кого-кого, а Рина бы она узнала.

— Мне нужна информация об одном твоем соплеменнике. Его зовут Тен-Сун. Он вернулся в Обиталище год назад. Говорил, что там его будут судить. Ты знаешь, что с ним случилось? Я бы хотела с ним встретиться, если это возможно.

— Вин, — решительным тоном проговорил фальшивый Рин, — я не кандра.

«Это мы еще посмотрим», — подумала Вин и, воспламенив цинк и дюралюминий, ударила самозванца яростной волной эмоциональной алломантии.

Он даже глазом не моргнул. Такая атака подчинила бы любого кандру — как и колосса. Вин ощутила, как ее уверенность слабеет. В мигающем свете фонаря даже для усиленных оловом глаз разглядеть самозванца становилось все труднее.

То, что от эмоциональной алломантии не было никакого толку, означало, что он не кандра. Но также и не Рин, а значит…

Вин бросилась в атаку.

Кем бы ни был самозванец, он предугадал ее движение. Вскрикнув в притворном удивлении, он отпрыгнул в сторону, оказавшись вне досягаемости. Двигался он легко — настолько легко, что сомневаться не приходилось: в нем горел пьютер. Вообще-то, Вин чувствовала исходящую от противника алломантическую пульсацию, но по какой-то причине было сложно понять, какие именно металлы он воспламенил.

Так или иначе, алломантия только подтверждала подозрения: Рин алломантом не был. Конечно, за четыре года в нем мог пробудиться дар, но в жилах брата вряд ли текла хоть капля благородной крови. Вин получила способности от отца — Рин же был всего лишь ее единоутробным братом.

Атаковала Вин с одной целью — проверить силы самозванца. Однако тот оказался крайне осторожным и осмотрительным, предпочитая держаться подальше. Попытка загнать его в угол между двумя стеллажами также провалилась.

— Это бессмысленно, — заметил самозванец, отпрыгивая в очередной раз.

«Он не пользуется монетами, чтобы прыгать», — подумала Вин.

— Тебе придется очень постараться, чтобы достать меня, Вин. И очевидно, я достаточно хорош для того, чтобы ты могла ко мне подобраться. Может, прекратим это и займемся более важными делами? Разве ты не хочешь узнать, чем я занимался эти четыре года?

Вин присела, словно кошка, приготовившаяся к прыжку, и улыбнулась.

— Что? — спросил самозванец.

В этот момент их игра в кошки-мышки завершилась. Перевернутый фонарь мигнул в последний раз, и пещера погрузилась во тьму. Но Вин по-прежнему чувствовала своего врага сквозь медное облако, которое его окружало. Свой кошелек с монетами она выбросила сразу, как только поняла, что в пещере кто-то есть, и теперь, когда на ней не было металлов, самозванец не мог следить за ее передвижениями в полной темноте.

Рассчитывая схватить его за шею и пригвоздить к стеллажу, Вин рванулась вперед, но противник увернулся с той же легкостью, что и раньше.

«Олово. Он меня слышит», — предположила Вин.

Опрокинув один из стеллажей, она бросилась в атаку в тот момент, когда пещеру заполнил грохот падающих банок, эхом раскатившийся под сводами.

Самозванец опять ускользнул. Вин замерла. Что-то было не так. Он каким-то образом ее чувствовал. В пещере стало тихо. Абсолютная тишина и абсолютная тьма. Теперь, когда свет погас и уже ничего не отвлекало, фигура самозванца не заставляла думать о нем как о Рине. Вин присела и коснулась прохладного каменного пола. Она ощущала алломантическую пульсацию, волнами расходившуюся от оборотня, пытаясь распознать металлы, производившие ее. Однако волны были какими-то тусклыми. Искаженными.

«Что-то знакомое. Когда я впервые его почувствовала, я подумала… мне показалось, что это туманный дух».

Впервые за весь вечер Вин почувствовала страх. Пульсация была та самая, что и год назад. Та, что привела к Источнику Вознесения…

— Зачем ты пришел? — шепотом спросила Вин у темноты.

Смех. Громкий, свободный, он раскатился под сводами пещеры. Алломантический грохот усилился, хотя не было слышно шагов, свидетельствовавших о приближении твари. Пульсация вдруг стала невероятно сильной, сбивающей с ног. Алломантические волны захлестывали Вин с головой, а усиленный эхом звук, от которого не могло укрыться ничто живое, как будто пронзал насквозь.

«Я должен был догадаться, что ты не позволишь себя обмануть», — любезно произнес голос в ее голове.

Нечеловеческий голос. Лишь однажды Вин довелось его услышать — год назад, когда она освободила эту тварь из тюрьмы в Источнике Вознесения.

— Чего ты хочешь? — прошептала Вин.

«Ты знаешь, чего я хочу. Ты всегда это знала».

Да, она знала. Почувствовала в тот момент, когда прикоснулась к нему. Разрушитель — так он себя называл. Его желания были очень просты. Он хотел, чтобы наступил конец света.

— Я остановлю тебя.

Было трудно не ощущать себя глупо, произнося подобные слова в адрес силы, которую Вин не понимала, — существа, которое было древнее человечества и всего мира.

Он снова рассмеялся, хотя на этот раз смех раздавался только в ее голове. Вин по-прежнему ощущала алломантическую пульсацию Разрушителя, но теперь та исходила не из одного конкретного источника. Она окружала. Пришлось приложить усилие, чтобы выпрямить спину.

«Ах, Вин, — произнес Разрушитель почти отеческим тоном. — Ты ведешь себя так, словно я твой враг».

— Ты и есть мой враг. Ты хочешь уничтожить то, что мне дорого.

«Неужели конец — это всегда плохо? Разве всему, даже мирам, не отпущен конечный срок?»

— Не нужно ускорять наступление конца. Пусть все идет своим чередом.

«Мы все подвержены влиянию своей природы, — возразил Разрушитель. Он как будто тек вокруг нее. Вин чувствовала его осторожные прикосновения, похожие на влажное дыхание тумана. — Ты не можешь винить меня за то, что я такой. Без меня ничто не закончится. Не сможет закончиться. И следовательно, не сможет развиваться. Я есть жизнь. Ты станешь сражаться с жизнью как таковой?»

Вин не ответила.

«Не стоит скорбеть из-за того, что наступает конец света, — продолжал Разрушитель. — Этот день был предопределен в момент создания мира. В смерти есть красота — красота законченности, красота завершенности.

Ведь ничто не может быть по-настоящему завершенным, пока не будет уничтожено».

— Хватит, — рявкнула Вин, чувствуя, как в прохладной темноте ей становится нечем дышать. — Прекрати насмехаться. Зачем ты сюда пришел?

«Пришел сюда? — переспросило существо. — Почему тебя это интересует?»

— Зачем ты явился сейчас? Захотелось позлорадствовать из-за того, что меня заперли?

«Я не „пришел“, Вин, — я никуда не уходил. Я всегда был с тобой. Я часть тебя».

— Глупости! Ты только что появился.

«Только что увидела — да, — согласился Разрушитель. — Но ты не понимаешь главного: я всегда был с тобой, даже когда ты не могла меня видеть».

Он замолчал, и наступила тишина — и в пещере, и в голове.

«Если ты будешь одна, никто не сможет тебя предать», — прошептал в сознании голос Рина.

Тот самый голос, который она иногда слышала, только реальный, совсем не похожий на воспоминание. Вин считала, что он стал частью ее души из-за всего, чему учил Рин. Думала, что это лишь инстинкт.

«Любой способен тебя предать, Вин, — продолжал голос, повторяя один из своих обычных советов. Произнося эту фразу, он плавно превратился из голоса Рина в голос Разрушителя. — Любой.

Я всегда был с тобой. Ты слышала меня в своей голове с первых лет жизни».

* * *

Побег Разрушителя заслуживает некоторых объяснений. Даже мне было сложно понять, что именно произошло.

Разрушитель не мог использовать силу Источника Вознесения. Источник создал Охранитель, который являлся полной противоположностью Разрушителя. Схлестнувшись друг с другом, две эти сущности могли добиться лишь взаимного уничтожения.

Тюрьма Разрушителя состояла из силы, которая имела ту же природу, что и сила самого Охранителя. Поскольку никто не использовал содержимое Источника, оно рассеялось, предоставив Разрушителю ключ к его темнице. Он не преминул этим ключом воспользоваться и наконец-то вырвался на свободу.

46

— Итак, — сказал Бриз, — не желает ли кто-нибудь обсудить, каким образом наш шпион вдруг превратился в псевдорелигиозного борца за свободу?

Сэйзед покачал головой. Они находились в своем подземном убежище, расположенном под зданием Кантона инквизиции. Бриз объявил, что устал питаться по-походному, и приказал солдатам приготовить что-нибудь поинтереснее из продуктов, от которых ломились полки хранилища. Сэйзед хотел было возразить, но потом подумал, что даже очень голодный Бриз не убавит запасы заметно, как бы ни старался.

Они весь день ждали, пока не вернется Призрак. Обстановка в городе оставалась напряженной, и почти все их знакомые залегли на дно, пережидая приступ паранойи, случившийся у Гражданина из-за угрозы бунта. На улицах было множество солдат, и внушительный отряд разбил лагерь в непосредственной близости от здания Кантона. Сэйзеда беспокоило, не отождествил ли Гражданин его и Бриза с тем, что устроил Призрак во время публичной казни. По всей видимости, больше им не позволят свободно передвигаться по городу.

— Почему он до сих пор не вернулся? — поинтересовалась Альрианна.

Она и Бриз сидели за изысканным столом, украденным из опустевшего особняка какого-то аристократа. Разумеется, они переоделись в свою обычную одежду: они всегда переодевались при первой же возможности, словно напоминая самим себе, кто они такие на самом деле.

Сэйзед с ними не ужинал: у него пропал аппетит. Неподалеку, прислонившись к книжному шкафу, стоял капитан Горадель; судя по виду, он намеревался как следует отработать свое дежурство. На лице у капитана была обычная добродушная улыбка, однако Сэйзед слышал, какие приказы он отдавал солдатам, и понимал, что Горадель опасается нападения. Он не зря попросил Бриза, Альрианну и Сэйзеда не покидать пещеру. Лучше уж попасть в западню, чем умереть.

— Уверен, с мальчиком все в порядке, моя дорогая, — после недолгой паузы ответил Бриз. — По всей вероятности, он не вернулся, потому что не хочет впутывать нас в свои сегодняшние подвиги.

— Или не может пробраться мимо солдат, которые наблюдают за домом, — высказал свою версию Сэйзед.

— Он пробрался в горящий дом, и мы с тобой ничего не заметили, друг, — не согласился Бриз. — Сомневаюсь, что банда головорезов представляет для него какую-то проблему — особенно сейчас, когда стемнело.

Альрианна покачала головой:

— Жаль, что он не сумел выбраться из того дома каким-то более незаметным способом, чем прыжок с крыши на глазах у толпы зрителей.

— Возможно, — пожал плечами Бриз. — Но если уж ты борец за справедливость — твой враг должен знать, что ты где-то рядом. Прыжок с крыши горящего здания с ребенком на руках оказывает достаточно сильное влияние на зрителей. А если это сделать на глазах у тирана, который пытался казнить вышеозначенного ребенка? Я понятия не имел, что у нашего малыша Призрака такой хороший вкус!

— По-моему, он уже не малыш, — негромко заметил Сэйзед. — Мы слишком долго его игнорировали.

— Всему свое время, мой друг. — Бриз махнул в сторону Сэйзеда вилкой. — Мы на него не обращали внимания, потому что он редко играл какую-нибудь важную роль. В этом нет его вины — он просто был совсем юным.

— Вин тоже была юной, — напомнил Сэйзед.

— Вин, как ты и сам знаешь, особенная.

С этим Сэйзед не мог поспорить.

— Так или иначе, — продолжал Бриз, — если принимать во внимание только факты, случившееся не так уж сильно удивляет. У Призрака было несколько месяцев, чтобы зарекомендовать себя в подполье Урто, а ведь он из числа друзей Выжившего. Логично, что они ждут теперь от него того же, что совершил Кельсер в Лютадели, — спасения.

— Кое-что мы забыли, лорд Бриз. Он прыгнул с карниза двухэтажного дома на брусчатую мостовую. Обычный человек не может такое проделать, не сломав себе пару костей.

Бриз помедлил:

— Может, это было подстроено? Вдруг он придумал что-то вроде платформы для приземления, чтобы смягчить удар?

— Мне как-то не верится, что Призрак мог спланировать, подготовить и исполнить такой спектакль, — не согласился Сэйзед. — Ему понадобилась бы помощь подполья, а это разрушило бы эффект неожиданности. Если они знали, что это спасение — трюк, мы бы не услышали тех слухов, которые ходят про него.

— И что же? — Бриз бросил быстрый взгляд на Альрианну. — Ты же не намекаешь на то, что Призрак все это время был рожденным туманом?

— Не знаю, — тихо проговорил Сэйзед.

Бриз покачал головой и негромко рассмеялся:

— Сомневаюсь, мой дорогой друг, что Призрак мог бы скрыть такое от нас. Это ведь как получается: ни катавасия со свержением Вседержителя, ни падение Лютадели не заставили его признаться, что он не просто ищейка? Я не желаю в это верить.

«Или, — подумал Сэйзед, — ты отказываешься верить в то, что не сумел разглядеть его истинную сущность».

И все же Бриз был в чем-то прав. Мальчик казался неуклюжим и робким, но не лживым. Требовалась изрядная доля фантазии, чтобы вообразить, будто он с самого начала являлся рожденным туманом.

Но Сэйзед видел его прыжок. Он узнал непринужденную грацию, особые движения и природную ловкость того, в ком горит пьютер. Террисиец ощутил сильное желание надеть медную метапамять и поискать упоминания о людях, которые внезапно проявляли алломантические способности. Мог ли человек быть в детстве туманщиком, а потом превратиться в полноценного рожденного туманом?

По сравнению с посольскими заботами это было несложное задание. Наверняка он сможет уделить немного времени поискам, проверить, нет ли в метапамяти подходящих примеров…

Сэйзед заставил себя прекратить подобные размышления.

«Не глупи, — сказал он самому себе. — Ты просто ищешь повод. Ты прекрасно знаешь, что алломанты никогда не приобретают новых способностей. Ты не найдешь подходящие примеры, потому что их нет».

Не стоило заглядывать в метапамять. Сэйзед отказался от нее, и на то имелись веские причины: ему нельзя быть хранителем, нельзя делиться с людьми собранными знаниями, пока он не отделит правду от лжи.

«В последнее время я слишком легко позволяю себя отвлечь», — подумал террисиец и поднялся из-за стола.

Он направился в свою «комнату» — отгороженную одеялами часть пещеры, в которой ощущалось подобие уединения. На столе лежала матерчатая папка. В углу, рядом с полкой, на которой громоздились консервы, — мешок с метапамятью.

«Нет, — подумал Сэйзед. — Я дал себе слово. Я его сдержу. Я не позволю себе стать лицемером просто из-за того, что где-то рядом промелькнула тень новой религии. Я выдержу».

Он открыл папку и вытащил следующий лист, который содержал описание религии страны Нелазан, чей народ поклонялся богу по имени Трелл. К этой религии Сэйзед испытывал особые чувства, потому что она уделяла особое внимание науке и подразумевала изучение математики наравне с изучением небес. Он отложил ее напоследок, но сделал это, скорее, из-за неприятных предчувствий. Хотелось отдалить неизбежное.

Увы, подозрения оправдались. Нелазанцы в самом деле многое знали об астрономии, но вот их учение о загробной жизни оказалось до смешного поверхностным. Они как будто нарочно все запутали, позволяя каждому самостоятельно разобраться в этом вопросе. Сэйзед читал и все больше расстраивался. Кому нужна религия, в которой полно вопросов без ответов? Какой толк во что-то верить, если по любому поводу услышать можно только одно: «Спроси у Трелла, и он ответит»?

Сэйзед отложил лист. Нет, принимать окончательное решение в подобном настроении нельзя. Он вообще не понимал, сможет ли прямо сейчас заняться хоть чем-нибудь.

«Что, если Призрак и в самом деле стал рожденным туманом?» — спросил он у самого себя и вновь обратился мыслями к предыдущему разговору.

Опыт подсказывал, что это невозможно. С другой стороны, многое из того, что они знали об алломантии, — например, существование только десяти металлов — оказалось ложью, придуманной Вседержителем с целью спрятать важные секреты.

А что, если алломанты действительно могли внезапно обретать новые силы? Или существовала более прозаичная причина, позволившая Призраку совершить такой впечатляющий прыжок? Не исключено также, что она как-то связана с его сверхчувствительностью. Какой-то наркотик?

Так или иначе, беспокойство не позволяло Сэйзеду как следует сосредоточиться на религии Нелазана. Он никак не мог избавиться от ощущения, что происходит нечто очень важное. И Призрак находился в центре всего.

Куда же подевался этот мальчишка?

* * *

— Я знаю, почему ты такая грустная.

Бельдре вздрогнула. Сообразив, что его не видно, Призрак вышел из тени, пересек участок земли, который когда-то был садом возле дома Гражданина, и остановился на некотором расстоянии от девушки.

— Сначала я подумал, ты расстроилась из-за сада. Твой брат ведь приказал выкорчевать все сады, а ты наверняка была связана с аристократами.

Бельде выглядела удивленной.

— Еще я знаю, — продолжал Призрак, — что твой брат — алломант. Он стрелок, и я почувствовал его алломантические толчки. В тот день, в Рыночной яме.

Девушка по-прежнему молчала и казалась такой красивой, что с ней не сравнился бы ни один прекрасный сад. Разглядев наконец своего невидимого собеседника, она невольно подалась назад.

— Потом я подумал, что ошибаюсь: никто не станет оплакивать так долго обычный сад. Даже если он был очень милым. В конце концов я решил, ты печалишься из-за того, что брат не разрешает тебе принимать участие в своих собраниях. Уж я-то знаю, каково это — быть бесполезным среди важных людей, которые не обращают на тебя внимания.

Призрак сделал еще один шаг вперед. Под ногами была вскопанная, покрытая дюймовым слоем пепла земля — жалкие остатки некогда плодородной почвы. Справа находился одинокий куст, которым часто любовалась Бельдре. Но молодой человек сейчас не смотрел по сторонам — его взгляд был прикован к ней.

— Я оказался не прав. Запрет посещать собрания, которые проводит твой брат, мог вызвать раздражение, но не такую сильную боль. Не такое сожаление. Теперь я все понимаю. Сегодня я впервые совершил убийство. Я помог разрушить империю, а потом помог построить новую, но я ни разу не убивал. До сегодняшнего дня. Да, мне знакома эта печаль. Только я не понимаю, почему ее ощущаешь ты.

Бельдре отвернулась:

— Уходи, охранники смотрят…

— Нет. Уже нет. Квеллион послал слишком многих в город: он боится революции вроде той, что произошла в Лютадели. Или той, которую он сам тут устроил, чтобы захватить власть. Его опасения небеспочвенны, однако не стоило из-за них оставлять свой собственный дворец почти без охраны.

— Убей его, — прошептал Кельсер. — Квеллион внутри; это великолепная возможность. Он этого заслуживает, ты же сам знаешь.

«Нет, — подумал Призрак. — Не сегодня. Не у нее на глазах».

Взгляд Бельдре посуровел.

— Зачем ты пришел? Чтобы насмехаться надо мной?

— Чтобы сказать, что я понимаю.

— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась девушка. — Ты не понимаешь меня — ты совсем меня не знаешь.

— Думаю, что знаю. Я видел, каким взглядом ты следила за людьми, которых вели на смерть. Ты чувствуешь себя виноватой. Виноватой за те преступления, что совершает твой брат. И печалишься, потому что считаешь, будто должна его остановить. — Призрак сделал еще шаг. — Власть испортила его. Возможно, когда-то Квеллион был хорошим человеком, но это уже в прошлом. Ты понимаешь, что он делает? Твой брат убивает людей, просто чтобы получить алломантов. Он берет их в плен, а потом угрожает расправиться с их семьями, если они не станут исполнять его приказы. Разве хороший человек может так поступать?

— Ты глупец, который пытается все упростить, — прошептала Бельдре, не осмеливаясь взглянуть ему в глаза.

— Знаю, что ты имеешь в виду, — кивнул Призрак. — Разве безопасность целого королевства не стоит нескольких смертей? — Он помедлил, потом покачал головой. — Он убивает детей, Бельдре. И он это делает, просто чтобы никто не понял, что ему нужны алломанты.

Некоторое время девушка молчала.

— Уходи, — наконец сказала она.

— Я хочу, чтобы ты ушла вместе со мной.

Бельдре не ответила.

— Я собираюсь свергнуть твоего брата. Я был среди друзей Кельсера. По сравнению со Вседержителем Квеллион едва ли будет для нас серьезным противником. Тебе не стоит находиться здесь, когда он проиграет битву.

Бельдре несмешливо фыркнула.

— Дело не только в твоей безопасности, — не отставал Призрак. — Если ты присоединишься к нам, это будет сильным ударом для твоего брата. Возможно, это убедит его, что он не прав. Быть может, еще удастся все уладить мирным путем.

— Через три удара сердца я закричу, — предупредила Бельдре.

— Я не боюсь твоих охранников.

— В этом я не сомневаюсь, но, если они появятся, тебе снова придется убивать.

Призрак ощутил нерешительность. Но подумал, что она блефует, и остался на месте.

Бельде закричала.

— Иди и убей его! — перекрывая ее крики, велел Кельсер. — Сейчас, пока еще не слишком поздно! Стражники, которых ты убил, просто исполняли приказы. Квеллион — вот кто настоящее чудовище.

Досадливо стиснув зубы, Призрак наконец-то побежал, оставив вопящую Бельдре, оставив Квеллиона в живых.

По крайней мере, пока.

* * *

Кольца, серьги, браслеты и другие металлические предметы лежали кучей на столе, мерцая, словно сокровища из легенды. Впрочем, сделаны они были из обычных металлов: железа, стали, олова, меди. Никакого золота или атиума.

Но для ферухимика эти украшения стоили больше, чем за них могли бы заплатить. Они являлись резервуарами, сосудами, которые можно наполнять, а потом осушать. В пьютерный резервуар, к примеру, помещали силу. Заполняя его, ферухимик на некоторое время становился слабым и с трудом справлялся даже с простыми делами, но такую цену стоило заплатить. Ведь отложенную про запас силу можно было использовать в нужный момент.

Бо́льшая часть лежавшей на столе перед Сэйзедом метапамяти сейчас пустовала. В последний раз он воспользовался ею больше года назад, во время ужасной битвы в Лютадели. Та битва во многих смыслах иссушила его. Десять колец, разложенных в стороне от общей кучи, едва не лишили террисийца жизни. Марш выстрелил в него этими кольцами, как монетами, и они, пронзив кожу, впились в тело. Это, однако, позволило Сэйзеду воспользоваться хранившейся в них силой и исцелиться от ран.

Самыми ценными в коллекции были четыре наруча из полированной меди, которые следовало носить на плечах или предплечьях. Они предназначались для хранения воспоминаний. Ферухимик мог извлечь из своего сознания образы, мысли или звуки и поместить их в медную метапамять, где они, в отличие от обычных воспоминаний, оставались неизменными и неподвластными течению времени.

Когда Сэйзед был молод, пожилой ферухимик прочитал ему вслух все содержание своей метапамяти. Эти знания Сэйзед перенес в собственные медные наручи. Вседержитель приложил все усилия, чтобы стереть память о прошлом. Хранители занимались противоположным — собирали истории о том, каким был мир до пеплопада. Они помнили названия городов и королевств, берегли утерянную мудрость.

Запрещенные Вседержителем религии они тоже сохранили. Ради того дня, когда их можно будет снова проповедовать. Правда, была у хранителей-ферухимиков и еще одна цель — отыскать утраченную религию террисийцев. Поиски затянулись на века, однако обнаружить ее так и не удалось.

«Интересно, чем бы все обернулось, если бы мы ее нашли. — Сэйзед машинально взял в руки стальную метапамять и начал ее тихонько полировать. — Вероятно, ничего бы не изменилось».

Оставалось еще пятьдесят религий. Зачем обманывать себя, надеясь обнаружить в них больше правды, чем в предыдущих двухстах пятидесяти? Ни одна из религий не выжила. Может, пора оставить их в покое? Просматривая листочки из папки, Сэйзед не мог отделаться от мысли, что видит перед собой одно из величайших заблуждений всех хранителей. Они боролись за память о верованиях, которые самим своим исчезновением доказали, что помнить о них не стоит. Так зачем же их воскрешать? В этом было не больше смысла, чем в выхаживании хилого зверька, который обречен стать добычей хищников.

Продолжая полировать метапамять, Сэйзед краем глаза видел наблюдавшего за ним Бриза. Гасильщик заглянул в «комнату» террисийца, пожаловаться на бессонницу, причиной которой стал так и не появившийся Призрак. Сэйзед кивал, не переставая полировать. Он не хотел ни с кем беседовать, он мечтал побыть в одиночестве.

К несчастью, гасильщик поднялся и подошел ближе:

— Иногда я тебя не понимаю, Сэйзед.

— Сомневаюсь, что я столь уж загадочен, лорд Бриз, — возразил хранитель, принимаясь за полировку маленького бронзового кольца.

— Зачем ты это делаешь? Ты ведь больше их не носишь. Я бы даже сказал, ты их презираешь.

— Я их не презираю, лорд Бриз. В каком-то смысле в моей жизни не осталось ничего святого, кроме них.

— Но ты же их не носишь.

— Нет. Не ношу.

— Но почему? Думаешь, она бы этого хотела? Она тоже была хранителем. Думаешь, ей бы понравилось, что ты отказался от метапамяти?

— Причина моего поведения никак не связана с Тиндвил.

— Разве? — Гасильщик со вздохом присел за стол. — И с чем тогда? По правде говоря, Сэйзед, ты ставишь меня в затруднительное положение. Обычно я понимаю людей, но ты для меня загадка, и это очень беспокоит.

— Помните, чем я занялся после смерти Вседержителя?

— Ты отправился учить людей Последней империи. Нести им забытые знания.

— А я рассказывал, что из этого получилось?

Бриз покачал головой.

— Ничего хорошего. — Террисиец взял очередное кольцо. — Им было, в общем-то, все равно. Религии былых веков их не интересовали. А разве должно быть иначе? Зачем поклоняться богам, которых забыли?

— Людей всегда интересует прошлое, Сэйзед.

— Возможно. Но интерес и вера — разные вещи. Эту метапамять стоило бы поместить в музей или в старую библиотеку. Ее содержимое бесполезно для наших современников. Пока правил Вседержитель, мы, хранители, притворялись, будто делаем жизненно важную работу. А в итоге получилось, что от нашего труда нет никакой пользы. Вин не понадобились наши знания, чтобы убить Вседержителя. Я, скорее всего, последний хранитель. Мысли, записанные в этой метапамяти, умрут вместе со мной. И время от времени я не чувствую по этому поводу никаких сожалений. Этот век не для ученых и мыслителей. Ученые и мыслители не помогут накормить голодных детей.

— И поэтому ты их больше не носишь? Потому что они кажутся тебе бесполезными?

— Это еще не все, — продолжал Сэйзед. — Носить их — значит притворяться. Делать вид, будто их содержимое кажется тебе нужным. А я еще не решил, так ли это на самом деле. Если я их надену, то почувствую себя предателем. Я отказался от них, потому что не могу судить о них здраво. Я просто не готов поверить, как верил когда-то, что собирать сведения и религии важнее, чем что-то делать. Очень возможно, что, если бы хранители сражались, Вседержителю пришел бы конец еще много веков назад.

— Но ты же сражался, Сэйзед. Ты не сидел без дела.

— Я больше не отвечаю только за самого себя, лорд Бриз. Я воплощаю всех хранителей, поскольку я, видимо, последний. И, будучи последним, я не верю в то, что проповедовал раньше. Здравый смысл не позволяет мне считать себя тем же хранителем, каким я был когда-то.

— Ты болтаешь ерунду. — Бриз со вздохом покачал головой.

— Для меня это не ерунда.

— Это потому, что ты растерялся. Наш новый мир кажется тебе неподходящим для учености, но, мой дорогой друг, время покажет, что ты ошибаешься. По-моему, именно сейчас, страдая во тьме, которая может предвещать конец всему, мы как никогда нуждаемся в знаниях.

— Да неужели? Разве я могу внушать умирающему то, во что не верю сам? Как я могу говорить о боге, когда знаю, что его нет?

Бриз слегка подался вперед:

— Ты действительно так считаешь? Считаешь, что никто не хранит нас?

Сэйзед молча полировал метапамять, однако его движения делались все более медленными.

— Я еще ни в чем не уверен, — сказал он наконец. — Иногда я надеюсь, что смогу отыскать истину. Однако сегодня эта надежда очень слаба. Над этой землей нависла тьма, лорд Бриз, и я не знаю, сумеем ли мы победить ее. Я даже не знаю, хочу ли я с ней сражаться.

Гасильщик выглядел обеспокоенным. Он открыл рот, но не успел ничего сказать — пещеру заполнил грохот. Кольца и браслеты на столе задрожали и зазвенели, с полок посыпались консервные банки, которые Горадель и его солдаты не успели переместить на пол как раз на случай землетрясения.

Через некоторое время толчки прекратились. Бриз сидел с побелевшим лицом и смотрел вверх, на потолок пещеры.

— Хочу тебе сказать, Сэйзед, что каждый раз во время землетрясения я думаю, стоило ли прятаться в пещере. Похоже, это не самое безопасное убежище на такой случай.

— Сейчас у нас просто нет другого выхода.

— Видимо, ты прав. А… тебе не кажется, что землетрясения в последнее время происходят все чаще?

— Да. — Сэйзед наклонился, чтобы подобрать с пола упавшие наручи. — Да, так и есть.

— Может… в этом регионе так бывает, — неуверенно произнес гасильщик.

Он повернулся и посмотрел на капитана Гораделя, который как раз выбежал из-за стеллажа и торопливо направился в их сторону.

— А-а, вижу, вы проверяете, как у нас дела, — улыбнулся Бриз. — Мы пережили землетрясение без особых проблем. Не надо так спешить, мой дорогой капитан.

— Дело не в этом, — возразил чуть запыхавшийся Горадель. — Лорд Призрак. Он вернулся.

Сэйзед и Бриз обменялись взглядами и, поднявшись, последовали за Гораделем. Навстречу им уже спускался по ступенькам Призрак. Повязки на глазах у него не было, и террисиец заметил, что выражение лица у юноши непривычно суровое.

«Мы действительно уделяли парню слишком мало внимания».

Солдаты отступили. Одежда Призрака была в крови, однако он не походил на раненого. На плаще виднелись дыры от огня, а подол и вовсе превратился в обгорелые лохмотья.

— Отлично, — заговорил Призрак, увидев Бриза и Сэйзеда, — вы здесь. Есть повреждения от землетрясения?

— Призрак… — начал было гасильщик. — Нет, у нас все в порядке. Никаких повреждений. Но…

— Нет времени на болтовню, Бриз. Императору Венчеру нужен Урто, и мы его предоставим. Я хочу, чтобы ты начал распространять в городе слухи. Это будет легко: главы подполья уже знают правду.

— Какую правду? — спросил Бриз, и они вместе с Сэйзедом двинулись следом за Призраком вглубь хранилища.

— Такую, что Квеллион использует алломантов. — Голос молодого человека отразился от сводов пещеры. — Мои подозрения подтвердились: Квеллион вербует туманщиков, оказавшихся под арестом. Он устраивает им спасение из огня и держит их семьи в заложниках. Он пользуется теми, кого объявил вне закона. А значт, вся его власть основана на лжи. Если эту ложь раскрыть, все должно рухнуть.

— Это превосходно, мы можем все устроить… — Бриз покосился на Сэйзеда и остановился.

Призрак по-прежнему шел впереди, и террисиец следовал за ним через пещеру. После минутного раздумья Бриз отправился разыскивать Альрианну.

Остановившись у водохранилища, Призрак несколько секунд постоял молча, потом повернулся к Сэйзеду:

— Ты говорил, что изучил конструкцию, при помощи которой вода из каналов попала сюда.

— Да, — подтвердил Сэйзед.

— Существует ли способ сделать все наоборот? Снова наполнить каналы?

— Возможно. Впрочем, не уверен, что обладаю достаточными инженерными знаниями, чтобы выполнить подобный трюк.

— В твоей метапамяти наверняка есть сведения, которые смогут тебе помочь.

— Э-э… да.

— Так используй их.

Террисиец в растерянности замер.

— Сэйзед, у нас осталось мало времени: город надо захватить до того, как Квеллион решится напасть на нас, чтобы уничтожить. Бриз займется распространением слухов, а я попытаюсь найти способ показать всему народу, что Квеллион и в самом деле лжец. Он ведь тоже алломант.

— И этого хватит?

— Хватит, если мы предоставим того, за кем пойдут люди, — пояснил Призрак, снова поворачиваясь к воде. — Того, кто не умирает в огне, того, кто может вернуть воду на городские улицы. Мы дадим им чудеса и героя, а потом продемонстрируем, что их правитель — лжец и тиран. Если бы ты оказался на их месте, как бы ты поступил?

Сэйзед ответил не сразу. Призрак говорил разумные вещи, включая и то, что метапамять все-таки небесполезна. Но террисиец не был уверен, как следует относиться к переменам в молодом человеке. Призрак как будто стал умнее, но…

— Призрак. — Сэйзед понизил голос, чтобы не услышали оказавшиеся поблизости солдаты. — Что ты скрываешь от нас? Как ты выжил после прыжка с крыши? Почему завязываешь глаза?

— Я… — Призрак замялся, на мгновение став прежним робким мальчиком. Почему-то Сэйзед успокоился, когда увидел это. — Не знаю, если я смогу объяснить, Сэйз, — проговорил молодой человек, и часть его надменной уверенности испарилась. — Пока что я сам в этом не разобрался. Я все расскажу — потом. А сейчас можешь просто мне довериться?

Парнишка всегда был искренним. Сейчас он устремил на Сэйзеда нетерпеливый взгляд, и террисиец понял нечто очень важное. Призрак волновался из-за города, из-за Гражданина, которого хотел свергнуть. Он уже спасал людей, а Сэйзед и Бриз просто стояли и смотрели.

Мальчику было не все равно, в отличие от него, хранителя. Сэйзед пытался что-то изменить и злился на самого себя — на свою тоску, которая этим вечером ощущалась намного сильней, чем обычно. В последнее время он не мог доверять своим чувствам. Не мог быть ученым, не мог командовать людьми; от него вообще не было никакой пользы. Но напряженный взгляд Призрака заставил ненадолго забыть обо всех бедах.

Если парень хотел взять инициативу в свои руки, разве вправе Сэйзед ему мешать?

Террисиец оглянулся на свою комнату, где осталась метапамять. Она искушала своим содержимым.

«Я ведь не начну опять проповедовать, — подумал он, — значит и лицемером не буду. Применяя сведения, о которых говорит Призрак, я хотя бы наделю смыслом те мучительные усилия, что понадобились хранителям для сбора знаний об инженерном деле».

Оправдание показалось не самым удачным. Однако его хватало, с учетом того, что Призрак вдруг сделался главным и дал Сэйзеду повод снова воспользоваться метапамятью.

— Хорошо, — согласился террисиец. — Я сделаю, как ты просишь.

* * *

Тюрьма Разрушителя не походила на обычную тюрьму. Его не посадили за решетку. В общем-то, он мог свободно бродить, где хотел.

В тюрьме находился не он сам, а скорее его сила. С божественной точки зрения все было уравновешено. Если Разрушитель пытался вырваться на волю, стены его узилища сжимались — и он становился беспомощным. И поскольку бо́льшую часть силы у него отняли и надежно спрятали, он мог воздействовать на мир лишь самым слабым образом.

Здесь, кстати, следует кое-что прояснить. Мы говорим, что Разрушителя «освободили» из заточения. Но это неверно. Когда сила Источника оказалась на свободе, вышеупомянутое равновесие нарушилось в пользу Разрушителя, однако он по-прежнему был слишком слаб, чтобы уничтожить мир в мгновение ока, как ему хотелось. Дело в том, что значительную часть могущества Разрушителя составляло его собственное тело, которое по-прежнему оставалось спрятанным в неизвестном месте.

Вот поэтому Разрушитель и был так одержим поисками части самого себя.

47

Когда-то туман вызывал у Эленда беспокойство. Казался воплощением неизведанного — загадочным, недружелюбным, принадлежавшим скорее алломантам, чем обычным людям.

Но теперь Эленд и сам сделался алломантом. Он стоял и спокойно смотрел вверх, на клубы белого дыма, которые беспрестанно меняли форму, двигались, кружились. По небу текли белые реки. Чудилось, что вот-вот унесет призрачным течением. Когда в Эленде проснулись алломантические силы, Вин первым делом процитировала ему девиз Кельсера, к которому теперь можно было относиться лишь с иронией: «Туман — наш друг. Он прячет нас. Защищает нас. Дает нам силу».

Прошло уже три дня с тех пор, как Вин попала в плен.

«Я не должен был ее отпускать, — в очередной раз подумал Эленд и ощутил, как сжимается сердце. — Я не должен был соглашаться на такой рискованный план».

Вин всегда его защищала. Что же им делать теперь, когда она в опасности? Если бы они поменялись местами, Вин бы уже придумала способ проникнуть в город и спасти его. Она бы убила Йомена, или… в любом случае она бы не бездействовала.

Но Эленд не обладал ее яростной решительностью. Он предпочитал все планировать и слишком хорошо разбирался в политике. Он не мог рисковать собой ради ее спасения. Однажды он едва не потерял все войско. Он не мог бросить своих солдат опять. Во всяком случае, уж точно не для того, чтобы пойти в Фадрекс, чей правитель успел продемонстрировать свое блестящее умение заманивать противников в ловушки.

От Йомена не было никаких вестей. Эленд ждал требований о выкупе и заранее этого страшился. Имел ли он право обменять судьбу целого мира на жизнь Вин? Нет. У Источника Вознесения она столкнулась с таким же выбором и поступила верно. Эленд должен следовать ее примеру.

«С ней все будет хорошо, — в очередной раз мысленно повторил Эленд. — Это же Вин. Она придумает, как оттуда выбраться. С ней все будет хорошо…»

Но сама мысль о Вин в плену заставляла почти что каменеть от ужаса. Только клубящийся туман мог хоть отчасти успокоить.

Правда, Вин теперь относилась к туману совсем по-другому. Эленд чувствовал это в ее поступках, в ее словах. Она больше не доверяла туману. Даже ненавидела. И Эленд не мог ее осуждать. Ведь туман и в самом деле изменился, превратился в вестника разрушения и смерти.

Однако сам Эленд все-таки продолжал туману доверять. Это казалось правильным. Как же мог туман быть врагом? Как игривый ветерок кружит опавшие листья, так и туман кружился возле Эленда, словно притянутый алломантическим горением металлов. Тревога о судьбе Вин понемногу ослабевала, взамен появлялась уверенность, что она обязательно отыщет способ спастись.

Эленд со вздохом покачал головой. Как можно ставить свое инстинктивное отношение к туману выше того, что испытывала Вин? Она с раннего детства боролась за выживание и обладала острым чутьем. А чем мог похвастаться Эленд? Манерами, отточенными на многочисленных балах и вечеринках?

Позади раздался какой-то звук. Эленд повернулся и увидел, что двое слуг несут в кресле Сетта.

— Проклятого громилы тут нет? — спросил тот, когда слуги поставили кресло на землю.

Эленд покачал головой.

Взмахом руки Сетт приказал слугам удалиться.

— Нет. Он занялся расследованием волнений среди солдат.

— Что на этот раз?

— Драка. — Эленд отвернулся, снова уставившись на сторожевые костры Фадрекса.

— Люди беспокоятся, — заметил Сетт. — Видишь ли, они в чем-то похожи на колоссов. Оставь их без присмотра надолго — и обязательно начнутся неприятности.

«Вообще-то, колоссы похожи на них, — подумал Эленд. — Мы должны были раньше это заметить. Они как люди, — люди, у которых остались только самые примитивные чувства».

Некоторое время Сетт молчал, потом произнес непривычно мягким тоном:

— Она, скорее всего, мертва. Ты это сам понимаешь, сын.

— Нет, не понимаю.

— Ее нельзя считать непобедимой, — продолжал Сетт. — Она отменный алломант — да. Но если лишить ее металлов…

«Ты будешь удивлен, Сетт…»

— Ты не выглядишь очень обеспокоенным.

— Конечно, я беспокоюсь. — Эленд вдруг ощутил растущую уверенность. — Просто я… верю в нее. Если кто-то и сможет выбраться из такой передряги, то только Вин.

— Ты отказываешься признавать очевидное, — не согласился Сетт.

— Возможно.

— Мы атакуем? Попытаемся ее освободить?

— Это осада, Сетт. Весь смысл в том, чтобы не атаковать.

— А как быть с провизией? Дему сегодня урезал солдатский рацион наполовину. Надеюсь, мы сами не помрем от голода, прежде чем заставим Йомена сдаться.

— У нас еще есть время, — твердо сказал Эленд.

— Немного. Ты забыл, что Лютадель бунтует. — Сетт некоторое время помолчал, потом продолжил: — Сегодня вернулся еще один из моих штурмовых отрядов. Они доложили о том же.

Новости не отличались разнообразием. Эленд позволил Сетту направить солдат в ближайшие деревни, чтобы напугать жителей и, возможно, раздобыть какие-нибудь припасы. Но все отряды вернулись с пустыми руками и одинаковыми историями.

Люди в королевстве Йомена голодали. Жизнь в деревнях едва теплилась. У солдат не хватило духу причинить крестьянам вред, да и забирать у них в любом случае было нечего.

Эленд повернулся к Сетту:

— Считаешь, из меня плохой правитель, да?

Тот посмотрел на него снизу вверх, почесал бороду.

— Да, — признал он. — Но, хм… Эленд, у тебя есть то, чем я никогда не обладал.

— И что же это?

— Люди тебя любят. Солдаты верят тебе и знают, что у тебя такое доброе сердце, что ты скорее навредишь самому себе, чем кому-то другому. Ты странно на них действуешь. Эти парни должны были изнывать от желания ограбить какую-нибудь деревню, даже бедную. Особенно учитывая то, в каком плохом настроении пребывают наши войска и сколько драк происходит в лагере. Но они там никого и пальцем не тронули. Будь я проклят, да один из отрядов даже задержался в какой-то деревне из жалости к местным, чтобы помочь с поливом и отремонтировать несколько домов!

Сетт покачал головой.

— Несколько лет назад я бы посмеялся над тем, кто попытался бы строить свое королевство, опираясь на верность. Но… раз уж мир разваливается на части, я и сам предпочел бы смотреть на кого-то с верой, а не со страхом. Думаю, это и есть причина, по которой солдаты ведут себя именно так.

Эленд кивнул.

— Я считал осаду хорошей идеей, — продолжал Сетт. — Однако сейчас все изменилось, сын. Пеплопады усиливаются, и нам скоро нечего будет жрать. Вся это затея оборачивается страшным беспорядком. Нам надо нанести удар и взять то, что мы сможем взять в Фадрексе, а потом вернуться в Лютадель и попытаться удержать ее на протяжении летних месяцев, пока крестьяне не соберут урожай.

Вместо ответа Эленд повернулся и посмотрел в ту сторону, откуда сквозь туман доносились звуки. Крики и проклятия. Они были едва слышны. Сетт, должно быть, не понял, что происходит. Император заторопился на звук, оставив его в одиночестве.

«Очередная драка, — понял Эленд, приблизившись к одному из походных костров. Он слышал шум, вопли и звуки ударов. — Сетт прав. Беспокойство в лагере достигло предела, и тут уже никакое добросердечие не спасает. Я должен…»

— Прекратите немедленно! — крикнул кто-то.

Сквозь густой туман Эленд видел, как впереди, у костра, двигаются люди. Он узнал прозвучавший голос: разнимать драчунов явился генерал Дему.

Лучше, если генерал разберется сам. Эленд приостановился. Получить выговор от своего командира — совсем не то, что выговор от императора. Люди скорее предпочтут, чтобы их наказал Дему.

Однако драка продолжилась.

— Остановитесь! — снова крикнул Дему, приближаясь к месту ссоры.

Лишь несколько человек послушались и отошли в сторону. Поскольку оставшиеся продолжали увлеченно дубасить друг друга, генерал ворвался в самую гущу сражения, чтобы разнять зачинщиков.

Один из них ему врезал. Удар пришелся прямо в лицо — Дему упал.

Выругавшись, Эленд бросил монету и взмыл в воздух. Он приземлился прямо в центре освещенного круга и тотчас же накрыл драчунов волной алломантической силы, гасящей эмоции.

— Хватит! — рявкнул император.

Все застыли; один солдат замер прямо над поверженным генералом Дему.

— Что здесь происходит? — с яростью спросил Эленд. Никто не осмеливался взглянуть ему в глаза. — Ну?

Он повернулся к человеку, который ударил Дему.

— Простите меня, мой господин, — пробормотал солдат. — Мы просто…

— Говори, — приказал Эленд, убирая все его чувства, кроме покорности и уступчивости.

— Ну, мой господин, они же вроде как проклятые. Это из-за них леди Вин попала в плен. Они говорили о Выжившем и его благословении, а меня от такого притворства прямо перекорежило! А потом объявился их главный и приказал угомониться. Я просто… ну, мне просто надоело их слушать, и все тут.

Эленд помрачнел от гнева. В это время из толпы выбрались туманщики во главе с Хэмом. Взгляды громилы и императора встретились, и последний кивком указал на драчунов. Хэм быстро отделил их от остальных солдат. Эленд подошел к Дему и помог ему подняться. Генерал выглядел очень растерянным.

— Простите, мой господин, — негромко проговорил он. — Меня застали врасплох… я должен был быть готов.

Эленд лишь головой покачал. Они молча наблюдали, как стражи порядка под руководством Хэма уводят провинившихся. Толпа рассеялась, солдаты вернулись к своим обычным делам. Большой костер продолжал одиноко полыхать в ночи, но теперь он казался предостережением, дурным предзнаменованием.

— Я кое-кого узнал из этих людей, — сообщил Хэм, приближаясь к Эленду и Дему. — Это затуманенные.

Затуманенные. Те, кто, как и Дему, проболели несколько недель вместо одного дня.

— Да это же смешно, — возмутился Эленд. — Ну, им пришлось больше времени болеть. Это же не делает их проклятыми!

— Просто вы не суеверны, мой господин. — Дему потер подбородок. — Люди ищут, кого бы обвинить в своих бедах. И… что ж, в последнее время беды и впрямь случаются одна за другой. Люди с подозрением относятся к каждому заболевшему, просто нам достается больше, чем остальным.

— Я отказываюсь признавать такую глупость, — заявил Эленд. — Хэм, ты видел, как один из них ударил Дему?

— Ударил? — переспросил Хэм. — Своего генерала?

Эленд кивнул:

— Здоровяк, с которым я разговаривал. Кажется, его зовут Брилл. Ты знаешь, что надо сделать.

Отвернувшись, Хэм выругался.

Дему явно стало не по себе:

— Может, достаточно… запереть его на время.

— Нет, — процедил Эленд. — Нет, мы поступим по закону. Если бы он ударил своего капитана, может, ему бы это и сошло с рук. Но преднамеренно ударить одного из моих генералов? Этого человека казнят. Иначе о дисциплине можно будет забыть. Другая драка, с которой мне пришлось разбираться, также случилась между обычными солдатами и затуманенными.

Эленд стиснул зубы от досады. Хэм на него даже не смотрел. В отличие от Дему.

«Вы знаете, что надо сделать», — прочитал генерал во взгляде императора.

«Король не всегда делает то, что ему хочется, — часто говорила Тиндвил. — Он делает то, что должен».

— Дему, думаю, проблемы в Лютадели намного серьезнее, чем наши маленькие беспорядки в лагере. Пенрод ждет от нас помощи. Я хочу, чтобы ты собрал большой отряд и вместе с ним отправился в обратный путь вдоль канала. Возьми гонца, Конрада. Окажи содействие Пенроду и позаботься о порядке в городе.

— Да, мой господин. Скольких солдат я могу взять?

— Думаю, трех сотен хватит.

Как раз столько затуманенных и было в войске. Кивнув, Дему исчез в ночи.

— Все правильно, Эл, — негромко проговорил Хэм.

— Нет, неправильно. И в равной степени неправильно казнить солдата за один-единственный проступок. Но мы должны удержать армию от распада.

— Похоже на то, — согласился Хэм.

Эленд вгляделся в туман. В спрятавшийся за туманом Фадрекс.

— Сетт прав: мы не можем просто сидеть и ждать, пока наступит конец света.

— И что же мы будем делать?

Эленд не ответил. В самом деле, что он мог предпринять? Отступить и оставить Вин — и, видимо, всю империю — на произвол судьбы? Пойти на штурм, пожертвовать сотнями жизней, превратиться в завоевателя, стать которым он так боялся? Неужели у него не осталось другого способа захватить этот город?

Развернувшись, Эленд направился к палатке Нурдена. Заинтригованный Хэм последовал за ним. Бывший поручитель, конечно, не спал. Нурден не придерживался общепринятых правил распорядка дня. Когда Эленд вошел в палатку, он торопливо вскочил и почтительно поклонился.

На столе лежало то, что как раз и было нужно Эленду. Карты. Передвижения войск.

Места расположения колоссов.

«Йомена не пугает моя армия, — подумал Эленд. — Что ж, посмотрим, смогу ли я чем-то его удивить».

* * *

Оказавшись «на свободе», Разрушитель смог воздействовать на мир напрямую. Самым очевидным следствием его действий стали Пепельные горы, которые начали выбрасывать больше пепла, а также сокрушительные землетрясения. Именно на это и ушла бо́льшая часть энергии, затраченной Разрушителем в те последние дни.

Кроме того, он получил возможность контролировать большее, чем раньше, число людей. Когда-то Разрушитель мог уделять внимание лишь избранным, теперь же ему стали подвластны целые армии колоссов.

48

Вин очень быстро пожалела, что перевернула фонарь. Она отыскала его, вслепую шаря руками по полу. Но масло разлилось, и она оказалась запертой в полной темноте.

Вместе с тварью, которая мечтала уничтожить мир.

Временами Вин чувствовала рядом ее присутствие — погруженную в молчаливое созерцание пульсирующую силу. Так мог бы смотреть зачарованный посетитель карнавала. Иногда, правда, сила исчезала. Стены явно не были преградой для этого существа. Когда оно исчезло в первый раз, Вин испытала облегчение. Однако через несколько секунд снова услышала в своей голове голос Рина:

«Я не покину тебя, я всегда с тобой».

От этих слов Вин ощутила озноб и подумала на мгновение, что оно прочитало ее мысли. Впрочем, угадать эти самые мысли было нетрудно. Погрузившись в воспоминания, Вин поняла, что далеко не каждый раз голос Рина, раздававшийся в ее разуме, был на самом деле голосом Разрушителя.

Он разговаривал с ней так давно, что отделить ее воспоминания от навязанных им идей было очень сложно. Ей просто пришлось поверить Вседержителю — поверить в то, что Разрушитель не способен читать мысли. Иначе пришлось бы распрощаться с последними надеждами. Каждый раз в процессе разговора Разрушитель невольно давал подсказки, касавшиеся его природы. Эти подсказки могли помочь победить его.

«Победить? — подумала Вин, прислонившись к жесткой каменной стене пещеры. — Он ведь сила природы, а не человек. Как же я смею думать о том, чтобы его победить?»

В темноте время текло незаметно, и лишь по тому, сколько раз ей хотелось спать, Вин поняла, что провела в заточении три или четыре дня.

«Вседержителя называли богом, — напомнила она самой себе. — Я убила его».

Разрушитель один раз уже угодил в темницу. Значит, его можно победить или хотя бы лишить свободы. Только как захватить в плен абстракцию — силу? Разрушитель говорил с ней, даже когда был занят. В такие моменты его слова казались… менее целенаправленными. Разрушитель действовал исподволь, принимая облик Рина, который являлся своей маленькой сестре Вин. И он явно применял алломантию, воздействуя на ее чувства.

«Зейн слышал голоса, — вспомнила Вин. — Перед смертью он как будто говорил с кем-то».

Вздрогнув, она запрокинула голову, уперлась в стену.

Зейн был безумцем. Возможно, не существовало никакой связи между голосами, которые он слышал, и Разрушителем. Но совпадение выглядело странно. Зейн пытался заставить ее отправиться с ним на поиски источника пульсации — той самой пульсации, что в итоге привела к освобождению Разрушителя.

«Итак, — подумала Вин, — Разрушитель может влиять на меня на любом расстоянии и сквозь любые преграды. Однако теперь, освободившись, он действует напрямую. Возникает вопрос: почему он нас еще не уничтожил? Зачем ему эти военные игры?»

Ответ на этот вопрос казался очевидным. Она ощущала безграничную жажду уничтожения, исходящую от Разрушителя. Настолько ясно, словно читала его собственные мысли. Одно желание. Одна цель. Разрушать. Раз он еще не воплотил свою мечту в жизнь, значит это было невозможно. Ему что-то мешало. Он мог применять лишь непрямые, медленные способы разрушения вроде пеплопадов и тумана, крадущего свет.

Но даже эти способы в конечном счете позволят Разрушителю добиться своего. Если его не остановить. Но как?

«Он уже был в тюрьме… но кто его туда заточил?»

Раньше Вин считала, что за пленением Разрушителя стоял Вседержитель. Однако она ошибалась: Разрушитель уже находился в темнице, когда Вседержитель отправился к Источнику Вознесения. Вседержитель, в те времена носивший имя Рашек, сопровождал Аленди, предполагаемого Героя Веков, чтобы убить его и не допустить того, что в итоге сделала Вин, — случайного освобождения Разрушителя.

Ирония судьбы: себялюбец Рашек поступил с силой правильнее. Забрав ее, он не отпустил Разрушителя.

Так или иначе, Разрушитель был заточен еще до начала того путешествия. Значит, туман, называемый Бездной, с ним не связан. Или, по крайней мере, эта связь сложнее, чем предполагала Вин. Освобождение Разрушителя не привело к появлению дневного тумана, убивающего людей. В общем-то, о дневном тумане они впервые услышали за год до того, как Вин выпустила Разрушителя, а убивать он начал за несколько часов до того, как она отыскала путь к Источнику.

«И… что же я теперь знаю? Что Разрушитель был заточен очень давно. Заточен при помощи чего-то, что я могла бы отыскать и снова использовать?»

От долгих размышлений и пребывания в неподвижности Вин сделалось не по себе, поэтому она решила немного пройтись, касаясь стены кончиками пальцев.

В первый же день своего заключения рожденная туманом начала ощупью исследовать пещеру. Подземелье оказалось огромным, как и прочие хранилища, и понадобился не один день, чтобы завершить осмотр. А чем еще заниматься? В отличие от хранилища в Урто, здесь не было бассейна или другого источника воды. Как определила Вин, Йомен забрал все бочки с водой, которые раньше стояли в дальнем правом углу, однако не тронул запасы еды: чтобы забрать все, понадобилось бы слишком много времени.

Отсутствие воды означало серьезную проблему для Вин. Она осторожно двигалась вперед, пока не нащупала банку с тушеным мясом. Даже при помощи пьютера и камня понадобилось пугающе много времени, чтобы открыть ее. Йомен оказался достаточно умен, чтобы не оставить Вин ни одного подходящего инструмента, а пьютер у нее был на исходе. Она откупорила с десяток банок в первый же день, но эти запасы уже заканчивались, и Вин начала страдать от жажды, которую консервированная еда утолить не могла.

Она съела остатки мяса. Сущие крохи. К жажде вот-вот присоединится голод. Вин отбросила мысли о нем. Все свое детство она голодала. Ничего нового, даже если с тех пор прошло уже много лет. По-прежнему не отрываясь от стены, Вин пошла дальше, стараясь держать себя в руках. До чего же умный способ убить рожденного туманом! Йомен не мог ее победить и потому заманил в ловушку. Теперь оставалось лишь подождать, пока она умрет от обезвоживания. Просто и эффективно.

«Возможно, Разрушитель и с Йоменом тоже разговаривает? Возможно, эта западня — часть его плана?»

Почему Разрушитель выбрал именно ее? Почему не привел к Источнику Вознесения кого-то другого? Того, кем легче было бы управлять? Вин понимала, отчего много лет назад Разрушитель выбрал Аленди. Во времена Аленди Источник находился высоко в горах. Путь к нему отличался значительной сложностью, и Разрушителю требовался человек, который смог бы не только решиться на подобное путешествие, но и дожить до его завершения.

Но теперь Источник загадочным образом переместился в Лютадель. Или, быть может, Лютадель построили на том месте, где он располагался. Так или иначе, он оказался прямо под дворцом Вседержителя. Почему же Разрушитель так долго ждал, чтобы освободиться? И отчего среди всех людей мира выбрал в качестве своей пешки именно Вин?

Она покачала головой. Цель путешествия по пещере находилась прямо перед ней — металлическая пластина на стене. Встав на цыпочки, Вин дотянулась пальцами до верхней строчки, высеченной на гладкой стали. Она не очень-то хорошо умела читать, а последний год из-за войны и странствий некогда было практиковаться. Очень медленно, ощупывая каждый вырезанный в металле завиток, Вин смогла прочитать написанное на пластине.

Карты там не оказалось. По крайней мере, такой карты, как в предыдущих хранилищах. Вместо нее был простой круг с точкой в центре. Вин понятия не имела, что он мог означать. Текст еще более разочаровывал. Вин уже помнила его наизусть:

* * *

«Я потерпел поражение.

Я создал эти хранилища, зная о приближающейся катастрофе и надеясь, что мне удастся отыскать некий секрет, который окажется полезным, если тварь одолеет меня при помощи своих интриг. Но у меня ничего нет. Я не знаю, как победить это существо. Единственное, что остается, — опять забрать себе силу, когда она вернется в Источник.

Однако, раз ты читаешь эти слова, я потерпел поражение и я мертв. Сейчас подобная перспектива кажется менее трагичной, чем раньше. Мне бы не хотелось вступать в борьбу с этой тварью. Она была моим постоянным спутником — голосом, который вечно что-то нашептывал, побуждал разрушать, умолял вернуть свободу.

Боюсь, ход моих мыслей нарушен. Оно не может знать, о чем я думаю, но может говорить внутри моей головы. Это длится уже восемьсот лет, и я разучился доверять самому себе. Иногда я слышу голоса и думаю, что просто сошел с ума.

Лучше бы так и случилось.

Я позабочусь о том, чтобы эти слова сохранились. Я пишу их на стальном листе, и по моему приказу их вырежут на стальной пластине, пусть даже тем самым мои жрецы узнают о моей слабости. Тварь шепчет, что только дурак может записывать подобное и позволять читать другим.

Вот именно поэтому я и решил создать такую пластину. Из-за нее тварь разозлилась. Другой причины мне и не нужно. Хорошо, что несколько верных священников знают о моей уязвимости, — на случай, если я проиграю борьбу, это может пойти во благо империи.

Я пытался быть хорошим правителем. Сначала я был слишком молод и слишком яростен. Я делал ошибки. Но я по-настоящему старался. Из-за своей самоуверенности я едва не уничтожил мир и, боюсь, почти уничтожил его за время своего правления. Я способен на большее. Я это докажу. Я сделаю так, что в моих землях воцарится порядок.

Но из-за происходящего в моей голове невольно возникает вопрос: что из сделанного мною было искажено по сравнению с первоначальным замыслом? Временами моя империя кажется мирной и справедливой. Однако почему же в ней постоянно происходят восстания? Они не могут меня победить, и приходится каждый раз отдавать приказ об уничтожении всех бунтовщиков. Неужели они не понимают, что я создал совершенную систему?

Так или иначе, сейчас не время оправдываться. Я не нуждаюсь в оправданиях, поскольку я в некотором роде бог. Но мне известно, что существует и более великая сущность, чем я. Если меня уничтожат, то только по воле этой сущности.

Я не могу помочь советом. Оно сильнее меня. Оно сильнее целого мира. Вообще-то, оно заявляет, что создало этот мир. В конечном счете оно уничтожит всех нас.

Возможно, эти запасы позволят человечеству продержаться немного дольше. Возможно… Я умер. Сомневаюсь, что это должно меня тревожить.

Хотя все-таки тревожит. Потому что вы все — мой народ. Я Герой Веков. Вот что это значит: Герой Веков, который живет вечно, как я.

Знай, что сила этого существа не безгранична. К счастью, я хорошо спрятал его тело».

* * *

И все. Вин досадливо стукнула по пластине. Каждое слово, высеченное на ней, было словно нарочно выбрано для того, чтобы раздражать. Вседержитель устроил грандиозную головоломку ради того, чтобы теперь, в финале, отнять последнюю надежду? Эленд возлагал на эту пластину такие большие надежды, а она оказалась почти бесполезной. На других пластинах, по крайней мере, содержались сведения о новых металлах и прочем.

«Я потерпел поражение…»

Вин почувствовала прилив мощной ярости. Пройти столь длинный путь ради того, чтобы узнать, что Вседержитель точно так же зашел в тупик, как и они? А если он знал что-то еще — слова на пластине на это намекали, — отчего же просто не поделился своим знанием? И все же написанного хватало, чтобы понять, насколько он, раздираемый раскаянием и надменностью, был не в себе. Влияние Разрушителя? Или противоречивость являлась характерной чертой Рашека? Так или иначе, Вин подозревала, что Вседержитель не смог бы сообщить ей ничего полезного. Он сделал, что мог, — отдалил пришествие Разрушителя на тысячу лет. Это его испортило и, возможно, свело с ума.

В любом случае послание страшно разочаровывало. У Вседержителя была целая тысяча лет, чтобы позаботиться о судьбе империи до того, как сила вернется в Источник, но он ничего не сумел придумать.

Рожденная туманом продолжала машинально смотреть на пластину, хотя в темноте не могла ничего разглядеть.

«Должен быть способ! — Вин отказывалась признавать намеки Вседержителя на то, что все они обречены. — Что он написал в самом конце? „Я хорошо спрятал его тело“».

Эта часть казалась важной. Однако она не…

Во мраке послышался какой-то звук.

Насторожившись, Вин тотчас же потянулась к последнему флакону с металлами. Близость Разрушителя сделала ее нервной, и, прислушиваясь сейчас к раздававшемуся в пещере эху, она чувствовала встревоженное биение собственного сердца.

Камень скрежетал по камню. Кто-то открывал дверь.

* * *

Возникает вопрос: отчего Разрушитель не освободился из своей тюрьмы при помощи инквизиторов? Ответ достаточно прост, но для его понимания необходимо знать, как воздействуют друг на друга разные силы.

Пока Вседержитель был жив, он крепко держал инквизиторов, не позволяя Разрушителю управлять ими напрямую. Но даже после его смерти ни один слуга Разрушителя не смог бы освободить своего господина. Источник был наполнен силой Охранителя, и инквизитору пришлось бы сначала вынуть все гемалургические штыри. Что, разумеется, его бы убило.

Поэтому Разрушитель был вынужден искать окольные пути. Ему требовался человек с чистой душой, которого можно было бы водить за нос, аккуратно направляя в нужную сторону.

49

Сэйзед сделал небольшую пометку на чертеже, изображавшем водохранилище. Насколько он мог судить, Вседержителю не понадобилось тратить много усилий, чтобы создать пещерное озеро. Оно возникло само по себе. Инженерам Вседержителя пришлось лишь расширить русло подземной реки, чтобы вода прибывала быстрее, чем это происходило в естественных условиях.

В результате уровень грунтовых вод в пещере значительно поднялся. В одном из ее боковых ответвлений была установлена машина, предназначенная для того, чтобы перекрывать вытекающие потоки — видимо, на тот случай, если что-то произойдет с подземной рекой. К несчастью, перекрыть саму реку оказалось невозможно.

До того как Вседержитель озаботился созданием водохранилища, в пещеру попадало совсем немного воды. Бо́льшая ее часть заполняла каналы, превратившиеся теперь в улицы. Сэйзед предположил, что, если он сумеет каким-то образом остановить поток, впадающий в озеро, каналы снова станут такими же, как раньше.

«Мне нужно побольше узнать о давлении воды, — подумал террисиец, — и рассчитать вес, которого будет достаточно, чтобы перекрыть русло».

Откинувшись на спинку кресла, Сэйзед прикоснулся к метапамяти. Часть текста вошла в сознание, раскрывшись точно цветок, и перед мысленным взором террисийца возник указатель книг, хранившихся в ферухимическом сосуде. Отыскать нужную не составило труда.

Нацарапав название на клочке бумаги, Сэйзед вернул указатель на место, а затем извлек уже саму книгу и отобрал несколько глав.

Остальные — чтобы предотвратить их распад — он также отпустил назад в метапамять.

Теперь, когда Сэйзед представлял, какими должны быть барьеры на пути водостоков и где их следует поместить, можно было приступать к работе.

Дело оказалось непростым — не так уж часто террисийцу приходилось заниматься расчетами; но Сэйзед даже не заметил, как увлекся, и вскоре поймал себя на мысли, что впервые за долгое время чувствует себя почти счастливым. Нет, не годился он для того, чтобы управлять людьми. Посла из него тоже не вышло — хоть Эленд и назначил его главой посольской миссии. Мало того что бо́льшую часть времени Сэйзед тратил на религии, так теперь, когда следовало бы возглавить сопротивление в Урто, появился соблазн переложить эту задачу на Призрака.

Сэйзед был ученым, книжным человеком. Даже инженерным делом, которое не относилось к числу его любимых дисциплин, террисиец занимался охотнее, чем…

«Разве не стыдно, — подумал он, — всегда оставаться лишь тем, кто ищет сведения для других, а не тем, кто их использует?»

Постукивание трости о каменный пол возвестило о прибытии Бриза. Гасильщик не опирался на нее при ходьбе — просто хотел выглядеть представительнее.

Сделав еще несколько пометок на чертеже, Сэйзед вернул главы о давлении воды в метапамять. Не стоило позволять им распадаться, пока он будет разговаривать с Бризом. Тот ведь, без сомнения, пришел поговорить. И верно: гасильщик присел, окинул взглядом чертежи и вопросительно приподнял бровь.

— А у тебя неплохо получается, друг. Возможно, ты упустил свое призвание.

— Вы слишком добры, лорд Бриз, — улыбнулся Сэйзед. — Боюсь только, настоящий инженер счел бы этот план уродливым. Ну да красота здесь не самое главное.

— Ты в самом деле считаешь, что справишься? Заставишь воду течь в обратном направлении, как хочет наш мальчик? Такое вообще возможно?

— О, тут все дело в механизме. Более того, я уверен, что каналы станут еще красивее, чем прежде. Судя по всему, значительный объем воды уже давно начал поступать сюда, под землю, — я же сделаю так, что почти вся вода окажется наверху. Разумеется, если лорд Призрак захочет, чтобы в каналах возникло течение, нам придется обеспечить поступление определенного объема в эту пещеру. В каналах ведь вода обычно не движется, особенно если вокруг много шлюзов.

Бриз смотрел на него с удивлением.

— Вообще-то, — продолжил Сэйзед, — с каналами связано много куда более интересного, чем можно было бы предположить. Возьмем, допустим, методы превращения обычной реки в канал — его еще называют водным путем — или методы очистки глубокого русла от ила и пепла. У меня есть книга, которую написал печально знаменитый лорд Федре. Несмотря на свою репутацию, он был абсолютным гением во всем, что касается строительства каналов. Мне даже пришлось… — Террисиец замолчал. На его лице появилась робкая улыбка. — Прошу прощения. Вам ведь это совсем неинтересно, верно?

— Верно, — согласился Бриз, — для меня куда важнее, что это интересно тебе, Сэйзед. Очень рад снова видеть тебя таким… погруженным в исследования. Не знаю, что ты делал до этого, но меня беспокоило, что ты держишь свое занятие в тайне от всех. Мне даже показалось, ты его стыдишься. Но теперь я снова вижу перед собой старого доброго Сэйзеда!

Бриз был прав. Хранитель перевел взгляд на испещренный собственными пометками чертеж. В последний раз подобную увлеченность Сэйзед испытывал, когда…

Когда был с ней. Когда они собирали информацию о Герое Веков.

— По правде говоря, лорд Бриз, я чувствую себя немного виноватым.

— Сэйзед. — Бриз закатил глаза. — Ну, неужели тебе обязательно нужно чувствовать себя в чем-то виноватым? Давным-давно, когда все только начиналось, ты считал, что недостаточно помогаешь нам в приготовлениях к свержению Вседержителя. Потом, когда мы его убили, ты пришел в смятение из-за того, что проигнорировал указания Синода. Может, объяснишь, с какой стати занятие наукой вызывает у тебя чувство вины?

— Мне это нравится.

— Так это же прекрасно, мой дорогой друг! Почему ты стыдишься того, что занимаешься любимым делом? Я еще понимаю, если бы ты щенков топил или что-то в этом роде. Если честно, мне кажется, ты немного сумасшедший, но раз уж такие заумные вещи доставляют тебе удовольствие — наслаждайся ими сполна. А мы с чистой совестью предадимся более простым усладам: к примеру, напьемся лучшим вином из подвалов Страффа Венчера.

Сэйзед улыбнулся. Он знал, что Бриз воздействует на его эмоции, заставляя чувствовать себя лучше, но не пытался бороться с этим воздействием.

Впрочем…

— Все не так просто, лорд Бриз, — помрачнел вдруг Сэйзед. — Я счастлив, потому что могу сидеть и читать, ни за что не отвечая. Вот почему меня терзает совесть.

— Не каждому дано управлять людьми, Сэйзед.

— Верно. Но лорд Эленд поручил мне навести порядок в этом городе. Я должен сам заниматься свержением Гражданина, а не перекладывать этот груз на плечи Призрака.

— Мой дорогой! — подавшись вперед, воскликнул Бриз. — Так я, оказывается, ничему тебя не научил? Если ты главный, тебе вовсе не следует все делать самому! Ты должен распределить обязанности и поручить другим то, что у них лучше всего получается! Разделение труда, дружище. Без него нам бы пришлось самим печь хлеб и копать отхожие места! — Гасильщик подался вперед. — И поверь, тебе не стоит пробовать блюдо, к которому я приложил руку. Никогда. Особенно если я перед этим чистил нужник.

— Тиндвил бы это не понравилось, — покачал головой Сэйзед. — Она уважала правителей и политиков.

— Поправь меня, если я ошибусь. Разве она полюбила какого-нибудь короля или принца, а не тебя?

— Не уверен, что любовь…

— Да ладно тебе, Сэйзед, — перебил Бриз. — Ты вздыхал по ней, как какой-нибудь мальчишка. А она, хоть и вела себя сдержанно, в самом деле тебя любила. Не нужно быть гасильщиком, чтобы это понять.

Террисиец со вздохом отвел взгляд.

— Неужели она бы этого хотела от тебя, Сэйзед? — спросил гасильщик. — Чтобы ты отказался от самого себя? Чтобы ты превратился в зануду-политика?

— Не знаю, лорд Бриз. Я… ее больше нет рядом со мной. И видимо, я вспоминаю ее и одновременно думаю о том, что ей нравилось.

— Сэйзед, как же ты можешь быть таким мудрым в стольких областях и одновременно таким тупым?

— Я…

— Человек состоит из страстей. И если поступиться тем, что ты желаешь больше всего, в угоду тому, что ты должен желать больше всего, это заканчивается очень печально.

— А если мои интересы не совпадают с интересами людей? Иногда приходится делать то, чего делать не хочется. По-моему, это банальная правда жизни.

— Меня это не волнует. Я просто делаю то, что умею лучше всего. В моем случае это означает, что я принуждаю окружающих делать все остальное. В конечном счете все складывается.

Сэйзед покачал головой.

Все было гораздо сложнее, и его уныние объяснялось не только Тиндвил и ее смертью. Он отложил исследование религий, но знал, что рано или поздно должен будет к нему вернуться. Вся эта история с подземным озером оказалась удачным поводом отвлечься, но Сэйзед ощущал, что над ним нависает недоделанная работа.

Он не хотел убеждаться, что и в последних религиях не было ответов на его вопросы. Вот почему он с таким удовольствием принялся за изучение совершенно иной темы. Инженерное дело не представляло угрозы для его воззрений относительно устройства мира. Однако нельзя до бесконечности оттягивать неизбежное. В конце концов предстояло отыскать ответы или убедиться в их отсутствии. Матерчатая папка лежала под столом, рядом с мешком, заполненным метапамятью.

Пока что Сэйзед позволил себе передышку. Но, несмотря на то что религиозные вопросы отошли на второй план, оставалось немало других проблем. Он кивком указал на озеро. На берегу можно было разглядеть Призрака, который беседовал с Гораделем и несколькими солдатами.

— Как с ним быть, лорд Бриз? — Сэйзед понизил голос, чтобы даже Призрак не смог его услышать. — Как я уже говорил, лорд Венчер поручил это дело мне. Как быть, если Призрак возьмет все на себя и потерпит поражение? Я беспокоюсь, что наш молодой человек недостаточно… опытен.

— Пока что у него неплохо получается, — небрежно бросил Бриз. — Помнишь, какой юной была Вин, когда убила Вседержителя?

— Да, — прошептал Сэйзед, — но сейчас все по-другому. В последнее время Призрак кажется мне… странным. Он точно что-то от нас скрывает. Почему он так полон решимости отвоевать этот город у Гражданина?

— Мне кажется, мальчику уже давно пришла пора стать немного решительней. — Гасильщик откинулся на спинку стула. — Он был слишком пассивен бо́льшую часть своей жизни.

— Неужели вас не беспокоит его план? Все может рассыпаться в любую минуту.

— Сэйзед, а ты помнишь наше совещание несколько недель назад? Призрак спросил, почему мы не можем просто свергнуть Квеллиона, как свергли Вседержителя.

— Помню. Вы ему ответили, что причина в том, что с нами больше нет Кельсера.

Бриз кивнул.

— Ну так вот, — он указал тростью на Призрака, — я передумал. Мы потеряли Кельсера, но, похоже, приобрели кое-кого похожего.

Сэйзед нахмурился.

— Не стану утверждать, что наш мальчик стал такой же сильной личностью, как Кельсер. Что они… похожи. Но ты ведь слышал, что о нем говорят люди? Кельсер преуспел не из-за того, кем был на самом деле, а из-за того, кем его считали люди. Я думал, второй раз этот фокус не пройдет. Начинаю подозревать, что ошибался.

Убедить Сэйзеда было непросто. Однако он оставил возражения при себе и вернулся к работе. Призрак, должно быть, обратил на них внимание, потому что через несколько минут подошел к столу Сэйзеда. Щурясь от света лампы, хоть тот и был неярким, парнишка подтянул поближе стул — еще один предмет изысканной обстановки. Сэйзед никак не мог привыкнуть к тому, как странно подобная мебель смотрится на фоне простых, покрытых пылью полок.

Призрак выглядел утомленным.

«Как давно он спал? — подумал Сэйзед. — Когда я ложусь — он еще на ногах; когда я просыпаюсь — он уже не спит».

— Что-то тут не так, — заговорил Призрак.

— Да? — спросил Бриз. — Ты не о том ли, что мы сидим сейчас на берегу подземного озера, в хранилище, построенном Вседержителем, под крепостью, принадлежавшей инквизиторам?

Одарив Бриза невыразительным взглядом, Призрак посмотрел на Сэйзеда:

— Мне кажется, что на нас уже должны были напасть.

— Что привело вас к такому выводу? — поинтересовался террисиец.

— Я знаю Квеллиона, Сэйз. Он самый настоящий задира. К власти пришел при помощи силы и удерживает ее, позволяя людям сколько душе угодно пьянствовать и пользоваться маленькими послаблениями вроде возможности ходить в таверны по ночам. Однако в то же самое время он держит всех в страхе.

— И как же он такого добился? — удивился Бриз. — Как смог опередить местных аристократов, к услугам которых были собственные домашние армии?

— Туман, — пояснил Призрак. — Он вышел в ночь и провозгласил, что только истинно верующие в Выжившего смогут последовать за ним. Потом туман стал убивать, и это оказалось ему на руку. Он целый спектакль разыграл: что в тумане, дескать, гибнут только злые люди. Все были так испуганы, что прислушались. Он умудрился принять закон, согласно которому жители были обязаны выйти в туман, чтобы все увидели, кто чист сердцем, а кто нет. Выжившие, по его словам, чисты. Он пообещал им маленький рай. А потом они начали убивать аристократов.

— А-а, — протянул Бриз. — Умно.

— Угу, — мрачно поддакнул Призрак. — Только он полностью обошел вниманием тот факт, что аристократы никогда не умирали в тумане.

— Погоди-ка, — вмешался Сэйзед. — Что?

— Сейчас это уже нельзя проверить, — Призрак пожал плечами, — но, говорят, аристократы не болели туманной болезнью. Не скаа, в чьих жилах текла благородная кровь, но именно сами аристократы.

— Странно, — заметил Бриз.

«Более чем странно, — подумал Сэйзед. — Это совершенно необъяснимо. Интересно, знает ли о подобной закономерности Эленд?»

Поразмыслив, террисиец решил, что вряд ли. Его солдаты, его союзники были скаа. Известные им аристократы жили в Лютадели и предпочитали по ночам оставаться дома, не рискуя сталкиваться с туманом.

— Так или иначе, — возвращаясь к началу разговора, снова заговорил Призрак, — Квеллион задира по натуре. А задиры не любят, когда в их владениях появляется тот, кто способен бросить вызов. К этому времени нас уже должны были попытаться убить.

— Парень в чем-то прав, — согласился Бриз. — Типы вроде Квеллиона убивают не только путем публичных казней. Готов спорить, на каждого человека, которого бросают в один из горящих домов, приходится три засыпанных пеплом мертвеца в каком-нибудь переулке.

— Я сказал Гораделю и его людям, чтобы они были очень внимательны, — кивнул Призрак. — И я обследовал границы наших владений. Однако я не обнаружил убийц, и даже шпионов не нашел. Солдаты Квеллиона просто сидят и наблюдают, но ничего не делают.

— Может быть, Квеллион боится нас сильнее, чем ты предположил? — Бриз задумчиво чесал подбородок.

— Может. — Призрак устало потер лоб.

— Лорд Призрак, — осторожно сказал Сэйзед. — Вам не мешало бы поспать.

— Все в порядке, — отмахнулся Призрак.

«Все выглядит так, будто он разжигает пьютер, чтобы держаться на ногах, — подумал Сэйзед. — Или я просто подыскиваю знаки, которые оправдали бы мое беспокойство? Мы не задавали вопросов, когда Вин и Кельсер демонстрировали способности, недоступные обычным алломантам. Отчего же подобные подозрения у меня вызывает Призрак? Может, все дело в том, что я слишком хорошо его знаю? Точнее, я знал его мальчишкой, но теперь-то он явно повзрослел?»

— Ладно, — сказал Призрак. — А как продвигаются исследования?

— В общем-то, неплохо. — Сэйзед развернул несколько своих чертежей. — Я почти готов перейти от расчетов к строительству.

— Сколько времени, по-твоему, понадобится?

— Возможно, несколько недель. Учитывая обстановку, это не так уж много. Нам повезло, что рабочие, которые осушили каналы, оставили после себя много мусора, который можно использовать. Кроме того, Вседержитель поместил в это хранилище много полезных вещей. Тут есть бревна, основные плотницкие инструменты и даже блоки.

— К чему готовилось это существо? — спросил пораженный Бриз. — Я еще понимаю, зачем тут еда и вода. Но одеяла? Бревна? Блоки?

— К катастрофе, лорд Бриз, — спокойно пояснил Сэйзед. — Он позаботился, чтобы тут было все, что может понадобиться людям, если город будет разрушен. Он даже не забыл про походные кровати и медицинские принадлежности. Возможно, он боялся, что колоссы будут бесчинствовать.

— Нет, — не согласился Призрак. — Он готовился именно к тому, что происходит сейчас. Так ты собираешься построить механизм, который перекроет воду? Я-то думал, ты захочешь просто обрушить стены туннелей.

— Нет-нет, ни в коем случае, — возразил Сэйзед. — У нас нет ни людей, ни инструментов, чтобы устроить такой обвал. И я бы не хотел делать то, от чего сама пещера может обрушиться на наши головы. Я собираюсь построить деревянный механизм, который можно погрузить в воду. Если его устройство и вес будут правильными, приток воды остановится. Вообще-то, шлюзовые механизмы в каналах устроены по такому же принципу.

— И об этом, — перебил Бриз, — он тебе с удовольствием расскажет. В подробностях.

— Не думаю, что… — улыбнулся Сэйзед.

Ему не дали договорить — прибыл капитан Горадель:

— Лорд Призрак, вас ждут наверху.

— Кто? — удивился Призрак. — Дарн?

— Нет, мой господин. Она назвалась сестрой Гражданина.

* * *

— Я пришла не для того, чтобы присоединиться к вам.

Они сидели в скромно обставленной приемной в инквизиторском здании, располагавшемся над пещерой. Жесткие стулья и украшения в виде стальных пластин неприятно напоминали Сэйзеду Обитель Серанн.

Бельдре оказалась молодой женщиной с золотисто-каштановыми волосами. На ней было платье простого, одобренного Гражданином кроя, выкрашенное в красный цвет. Она сидела, сложив на коленях руки, и не отводила взгляда, когда кто-то из собравшихся в комнате на нее смотрел; однако в самой осанке чувствовались напряжение и тревога.

— Так зачем же вы пришли, моя дорогая? — осторожно спросил Бриз, который расположился в кресле напротив Бельдре.

Альрианна устроилась рядом, устремив на девушку неодобрительный взгляд. Призрак ходил из угла в угол, то и дело посматривая в сторону окна.

«Он думает, что это подстроено, — понял Сэйзед. — Что девушку прислали, рассчитывая отвлечь нас перед нападением».

К поясу юноши, словно два меча, были прицеплены две дуэльные трости. Когда же Призрак успел выучиться драться?

— Я пришла… — проговорила Бельдре, — я пришла из-за того, что вы собираетесь убить моего брата.

— С чего вы это взяли! — воскликнул Бриз. — Мы прибыли в город, желая заключить с вашим братом договор, а не устранить его! Неужели мы похожи на типов, которые способны так поступить?

Бельдре бросила короткий взгляд на Призрака.

— Он не считается, — заметил Бриз. — От Призрака не будет вреда. В самом деле, вам бы не следовало…

— Бриз, — перебил Призрак, обратив на гасильщика странный взгляд сквозь повязку и выступавшие под ней очки. — Хватит. Ты выставляешь нас идиотами. Бельдре знает, зачем мы здесь, — все в городе знают, зачем мы здесь.

В комнате стало тихо.

«С этими своими очками под повязкой он… похож на инквизитора», — мысленно содрогнулся Сэйзед.

— Бельдре, — обратился к девушке Призрак. — Неужели ты думала, что мы поверим, будто ты пришла сюда только ради того, чтобы попросить о пощаде для брата?

Она с вызовом посмотрела ему в глаза — точнее, туда, где эти глаза должны были находиться.

— Можешь грубить, сколько захочешь, но я знаю, что ты не причинишь мне вреда. Ты был вместе с Выжившим.

Призрак скрестил руки на груди.

— Пожалуйста, — попросила Бельдре. — Квеллион — хороший человек, как и вы. Дайте ему время. Не убивайте его.

— Почему ты думаешь, что мы убьем его, дитя? — спросил Сэйзед. — Ты только что сказала, будто веришь, что тебе мы не причиним вреда. Почему с твоим братом все должно быть по-другому?

Девушка опустила глаза:

— Это ведь вы убили Вседержителя. Вы устроили переворот в империи. Мой брат в это не верит — он думает, вы просто воспользовались популярностью Выжившего: объявили себя его друзьями после того, как он принес себя в жертву.

Призрак фыркнул:

— Хотел бы я знать, с чего это твоему брату взбрела в голову такая идея. Или он знаком с кем-то еще, кто убивает людей, прикрываясь именем Выжившего…

Бельдре вспыхнула.

— Твой брат нам не доверяет, — сказал Сэйзед. — А ты?

— Я не знаю, — честно призналась Бельдре. — Я думаю… лжецы не стали бы спасать из огня детей.

Сэйзед посмотрел на Призрака, но на лице у молодого человека застыло жесткое выражение, по которому сложно было что-то понять.

— Бриз, Сэйзед, Альрианна, со мной, — вдруг распорядился Призрак. — Горадель, присмотри за этой женщиной.

И первым выскочил в коридор.

Остальные пошли следом. Как только дверь закрылась, Призрак развернулся:

— Ну?

— Она мне не нравится, — заявила Альрианна.

— Конечно не нравится, моя дорогая, — улыбнулся Бриз. — Ты не любишь соперничать.

— Соперничать? — оскорбилась Альрианна. — С этой серой мышью? Вот еще.

— Ты что думаешь, Бриз? — поинтересовался Призрак.

— О девушке или о том, как ты меня оскорбил?

— Первое, — уточнил молодой человек. — Твоя гордость сейчас не представляет особой важности.

— Дружище, моя гордость важна всегда, — веско заметил гасильщик. — Что касается девушки, то я скажу тебе одно: она испугана. Что бы она ни говорила, она очень-очень испугана — и это означает, что подобные истории с ней случаются нечасто. Сдается мне, она из благородной семьи.

— Это точно, — подтвердила Альрианна. — Посмотрите на ее руки: когда она не сжимает их от страха, видно, что они чистые и без мозолей. Она выросла в роскоши.

— В ней ощущается некоторая наивность, — прибавил Сэйзед. — Иначе она не явилась бы сюда, ожидая, что мы ее просто выслушаем и отпустим.

Призрак склонил голову набок, словно к чему-то прислушиваясь. Потом подошел к двери и рывком ее распахнул.

— Ну? — спросила Бельдре, тщательно поддерживая иллюзию уверенности в своих силах. — Вы решили прислушаться к моим словам?

— В каком-то смысле, — ответил молодой человек. — Я собираюсь предоставить тебе время, чтобы ты смогла нам все объяснить. Очень много времени.

— Я… я не могу, — проговорила Бельдре. — Мне нужно вернуться к брату. Я не сказала ему, что ухожу, и… — Она замолчала, явно прочитав, что написано на лице у Призрака. — Вы же не собираетесь взять меня в плен?

— Бриз, — повернулся к гасильщику Призрак. — Как думаешь, что станут говорить люди, когда я начну распространять слухи о том, что собственная сестра Гражданина пошла против него и обратилась к нам за защитой?

— Так-так-так. Очень умный ход! За такое я почти готов простить то, как ты обошелся со мной. Я ведь упомянул, что ты был очень груб?

— Вы не смеете! — Бельдре вскочила. — Никто не поверит, что я его бросила!

— Да? — криво улыбнулся Призрак. — Ты говорила с солдатами, когда шла сюда?

— Конечно нет. Они попытались меня остановить. Я побежала и оказалась у дверей раньше, чем они.

— Значит, они могут подтвердить, что ты вошла в этот дом по своей воле. Проскользнув мимо сторожевого поста.

— Выглядит неважно, — согласился Бриз.

Бельдре рухнула на стул как подкошенная.

«Клянусь Забытыми богами, — подумал Сэйзед. — Вот это наивность. Должно быть, Гражданин приложил немало усилий, оберегая ее от всего мира».

По слухам, Гражданин почти не выпускал девушку из виду. Она всегда была рядом с ним, под его защитой.

«Что же он предпримет? — Сэйзед ощутил озноб. — Что он сделает, когда узнает, что она у нас? Нападет?»

Может быть, в этом и заключался весь план. Если Призрак заставит Гражданина пойти на приступ, это будет серьезным ударом по его репутации. Еще более серьезным этот удар станет, когда Квеллион не сможет одолеть их небольшой отряд, — откуда же ему знать, что это не дом, а самая настоящая крепость.

«Когда Призрак успел так поумнеть?»

В глазах Бельдре блестели слезы разочарования.

— Вы не можете так поступить. Это подло! Что бы сказал Выживший, если бы знал, что вы замышляете?

— Выживший? — переспросил Призрак и коротко рассмеялся. — Думаю, он бы все одобрил. Мне даже кажется, что если бы он сейчас был с нами, то сам бы предложил именно это…

* * *

Мастерство Разрушителя проявилось в том, насколько тщательно он продумал свой план. Падение Вседержителя он разыграл незадолго до возвращения силы Охранителя в Источник Вознесения. А спустя несколько лет уже вырвался на свободу.

С учетом того, как боги и божественные силы воспринимают время, столь аккуратный расчет выглядит чем-то вроде точного прикосновения скальпеля, исполненного самым талантливым из хирургов.

50

Кто-то открывал дверь в пещеру.

Вин тотчас же осушила последний флакон с металлами. Потом прыгнула, бросив монету себе за спину, и вскочила на самую верхнюю полку одного из стеллажей.

Пещера заполнилась шумом, который издавала каменная дверь, продвигаясь по каменному полу. Вин оттолкнулась от монеты и перелетела в переднюю часть помещения. Узкая полоса света, обрисовавшая дверь, больно резанула по глазам.

По щекам потекли слезы. Стиснув зубы и моргая, Вин замерла перед дверью.

Когда она остановилась, в пещеру вошел человек в дорогом черном костюме и шляпе с фонарем в руке. Проскользнув мимо него, Вин кинулась в приоткрытую дверь и оказалась в маленькой комнате. Несколько испуганных рабочих выпустили из рук веревки, при помощи которых только что привели в действие механизм, и кинулись врассыпную. Отпихнув не успевших убраться с дороги, Вин устремилась к выходу. Бросила монету, взмыла в воздух. Вин летела с такой скоростью, что проносившиеся мимо перекладины деревянной лестницы превратились в размытые пятна.

Пока не врезалась в крышку люка.

Отскочила, в отчаянии вцепилась в перила.

От рывка плечо пронзила боль. Вин разожгла пьютер и, упираясь ногами в ступени, попыталась приподнять люк.

Она старалась изо всех сил. Ступенька треснула под ногами, и Вин снова упала, но с помощью валявшейся на полу монеты замедлила падение и тотчас же вернулась к прерванному занятию.

Столпившиеся поодаль рабочие замерли в растерянности, не зная, где страшнее: в темной пещере или здесь, наедине с рожденной туманом.

— На крышке люка лежит большой камень, леди Вин, — сообщил аристократ, поднимая повыше фонарь.

Чуть полноватый, но опрятный, с очень коротко подстриженными волосами и задумчивым лицом, этот человек показался Вин смутно знакомым.

— Прикажи людям наверху убрать его, — приказала она, поднимая кинжал.

— Боюсь, не получится.

— У меня другое мнение. — Вин шагнула вперед.

Рабочие отступили. Аристократ улыбнулся:

— Леди Венчер, позвольте прояснить несколько моментов. Во-первых, поскольку вы здесь единственный алломант, то у меня нет сомнений, что прикончить всех в этой комнате для вас не составит никакого труда. Во-вторых, камень наверху останется еще на протяжении некоторого времени, поэтому у нас есть возможность посидеть и поговорить без потрясания оружием и взаимных угроз.

В этом человеке было нечто… обескураживающее. Вин зажгла бронзу — никаких металлов. На всякий случай немного разожгла его доверчивость и дружелюбие, а потом погасила все проблески коварства, какие только могли в нем быть.

— Вижу, вы обдумываете мое предложение, — заметил аристократ и махнул одному из рабочих.

Тот поспешно развязал мешок, вытащил два раскладных стула и поставил их на пол возле открытой каменной двери. Аристократ опустил свой фонарь и сел.

Вин подобралась ближе:

— Откуда я вас знаю?

— Я друг вашего мужа.

— Телден, — вспомнила Вин. — Телден Гастинг.

Тот кивнул. Ну конечно, она видела его несколько недель назад на первом балу. Впрочем, они встречались и раньше. Он был одним из друзей Эленда еще в Лютадели, до Крушения.

Вин осторожно опустилась на стул, пытаясь понять, в чем заключалась игра Йомена. Неужели он решил, что она не убьет Телдена только потому, что они дружили с Элендом?

Телден держался чуть более развязно, чем полагалось бы джентльмену. Он снова махнул рабочему, и тот достал две бутылки.

— Вино, — проинформировал Телден. — В одной бутылке чистое, а в другой — смешанное с очень сильным снотворным.

— Это что, игра в загадки? — Вин вскинула бровь.

— Едва ли. — Телден открыл одну из бутылок. — Я слишком страдаю от жажды, а вы, насколько мне известно, не обладаете нужным для таких игр терпением.

Склонив голову набок, Вин наблюдала, как Телден разливает рубиновое вино, и, кажется, начала догадываться, откуда взялось это странное обезоруживающее чувство. Ее визави чем-то напоминал Эленда — прежнего беспечного Эленда. Судя по всему, этот Телден нисколько не изменился.

«Стоит отдать Йомену должное, — подумала Вин. — Он сумел создать место, где люди вроде Телдена могут оставаться в каком-то смысле невинными».

Отпив из своей чаши, Телден протянул другую Вин. Вернув один из кинжалов в ножны, она приняла вино. Пить пока не стала.

— Это без снотворного. Кстати, вино очень хорошее. Йомен — настоящий джентльмен. Если уж ему пришлось отправить одного из своих друзей в яму на верную смерть, он, по крайней мере, одарил бедолагу бутылкой дорогого вина, чтобы хоть как-то смягчить удар.

— Я должна поверить, что вас тоже бросили в тюрьму? — с каменным лицом поинтересовалась Вин.

— Разумеется, нет. Хотя многим моя миссия представляется безнадежной.

— И в чем же она заключается?

— Я должен сделать так, чтобы вы выпили вино с наркотиком, после чего вас можно будет спокойно перенести наверх.

Вин фыркнула.

— Вижу, вы согласны со скептиками, — констатировал Телден.

— Вы только что себя выдали. По вашим словам, я должна выпить вина и потерять сознание. Значит, у вас есть способ подать сигнал людям наверху, чтобы они убрали камень. Вы можете освободиться. А я могу заставить вас рассказать мне, как именно это следует сделать.

— Эмоциональная алломантия не может повлиять на меня до такой степени, — не согласился Телден. — Сам я не алломант, но кое в чем разбираюсь. Вообще-то, подозреваю, что прямо сейчас вы пытаетесь управлять моими эмоциями. Напрасно, поскольку я говорю с вами совершенно искренне.

— Мне не нужна алломантия, чтобы заставить вас говорить. — Вин бросила взгляд на второй кинжал, который по-прежнему сжимала в руке.

— По-вашему, король Йомен — да, он там, наверху — не сможет понять, что вы меня принуждаете? — рассмеялся Телден. — Не сомневаюсь, что вы сможете меня сломать, но я не нарушу своей клятвы из-за простых угроз. Чтобы я заговорил, вам придется отрезать мне несколько пальцев и все такое прочее. Уверен, Йомен и остальные услышат, как я кричу.

— Я могу убивать слуг. По одному, пока вы не согласитесь сказать Йомену, что я без сознания, чтобы он открыл дверь.

— Думаете, я буду из-за них переживать? — улыбнулся Телден.

— Вы друг Эленда. Это ведь с вами он беседовал о философии.

— О философии и политике, — уточнил Телден. — Однако из всех нас только Эленд волновался из-за участи скаа. Уверяю вас, остальным было совершенно непонятно, с чего вдруг он ими так увлекся. — Он пожал плечами. — Впрочем, я не бессердечный. Если вы многих из них убьете, то, возможно, я сломаюсь и сделаю то, о чем вы просите. Пожалуй, можно начинать.

Вин посмотрела на слуг. Они и так до смерти ее боялись — слова Телдена никакой роли здесь не играли. Несколько минут прошли в тишине, потом Телден коротко рассмеялся.

— Вы супруга Эленда, — со значением проговорил он. — Видите ли, Йомен об этом не забыл. Он настаивал, что вы никого из нас не убьете, несмотря на свою довольно-таки грозную репутацию. До нас доходили слухи о том, что вы предпочитаете убивать королей и богов — ну и, быть может, случайно подвернувшихся солдат. Но вот прислужники-скаа…

Вин отвела взгляд от слуг, однако на Телдена не посмотрела, опасаясь, что в ее глазах он увидит подтверждение своим словам. Он ошибался — она убила бы слуг, если бы знала, что это поможет ей выбраться. Но она не была уверена. Если Йомен услышит крики, он не откроет люк, и от гибели невинных людей не будет никакого толка.

— Итак, — допив вино, продолжал Телден. — Мы в тупике. Мы предположили, что у вас могла возникнуть проблема с едой, если, конечно, вы не нашли способ открывать эти банки. Даже если так, здесь все ваши способности полностью нейтрализованы. Думаю, если вы не станете пить вино, мы все просто умрем от голода в этой пещере.

Вин откинулась на спинку стула.

«Должен быть способ выбраться отсюда — или хотя бы шанс воспользоваться этой возможностью».

Маловероятно, что она сумеет открыть люк. Возможно, чтобы вырваться на свободу, стоило бы использовать дюралюминий и сталь? Однако в случае неудачи у нее закончатся и сталь, и пьютер, а флаконов с металлами не осталось.

К несчастью, в словах Телдена была немалая доля правды. Даже если Вин и сможет выжить в пещере, она ничего не сумеет сделать. Наверху продолжится осада — она даже не знала, что именно там сейчас происходило, — а мир продолжит умирать, покоряясь интригам Разрушителя.

Нет, она должна во что бы то ни стало выбраться из пещеры. Даже если придется сдаться Йомену. Вин внимательно посмотрела на бутылку с отравленным вином.

«Вот проклятье! Этот поручитель намного умнее, чем мы ожидали…»

В вине определенно содержалось достаточное количество наркотика, чтобы лишить сознания алломанта.

Однако…

Пьютер ослаблял влияние самых разных наркотиков. Если воспламенить пьютер и дюралюминий после того, как выпить вино, поможет ли это сжечь яд? Можно ведь лишь притвориться, что потеряла сознание…

Маловероятно, что получится. Но что еще остается делать? Есть нечего, шансов на спасение не осталось. Вин не знала, чего хочет Йомен, — и вряд ли об этом стоило спрашивать Телдена, — но он точно не хотел ее смерти. Иначе бы просто оставил умирать от голода.

Итак, вариантов было два: сидеть в пещере и чего-то ждать или рискнуть и попытать счастья наверху. После недолгих размышлений Вин приняла решение. Ее рука потянулась к бутылке. Даже если трюк с пьютером не сработает, наверху будет больше возможностей что-то предпринять.

Телден коротко рассмеялся:

— Мне говорили, что вы решительная. Это так необычно: я слишком много времени провожу с благородными занудами, которые могут обсуждать какую-нибудь проблему по нескольку лет.

Проигнорировав его слова, Вин легко вытащила пробку, сделала глоток и почти сразу ощутила действие наркотика. Закрыла глаза, пытаясь изобразить, что засыпает. Оставаться в сознании было и впрямь непросто. Сознание начало затуманиваться, несмотря на полыхание пьютера.

Чувствуя подступающее забытье, Вин сползла со стула.

«Момент настал», — подумала она и зажгла дюралюминий.

Тело тут же наполнилось необыкновенной силой. Усталость исчезла. Вин чуть не вскочила от внезапного прилива энергии. И услышала смех Телдена.

— Ну и ну! — сказал он одному из слуг. — Она и в самом деле пошла на это.

— В противном случае вы бы умерли, господин, — откликнулся слуга. — Мы бы все погибли.

И в этот момент Вин поняла, что выгорел дюралюминий. Пьютер исчез, и вместе с ним пропал иммунитет к снотворному, которое по-прежнему оставалось в теле. Что ж, у нее все равно было мало шансов.

Вин услышала, как звякнул выпавший из ее ослабевшей руки кинжал, — и потеряла сознание.

* * *

Освободившись из темницы, Разрушитель получил возможность влиять на людей напрямую, однако проткнуть кого-либо гемалургическим штырем оставалось не так уж и просто.

Видимо, для начала он решил завладеть теми, чьи связи с реальностью уже были непрочны. Безумие делало их более открытыми для влияния Разрушителя, и он мог использовать их, чтобы превращать и более стойких людей в своих рабов. Тем или иным способом Разрушитель добился, что в его власти оказалось впечатляющее количество людей, занимавших важные посты. Хороший пример в этом смысле — король Пенрод, правивший Лютаделью.

51

Эленд летел сквозь туман. Он так и не сумел овладеть изобретенным Вин трюком с подковами. Каким-то образом она могла держаться в воздухе, чередуя алломантическое притяжение и отталкивание от нескольких подков, которые вертелись вокруг нее. Со стороны Эленду всегда казалось, что он видит смертельно опасный ураган из кусков металла, в центре которого находится Вин.

Он бросил монету и прыгнул. Четыре или пять раз пытался Эленд передвигаться при помощи подков, но его преследовали неудачи, и от подобной идеи пришлось отказаться. Вин была удивлена: она в совершенстве овладела этим методом передвижения за каких-то полчаса практики.

Но ведь она была Вин.

Оставалось обходиться монетами, которые Эленд носил с собой в большом кошельке. Медные гроши, самые маленькие из старых имперских монет, отлично годились для его целей. Особенно если учесть, что он явно был сильнее любого другого рожденного туманом. Отталкиваясь, Эленд каждый раз улетал дальше, чем это казалось возможным, и потому для путешествий на дальние расстояния требовалось не так уж много монет.

Он был рад покинуть лагерь. Завершая прыжок, рожденный туманом пролетел сквозь клубящуюся тьму, разжег пьютер и с глухим стуком приземлился. В долине, где он очутился, земля была почти свободна от пепла, который смело ветром, и образовалось нечто вроде коридора, где слой сажи доходил всего лишь до середины голени. Ради разнообразия Эленд побежал.

За спиной развевался туманный плащ. Сейчас император был одет не в один из своих белых мундиров, а в черное. Мундир казался неуместным, — кроме того, Эленду ведь так и не удалось хоть на некоторое время ощутить себя настоящим рожденным туманом. Обретя силы, он сразу же начал войну. Ему не приходилось шнырять в темноте, потому что рядом была Вин, у которой это получалось гораздо лучше.

«Теперь понимаю, отчего ей это так кружит голову», — подумал Эленд, бросая еще одну монету и прыгая над ложбиной между двумя холмами.

Несмотря на тягостные чувства из-за того, что Вин была в плену, несмотря на угрозу, нависшую над всей империей, он чувствовал бодрящую свободу и почти забыл о войне, разрухе и ответственности.

Приземлившись в очередной раз, Эленд погрузился в пепел почти по пояс и несколько секунд просто стоял и смотрел на лежавший вокруг слой мягкой черной пыли. Невозможно убежать от самого себя. Вин была в опасности, империя разрушалась, его народ голодал. Он обязан все исправить — он ведь сам принял на себя этот груз, когда стал императором.

Эленд снова оттолкнулся и взлетел, оставляя за собой шлейф легкого пепла.

«Надеюсь, у Сэйзеда и Бриза в Урто дела продвигаются получше…»

Центральный доминион нуждался в зерне из тамошнего хранилища — без него не вырастить достаточное количество хлеба до наступления зимы.

В этом деле Эленд положился на друзей. Сам он должен был переломить сложившуюся ситуацию с осадой Фадрекса. Но главное — во что бы то ни стало спасти Вин! Сидеть в лагере, позволяя Йомену дергать за ниточки, Эленд больше не мог и потому мчался сейчас на северо-восток, к последнему известному местонахождению армии колоссов. Время утонченной дипломатии прошло. Эленд нуждался в грозном мече, который смог бы занести над головой Йомена и при необходимости использовать для разгрома противника. А для таких целей больше всего подходили колоссы. Возможно, он поступил глупо, отправившись за опасными тварями в одиночку. Возможно, ошибся, отказавшись от дипломатии, но он принял решение. Он потерпел уже столько неудач — не сберег Вин, не обеспечил безопасность Лютадели, не защитил свой народ, — что просто не мог бездействовать.

Впереди в тумане появился свет. Эленд приземлился и побежал, проваливаясь по колено в пепел. Только пьютер помогал оставаться на ногах. Источником света оказалась деревня. Крики, мечущиеся в панике тени.

Бросив очередную монету, Эленд прыгнул, на лету разжигая металлы. Пронесся в своем развевающемся туманном плаще высоко над деревней и ее перепуганными жителями. Несколько домов горели. Свет от пожара выхватывал двигавшиеся по улицам громоздкие туши колоссов.

Выбрав чудище, которое как раз замахнулось мечом, Эленд потянул. Противник охнул, но меча не выпустил. Поскольку колосс был ненамного тяжелее, алломантическая сила потащила его вверх, тогда как самого Эленда увлекла вниз. Падая, он потянул за дверную петлю и увернулся от летевшего ему навстречу колосса. Затем бросил в тварь горсть монет.

Чудище и его меч еще вертелись в воздухе, когда Эленд приземлился посреди улицы, перед сбившимися в кучу скаа. Чуть позже рядом упал, вонзившись острием в покрытую пеплом землю, меч — колосс же рухнул замертво на другой стороне улицы.

Несколько его собратьев это заметили, и их маленькие красные глазки заблестели, отражая огни пожара и ярость, смешанную с восторгом от желания ответить на брошенный вызов. Теперь предстояло напугать — только так можно было получить власть над тварями. Эленд ждал только подходящего момента.

«Как же они могли когда-то быть людьми?» — с интересом подумал он, устремляясь вперед и хватая на ходу меч погибшего колосса — тот вышел, выворотив комья черной земли.

Их создал Вседержитель. Неужели он так расправился над теми, кто осмелился выступить против него? Твари были очень сильными, стойкими и совершенно неприхотливыми. Но кем же надо быть, чтобы превратить людей — пусть даже своих врагов — в подобных чудовищ?

Эленд пригнулся и одним ударом под колени повалил ближайшего монстра. Потом прыгнул и отрубил руку другому. Развернувшись, вонзил меч в грудь третьему. Он не испытывал угрызений совести, убивая тех, которые когда-то были невинными людьми. Те люди уже умерли. Занявшие их место твари готовы плодиться, используя других людей, если только кто-то их не остановит.

Или не возьмет под контроль.

Размахивая мечом, Эленд с криком бросился на ближайшего колосса. Все больше тварей замечали происходящее и приближались, топая по улицам, освещенным огнями пожаров. Это войско, судя по донесениям разведчиков, было очень большим — около тридцати тысяч. Уничтожить маленькую деревушку для них — все равно что буре разметать кучку пепла.

Эленд пришел, чтобы заполучить новую армию, но сейчас, убивая чудовищ, одного за другим, вдруг понял, что бьется за нечто совсем иное. Сколько таких деревень было уничтожено и никто о них даже не вспомнил? Скольких подданных он потерял из-за колоссов? Скольких уже никогда не сможет защитить?

Отрубив голову очередному монстру, Эленд повернулся и едва успел отбросить с помощью алломантии двух тварей поменьше, как на него, замахиваясь мечом, ринулась массивная двенадцатифутовая громадина. Эленд стиснул зубы и, разжигая пьютер, поднял собственный.

Звон скрестившихся мечей посреди полыхающей деревни походил на звук от удара молота по наковальне. Эленд устоял, хотя его противник был в два раза выше ростом и намного сильнее.

Колосса это привело в замешательство.

«Я сильнее, чем должен быть, — подумал Эленд. Повернувшись, он отсек изумленной твари руку. — Почему же я не могу защитить людей, которыми управляю?»

Будто желая показать, что это ему по силам, император закричал и разрубил колосса пополам. Тварь развалилась на два кровоточащих куска.

«Где взять еще сил, чтобы всех защитить? — яростно спросил себя Эленд. — Что я для этого должен сделать?»

К нему вдруг точно вернулись слова, сказанные Вин несколько месяцев назад в городке под названием Ветитан. Она назвала все, что он делал, краткосрочными мерами. Но что еще он мог предпринять? Он не был убийцей богов, не был героем из пророчества. Он был обычным человеком.

И похоже, настало время, когда обычные люди — даже алломанты — перестали что-то значить. С отчаянием император бросился рубить колоссов одного за другим. Но, как и в Фадрексе, его старания были бесплодны.

Деревня продолжала гореть. Сквозь звуки сражения Эленд слышал женский плач, детские крики, стоны умирающих. Он убивал без остановки, но это ничего не меняло в судьбе жителей деревни. Он обрушил на колоссов мощный алломантический импульс, гасящий эмоции, однако они устояли. Ни один не покорился. Означало ли это, что их контролирует инквизитор? Или они просто не были достаточно испуганы?

Эленд продолжал сражаться. Воцарившаяся повсюду смерть была своеобразной метафорой всего, что он сделал за последние три года. Он должен защитить своих людей — он так отчаянно пытался их защитить. Он преграждал путь армиям, свергал тиранов, писал законы и собирал запасы продовольствия, отнимая излишки. Но в океане смерти, хаоса и боли все его действия были лишь крохотной каплей. Он не мог спасти империю, оберегая один из ее уголков, как не мог и спасти целую деревню, прикончив нескольких колоссов.

Что толку убивать чудовище, если на его месте возникнут два? Что толку искать продовольствие для подданных, если вся земля покрыта удушающим пеплом? Кому нужен император, который не может спасти даже одну-единственную деревню?

Эленд никогда не испытывал жажды власти. Он был мыслителем, ученым и к управлению империей относился как к научной проблеме. Но, сражаясь той ночью посреди горящего тумана, падающего пепла и смерти, он начал догадываться, что движет людьми, стремящимися к власти.

Желание защитить. В тот момент Эленд принял бы силу, присущую божеству, если бы знал, что сможет с ее помощью спасти всех.

Он повалил еще одного колосса, а потом обернулся на чей-то крик. Из ближайшего дома вытаскивали молодую женщину. Пожилой мужчина пытался удержать ее, схватив за руку, и оба звали на помощь. Эленд сунул руку за пазуху и вытащил кошелек с монетами. Подбросил в воздух и одновременно потянул половину монет на себя, а другую оттолкнул прочь. Кошелек взорвался — кусочки металла разлетелись во все стороны, и часть их Эленд направил на колосса, который тянул женщину к себе.

Монстр охнул от боли, но не остановился. Монеты редко причиняли вред колоссам: ими нужно было целиться очень точно, чтобы убить. У Вин это получалось.

Эленд не стал бы так церемониться, даже если бы смог. Он вызывающе закричал и снова осыпал чудовище монетами. Притягивал их к себе с земли, а потом один за другим отправлял блестящие маленькие снаряды в синее тело монстра. Спину колосса залила кровь, и тот наконец неуклюже повалился на землю.

Мельком заметив проблеск надежды на лицах отца и дочери, Эленд повернулся к очередному противнику. Монстр поднял оружие, готовясь обрушить его на человека, но тот лишь яростно закричал.

«Я должен их защитить!» — вертелось у него в голове.

Нужно было захватить все войско, а не тратить время, убивая колоссов по одному. Но они продолжали упорно сопротивляться алломантии. Куда же подевался их страж-инквизитор?

Пока колосс замахивался, Эленд разжег пьютер и отскочил в сторону, а потом отсек твари кисть руки. Колосс закричал от боли. Эленд снова кинулся в драку. Жители деревни начали собираться вокруг него. Эти крестьяне явно не умели сражаться — они были под защитой Йомена и не сталкивались с бандитами или армиями, ищущими поживы. Но хоть навыков им и не хватало, они явно понимали, что нужно держаться поблизости от рожденного туманом. Их отчаявшиеся, умоляющие глаза побуждали Эленда рубить колосса за колоссом.

На мгновение ему вдруг стало все равно, было ли происходящее правильным или нет. Он просто сражался. Жажда битвы горела в нем, словно один из металлов, и отчасти это была жажда убивать. Поэтому Эленд продолжал биться — ради изумления в глазах людей, ради надежды, которая расцветала с каждым его ударом. Они почти распрощались со своими жизнями, как вдруг какой-то человек свалился с неба и начал их защищать.

Два года назад, во время осады Лютадели, Вин напала на крепость Сетта и убила три сотни его солдат. Эленд считал, что у нее были веские причины так поступить, но он не понимал, как именно она могла сделать что-то подобное. По крайней мере, не понимал до этой ночи, когда ему пришлось сражаться в безымянной деревне, среди густого пеплопада и полыхающих туманов, убивая бессчетное множество колоссов.

Инквизитор не появлялся. Эленд с досадой отвернулся от умирающего колосса и погасил металлы — твари окружили его со всех сторон, — зажег сначала дюралюминий, потом цинк — и дернул.

Деревню накрыла тишина.

Эленд остановился, слегка пошатываясь, и замер. Сквозь падающий пепел он смотрел на оставшихся колоссов — тысячи и тысячи, — которые теперь стояли вокруг, неподвижные и спокойные. Наконец-то они были в его власти.

«Я не мог взять их всех сразу», — с внезапной тревогой подумал Эленд.

Что же произошло с инквизитором? Обычно они всегда сопровождали большие банды вроде этой. Неужели сбежал? Только так можно было объяснить, почему все до единого колоссы покорились Эленду.

Обеспокоенный, не понимающий, что следует предпринять, он повернулся и окинул взглядом деревню. Несколько человек молча глядели на него. Они были так потрясены случившимся, что даже не пытались тушить пожары, а просто стояли в тумане и смотрели.

Эленд не чувствовал себя победителем. Его победу испортило отсутствие инквизитора. Кроме того, вся деревня полыхала — лишь несколько построек не были охвачены огнем. Эленд не спас ее: нашел свое войско, как и хотел, но чувствовал, что потерял нечто другое, куда более важное. Он со вздохом выронил меч из усталых окровавленных пальцев и пошел к крестьянам. Количество мертвых колоссов, лежавших повсюду, неприятно его удивило. Неужели он и впрямь стольких убил?

Впрочем, все в нем еще полыхало от затаенной ярости, и в глубине души Эленд даже жалел о том, что закончилось время убивать. Император остановился перед молчаливыми жителями деревни.

— Ты ведь он, верно? — с благоговением и ужасом спросил какой-то старик.

— Кто? — уточнил Эленд.

— Вседержитель.

Император посмотрел на свою черную одежду, на свой туманный плащ — они были пропитаны кровью.

— В каком-то смысле, — сказал он и повернулся на восток, где его солдаты, принадлежавшие к человеческому роду, расположились лагерем на расстоянии многих миль от этой деревни.

Они ждали его возвращения в сопровождении большого войска колоссов, они рассчитывали на помощь. У него была только одна причина сделать то, что он сделал. Наконец-то Эленд признался себе в том, какое решение принял, пусть и безотчетно, в тот момент, когда отправился за тварями.

«Время убивать вовсе не закончилось — оно только начинается».

* * *

Ближе к концу пепел начал собираться повсюду с устрашающей скоростью. Как уже было сказано, Вседержитель придумал особые бактерии, которые не позволяли пеплу засы́пать весь мир. Они не питались им, а скорее разлагали его на составные части. Сам по себе вулканический пепел, в общем-то, полезен для почвы, в зависимости от того, что на ней растет.

Однако когда чего-то становится слишком много, ужасных последствий не избежать. Вода необходима для жизни, но ее избыток приводит к затоплению. Все время, пока существовала Последняя империя, мир балансировал на лезвии ножа, и главной опасностью был и оставался пепел. Бактерии разлагали его почти с той же скоростью, с какой он прибывал, но, когда его стало слишком много, почва изменилась, и растения начали погибать.

В итоге все рухнуло. Беспрестанные пеплопады задушили всю растительность. У бактерий не осталось ни единого шанса справиться со своей задачей, поскольку им требовалось время и пища, чтобы размножаться.

52

Во времена Вседержителя Лютадель являлась самым густонаселенным городом во всем мире. Трех- и четырехэтажные бараки заполняли скаа, которые трудились на многочисленных кузницах и фабриках, производя товары, которые потом продавали торговцы благородного происхождения. Еще здесь селились аристократы, просто желавшие обитать поблизости от императорского двора. Тен-Сун предполагал, что после смерти Вседержителя и падения имперского правительства в Лютадели станет значительно просторнее.

По всей видимости, он ошибался.

Все еще пребывая в теле волкодава, кандра обследовал улицу за улицей, и его удивление постепенно росло. Оказалось, что в каждом уголке — в переулках, в подворотнях, во всех до единого бараках — целыми семьями обитали скаа. Город ужасно вонял, повсюду громоздились кучи мусора и горы пепла.

«Что происходит?» — изумился Тен-Сун.

Скаа жили среди отбросов, многие были явно нездоровы — чуть не из каждой засыпанной пеплом сточной канавы раздавался жалобный кашель. Тен-Сун продвигался к крепости Венчер. Если ответы на его вопросы существовали, он надеялся отыскать их именно там. То и дело приходилось грозно рычать на голодных скаа, а дважды рычания оказалось недостаточно, и кандра вынужден был бежать.

«Несомненно, Вин и Эленд не позволили бы городу так низко пасть», — думал он, прячась в переулке.

Это было дурное предзнаменование. Тен-Сун покинул Лютадель, даже не зная, переживут ли его друзья осаду. Знамя Эленда — копье и свиток — трепетало над городскими воротами. Не мог ли кто-то другой присвоить его символы? А что случилось с армией колоссов, которая угрожала Лютадели гибелью год назад?

«Я не должен был ее бросать, — ощутив неприятную тревогу, подумал Тен-Сун. — Все из-за дурацкого чувства долга, свойственного кандра. Я должен был остаться с ней, рассказать все, что знаю, хоть мои знания и ограниченны.

Конец света наступит из-за того, что я по глупости решил быть честным».

Он осторожно высунул голову из переулка и посмотрел на крепость Венчер. Сердце Тен-Суна упало, когда он увидел, что прекрасные витражные окна разбиты. Проемы были грубо заколочены досками. У входа стояли стражники. Впрочем, это как раз хороший знак.

Тен-Сун двинулся вперед, старательно изображая грязную дворнягу. Держась в тени, он постарался подобраться как можно ближе к воротам. Наконец спрятавшись за кучей отбросов, улегся и стал наблюдать за стражниками. Усилил барабанные перепонки и весь обратился в слух.

Ничего толкового он не услышал. Стражники большей частью молчали, скучая и без малейшего намека на тревогу опираясь на свои копья с обсидиановыми наконечниками. Тен-Сун ждал, жалея, что рядом нет Вин, которая могла бы разжечь эмоции солдат, сделав их более склонными к болтовне.

«Конечно, если бы Вин была здесь, мне не пришлось бы прятаться по углам, собирая сведения по крупицам», — с досадой подумал Тен-Сун.

Шел пеплопад, небо становилось все темнее, а он все ждал и ждал. Наконец, когда сгустился туман, стражники немного оживились.

— Ненавижу ночное дежурство, — пробормотал один из них.

— Да нет в нем ничего особенного, — откликнулся другой. — Не для нас. Туман нас не убьет. От него ничего плохого не будет.

«Что?» — мысленно изумился Тен-Сун.

— А от короля? — негромко спросил первый стражник.

Его напарник опасливо огляделся по сторонам:

— Лучше бы тебе помалкивать.

— Я просто надеюсь, что император скоро вернется. — Первый стражник пожал плечами.

— Король Пенрод правит согласно воле императора, — сурово проговорил второй стражник.

«Ага, — подумал Тен-Сун. — Значит, Пенрод сумел сохранить за собой трон. Но… что еще за император?»

Кандру охватили опасения, что императором мог стать Страфф Венчер. Именно этот ужасный человек собирался захватить Лютадель, когда Тен-Сун уходил.

Но что же случилось с Вин? Почему-то не верилось, что она могла потерпеть поражение. Тен-Сун видел, как она убила Зейна Венчера, который применил атиум, в то время как Вин была его лишена. Насколько мог судить Тен-Сун, она трижды совершила невозможное. Она убила Вседержителя. Она победила Зейна.

И она подружилась с кандрой, который упорно желал ее ненавидеть.

Стражники снова замолчали.

«Это глупо, — подумал Тен-Сун. — У меня нет времени прятаться по углам и подслушивать. Приближается конец света!»

Он поднялся, стряхнул пепел — стражники тотчас же встрепенулись, сжали свои копья и начали встревоженно вглядываться во тьму в поисках источника звука.

Тен-Сун поколебался. Их нервозность одарила его идеей. Он повернулся и убежал в ночь. За год службы у Вин он довольно хорошо узнал город — она часто отправлялась в дозор, уделяя особое внимание окрестностям крепости Венчер. Но Тен-Суну все равно пришлось потратить немало времени, чтобы отыскать нужное место. Он там никогда не бывал, но знал, как оно выглядит.

Тен-Сун убил того, кто рассказал ему об этом месте.

От воспоминаний по-прежнему пробирала дрожь. Кандра исполняли Договоры, в которых обычно содержалось обязательство изображать определенных людей. Хозяин предоставлял тело — самим убивать людей кандра запрещено, — а кандра исполнял назначенную ему роль. Однако перед тем, как все это происходило, кандра обычно изучал предполагаемую жертву, узнавая о ней все, что только можно было узнать.

Тен-Суну же пришлось убить Ор-Сьера, своего собрата по поколению, который помог свергнуть Отца. По приказу Кельсера Ор-Сьер притворился аристократом, лордом Рену, потому что Кельсеру требовался человек из высшего общества в качестве прикрытия. Однако у Ор-Сьера была еще одна, более важная роль. Тайная роль, о которой даже друзья Кельсера не знали до самой его смерти.

Тен-Сун приблизился к старому складу. Все выглядело именно так, как описывал Ор-Сьер. Тен-Сун содрогнулся, вспомнив крики Ор-Сьера. Кандра умирал в муках — Тен-Суну пришлось на это пойти, потому что он должен был о многом узнать. Ему требовались все секреты. Иначе он не сумел бы убедительно изображать своего соплеменника.

В тот день ненависть Тен-Суна к людям и к самому себе за то, что он служил им, горела ярче, чем когда бы то ни было. Он понятия не имел, как Вин удалось справиться с этой ненавистью.

Склад, перед которым стоял Тен-Сун, превратился в святое место. Церковь Выжившего украшала его и следила за порядком. На табличке, висевшей у входа, было изображено копье — оружие, от которого приняли смерть и Кельсер, и Вседержитель; а еще текст, объяснявший важность этого склада.

Тен-Сун знал эту историю. Здесь друзья Выжившего нашли оружие, которое он оставил для революции скаа. Его обнаружили в тот самый день, когда погиб Кельсер. По слухам, восставших сюда привел дух самого Выжившего. Слухи в каком-то смысле соответствовали правде. Тен-Сун осмотрел здание, следуя предсмертным указаниям Ор-Сьера. Благословение ясности позволило вспомнить каждое слово, и он отыскал среди пепла нужное место — часть мостовой, где брусчатка лежала неровно. Там он и принялся копать.

Кельсер, Выживший в Хатсине, действительно явился своим последователям той ночью несколько лет назад. По крайней мере, его кости точно явились. Ор-Сьеру было приказано поглотить тело Выжившего и в его облике посетить верных скаа, чтобы воодушевить их. Легенды о Выжившем, вся религия, что выросла вокруг его фигуры, начались из-за того, что сделал кандра.

И этого кандру Тен-Сун в конечном счете убил. Но сначала выведал все его секреты. Включая место, где Ор-Сьер закопал кости Выжившего, и то, как этот человек выглядел.

Тен-Сун улыбнулся, когда показалась первая кость. Им было много лет, а он ненавидел старые кости. Кроме того, у него не было волос, и человек, которого он собирался воссоздать, получится лысым. Но такой шанс нельзя упускать. Тен-Сун лишь один раз видел Выжившего, однако весь его опыт подражательства…

Что ж, попробовать стоило.

* * *

Веллен оперся на копье и снова вгляделся в туман. Риттл, его напарник, говорил, что бояться не надо. Но Риттл понятия не имел, на что способен туман. Что он скрывает. Веллен считал, что сам выжил лишь потому, что испытывал к туману почтение. Еще он старался не думать слишком много о тех вещах, которые ему довелось увидеть.

— Думаешь, Скифф и Джастон снова опоздают сменить нас? — пытаясь снова завязать разговор, спросил Веллен.

— Знать не знаю, Веллс, — хмыкнул Риттл.

Он не любил пустую болтовню.

— Я подумал, может, кому-то из нас стоит пойти и проверить, — не унимался Веллен, глядя в туман. — Ну, узнать, не собираются ли они уже прийти… — Внезапно он смолк.

В тумане что-то было.

«Вседержитель! — в страхе отпрянув, подумал Веллен. — Только не это!»

Темная фигура приближалась быстрым шагом. Риттл встрепенулся, взял на изготовку копье:

— Стоять!

Из тумана вышел безоружный человек в черном плаще с поднятым капюшоном, однако его лицо можно было разглядеть. Веллен нахмурился. Что-то в этом лице показалось ему знакомым…

Риттл охнул и упал на колени, схватившись за серебряную подвеску в виде копья, которую всегда носил на шее. Веллен нахмурился еще сильней. А потом он заметил шрамы на предплечьях незнакомца…

«Вседержитель!» — потрясенно подумал Веллен, понимая, где видел этого человека.

На одной из многочисленных картин, изображавших Выжившего в Хатсине.

— Встань, — доброжелательно произнес явившийся из тумана.

Риттл поднялся; у него дрожали колени. Веллен подался назад, не зная, надо ли чувствовать восторг или ужас. Он испытывал и то и другое одновременно.

— Я пришел, чтобы похвалить вас за преданность, — сказал Выживший.

— Мой господин… — не поднимая головы, проговорил Риттл.

— Кроме того, — Кельсер вскинул палец, — я пришел сказать, что мне не нравится, как этим городом управляют. Мои люди больны, они голодают. И умирают.

— Мой господин, — осмелел Риттл, — еды не хватает, а то, что было на складах, разграбили во время бунтов. Мой господин, туман стал убивать! Умоляю, отзовите его!

— Я его не призывал, — возразил Кельсер. — Я знаю, что еды осталось не много, но вам следует делиться тем, что есть, и не терять надежды. Расскажи мне о человеке, который правит здесь.

— О короле Пенроде? — уточнил Риттл. — Он правит от имени императора Венчера, который ушел воевать.

— Лорда Эленда Венчера? И Эленд одобряет то, что происходит с этим городом? — Кельсер явно рассердился.

Веллен съежился.

— Нет, мой господин! — задрожал Риттл. — Я…

— Лорд Пенрод обезумел, — против собственной воли договорил за него Веллен.

Выживший повернулся к нему.

— Веллс, тебе не стоило… — начал было Риттл и смолк, когда Выживший бросил на него строгий взгляд.

— Говори, — приказал Выживший Веллену.

— Он разговаривает с воздухом, мой господин, — быстро заговорил Веллен, не глядя на Кельсера. — И с самим собой. Заявляет, будто видит рядом Вседержителя. Пенрод… он в последнее время отдал много странных приказов. Он заставляет скаа драться друг с другом за пищу, твердит, что выжить должны только сильные. Он убивает тех, кто ему возражает. Вот такие дела.

— Я понимаю, — кивнул Выживший.

«Он ведь это уже знает, — подумал Веллен. — Зачем спрашивать?»

— А где моя Наследница? Герой Веков, Вин.

— Императрица? — на всякий случай уточнил Веллен. — Она с императором.

— Где?

— Никто точно не знает, мой господин, — вмешался Риттл, которого все еще била дрожь. — Она уже давно не возвращалась. Мой сержант сказал, она и император сражаются на юге с колоссами. Но я слышал людей, которые говорили, что армия ушла на запад.

— Это мало что проясняет, — заметил Кельсер.

Веллен встрепенулся, точно что-то вспомнив.

— Что? — заметив его движение, спросил Выживший.

— Несколько месяцев назад здесь останавливался большой отряд. — Веллен вдруг ощутил прилив уверенности. — О его прибытии особо не болтали, но я попал в число тех, кто помогал им с припасами. С ними был лорд Бриз, и он говорил, что скоро встретится с вашими общими друзьями.

— Где? Куда они направлялись?

— На север, — пояснил Веллен. — В Урто. Должно быть, император там, мой господин. Северный доминион охвачен восстанием. Он, должно быть, борется с бунтовщиками.

Выживший кивнул:

— Очень хорошо. — Он отвернулся, словно желая уйти, а потом оглянулся. — Передайте всем, кому только сможете. Времени осталось мало. Скажите людям, что, когда туман исчезнет, нужно немедленно укрыться. Лучше всего под землей.

Веллен помедлил.

— Пещеры, где пряталось твое войско? — спросил он.

— Они подойдут. Прощайте.

И Выживший исчез в тумане.

* * *

Тен-Сун убегал от ворот крепости Венчер все дальше и дальше в туман. Он бы мог, наверное, попасть внутрь здания. Но он не был уверен, что личина Выжившего выдержит чей-то внимательный взгляд.

Он не знал, стоило ли доверять сведениям, полученным от солдат. Однако других зацепок не было. Оставаясь в облике Кельсера, кандра повстречался в ночной тьме еще с несколькими людьми, однако они ничего не смогли рассказать о местонахождении войска. Вин и Эленда в Лютадели не видели уже очень давно.

Тен-Сун торопился назад, к яме за складом, в которой обнаружил кости. Он опустился на колени и достал мешок, набитый собачьими костями. Нужно было снова облачиться в тело пса и отправиться на север. Он надеялся, что…

— Эй ты! — крикнул кто-то.

Тен-Сун безотчетно поднял голову. В дверях склада с фонарем в руке стоял человек. За его спиной виднелись еще люди — походило на то, что святое место стало для них домом.

«Ой-ой-ой», — подумал Тен-Сун, когда на лицах тех, кто находился ближе, отразилось потрясение.

— Мой господин! — Человек в ночной сорочке, по-видимому возглавлявший этих людей, упал на колени. — Вы вернулись!

— Да. — Тен-Сун поднялся, стараясь двигаться так, чтобы никто не заметил мешок с костями.

— Мы знали, что так случится, — обрадовался человек. Люди вокруг него начали перешептываться; кто-то заплакал. Многие упали на колени. — Мы берегли это место, молились тебе, чтобы ты направил нас на истинный путь. Король сошел с ума, мой господин! Что же нам делать?

Искушение признаться, что на самом деле он кандра, было очень сильным, но Тен-Сун увидел надежду в их глазах и не смог ее обмануть. Кроме того, возможно, все складывалось не так уж плохо.

— Пенрод поддался Разрушителю, — сказал он. — Той силе, которая хочет уничтожить мир. Вы должны собрать всех истинно верующих и покинуть этот город до того, как Пенрод всех вас убьет.

— Мой господин, куда же нам идти?

Тен-Сун поколебался. И в самом деле — куда?

— Возле ворот крепости Венчер стоят караульные. Они знают подходящее место. Идите к ним. Вы должны спрятаться под землей. Это понятно?

— Да, господин, — подтвердил скаа.

Столпившиеся позади него люди постепенно подбирались ближе, каждый старался хоть краем глаза увидеть Тен-Суна. Их пристальные взгляды заставляли нервничать, поэтому он предупредил их о необходимости соблюдать осторожность и поторопился скрыться в ночи.

Кандра отыскал пустое здание и быстро обернулся собакой, пока никто его снова не обнаружил. Когда дело было сделано, он посмотрел на кости Выжившего с внезапным… почтением.

«Не глупи, — сказал Тен-Сун самому себе. — Это просто скелет, каких ты уже повидал сотни».

Но все-таки глупостью казалось именно оставлять столь могущественный инструмент на произвол судьбы. Аккуратно сложив кости в ворованный мешок, Тен-Сун лапами — куда более ловкими, чем лапы обычного волкодава, — привязал его к своей спине.

После этого кандра через северные ворота покинул город, двигаясь со всей скоростью, на какую был способен волкодав. Он направлялся в Урто и надеялся, что не ошибся с выбором пути.

* * *

Договор между Охранителем и Разрушителем — божественная вещь, которую нелегко объяснить с человеческой точки зрения. Несомненно, все началось с того, что они зашли в тупик. С одной стороны, оба знали, что только вместе могут творить, с другой — что никогда не будут полностью удовлетворены своим творением. Охранитель не сможет сделать так, чтобы все оставалось совершенным и неизменным, а Разрушитель ничего не сможет уничтожить.

Разрушитель в конце концов получил возможность прекратить существование мира и тем самым добиться своего. Но это не входило в условия первоначальной сделки.

53

Призрак обнаружил Бельдре сидящей на скалистом берегу озера — она смотрела на черные воды, чью гладь в безветрии пещеры ничто не могло нарушить. Неподалеку Сэйзед и солдаты Гораделя работали над созданием механизма, который должен был повернуть подземные реки вспять.

Призрак тихонько подошел к девушке, держа в руках кружку с горячим чаем. Она обжигала чуть ли не до костей — значит для обычного человека чай был в самый раз. Самому Призраку приходилось ждать, пока еда и питье не остынут полностью.

Он не завязал глаза. Пьютер помогал переносить боль, которую причинял свет фонаря. Бельдре не обернулась на звук шагов. Молодой человек откашлялся — она чуть вздрогнула. Неудивительно, что Квеллион так старательно защищал сестру: такую святую простоту было еще поискать. В подполье она не продержалась бы и трех ударов сердца. Даже Альрианна, притворявшаяся дурочкой, смогла бы проявить жестокость, чтобы выжить. А вот Бельдре…

«Она нормальная, — подумал Призрак. — Такими люди и стали бы, не случись вокруг инквизиторов, армий и убийц».

Он ей даже позавидовал. Это было странное чувство — ведь он столько лет провел в мечтах о том, как бы стать кем-то более важным.

Бельдре продолжала смотреть на воду, и Призрак, осмелев, присел рядом.

— Вот, — сказал он, протягивая кружку. — В подземелье прохладно из-за озера.

Девушка помедлила, но кружку все же взяла:

— Спасибо.

Призрак позволил сестре Гражданина бродить по всей пещере, рассудив, что вреда от нее не будет, правда, на всякий случай попросил людей Гораделя за ней присматривать. Так или иначе, Бельдре отсюда не выбраться. Согласно распоряжениям Призрака выход из подземелья стерегли два десятка солдат, а лестницу, ведущую к люку, они собрали. Вернуть ее на прежнее место могли лишь по особому распоряжению.

— Трудно поверить, что все это существовало под твоим городом, да? — попытался завязать разговор Призрак.

Странное дело, но в саду, когда им обоим угрожала опасность, разговаривать было легче.

Бельдре кивнула:

— Мой брат был бы рад обнаружить это место. Он волнуется: рыбы в северных озерах все меньше и меньше. А пшеница… по слухам, с ней тоже не все хорошо.

— Туман. Из-за него растения не получают достаточно солнечного света.

Глядя на чашку, девушка снова кивнула. Пока что она не отпила ни глотка.

— Бельдре, прости меня. Я и впрямь хотел выкрасть тебя из сада, но передумал. Однако стоило тебе здесь появиться одной…

— Нельзя было упускать такой шанс, — договорила она с горечью. — Понимаю. Сама виновата. Брат всегда говорит, что я слишком доверчивая.

— Иногда это к лучшему.

— Ничего подобного. — Бельдре негромко шмыгнула носом. — Кажется, всю жизнь я только и делаю, что кому-то доверяю, а они потом делают мне больно. Этот случай не исключение.

Призрак ощутил злость на самого себя. Когда он отдал приказ захватить ее в плен, все казалось так просто. Отчего же сейчас так щемит в груди?

«Кельсер, подскажи, как мне быть!» — подумал он.

Но его бог молчал. Выжившего интересовало лишь то, что было непосредственно связано с судьбой города.

— Знаешь, а я верила в него, — сказала вдруг Бельдре.

— В брата?

— Нет. — Она едва заметно покачала головой. — Во Вседержителя. Я была благовоспитанной юной дамой. Я всегда платила налоги поручителям — даже больше необходимого; звала их для засвидетельствования любых, даже самых незначительных сделок. И за уроки истории империи тоже платила. Я думала, что все идет как надо. Мир казался таким уютным, таким спокойным. А потом они попытались меня убить. Как выяснилось, я наполовину скаа. Отец так хотел иметь ребенка, а мать была бесплодной, вот он и зачал детей с одной из горничных. Матушка это одобрила.

Девушка сокрушенно покачала головой.

— Как можно было так поступить? — продолжила она. — В смысле, чего стоило ему найти себе аристократку? Нет, выбрал служанку. Хотя, может, она ему нравилась… — Бельдре опустила глаза.

— У меня дед из благородных, — поддержал разговор Призрак. — А сам я вырос на улице и не знал его.

— Иногда я думаю, что лучше бы и со мной было так. Что делать, если священники, которые учат тебя с юных лет и которым ты доверяешь больше, чем собственным родителям, вдруг приходят за тобой, чтобы увести на казнь? И я просто пошла, куда приказали. А потом…

— Что было потом? — спросил Призрак.

— Вы меня спасли — Выживший и остальные. Вы свергли Вседержителя, воцарился хаос, и о таких, как я, все забыли. Поручители были слишком заняты, пытаясь умилостивить Страффа.

— А потом к власти пришел твой брат.

— Да. Я думала, из него получится хороший правитель. Он на самом деле хороший! Он просто хочет, чтобы все было прочным и крепким. Чтобы был мир. Но иногда то, что он делает… то, что он говорит…

— Мне жаль.

Девушка покачала головой:

— И вот пришел ты. И спас того ребенка, прямо на моих глазах, на виду у Квеллиона. Ты пришел в мой сад и даже не попытался мне угрожать. Я подумала… может, о нем правду говорят. Может, он согласится помочь. И я пришла, как последняя дура.

— Я бы хотел, чтобы все было проще, Бельдре. Я бы хотел тебя отпустить. Но так нужно. Ради общего блага.

— Квеллион, знаешь ли, тоже всегда так говорит.

Призрак не нашелся, что ответить.

— Вы с ним очень похожи. Оба сильные. Властные.

— Ты решила, будто хорошо знаешь меня, да? — Призрак фыркнул.

Бельдре вспыхнула:

— Ты Выживший в огне. Не думай, что я ничего о тебе не слышала: у брата не получается выгонять меня со всех собраний.

— Слухи, — возразил Призрак, — очень редко заслуживают доверия.

— Ты был среди спутников Выжившего.

— Это правда. Но попал я к нему случайно.

Бельдре устремила на него хмурый взгляд.

— Кельсер тщательно выбирал членов своего отряда, — объяснил Призрак. — Так было с Хэмом, Бризом, Сэйзедом и даже Вин. Так он выбрал моего дядю. И тем самым заполучил меня в качестве премии. Я… на самом деле я никогда по-настоящему не участвовал в той истории, Бельдре. Я был вроде как наблюдателем. Они посылали меня стоять на стреме и все такое прочее. Я бывал на их собраниях, но все относились ко мне как к мальчику на побегушках. Да за первый год я не меньше сотни раз подливал Бризу вино в бокал!

— Получается, ты был слугой?

— Вроде того, — улыбнулся Призрак. — Я и говорить толком не мог: привык болтать на жаргоне восточных улиц и вечно путал слова. Все твердили, что у меня акцент. Вот я и молчал бо́льшую часть времени, и еще злился. Они все были милы со мной, но я-то знал, что на самом деле на меня почти не обращали внимания.

— А теперь ты ими командуешь.

— Нет, тут всеми командует Сэйзед, — рассмеялся Призрак. — Бриз также главнее меня, просто он слишком ленив, чтобы отдавать приказы, и позволяет это делать мне. Он любит управлять людьми так, чтобы они не замечали. Половина того, что я говорю, на самом деле может оказаться идеями, которые он каким-то образом вкладывает в мою голову.

На лице девушки появилось сомнение.

— Террисиец тут главный? Но ведь он слушается тебя!

— Просто он позволяет мне делать то, чего не хочет делать сам. Сэйзед — великий человек. Один из лучших. Но он ученый. Он с большим усердием будет изучать что-либо и делать заметки, чем отдавать приказы. Вот поэтому я и получаюсь крайним. Я просто делаю работу, для которой у остальных не хватает времени.

Некоторое время Бельдре молчала, потом наконец попробовала чай.

— О! — воскликнула она. — Вкусно!

— Вседержитель сам его выбирал, насколько нам известно. Мы его нашли среди остальной провизии.

— Вы за этим и пришли? — Бельдре кивком указала на пещеру. — Мне было странно, что вашего императора так заботит судьба Урто. Наш город утратил значение с тех пор, как Венчеры переехали в Лютадель.

— Отчасти ты права, хотя Эленда беспокоит это ваше восстание. Очень опасно иметь врага, который убивает аристократов и контролирует один из самых больших городов, да еще и расположенный так близко от Лютадели. Больше я тебе ничего не могу сказать. Мне часто кажется, что я по-прежнему просто наблюдатель. Вин и Эленд — вот кто знает, что происходит на самом деле. Парня вроде меня можно отправить на несколько месяцев в Урто, в то время как сами они делают важные дела на юге.

— Они несправедливы к тебе.

— Нет, все правильно, — не согласился Призрак. — Мне тут даже понравилось. Я наконец-то смог чего-то добиться.

Бельдре отставила чашку и обхватила колени руками.

— Какие они? — спросила она. — Я столько всего слышала. Говорят, император Венчер все время носит белое, и пепел не оставляет следов на его одежде! Он может одержать победу над войском при помощи одного лишь взгляда. А еще его жена, Наследница Выжившего. Рожденная туманом…

Призрак улыбнулся:

— Эленд — рассеянный ученый, он в два раза хуже Сэйзеда. Он погружается в книги с головой и забывает про собрания, которые сам же созвал. Он носит красивую одежду только потому, что террисийка заказала ему новый гардероб. Война его немного изменила, но внутри, я думаю, он остался все тем же мечтателем, который вынужден жить в мире, где слишком много жестокости.

А Вин… что ж, она и впрямь необычная. Мне всегда было сложно как-то о ней судить. Иной раз она кажется хрупкой, словно ребенок. А потом берет и убивает инквизитора. Она бывает одновременно очаровательной и пугающей. Я как-то пытался за ней приударить.

— Правда? — Бельдре встрепенулась.

— Я ей платок подарил. — Призрак улыбнулся еще шире. — Я слышал, что так принято у аристократов.

— Только у романтиков, — уточнила Бельдре, и на лице ее появилось мечтательное выражение.

— Ну так вот, я его подарил. Правда, не думаю, что она поняла, зачем я это сделал. И конечно, когда до нее дошло, я получил от ворот поворот. Не понимаю, где была моя голова, когда я осмелился за ней ухаживать. Ну, я же просто Призрак. Тихоня, бормотун, легко забывающийся Призрак.

Он закрыл глаза:

«Что я несу?»

Женщинам не нравится, когда мужчины говорят о себе уничижительно. Призрак об этом столько раз слышал.

«Не нужно было мне начинать этот разговор. Лучше и дальше приказы отдавать. Выглядел бы тут самым главным».

Однако ничего уже нельзя было исправить. Бельдре теперь знала о нем правду. Призрак со вздохом открыл глаза.

— По-моему, тебя не так уж легко забыть. Конечно, я бы испытывала к тебе больше добрых чувств, если бы ты меня отпустил.

— Когда все закончится. Обещаю.

— Ты используешь меня против него? Будешь угрожать моей смертью, если он не сдастся?

— Подобные угрозы не имеют смысла, если на самом деле ты знаешь, что никогда их не исполнишь, — возразил Призрак. — Честное слово, Бельдре, тебе ничего не угрожает. Вообще-то, мне кажется, что здесь ты будешь в большей безопасности, чем во дворце своего брата.

— Пожалуйста, не убивай его, Призрак. Может быть… может, ты бы как-то ему помог, объяснил, что он перестарался.

— Я… попробую, — кивнул молодой человек.

— Обещаешь?

— Ладно. Обещаю, что хотя бы постараюсь спасти твоего брата. Если смогу.

— И город.

— И город. Верь мне. Мы уже такое делали — все пройдет гладко.

Бельдре в очередной раз кивнула, словно и впрямь ему поверила.

«Какой надо быть, чтобы доверять людям после всего, что с ней случилось?»

Вин на ее месте вонзила бы ему кинжал в спину при первой же возможности, и, наверное, поступила бы правильно. Но эта девушка продолжала верить. Призрак будто нашел красивый цветок посреди усыпанного пеплом поля.

— Когда все закончится, может быть, ты представишь меня императору и императрице? Похоже, они интересные люди.

— С этим не поспоришь: Эленд и Вин… ну да, они очень интересные. Интересные люди, которые несут тяжкое бремя. Иногда мне хочется быть таким же сильным, чтобы вершить серьезные дела.

Бельдре положила руку ему на плечо, и он вскинул удивленный взгляд.

— Власть — ужасная штука, Призрак, — тихонько проговорила Бельдре. — Я… мне не нравится, что́ сила сделала с моим братом. Не стоит так страстно желать ее.

Призрак посмотрел ей в глаза, потом кивнул и поднялся:

— Если тебе что-то понадобится, попроси Сэйзеда. Он позаботится, чтобы тебе было удобно.

Бельдре посмотрела на него снизу вверх:

— Куда ты идешь?

— Туда, где меня увидят.

* * *

— Хочу главные торговые соглашения по всем каналам, — заявил Дарн. — И пусть император даст мне титул.

— Титул? — переспросил Призрак. — Титул? Думаешь, если перед твоим именем поставить словечко «лорд», твоя физиономия станет менее уродливой?

Дарн вскинул бровь. Призрак коротко рассмеялся.

— Получишь и то и другое. Я все обсудил с Сэйзедом и Бризом — они даже договор для тебя составят, если захочешь.

— Захочу. — Дарн признательно кивнул. — Лорды делают такие вещи как следует.

Они находились в одной из его секретных квартир. Это был не дом, а пристройка к одной из таверн. На стене висело несколько старых барабанов.

Призраку не пришлось особо утруждаться, чтобы проскользнуть мимо солдат Квеллиона, которые стерегли вход в инквизиторский дом. Еще до того, как по-настоящему овладеть оловом, и задолго до того, как смог зажигать пьютер, молодой человек научился прятаться и шпионить. Он не мог сидеть в пещере вместе со всеми: было слишком много дел, и отряд стражников вряд ли сумел бы ему помешать.

— Я хочу, чтобы на входе в Хэрроуз поставили плотину, — разъяснял свой план Призрак. — Мы наполним каналы вечером, когда рынки уже опустеют. Никто не живет в канавах, кроме здешних обитателей трущоб. Если ты не хочешь, чтобы тут все затопило, то позаботься о надежной преграде, которая остановит воду.

— Я уже принял меры. Когда Хэрроуз только начал заселяться, мы разобрали шлюзовой механизм у входа, но я знаю, где он. Мы его соберем, и, если у нас получится, вода сюда не попадет.

— Лучше пусть получится, — проворчал Призрак. — Не хочу, чтобы на моей совести была гибель половины городских бродяг. Я сообщу тебе о дне, когда мы приведем план в действие. Сделай так, чтобы на рынке не оказалось товаров, а в канавах — людей. За это и за то, что ты сотворил с моей репутацией, мы точно одарим тебя желанным титулом.

— Ну что ж, тогда продолжим работу над этой самой репутацией. — Дарн поднялся.

Он провел Призрака в общий зал таверны. Молодой человек, как всегда, был в своем обгоревшем плаще, который стал чем-то вроде символа. Почему-то этот наряд казался даже лучше туманного плаща.

Все встали, когда вошел Призрак. Тот улыбнулся и жестом приказал людям Дарна принести украденные из хранилища мехи с вином. Призрак выносил их по одному несколько ночей подряд.

— Сегодня, — сказал он, — вы не будете платить Квеллиону за ворованную выпивку, с помощью которой он пытается сделать вас счастливыми и довольными.

И больше ничего говорить не стал. Он не обладал даром Кельсера завоевывать людей при помощи слов. Поэтому, как предложил Бриз, бо́льшую часть времени молчал. А чтобы не выглядеть равнодушным, ходил от стола к столу и с задумчивым видом расспрашивал людей об их проблемах. Слушал истории о потерях и лишениях, пил за тех, кого убил Квеллион. Пьютер помогал оставаться трезвым. Эта особенность, которую люди считали мистической, также работала на репутацию Призрака, как и то, что он не погиб в огне.

За этой таверной последовала другая, потом еще одна. Дарн выбирал самые безопасные и одновременно многолюдные заведения. Некоторые находились в Хэрроузе, некоторые — наверху. Призрак вдруг с удивлением почувствовал, как растет его уверенность в себе. Он действительно стал немного похож на Кельсера. Вин являлась той, кого учил Выживший, но Призрак оказался тем, кто делал то же самое, что и сам Кельсер: вселял в людей надежду, заставлял бороться.

Вечер превратился в ночь, и таверны начали сливаться в одно размытое пятно. Призрак негромко проклинал Квеллиона, говоря об убийствах и об алломантах, которых Гражданин сделал своими пленниками. Призрак не пытался распространять слухи о том, что Квеллион и сам был алломантом — он предоставил это более аккуратному Бризу. Иначе могло показаться, что Призрак слишком уж сильно хотел от него избавиться.

* * *

— За Выжившего!

Призрак выпрямился, поднял кружку с вином и улыбнулся посетителям очередной таверны.

— За Выжившего в огне! — крикнул кто-то, указывая на Призрака.

— За смерть Гражданина! — Дарн поднял собственную кружку, из которой почти не пил. — Чтоб ему подохнуть, этому лжецу, который обещал нам свободу, а сам сел на трон!

Призрак снова улыбнулся и глотнул вина. Он и не знал, что просто сидеть и разговаривать с людьми может быть так утомительно. Пьютер оберегал тело от усталости, но с усталостью души он справлялся плохо.

«Интересно, что подумала бы Бельдре, увидев все это? Люди приветствуют меня. Ей бы наверняка понравилось. Она сразу забыла бы про то, как я разнылся о своей бесполезности».

Призрак мысленно себя одернул. Она же его заложница и явно пыталась подольститься к нему, чтобы вернуть себе свободу. Но он постоянно возвращался к их разговору, снова и снова припоминая подробности. Хоть он и наговорил глупостей, она положила руку ему на плечо. Наверняка не просто так?

— Ты в порядке? — наклонился к нему Дарн. — Это твоя десятая кружка за вечер.

— Все хорошо, — покачал головой Призрак.

— Ты выглядишь каким-то задумчивым.

— Мне и впрямь нужно о многом подумать.

Дарн с хмурым видом выпрямился, но больше ничего не сказал.

Что-то в разговоре с Бельдре беспокоило Призрака даже в большей степени, чем его собственные глупые речи. Ей явно не нравилось, что натворил брат. Если сам Призрак будет у власти, станет ли она относиться к нему, как к Квеллиону? Будет ли это к худшему или к лучшему? Она ведь уже сказала, что они похожи. И еще:

«Власть — ужасная штука…»

Призрак поднял голову и посмотрел на людей у барной стойки, которые снова выпили за его здоровье, как было уже не раз в других тавернах. Кельсер умел справляться с льстецами. Если Призрак хочет стать таким же, следовало научиться еще и этому.

С другой стороны, разве плохо стать всеобщим любимцем? Вести за собой людей? Раз и навсегда попрощаться со старым Призраком и перестать быть мальчишкой, незначительной величиной — превратиться из ребенка в мужчину, которого все уважают… Разве он не заслуживает уважения? Он ведь уже не мальчик, а человек с повязкой на глазах, о котором ходят невероятные слухи: дескать, ему не нужен свет, чтобы видеть, или будто он чувствует, если где-то пожар.

— Они тебя любят, — прошептал Кельсер. — Ты это заслужил.

Призрак улыбнулся. Он не нуждался в других подтверждениях. Он встал, вскинул руки — и толпа разразилась приветственными криками.

Как давно он этого ждал! И долгое ожидание лишь сделало награду слаще.

* * *

Желание Охранителя создать разумную жизнь и привело к тому, что равновесие пошатнулось. Охранитель знал: ради того, чтобы наделить человечество ясным и независимым разумом, придется пожертвовать частью себя, своей собственной души и позволить этой части перейти к людям. В результате он стал самую малость слабее своего противника — Разрушителя.

Это и впрямь было малостью по сравнению с их силами как таковыми. Но с течением эпох этот скрытый изъян должен был позволить Разрушителю превзойти Охранителя и положить конец существованию всего мира.

И тогда они заключили сделку. Охранителю достались люди — создания, в которых было больше его силы, чем силы Разрушителя. Независимую форму жизни, наделенную способностью мыслить и чувствовать. Разрушитель взамен получил обещание — и гарантию, — что сможет уничтожить то, что они создавали вместе. Таков был договор.

Договор, который Охранитель в конце концов нарушил.

54

Проснувшись, Вин ничуть не удивилась, когда поняла, что ее связали. Но металлические оковы весьма удивили.

Еще не открыв глаза, рожденная туманом потянулась к своим металлам. При помощи стали и железа она, возможно, сумеет превратить оковы в оружие. А пьютер…

Металлов не было.

Зажмурившись, чтобы не выдать нахлынувшую панику, Вин обдумывала случившееся. Сначала ее заперли в пещере вместе с Разрушителем. Потом явился друг Эленда, предложил вино, и она предложение приняла. Рискнула.

Сколько времени она провела без сознания?

— Ваше дыхание изменилось, — произнес кто-то. — Вы явно пришли в себя.

Вин тихонько выругалась. Существовал очень легкий способ лишить алломанта сил — даже более легкий, чем заставлять его поджигать алюминий. Достаточно всего лишь в течение некоторого времени держать его под действием снотворного, и тело само избавится от металлов. Сознание, затуманенное долгим сном, постепенно прояснялось, и Вин поняла, что именно это и произошло.

Вокруг было тихо. Она ожидала увидеть тюремную камеру, но, открыв глаза, обнаружила скромно обставленную комнату. Сама Вин лежала на скамье, ощущая под головой жесткую подушку. Оковы были присоединены к цепи длиной в несколько футов, которая, в свою очередь, соединялась с основанием скамьи. Рожденная туманом осторожно потянула цепь и поняла, что та закреплена основательно.

Движение испугало двух стражников, которые стояли возле скамьи. Вздрогнув, они схватились за посохи и настороженно уставились на узницу. Вин спрятала улыбку: отчасти она гордилась тем, что вызывала такой страх даже прикованная и лишенная металлов.

— Вы, леди Венчер, представляете собой проблему.

Голос раздавался откуда-то сбоку. Вин приподнялась на локте и выглянула из-за поручня скамьи. У дальней стены — футах в пятнадцати — спиной к ней стоял бритоголовый человек в просторном одеянии. Он смотрел в большое окно, обращенное на запад, и заходящее солнце окружало его фигуру яростным кроваво-красным сиянием.

— Что же мне делать? — проговорил Йомен, по-прежнему не глядя на Вин. — Одна частица стали, и вы убьете моих стражников их собственными пуговицами. Немного пьютера, и вы поднимете эту скамью, а потом с ее помощью выберетесь из комнаты. Разумнее всего было бы заткнуть вам рот, постоянно держать под действием снотворного или убить.

Вин хотела ответить, но лишь закашлялась, инстинктивно пытаясь зажечь пьютер, чтобы стать сильнее. Отсутствие металла было подобно отсутствию руки или ноги — она даже представить себе не могла, что будет так сильно страдать без металлов. Считалось, что алломантия не вызывает привыкания, как некоторые травы или яды. Однако в эту секунду Вин поклялась бы, что все ученые и мыслители жестоко ошибались. Продолжая кашлять и ощущая озноб, она села.

Не переставая глядеть на закат, Йомен резко взмахнул рукой. К Вин тотчас же приблизился слуга и подал чашку, на которую она посмотрела с сомнением.

— Если бы я хотел вас отравить, леди Венчер, — Йомен по-прежнему не оборачивался, — я бы это сделал, не прибегая к вероломству.

«И то верно», — с кривой улыбкой подумала Вин, принимая чашку.

— Вода, — пояснил Йомен. — Дождевая, отстоявшаяся и очищенная. В ней нет металлов, которые вы могли бы зажечь. Я нарочно приказал, чтобы ее держали только в деревянных сосудах.

«Умно».

Задолго до того, как Вин узнала о своих алломантических способностях, она воспламеняла мельчайшие частицы металла, которые случайно получала из родниковой воды или благодаря столовым приборам.

Вода утолила жажду и уняла кашель.

— Итак, — наконец обрела голос Вин, — если вас так беспокоит, что я могу получить металлы с пищей, почему мне не заткнули рот?

Йомен некоторое время не отвечал. Наконец повернулся, и она увидела его лицо с татуировками вокруг глаз: кожа казалась того же насыщенного цвета, что и заходящее за окном солнце, на лбу серебрилась единственная атиумная бусина.

— В силу разных причин, — ответил король-поручитель.

Вин снова отпила из чашки. Оковы зазвенели, и она с раздражением осознала, что не может двигаться свободно.

— Они из серебра, — сообщил Йомен. — Если меня не обманули, рожденные туманом весьма не любят этот металл.

Серебро. Бесполезный металл, который невозможно воспламенить. Как и чистый свинец, он не давал никаких алломантических способностей.

— Да, этот металл непопулярен… — добавил Йомен и кому-то кивнул.

К Вин тотчас же приблизился слуга с маленьким подносом в руках. Сережка ее матери. С алломантической точки зрения вещица была бестолковая — бронза, покрытая тонким слоем серебра. Серебро за долгие годы стерлось, и просвечивавшая сквозь него коричневатая бронза выдавала то, каким дешевым на самом деле было украшение.

— Вот почему, — продолжил Йомен, — я теряюсь в догадках по поводу этого предмета. Я приказал изучить его. Серебро снаружи, бронза внутри. Что за странный выбор металлов? Один алломанты считают бесполезным, другой наделяет самой слабой алломантической силой. Разве серьга из стали и пьютера не была бы лучшим выбором?

Вин посмотрела на сережку. Хотелось немедленно ее схватить, просто чтобы ощутить металл. Если бы у нее была сталь, можно было бы толкнуть серьгу, превратить в оружие. Как сказал однажды Кельсер, носить ее стоило хотя бы ради этого. Она ведь досталась Вин от матери. От женщины, которую, по сути, не знала. От женщины, которая хотела ее убить.

Йомен с любопытством следил, как Вин цапнула серьгу с подноса и вдела в ухо. Он казался… настороженным. Словно чего-то ждал.

«Если бы у меня и в самом деле был заготовлен какой-нибудь трюк, — думала Вин, — ты был бы мертв спустя всего мгновение. Как же ты можешь сохранять спокойствие? Зачем отдал сережку? Даже если она и сделана из бесполезных металлов, я все равно могу как-то использовать ее против тебя…»

Чутье подсказывало, что Йомен применил ту же коварную хитрость, что была в ходу среди воров: брось противнику кинжал — и пусть он на тебя нападет первым. Поручитель явно хотел заставить противницу раскрыть все свои секреты. Это выглядело глупо. Как он мог превзойти рожденную туманом?

«Разве что он и сам рожденный туманом, — подумала Вин. — И знает, что может меня победить.

У него есть атиум, и он готов применить его, если я попытаюсь что-то сделать».

Вин не знала, верны ли ее догадки по поводу Йомена, но это не имело значения. В любом случае она не могла атаковать, потому что в сережке не было ничего особенного. Просто хотелось заполучить украшение назад, потому что привыкла к нему и чувствовала себя увереннее.

— Любопытно, — проговорил Йомен. — Как бы там ни было, скоро вам станет понятно, почему я не применил кляп…

Он поднял руку, указывая на дверь, а когда слуга ее открыл, сцепил руки за спиной. На пороге стоял безоружный солдат в бело-коричневой униформе армии Эленда.

«Убей его, — прошептал Разрушитель. — Убей всех».

— Леди Венчер, — обратился Йомен, не глядя в ее сторону, — прошу вас не разговаривать с этим человеком без моего разрешения и отвечать на вопросы, только если я их задам. Иначе его казнят, а вашему войску сообщат, чтобы прислали нового гонца.

Солдат побледнел. Вин нахмурилась, глядя на короля-поручителя. Йомен явно был спокойным человеком, который хотел выглядеть жестоким. Что в его поведении на самом деле являлось игрой?

— Ты видишь, что она жива, как я и обещал, — обратился Йомен к солдату.

— Как мы можем быть уверены, что это не кандра в ее облике? — спросил солдат.

— Задай ей вопрос, — посоветовал Йомен.

— Леди Венчер, что вы ели на ужин перед тем, как отправиться на бал?

Это был хороший вопрос. Кандра наверняка спросил бы ее о чем-нибудь более важном: к примеру, о первой встрече с Элендом. Но спросить о еде не додумался бы ни один из них. Если Вин не ошибалась, то…

Она посмотрела на Йомена. Тот кивнул, разрешая ответить.

— Яйца. Я их купила, когда в очередной раз выбралась в город на разведку.

Посыльный Эленда удовлетворенно кивнул.

— Ты получил свой ответ, солдат. Сообщи своему королю, что его жена все еще жива.

Солдат отступил, и слуги закрыли дверь. Вин откинулась на спинку скамьи, ожидая, что ей вот-вот сунут в рот кляп. Йомен смотрел на нее, по-прежнему не двигаясь с места. Вин удостоила его столь же пристальным взглядом и только потом заговорила:

— Считаете, что надолго успокоили Эленда? Если вам хоть что-то о нем известно, вы должны понимать, что он в первую очередь король и лишь во вторую — мужчина. Он сделает то, что должен, даже если это будет означать, что я умру.

— Возможно, — не стал спорить Йомен. — Но пока что недолгой отсрочки достаточно. Говорят, вы прямолинейная женщина и не любите ходить вокруг да около. Поэтому я сразу перейду к делу. Я взял вас в плен не для того, чтобы получить возможность влиять на вашего мужа.

— Если так, — с каменным лицом проговорила Вин, — зачем же тогда вы взяли меня в плен?

— Все просто, леди Венчер. Я взял вас в плен, чтобы казнить.

Если он ждал от нее изумления, то ошибся. Она просто пожала плечами:

— Звучит как-то слишком церемонно. Отчего бы просто не перерезать мне горло, пока я была под действием снотворного?

— В этом городе царит закон. Мы не убиваем без разбора.

— Это война. Если ждать, пока все «разберутся», солдатам это не понравится.

— Ваше преступление не военное, леди Венчер.

— О? И в чем же оно заключается?

— Это самое простое из известных преступлений. Убийство.

Вин удивленно вскинула бровь. Неужели она убила кого-то из близких этого человека? Может, какой-нибудь солдат из свиты Сетта? Год назад, когда она напала на крепость Гастинг?

Их с Йоменом взгляды встретились, и Вин увидела в его глазах… тоску. Тоску, которую он прятал под маской спокойствия. Нет, она не убивала его друзей или родственников. Она убила кого-то куда более важного.

— Вседержитель, — догадалась Вин.

Йомен снова отвернулся.

— Вы же не собираетесь судить меня за это? Это смешно.

— Суда не будет. Я правлю этим городом, и мне не нужны церемонии, чтобы принять решение.

— Мне послышалось, будто вы назвали это место царством закона, — фыркнула Вин.

— Я и есть закон. Я позволяю подсудимым защищать себя, прежде чем решаю их судьбу. Я дам вам время подготовиться, но стражам будет поручено убить вас, если им покажется, что вы пытаетесь проглотить что-то подозрительное. — Йомен повернулся. — На вашем месте я бы ел и пил с осторожностью. Стражи полны усердия, и они знают, что я никого не стану наказывать, если вы случайно умрете.

Вин застыла, глядя на чашку с водой в своих руках.

«Убей его, — прошептал голос Разрушителя. — Ты сможешь. Забери оружие у одного из стражников и убей Йомена».

Вин нахмурилась. Разрушитель по-прежнему использовал голос Рина — такой знакомый голос, который всегда был частью ее. Обнаружить, что с ней на самом деле разговаривала эта тварь, — все равно как вдруг узнать, что собственное отражение в зеркале принадлежит другому человеку, а саму себя ты никогда не видела.

Разумеется, Вин проигнорировала голос. Было не совсем ясно, отчего Разрушитель так хотел, чтобы она убила Йомена. В конце концов, Йомен захватил ее в плен, — значит, король-поручитель трудился во благо Разрушителя. Кроме того, Вин сомневалась, что сможет причинить ему хоть какой-то вред. В цепях, без боевых металлов… нападать с ее стороны будет последней глупостью.

С другой стороны, Вин также не верила, что Йомен сохранит ей жизнь, чтобы дать возможность «защитить себя». Он что-то задумал. Однако она понятия не имела, что именно. Зачем он оставил ее в живых? Он был слишком умен, чтобы сделать это без причины.

Так и не дав ни одной подсказки, Йомен снова отвернулся и уставился в окно.

— Уведите ее! — приказал он.

* * *

Пожертвовав большей частью себя, Охранитель создал темницу для Разрушителя и тем самым нарушил их сделку ради того, чтобы помешать Разрушителю уничтожить все, что они создали вместе. В результате силы опять почти сравнялись: Разрушитель оказался в заточении, и лишь его малая часть осталась на свободе — Охранитель же превратился в бледную тень самого себя, едва способную мыслить и действовать.

Их разумы были, конечно, отделены от их силы. Вообще-то, так и не удалось до конца понять, какого рода связь действует между мыслями, личностью и силой, но нет сомнений в том, что подобная связь существовала не всегда. Ведь обе силы можно отделить от разумов, которые ими управляли.

55

Обратный путь от деревни до лагеря занял у Эленда уйму времени. Прежде всего, он оставил местным жителям большую часть своих монет. Он не знал, помогут ли деньги пережить им ближайшие недели, но должен был хоть что-то сделать. Запасов еды в деревне наверняка почти не осталось, дома́ сгорели из-за устроенного колоссами пожара, источники засыпало пеплом, а их столица и их король находились в осаде, которую устроил он, Эленд.

«Я должен сосредоточиться, — думал он, шагая сквозь пеплопад. — Я не могу помочь всем и каждому. Меня должна заботить общая картина».

И эта картина включала использование войска колоссов для уничтожения города, которым управлял его противник. Эленд стиснул зубы, но не замедлил шаг. Солнце клонилось к горизонту, и появившийся туман, пронизанный красными закатными лучами, будто горел. Вслед за Элендом топали тридцать тысяч колоссов. Его новая армия.

Вот и еще одна причина, которая заставила задержаться в дороге. Император решил идти вместе с колоссами, а не прыгать впереди них на тот случай, если появится инквизитор, чтобы забрать украденную собственность. Эленд все еще не мог поверить, что такой огромный отряд не был под чьим-то предводительством.

«Я напал на армию колоссов в одиночку, — думал он, бредя по колено в пепле. — Я сделал это без помощи Вин, рассчитывая, что смогу победить инквизитора самостоятельно».

Как же он на такое осмелился? Даже Кельсер едва справился с одним из этих чудовищ.

«Вин убила уже троих. Мы сражались вместе, но убивала всегда она».

Нет, Эленд не завидовал ее способностям, если не считать нескольких случайных проблесков недовольства. Это же смешно. Он не сокрушался о чем-то подобном, когда был обычным человеком, а теперь, став рожденным туманом, вдруг возжелал стать таким же опытным, как Вин.

Но даже опыт не помог ей избежать плена. Эленд шел вперед, чувствуя себя так, словно у него на плечах лежал тяжелый груз, который невозможно было сбросить. Все казалось каким-то… неправильным. Вин в плену, а он свободен. Туман и пепел продолжают отравлять мир. И Эленд, несмотря на свои силы, не может ничего сделать, чтобы защитить дорогих людей и женщину, которую так любил.

Иными словами, третья причина, по которой император не вернулся в лагерь сразу же, а отправился в монотонный поход вместе с колоссами, — желание все обдумать. Эленду нужно было побыть одному.

Да, он знал, что их общее дело очень опасно, но ему никогда даже в голову не приходило, что он может ее потерять. Она же Вин. Ей всегда удавалось найти выход. Она умела выживать.

А что, если на этот раз у нее не получится?

Эленд всегда был слабее — обычный человек в мире рожденных туманов и колоссов. Мыслитель, который не мог драться, которому приходилось все время рассчитывать, что Вин его защитит. Даже на протяжении последнего года она всегда старалась держаться поближе к нему во время сражений. Если Вин угрожала опасность, то и Эленду угрожала опасность, и у них просто не было времени подумать о том, что он мог выжить, а она нет.

Можно было заставить колоссов проложить дорогу через пепел. Но в этот момент Эленду хотелось держаться подальше даже от них. Поэтому он шел впереди — одинокая фигура в черном, посреди поля слежавшегося пепла в красноватом свете заходящего солнца.

Пеплопады усиливались. Перед тем как покинуть деревню, император потратил день, заставляя колоссов расчищать улицы и восстанавливать некоторые дома. По сравнению со всевозрастающим количеством пепла, туман или даже возможная встреча с другими блуждающими колоссами выглядели не такими уж серьезными проблемами. Пепел. Его одного хватит, чтобы покончить со всеми. Он уже похоронил деревья и холмы. Местами Эленд проваливался по пояс.

«Может быть, стоило остаться в Лютадели? Собрать ученых и попытаться найти способ, чтобы остановить все это…»

Нет, глупости. Что они могли сделать? Заткнуть Пепельные горы? Придумать, каким образом можно смыть весь пепел в море? Впереди он видел красноватое свечение в вечернем тумане, хотя заходящее солнце располагалось по другую сторону горизонта. Вероятней всего, источниками света были огонь и лава, которую извергали Пепельные горы.

Как можно справиться с умирающим небом, пеплом, пробираться сквозь который нелегко даже рожденному туманом? С проснувшимися вулканами? Пока что Эленд был способен лишь не обращать на все это внимания.

Или предоставить беспокоиться о происходящем Вин.

«Вот что меня тревожит: страшно потерять ту, которую любишь, но еще страшнее потерять человека, способного все исправить… это воистину ужасно».

Эленд испытал странное чувство: в глубине души он действительно считал, что Вин не совсем обычный человек. Она больше походила на силу. Или на сверхъестественное существо? Сущая глупость, если вдуматься. Вин была его женой. Если он и состоял в Церкви Выжившего, это не означало, что он должен поклоняться ей, считать богиней.

И ведь он и не поклонялся. Но верил ей. Жизнью Вин управляла интуиция, а жизнью Эленда — логика и мысль. Иногда казалось, что она способна на невероятное лишь потому, что не думает о том, насколько оно на самом деле невероятно. Если Эленд приближался к обрыву, он останавливался, оценивая размеры пропасти. Вин же просто прыгала.

Что произойдет в тот день, когда она не перелетит через Бездну? По силам ли справиться с надвигающейся катастрофой даже такой женщине, как Вин? Чем больше Эленд об этом размышлял, тем сильнее подозревал, что информация из хранилища в Фадрексе — если они до нее доберутся — окажется бесполезной.

«Нам нужна помощь», — с досадой подумал Эленд.

И остановился. Его окружали пепел и ночная тьма. Еще был клубящийся туман.

Помощь. Кто действительно мог им помочь? Какой-нибудь загадочный бог вроде тех, о которых когда-то вещал Сэйзед? Эленд не знал других богов, кроме Вседержителя. Правда, по-настоящему никогда в него не верил и только после знакомства с Йоменом узнал, что некоторые, оказывается, ему поклонялись.

Эленд стоял и смотрел в небо, на падающие хлопья пепла, которые продолжали свое молчаливое неустанное наступление на мир. Словно кто-то набил подушку мягкими вороньими перьями и приставил к лицу спящей жертвы.

«Мы обречены, — подумал Эленд. Колоссы остановились, ожидая приказов. — Да, все так. Скоро наступит конец».

Осознание истины не привело в ужас. Оно походило на нежное прикосновение последней струйки дыма умирающей свечи. Эленд вдруг понял, что они не могут сражаться, — ведь все, что было сделано за год, не имело смысла.

Он упал на колени — по грудь в пепел. В окружении друзей Эленд должен был излучать уверенность. Но теперь остался наедине с правдой.

И посреди усыпанной пеплом равнины сдался.

Кто-то опустился рядом.

Взметнув облако пепла, Эленд отпрыгнул в сторону. Запоздало зажег пьютер и приготовился атаковать со всей силой, на какую способен рожденный туманом. Однако никого поблизости не оказалось. Неужели померещилось? И лишь воспламенив олово и как следует вглядевшись в пепельную ночную мглу, Эленд наконец смог разглядеть нечто. Создание из тумана.

На самом деле оно не было создано из тумана. Скорее, сквозь туман проступали его очертания. Фигура состояла из беспорядочных завитков и лишь отдаленно напоминала человеческую. Эленд видел его уже дважды. В первый раз оно явилось к нему в глухих лесах Северного доминиона.

Во второй раз вспороло ему живот и едва не убило.

На самом деле все это происходило, чтобы заставить Вин забрать силу Источника Вознесения и использовать ее для исцеления Эленда. Намерения у существа были добрыми, даже если они почти что стоили Эленду жизни. Кроме того, Вин говорила, что именно это создание и показало ей металлическую частицу, которая каким-то образом превратила Эленда в алломанта.

Дух глядел на него, едва различимый посреди завихрений тумана.

— Что? — спросил Эленд. — Чего ты хочешь от меня?

Дух поднял руку и указал на северо-восток.

«В первый раз он сделал то же самое. Он просто указал куда-то, словно пытаясь направить меня в ту сторону. Тогда я тоже не понял, чего он хочет».

— Послушай. Если ты хочешь что-то сказать, просто возьми и скажи.

Туманный дух молчал.

— Ну хотя бы напиши! Указывая в одну и ту же сторону, ты ничего не добьешься.

Эленд знал, что существо не совсем бестелесно, раз смогло удержать нож и ударить.

К его удивлению, эфемерное создание последовало совету и опустилось на колени. Потом протянуло полупрозрачную руку и начало что-то писать на слежавшемся пепле.

«Я тебя убью, — прочитал Эленд. — Смерть, смерть, смерть».

— Ох… очень мило.

Туманный дух словно потупился. Он стоял на коленях, даже не пытаясь что-то еще изобразить на земле.

«До чего же странно, — думал Эленд. — Ведь он пытался завоевать мое доверие…»

— Оно может менять то, что ты пишешь, верно? — вдруг догадался он. — То, другое существо. Если оно способно изменить написанное на бумаге, что тогда говорить о словах, нацарапанных на земле?

Дух вскинул голову.

— Вот почему ты отрывал углы от бумаг Сэйзеда: ты не мог написать ему записку, потому что ее содержание стало бы другим. И тебе пришлось искать иные способы. Незатейливые, вроде указания направления.

Создание поднялось на ноги.

— Пиши медленнее. Делай размашистые жесты. Я буду следить за твоей рукой и нарисую нужные буквы в уме.

Дух тотчас же приступил к делу, однако его движения были столь хаотичными, что разглядеть в них какие-то буквы не представлялось возможным.

— Постой. Не получается. Возможно, оно меняет то, что я вижу.

Тишина.

«Погоди-ка, — размышлял Эленд, глядя на слова, написанные на земле. — Если текст изменился…»

— Оно здесь, — произнес он и ощутил леденящий душу озноб. — Оно прямо рядом с нами.

Дух сохранял неподвижность.

— Подпрыгни, если хочешь сказать «да», — предложил Эленд.

Дух принялся беспорядочно размахивать руками.

— Будем считать, что так и есть, — кивнул Эленд и невольно вздрогнул.

Он огляделся, но никого не увидел в тумане. Если тварь, которую освободила Вин, была поблизости, то она хорошо замаскировалась. И все же Эленд чувствовал нечто странное. Ветер сделался чуть сильнее, воздух будто похолодел, в колыхании тумана ощущалось какое-то беспокойство. Или он все это выдумал?

Эленд снова сосредоточился на туманном духе:

— Ты… прозрачнее, чем раньше.

Дух не шелохнулся.

— Это значит «нет»? — с досадой спросил Эленд.

Дух по-прежнему не шевелился.

Закрыв глаза, Эленд заставил себя сосредоточиться, вспомнил, как увлекался логическими загадками в юные годы.

«Я должен отыскать более прямой путь. Использовать вопросы, на которые можно ответить просто „да“ или „нет“».

Отчего видеть туманного духа теперь было труднее, чем раньше? Эленд открыл глаза.

— Ты стал слабее, чем был? — спросил он.

Дух замахал руками.

«Да», — понял Эленд.

— Это потому, что скоро конец света?

Снова махание.

— Ты слабее другого существа? Того, которого освободила Вин?

Махание.

— Намного слабее?

Дух помахал руками, хотя на этот раз после некоторого колебания.

«Отлично…»

Стоило бы догадаться. Кем бы ни был туманный дух, он не мог предоставить магическую помощь для решения всех проблем. Иначе они уже были бы спасены.

«Чего нам не хватает, так это информации, — подумал Эленд. — Надо постараться хотя бы побольше узнать от этого существа».

— Ты связан с пеплом?

Никакого движения.

— Ты вызываешь пеплопады?

Никакого движения.

— Другое существо вызывает пеплопады?

На этот раз дух махнул.

«Ладно».

— Это из-за него туман появляется днем?

Никакого движения.

— Это из-за тебя туман появляется днем?

Дух немного помедлил, а потом помахал руками медленнее, чем раньше.

«Надо ли это понимать как „может быть“? — подумал Эленд. — Или как „отчасти“?»

Существо замерло. Разглядеть его в тумане было все труднее и труднее. Эленд зажег олово, но от этого туманный дух не сделался четче. Он словно… растворялся.

— Куда ты хотел меня отправить? — спросил Эленд, скорее разговаривая с самим собой, чем рассчитывая на ответ. — Ты указывал… на восток. Ты хочешь, чтобы я вернулся в Лютадель?

Оно опять медленно помахало руками.

— Ты хочешь, чтобы я взял Фадрекс штурмом?

Оно не пошевелилось.

— Ты хочешь, чтобы я не брал Фадрекс штурмом?

Существо начало быстро махать.

«Интересно…»

— Туман. Он ведь играет какую-то роль, верно?

Махание.

— Он убивает моих людей.

Дух шагнул вперед, потом застыл, и что-то в его облике говорило о нетерпении.

Эленд нахмурился.

— Это не оставило тебя равнодушным. Хочешь сказать, он не убивает моих людей?

Дух замахал.

— Это смешно. Я же видел, как они падали замертво.

Дух шагнул вперед, указывая на что-то у Эленда за пазухой.

— Монеты?

Странный собеседник ткнул рукой в том же направлении. Эленд сунул руку под одежду и вытащил один из флаконов с металлами.

— Металлы?

Дух отчаянно замахал руками. Он махал и махал, а Эленд смотрел на флакон.

— Я не понимаю.

Существо замерло. Оно словно испарялось, становясь все менее видимым.

— Погоди! — сказал Эленд, шагнув вперед. — У меня еще один вопрос. Один вопрос до того, как ты исчезнешь!

Дух посмотрел ему в глаза.

— Мы можем его победить? — тихо спросил Эленд. — Мы сумеем выжить?

Существо на несколько мгновений застыло. Потом махнуло рукой. Движение было слабым и каким-то нерешительным. Выражало сомнение. Дух испарился, не завершив свой жест, и туман поглотил его фигуру, не оставив даже намека на то, что кто-то еще недавно стоял рядом.

Эленда окружила темнота. Он повернулся и посмотрел на войско колоссов, похожее на темный лес в отдалении. Потом снова глянул туда, где был дух, — ни малейшего признака его присутствия. Наконец обратился в прежнюю сторону и продолжил прокладывать путь в Фадрекс. Колоссы двинулись следом.

Странное дело, но Эленд вдруг почувствовал себя… сильнее. Глупо — туманный дух ведь не сообщил ничего полезного. Это существо казалось почти ребенком, а все, о чем поведало, было большей частью подтверждением собственных догадок Эленда.

И тем не менее с каждым шагом он ощущал растущую уверенность. Возможно, причина крылась в осознании, что в мире существует нечто, чего он не понимает, а следовательно, существуют и возможности, которых он пока не видит. Возможности выжить.

Приземлиться на другой стороне пропасти, даже если разум утверждает, что перепрыгнуть не удастся.

* * *

Трудно сказать, почему Охранитель решил потратить последние крупицы своей жизненной силы на то, чтобы явиться Эленду на обратном пути в Фадрекс. Насколько я могу судить, Эленд не узнал почти ничего нового. В тот момент от прежнего Охранителя осталась лишь тень, и эта тень находилась под мощным давлением Разрушителя.

Возможно, Охранитель — или остов того, чем он когда-то был, — хотел застать Эленда в одиночестве. Или, быть может, увидел, как Эленд упал на колени, и осознал, что император очень близок к тому, чтобы рухнуть лицом в пепел и больше не подняться. Так или иначе, Охранитель пришел к нему и тем самым открылся Разрушителю. Давным-давно минуло время, когда Охранитель мог расправиться с инквизитором одним лишь взмахом руки, и даже дни, когда мог повергнуть любого противника из числа людей.

Когда Эленд увидел туманного духа, Охранитель уже едва мог связно изъясняться. Интересно, что бы предпринял Эленд, знай он, что видит перед собой умирающего бога, — ведь той ночью он оказался единственным свидетелем кончины Охранителя. Если бы Эленд пробыл на том усыпанном пеплом поле еще несколько минут, он бы увидел, как посреди завихрений тумана на землю упало тело мужчины — маленького роста, с черными волосами и длинным носом.

Но Эленд уже ушел, и тело засыпало пеплом. Мир доживал последние дни. Его боги умирали вместе с ним.

56

Призрак стоял перед закрепленным на доске, словно на мольберте, листом бумаги. Он рисовал, но не картины, а идеи. Кельсер всегда демонстрировал друзьям свои планы в виде рисунков на угольной доске. Это был хороший прием, правда сейчас Призрак пытался прояснить детали собственного замысла лишь для самого себя.

Самое сложное — придумать, как заставить Квеллиона проявить свои алломантические способности на публике. А Дарн уже подготовит людей, подскажет, чего именно ждать. Значит, спровоцировать Гражданина необходимо там, где соберется как можно больше народу.

«Если он просто толкнет что-то металлическое, ничего не выйдет, — думал Призрак, царапая заметку на доске. — Надо, чтобы он прыгнул или бросил монеты. Должно произойти нечто заметное — такое, о чем можно заранее предупредить людей».

Задача была непростая, но Призрак ощущал уверенность. Он зарисовал на доске несколько идей: от нападения на Квеллиона во время его выступления перед горожанами до трюка, вынуждающего его применить свои способности в тот момент, когда он будет думать, что рядом никого нет. Понемногу замыслы Призрака складывались в стройную картину.

«У меня получится. — Молодой человек улыбнулся. — Я всегда преклонялся перед Кельсером, перед его способностью управлять людьми. Но это не так трудно, как я думал».

По крайней мере, так ему казалось. Призрак старался не думать о последствиях провала. Не думать о том, что Бельдре по-прежнему оставалась у него в заложниках. Не волноваться из-за того, что иногда по утрам он просыпался с ощущением, что утратил все чувства, потому что за ночь полностью выгорели запасы олова. Поменьше появляться на публике и обращать на себя внимание горожан.

Кельсер твердил, что переживать не надо. Разве этого было недостаточно?

Он обернулся на тихие шаги и шуршание платья.

— Призрак?

Бельдре стояла у дальней стены «комнаты». Призрак устроил себе логово между несколькими стеллажами с консервами, отгородившись с помощью нескольких одеял. Сестра Гражданина предстала в роскошном платье бело-зеленого цвета.

— Любишь платья? — улыбнулся Призрак.

Бельдре оглядела себя и чуть покраснела:

— Я… не одевалась так уже несколько лет.

— Никто в этом городе так не одевается. — Молодой человек отложил карандаш и вытер пальцы тряпкой. — Тем проще достать подобную одежду, если знаешь, в каком из заброшенных домов искать. Кажется, я угадал с размером, да?

— Да. — Девушка двинулась вперед. Платье и в самом деле сидело отлично, и Призрак почувствовал, что с каждым ее шагом соображать ему становится все трудней. Бельдре посмотрела на доску и нахмурилась. — В этом… есть какой-то смысл?

Призрак сбросил оцепенение. Изображенное на доске представляло собой смесь рисунков и записей. А кроме того…

— Я пишу большей частью на восточном уличном жаргоне.

— Это язык твоего детства? — Бельдре вела пальцем по краю доски, стараясь не коснуться надписей, чтобы случайно не стереть.

Призрак кивнул.

— Как непривычно… Что значит «рвать»?

— «Убегать». А «рвать когти» означает «убегать быстро».

— «Сварганить заначку», — с улыбкой прочитала Бельдре. — Полная тарабарщина!

— Только для тех, кто по фене не ботает, — машинально перешел на жаргон Призрак.

Сказал — и тотчас же вспыхнул и отвернулся.

— Что такое? — встревожилась Бельдре.

«Почему в ее присутствии я всегда веду себя так глупо? — подумал Призрак. — Все смеялись над тем, как я говорю, — даже Кельсер считал, что жаргон звучит по-дурацки. И вот теперь я с ней на нем заговорил?»

Погрузившись в свои планы, он почувствовал себя спокойным и уверенным, а потом появилась она. Отчего эта девушка заставляла забывать о своей новой роли и превращаться в прежнего Призрака? Призрака, который никогда ничего не значил.

— Не стоило бы тебе стыдиться акцента. Он мне кажется очаровательным.

— Сама сказала, что мои слова звучат как тарабарщина.

— Так это же самое главное! — воскликнула Бельдре. — Это преднамеренная тарабарщина, верно?

Призрак с нежностью вспомнил родителей, пытавшихся понять, когда он говорил на жаргоне. Он чувствовал над ними странную власть, произнося слова, которые имели смысл только для его друзей. Неудивительно, что в конце концов увлекся и едва не позабыл нормальную речь.

— Итак, — снова обратилась к доске Бельдре. — Что же это такое?

— Просто кое-какие мысли, — после некоторого колебания ответил Призрак.

Она была его врагом — не стоило об этом забывать.

— А-а…

На лице девушки промелькнуло странное выражение, и она повернулась к доске спиной.

«Брат всегда выгонял ее прочь, начиная собрание, — подумал Призрак. — Не рассказывал ей ничего важного. Вынуждая чувствовать себя бесполезной…»

— Я должен заставить твоего брата применить алломантию на публике, — неожиданно для самого себя признался Призрак. — Чтобы все увидели, какой он лицемер.

Бельдре вытаращила глаза.

— На доске записаны мои идеи. Большей частью не очень удачные. Я склоняюсь к тому, что нужно просто напасть на него и заставить защищаться.

— Не сработает.

— Почему?

— Он не станет использовать против тебя алломантию. Он не выдаст себя.

— Если почувствует, что угроза нешуточная, то выдаст.

— Ты обещал не причинять ему вреда. Помнишь?

— Нет. — Призрак вскинул палец. — Я обещал попытаться отыскать иной путь. И я ведь не собираюсь его убивать. Я просто хочу, чтобы он лишь вообразил, будто вот-вот умрет.

Бельдре не ответила. У Призрака душа ушла в пятки.

— Я этого не сделаю, Бельдре, — сказал он. — Я не убью его.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Она улыбнулась:

— Я хочу написать ему письмо. Вдруг я смогу заставить его выслушать тебя, и мы еще сможем избежать всего этого.

— Ладно… — согласился Призрак. — Но ты должна понять, что я прочитаю это письмо, чтобы убедиться, не выдаешь ли ты сведения, которые могут мне навредить.

Бельдре кивнула.

Конечно, он собирался не просто прочитать письмо, а переписать его, поменяв порядок предложений и добавив несколько малозначащих слов. Призрак слишком много времени провел с ворами, чтобы не знать о шифрах. Но если предположить, что Бельдре была с ним честна, идея с письмом Квеллиону казалась удачной. Это должно усилить их позицию.

Призрак уже открыл рот, чтобы спросить, не испытывает ли она больших неудобств в связи с жизнью в пещере, но замолчал, когда услышал чьи-то шаги. На этот раз куда более громкие. По всей видимости, шаги капитана Гораделя.

И действительно, через некоторое время тот показался из-за угла.

— Мой господин, вы должны это увидеть.

* * *

Солдаты исчезли.

Вместе с остальными Сэйзед обозревал через окно пустое пространство, где на протяжении нескольких недель располагался лагерь стражников Квеллиона, наблюдавших за инквизиторским домом.

— Когда они ушли? — задумчиво потирая подбородок, спросил Бриз.

— Только что.

Сэйзед видел в случившемся дурной знак, тогда как Призрак, Бриз и Горадель обрадовались внезапному отступлению противника.

— Что ж, пробираться наружу будет легче, — заметил капитан.

— Более того, я смогу привлечь наших солдат к воплощению плана, направленного против Квеллиона, — прибавил Призрак. — Мы бы ни за что не сумели вывести их из здания тайком, когда половина армии Квеллиона сидела у нас прямо на пороге, но теперь…

— Да, — согласился Горадель. — Но куда же они подевались? Думаете, Квеллион нас в чем-то подозревает?

— Задай этот вопрос своим разведчикам, — фыркнул Бриз. — Почему бы тебе не отправить их на поиски нового лагеря?

Горадель кивнул. А потом, к легкому удивлению Сэйзеда, посмотрел на Призрака, ожидая подтверждения. Призрак в свою очередь кивнул, и только тогда капитан удалился, чтобы отдать нужные распоряжения.

«Он считает парня главнее Бриза и меня», — подумал террисиец.

Не стоило удивляться. Он ведь сам согласился, чтобы Призрак начал командовать. Для Гораделя все они — Сэйзед, Бриз и Призрак — принадлежали к ближнему кругу Эленда и наверняка казались равны. Но поскольку Призрак являлся лучшим из их тройки бойцом, вполне закономерно, что капитан с большей охотой подчинялся именно ему.

Просто было странно видеть, как Призрак, раньше такой тихоня, командует солдатами. И все же Сэйзед чувствовал, что начинает парнишку уважать. Он умел отдавать приказы, которые Сэйзед отдать бы не смог, и демонстрировал блестящую предусмотрительность в подготовке к свержению Квеллиона. К тому же у юноши имелась склонность к театральным эффектам, весьма импонировавшая Бризу.

Однако про повязку на глазах и про другие свои секреты Призрак так ничего и не рассказал. Конечно, стоило бы потребовать объяснений, но Сэйзед знал этого парня слишком давно и потому доверял.

Когда Горадель ушел, Призрак повернулся к Сэйзеду и Бризу:

— Ну?

— Квеллион что-то замышляет, — задумчиво проговорил Бриз. — Правда, что именно, сказать еще нельзя.

— Это точно, — согласился Призрак. — Пока что продолжаем следовать плану.

На том и расстались. Сэйзед направился в самую отдаленную часть пещеры, где при свете ламп работали солдаты. Руки приятно отягощала медная метапамять: два браслета на запястьях и еще два — выше локтя. В метапамяти хранились сведения по инженерному делу, которые требовались, чтобы выполнить задание, поставленное Призраком.

И все же в последнее время террисийцу было не по себе. Особенно когда он взбирался по лестнице и смотрел на город. Пеплопады усиливались. Землетрясения становились все более частыми и мощными. Туман отвоевывал у дня все больше времени. Небо темнело, красное солнце превращалось из источника света и жизни в большую кровоточащую рану. Из-за Пепельных гор горизонт был красным даже по ночам.

Казалось, приближение конца света должно быть подходящим временем для того, чтобы найти веру, а не потерять ее. Но то недолгое время, что Сэйзед посвятил изучению религий, хранившихся в папке, не оставляло никакой надежды. Еще двадцать религий долой, и осталось лишь тридцать вероятных кандидатов.

Продолжая размышлять, Сэйзед наблюдал за усердно трудившимися солдатами. Одни заполняли камнями деревянные конструкции — готовили грузы, при помощи которых планировалось перекрыть потоки воды, попадавшие в пещеру извне. Другие собирали систему блоков, предназначенную для того, чтобы запустить механизм. Где-то через полчаса Сэйзед убедился, что все идет по плану, и вернулся к расчетам. Однако, направляясь к своему столу, увидел спешившего ему навстречу Призрака.

— Бунты, — выдохнул тот.

— Прошу прощения, лорд Призрак?

— Люди устроили пожар, и солдаты, которые стерегли нас, отправились его тушить, пока не заполыхал весь город. Здесь намного больше дерева, чем в других городах Центрального доминиона.

Сэйзед помрачнел:

— Боюсь, наша деятельность начинает приносить опасные плоды.

— Мне кажется, это хорошо, — пожал плечами Призрак. — Город находится на грани. Так было и с Лютаделью, когда мы захватили власть.

— Только присутствие Эленда Венчера уберегло город от самоуничтожения, — покачал головой Сэйзед. — Революция Кельсера могла легко превратиться в катастрофу.

— Все будет хорошо.

Террисиец посмотрел на молодого человека, который шел рядом. Он изо всех сил старался излучать уверенность. Возможно, Сэйзед стал слишком циничным, но ему было далеко до оптимизма Призрака.

— Ты мне не веришь.

— Прошу прощения, лорд Призрак. Дело в том, что в последнее время я… вообще ни во что не верю.

— Ох…

Они молча дошли до подземного озера, гладкого как стекло. Сэйзед приостановился у воды, ощущая, как изнутри его грызет тревога. Стоял довольно долго, с досадой осознавая, что никак не может найти отдушину.

— Неужели ты совсем не переживаешь, Призрак? Не думаешь, что мы можем потерпеть поражение?

— Не знаю.

— И ведь это еще не все. — Сэйзед махнул рукой в сторону трудившихся солдат. — Само небо как будто стало нашим врагом. Земля умирает. Тебе не кажется, что мы занимаемся бессмысленным делом? Почему мы вообще еще не сдались? Мы же все равно обречены!

Призрак покраснел и отвел взгляд.

— Не знаю, — повторил он. — Я… я все понимаю, Сэйзед. Ты пытаешься понять, не испытываю ли я сомнений. Мне кажется, ты видишь меня насквозь.

Сэйзед нахмурился, но Призрак не смотрел на него.

— Ты прав. — Молодой человек вытер вспотевший лоб. — Я думаю о том, что мы можем и проиграть. Наверное, Тиндвил бы рассердилась на меня, да? Она считала, что люди, которые принимают решения, не должны сомневаться.

Услышав это, Сэйзед так и застыл.

«Что я творю? — невольно приходя в ужас от своей внезапной истерики, подумал он. — Неужели я стал таким? Почти всю свою жизнь я сопротивлялся Синоду, восставал против собственного народа. И я был спокоен, уверен в том, что так надо.

И вот теперь я там, где во мне больше всего нуждаются, — сижу без дела, ругаюсь с друзьями и говорю им, что мы все умрем?»

— Но, — Призрак поднял взгляд, — хоть я и сомневаюсь в своих силах, мне кажется, что все будет хорошо.

Сэйзеда поразила надежда, которую он увидел в глазах парнишки.

«Вот что я утратил!»

— Как ты можешь такое говорить?

— Я не знаю, если честно, просто… — начал Призрак. — Ну, ты помнишь, о чем спросил меня, когда впервые здесь оказался? Мы стояли у озера, вон там. Ты спросил меня о вере. Ты спросил, зачем нужна вера, если из-за нее люди причиняют друг другу боль, как вышло у Квеллиона с верой в Выжившего.

Сейзед повернулся к озеру.

— Помню, — сказал он негромко.

— Я много об этом думал. И… кажется, нашел ответ.

— Я слушаю.

— Вера — это когда будущее не имеет значения. Когда ты считаешь, что кто-то наблюдает за тобой. Кто-то, кто способен все исправить. Это значит, что всегда есть выход, — прошептал Призрак, устремив взгляд куда-то вдаль.

Его глаза сияли, будто он видел то, что было недоступно Сэйзеду.

«Да, — подумал террисиец. — Именно это я и потерял. А теперь должен снова отыскать».

* * *

Теперь я понимаю, что у каждой силы есть три аспекта: физический, который проявляется в существах, созданных Разрушителем и Охранителем; духовный, представляющий собой невидимую энергию, которой наполнен весь мир; и познавательный, связанный с разумами, эту энергию контролирующими.

Но это не все. Это лишь малая часть целого, которое непонятно даже мне.

57

— Ты должна их убить.

Вин вскинула голову, услышав, как двое стражников прошли мимо двери ее камеры. От голоса Разрушителя была одна польза: он предупреждал о приближении людей, правда в форме неизменного приказа убить их.

Иногда Вин задавалась вопросом: не безумие ли это? Ведь, в конце концов, она видела и слышала то, что оставалось неведомым для остальных. Однако, если она и сошла с ума, проверить это было нельзя — приходилось доверять своим чувствам и просто жить дальше.

Время от времени голос Разрушителя даже радовал, потому что в тюремной камере царила тишина. Даже солдаты, должно быть по приказу Йомена, не разговаривали с пленницей. Кроме того, каждый раз во время беседы с Разрушителем Вин что-нибудь да узнавала. К примеру, что Разрушитель мог появляться во плоти или воздействовать на расстоянии. Если рядом не было его телесного воплощения, то голос мог отдавать лишь простые и туманные указания.

Тот же приказ убить стражников. Вин просто физически не могла его исполнить, оставаясь за решеткой. Это походило, скорее, на попытку повлиять на ее наклонности. Влияние Разрушителя чем-то напоминало алломантическое ненаправленное воздействие на эмоции.

Ненаправленное воздействие…

У Вин появилась идея. Погрузившись в себя, она обнаружила, что по-прежнему ощущает тысячу колоссов, отданных Элендом. Они оставались в ее власти, хотя их разделяло большое расстояние и исполнять они могли лишь несложные приказы.

А нельзя ли их как-нибудь использовать? Возможно, колоссы сумели бы передать сообщение Эленду? Или напасть на город и освободить ее, Вин? Нет. Бросившись в атаку на стены Фадрекса, они просто все погибнут, да еще и испортят планы Эленду. Отправлять их к нему тоже не стоило: слишком велика вероятность, что охранники в главном лагере испугаются и перебьют монстров. А если колоссы даже и доберутся? Вин всегда приказывала им что-нибудь конкретное: напасть или подобрать кого-то; но еще ни разу не пробовала, к примеру, приказать им произнести какие-то определенные слова.

Она попыталась удержать в уме эти слова и передать колоссам, но не ощутила в ответ ничего, кроме растерянности. Еще та задачка. И чем больше Вин размышляла, тем больше убеждалась: использовать колоссов для передачи послания Эленду — не лучший выход. Все равно что сообщить Разрушителю, что у нее осталось оружие.

— Вижу, он наконец-то подыскал для тебя подходящую клетку, — послышался знакомый голос.

Разрушитель опять явился в облике Рина. Он стоял у изголовья койки и смотрел сверху вниз с каким-то почти благодушным выражением лица. Вин села. Она бы никогда не подумала, что больше всех металлов ей будет не хватать бронзы. Когда Разрушитель возвращался «во плоти», бронза позволяла почувствовать его приближение за некоторое время до того, как он появлялся.

— Должен признаться, я в тебе разочарован, Вин.

Он использовал голос Рина, но интонации были другими. Так мог бы говорить Рин, ставший намного старше. И мудрее. Отеческий тон в сочетании с лицом Рина и известными Вин стремлениями этого существа приводили ее в смятение.

— В прошлый раз, когда тебя поймали и заперли, лишив металлов, — продолжал Разрушитель, — и ночи не прошло, как ты уже убила Вседержителя и покончила с его империей. Теперь ты сидишь тут уже… неделю, верно?

Вин не ответила.

«Зачем он меня дразнит? Неужели хочет что-то узнать?»

— Я-то думал, смерть Йомена будет самым меньшим из того, что ты должна была бы сделать.

— Отчего тебя так заботит его смерть? — поинтересовалась Вин. — Мне казалось, он на твоей стороне.

Разрушитель покачал головой и сцепил за спиной руки:

— Вижу, ты не понимаешь. Вы все на моей стороне, Вин. Я создал вас. Вы мои инструменты — все до единого. Зейн, Йомен, ты, твой дражайший император Венчер…

— Нет. Зейн был твоим, а Йомен, похоже, заблуждается. Но Эленд… он будет с тобой сражаться.

— И у него не получится. Ты просто отказываешься это понять, дитя. Вы не можете сражаться со мной, потому что само сражение как таковое служит достижению моих целей.

— Злые люди, возможно, помогают тебе, — не согласилась Вин. — Но не Эленд. Он хороший человек, и даже ты не сможешь этого отрицать.

— Вин, Вин… Ну почему ты не можешь понять? Дело не в добре и зле. Мораль вообще не имеет к этому отношения. Хорошие люди убивают так же часто, как плохие, просто они при этом преследуют разные цели.

Вин промолчала.

— Я попытаюсь объяснить. Завершение всего сущего не битва, а просто неизбежная кульминация. Разве может человек сделать карманные часы, у которых никогда не кончится завод? Разве бывают лампы, которые никогда не гаснут? Всему приходит конец. Думай обо мне как о служителе, чья работа — погасить все лампы и подмести пол перед тем, как лавочка закроется.

Вин ощутила минутное замешательство. В его словах было зерно правды, и те изменения, что происходили повсюду на протяжении нескольких лет, — изменения, начавшиеся до того, как Разрушитель оказался на свободе, — лишь усиливали это замешательство.

Правда, кое-что не сходилось. Если Разрушитель и в самом деле прав, зачем ему нужна она, Вин? Почему он возвращался и беседовал с ней?

— Выходит, ты победил.

— Победил? — переспросил Разрушитель. — Все еще не дошло? Я и не должен был победить, дитя. Все идет своим чередом.

— Я понимаю.

— Надеюсь, что так и есть. Если кто и может понять, то только ты. — Разрушитель развернулся и начал медленно ходить по камере из угла в угол. — Видишь ли, ты часть меня. Прекрасная погибель. Жесткая и действенная. Из всех, кого я присвоил за эту мимолетную тысячу лет, ты единственная, кто мог бы меня понять.

«Вот это да, — подумала Вин. — Да ведь он торжествует! Вот зачем эта тварь явилась ко мне: ей нужно, чтобы кто-то был свидетелем триумфа!»

Глаза Разрушителя сияли — он гордился своей победой. Его чувства были человеческими, и Вин могла их понять.

В этот момент Разрушитель даже перестал казаться бесполым существом. Он вдруг превратился в мужчину.

Разрушитель, несомненно, оставался могущественным и непостижимым, но в нем проступило что-то человеческое, а значит, его можно обмануть, ввести в заблуждение и сломить. Не исключено, что к такому выводу пришел и Кельсер, посмотрев в глаза Вседержителю той ночью, когда его поймали. Вин наконец-то поняла своего учителя и осознала, каково это — замыслить нечто грандиозное, вроде свержения Вседержителя.

«Но у Кельсера были годы, чтобы продумать свой план. А я… я даже не знаю, сколько времени у меня осталось. Не много, по всей видимости…»

Пока она размышляла, началось очередное землетрясение. Стены тюрьмы задрожали, и Вин услышала, как в коридоре выругался стражник, когда что-то упало и разбилось. А Разрушитель… блаженствовал, закрыв глаза и приоткрыв рот, довольный тем, как грохотало все вокруг.

В конце концов наступила тишина. Разрушитель открыл глаза и снисходительно посмотрел на Вин:

— Мой труд основан на страсти. События должны сменять друг друга, все должно меняться! Вот почему ты и твой Эленд так важны для меня. Страстные люди всегда склонны к разрушению, потому что страсть лишь тогда настоящая, когда человек докажет, чем способен пожертвовать ради нее. Убьет? Пойдет на войну? Сломает и выбросит то, что у него есть, ради того, что ему нужно?

«Дело не только в том, что Разрушитель чего-то достиг, — подумала Вин. — Он кого-то победил. Что бы он ни говорил, он знает, что одержал верх над каким-то противником… но над кем? Над нами? Мы не ровня такому могущественному созданию…»

Она вдруг услышала шепчущий голос из прошлого:

«В чем заключается первое правило алломантии, Вин?»

Следствие. Действие и противодействие. Если Разрушитель наделен гибельной силой, то должно существовать нечто с противоположными способностями. У Разрушителя обязан быть противник. По крайней мере, был когда-то.

— Что ты с ним сделал? — спросила Вин.

Разрушитель замешкался, повернулся к ней, нахмурившись.

— С твоим врагом, — уточнила Вин. — С тем, кто когда-то помешал тебе уничтожить мир.

Разрушитель долго молчал. Потом улыбнулся, и от его улыбки Вин ощутила озноб. Он был прав. Вин была его частью. Она его понимала.

— Охранитель мертв, — пояснил Разрушитель.

— Ты его убил?

Разрушитель пожал плечами:

— И да и нет. Он пожертвовал собой, чтобы создать клетку. Его агония продлилась несколько столетий, но теперь он наконец-то испустил дух. И наша сделка подошла к завершению.

«Охранитель, — подумала Вин, и часть огромной головоломки, щелкнув, встала на свое место. — Противоположность Разрушителя. Сила, которая не могла уничтожить своего противника, потому что это было противно ее природе. Но заточение — дело совсем другое.

Заточение, которому я положила конец, когда отдала силу у Источника».

— Теперь ты видишь неизбежность, — мягко проговорил Разрушитель.

— Ты не мог создать это сам, верно? — спросила Вин. — Мир, жизнь. Ты не можешь творить, ты только уничтожаешь.

— Он тоже не мог творить. Он мог только беречь. Охранитель не создатель.

— И вы трудились вдвоем…

— Мы дали друг другу слово. Я пообещал помочь ему создать вас — существ, которые могут мыслить и любить.

— А он? — Вин опасалась услышать тот ответ, который пришел ей на ум.

— Он обещал, что я в конечном счете все уничтожу. И я пришел, чтобы требовать исполнения договора. Весь смысл творения заключается в том, чтобы наблюдать, как сотворенное тобой умирает. У каждой истории есть конец, и то, что я создал, не будет совершенным, пока не закончится.

«Это не может быть правдой, — подумала Вин. — Если Охранитель и в самом деле не существо, а сила, его нельзя полностью уничтожить…»

— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не можешь рассчитывать на поддержку Охранителя. Он мертв. К тому же он не сумел убить меня. Он только и мог, что держать меня в плену.

«Да. Я это уже поняла. Ты ведь на самом деле не можешь читать мои мысли, верно?»

Разрушитель между тем продолжил:

— Должен признаться, Охранитель поступил вероломно. Он попытался обойти наш договор. Разве это не злонамеренный поступок? Все обстоит так, как я и сказал: добро и зло никак не связаны с тем, что делают Разрушитель и Охранитель. Злой человек защищает объект своих желаний так же отчаянно, как и добрый.

«Но что-то мешает Разрушителю покончить с миром прямо сейчас. Он может сколько угодно болтать про то, что каждой истории приходит конец, но ожидание „подходящего“ момента противоречит его природе. Здесь есть какая-то загадка, которую я пока что не могу разгадать.

Что же ему мешает?»

— Я здесь, потому что хочу, чтобы ты видела и понимала, что происходит. Чтобы ты знала. Потому что время пришло.

— Время чего? Конца света? — встрепенулась Вин.

Разрушитель кивнул.

— Сколько еще осталось?

— Дни. Не недели.

«Так вот в чем дело…»

Вин задрожала. Разрушитель открылся, потому что она в плену. Он думал, что у человечества не осталось никаких шансов. Он считал, что победил.

«Значит, его еще можно обыграть. — Вин ощутила внезапную решимость. — И это как-то связано со мной. Но я ничего не могу сделать, пока сижу здесь, иначе он не явился бы хвастаться своей победой».

Выходит, ей надо освободиться. И быстро.

* * *

Со временем начинаешь осознавать и то, почему Разрушитель не мог вырваться из заточения, даже когда Охранитель, создав стены темницы из самого себя, лишился разума. Хоть сознание Охранителя и оказалось большей частью разрушено, его дух и тело остались неизменными. И, поскольку он был противоположностью, этого хватало, чтобы препятствовать деятельности Разрушителя.

Или, по крайней мере, чтобы ее значительно замедлить. Как только разум Разрушителя был «освобожден» из темницы, он быстро наверстал упущенное.

58

— Вот на эту штуку надо навалиться всем телом. — Сэйзед указал на деревянный рычаг. — Упадут противовесы, преграждая путь всем четырем подземным потокам, которые текут в пещеру. Но я предупреждаю: возвращение воды в каналы будет довольно-таки зрелищным. На то, чтобы заполнить их, уйдет несколько часов, и я подозреваю, что некоторые новые районы окажутся затопленными.

— Вода поднимется до опасного уровня? — спросил Призрак.

— Не думаю. Она пойдет через трубы в фундаменте перевалочного склада, который расположен прямо за инквизиторским домом. Я все там осмотрел — они в хорошем состоянии. Вода должна потечь прямо в каналы, а оттуда — по всему городу. Не хотел бы оказаться на одной из этих нижних улиц, когда все начнется. Течение будет достаточно сильным.

— Я об этом позаботился, — кивнул Призрак. — Дарн предупредит всех, чтобы держались подальше от водных путей.

Призрак был впечатлен. Сложная конструкция из дерева, шестерней и проволоки выглядела так, словно на ее постройку должны были уйти не недели, а месяцы. Огромные сети, заполненные камнями, уравновешивали четыре запирающих механизма, которые в любой момент были готовы для того, чтобы повернуть подземные реки вспять.

— Это удивительно, Сэйз. Такое впечатляющее знамение, как возвращение воды в каналы, точно заставит людей слушать нас, а не Гражданина.

Бриз и люди Дарна неустанно трудились вот уже несколько недель, нашептывая горожанам о приближении чуда, которое устроит Выживший в огне. Это будет что-то невероятное, говорили они людям, это покажет раз и навсегда, кто в городе настоящий хозяин.

— Я сделал все, что мог, — скромно пояснил Сэйзед. — Какой-то объем воды все равно будет попадать в пещеру, конечно. Однако это ни на что не повлияет.

— Парни? — Призрак повернулся к четырем солдатам Гораделя. — Поняли, что от вас требуется?

— Да, мой господин, — откликнулся главный из четверки. — Мы ждем гонца, а потом опускаем этот рычаг.

— Если гонец не придет, — прибавил Призрак, — опустите рычаг на закате.

— И, — Сэйзед, вскинул палец, — не забудьте переключить запирающий механизм в другом помещении, чтобы вода не утекала отсюда. Иначе озеро опустеет. Лучше нам сохранить его полным. Просто на всякий случай.

— Да, мой господин, мы поняли, — подтвердил солдат.

Повернувшись, Призрак окинул взглядом пещеру. Солдаты, которым предстояло принять участие в том, что должно было произойти ночью, выглядели взволнованными. Им уже успело надоесть длительное заточение и в пещере, и в инквизиторском доме над ней. Поодаль стояла Бельдре и с интересом разглядывала сконструированный Сэйзедом механизм. Призрак отвлекся от наблюдения за солдатами и быстрым шагом направился к ней.

— Ты действительно собираешься это сделать? Вернешь воду в каналы?

Призрак кивнул.

— Иногда я пыталась вообразить себе, как они могли бы выглядеть, если бы вернулась вода, — мечтательно проговорила Бельдре. — Город не казался бы таким пустынным — он бы стал важным, как было в раннюю эпоху Последней империи. Такие красивые водные улицы. Никаких уродливых ям.

— Это будет прекрасное зрелище, — улыбнулся Призрак.

Девушка взволнованно покачала головой:

— Меня удивляет… в тебе словно спрятано несколько разных людей. Как может человек, способный на такое чудо, сотворить с моим городом ужасное?

— Бельдре, ничего ужасного не произойдет.

— Знаю, ты просто свергнешь правительство.

— Я сделаю то, что должен.

— Мужчины всегда так говорят, — вздохнула Бельдре. — Правда, у каждого из них свое мнение по поводу того, что же «они должны».

— Твой брат упустил свой шанс.

Девушка потупилась. Она все еще носила с собой письмо, которое пришло утром — ответ Квеллиона. Мольбы Бельдре шли от всего сердца, но Гражданин ответил оскорблениями и предположениями, что все это ее заставили написать те, у кого она находилась в плену.

«Узурпатор мне не страшен, — в частности, было написано в ответном письме. — Меня защищает сам Выживший. Ты не получишь этот город, тиран».

Бельдре посмотрела на Призрака.

— Не делай этого, — прошептала она. — Дай ему еще время. Пожалуйста.

Призрак поколебался.

— Времени не осталось, — прошептал Кельсер. — Делай, что должен.

— Прости. — Призрак отвернулся. — Будь рядом с солдатами. Я оставляю здесь четверых. Не ради того, чтобы помешать тебе убежать, хотя такой приказ у них тоже есть. Я хочу, чтобы ты осталась в пещере. Я не могу гарантировать, что на улицах будет безопасно.

Он услышал какое-то движение, но не обернулся, а пошел к собиравшимся в группу солдатам. Призраку подали дуэльные трости и опаленный плащ. Горадель стоял у выхода вместе с остальными, лицо его светилось от гордости.

— Мы готовы, мой господин.

Подошел Бриз, качая головой и постукивая тростью по полу. Тяжко вздохнул:

— Ну что ж, тряхнем стариной…

* * *

Вечерним событием, которого все так долго ждали, была речь Квеллиона. В течение некоторого времени он никого не казнил, словно вдруг сообразив, что смерти лишь расшатывают его правление. Судя по всему, Гражданин намеревался ослабить свою жесткую хватку и поговорить с народом, напомнив обо всем хорошем, что он сделал для города.

Призрак шагал один, чуть впереди Бриза, Альрианны и Сэйзеда, которые переговаривались между собой. Рядом с ними держались несколько солдат Гораделя, переодетых горожанами. Призрак разделил их силы на несколько частей и отправил разными дорогами. Еще не стемнело, и ему пришлось надеть очки и повязку, поскольку заходящее солнце было слишком ярким. Квеллиону нравилось произносить речи по вечерам — так, чтобы туман появлялся еще до того, как будут произнесены последние слова. Этим он подчеркивал свою предполагаемую связь с Выжившим.

Из примыкающей нижней улицы показалась знакомая фигура и захромала к Призраку. Дарн шел, сгорбившись и кутаясь в плащ. Призрак испытывал уважение к нему из-за странной привычки не отсиживаться в безопасном Хэрроузе, а делать все дела самостоятельно. Возможно, именно поэтому Дарн и стал королем здешнего преступного мира.

— Люди собираются, как и ожидалось, — произнес Дарн, тихонько кашлянув. — Кое-кто из твоих солдат уже там.

Призрак кивнул.

— В городе… неспокойно, — продолжал Дарн. — Я что-то волнуюсь. В районах, которые мне не подчиняются, начали грабить богатые дома, куда раньше никто и носа не смел сунуть. Мои люди заняты: выгоняют народ с нижних улиц.

— Все будет хорошо, — успокоил Призрак. — Бо́льшая часть горожан придет послушать речь.

Дарн немного помолчал.

— Ходят слухи, — снова заговорил он, — будто Квеллион собирается во время этой речи осудить тебя и наконец-то отдать приказ о штурме инквизиторского дома, где вы устроили логово.

— Значит, хорошо, что нас там не будет. Не стоило ему отзывать своих солдат, даже если они действительно нужны для поддержания порядка в городе.

— Я очень надеюсь, что ты справишься, парень. Когда закончится ночь, город будет твоим. Обращайся с ним лучше, чем Квеллион.

— Обещаю.

— Мои люди устроят суматоху во время собрания, как ты просил. Удачи!

Дарн свернул налево и исчез на одной из нижних улиц.

Впереди уже собиралась толпа. Призрак поднял капюшон плаща, чтобы его не узнали, пока он будет пробираться сквозь толпу. Сэйзед и компания остались далеко позади, когда молодой человек начал быстро подниматься по насыпи, ведущей к старой городской площади. Здесь подручные Квеллиона возвели деревянный помост, с которого Гражданин должен был говорить с народом. Речь уже началась. Увидев неподалеку стражников, Призрак остановился. Их было достаточно много, и все они внимательно наблюдали за толпой.

Минуты шли. Пепел падал людям на головы. Появились первые завитки тумана.

Призрак слушал Квеллиона, но не вникал в слова. Слушал так, как не смог бы никто другой: отсекая ненужные звуки — пустую болтовню и шепоты, шуршание и кашель. Это умение было сродни умению видеть сквозь туман. Он слушал город. Слышал крики в отдалении.

Началось.

— Слишком быстро! — прошептал бродяга, оказавшийся рядом с Призраком. — Я от Дарна. В городе начались волнения, которые он не планировал! Дарн не может с ними справиться. Мой господин, город горит!

— Та ночь была похожа на эту, — прошептал еще один знакомый голос. — Славная ночка, когда великий город Лютадель стал моим.

В задних рядах толпы поднялся шум — это приступили к работе люди Дарна. Стражники Квеллиона стали пробираться к ним, чтобы утихомирить. Сам Гражданин продолжал выкрикивать обвинения. Среди прочего Призрак расслышал собственное имя, но общий смысл сказанного по-прежнему от него ускользал.

Запрокинув голову, молодой человек посмотрел в небо. Хлопья пепла опускались прямо на лицо, словно он летел вверх. Словно был рожденным туманом.

Его капюшон упал. Люди вокруг начали удивленно перешептываться.

Вдалеке раздался колокольный звон. Люди Гораделя поспешили к помосту. От пожаров, охвативших город, стало заметно светлее. Это были огни бунта. Точь-в-точь как той ночью, когда победили Вседержителя. Это были факелы революции. А потом народ посадил на трон Эленда.

В этот раз выберут его, Призрака.

«Я никогда не буду слабым, — подумал он. — Больше никогда не буду слабым!»

Последние солдаты Квеллиона, охранявшие помост, ввязались в драку с людьми Гораделя. Люди расступались, но никто не уходил. Они хорошо подготовились к событиям этой ночи. Многие ждали знамения, которое им обещали Призрак и Дарн — знамения, о котором им рассказали лишь несколько часов назад, чтобы о плане Призрака не прознали шпионы Квеллиона.

Если Гражданин — или кто-то из его охранников — выстрелит монетами или прыгнет, применяя алломантию, люди увидят. Они узнают, что их обманывали. И наступит конец.

Толпа отхлынула от сражавшихся солдат, и Призрак остался один. Голос Квеллиона наконец-то стих. Несколько стражников бежали к помосту, чтобы помочь ему спуститься.

Взгляды Квеллиона и Призрака встретились. Лишь тогда в глазах Гражданина мелькнул страх.

Призрак прыгнул. Он не мог пользоваться сталью, но пьютера оказалось достаточно. Взлетел и легко перемахнул через ограждение помоста. Потом выхватил дуэльную трость и бросился на Гражданина.

Позади закричали люди. Призрак слышал, как они выкрикивают его имя — Выживший в огне. Выживший. Он не просто убьет Квеллиона, он его уничтожит. Подорвет основу его власти, как и предлагал Бриз. В этот момент гасильщик и Альрианна должны были управлять толпой, не позволяя людям в панике разбежаться. Удерживая их на месте.

Чтобы они могли увидеть спектакль, который начал Призрак.

Стражники на помосте заметили его слишком поздно. Молодой человек легко справился с первым, разбив ему голову. Квеллион закричал, призывая на помощь.

Призрак повернулся к другому стражнику, но тот отскочил в сторону с неестественной быстротой. Призрак ушел из-под удара — чужое оружие лишь оцарапало щеку. Противник был алломантом — поджигателем пьютера, вооруженный дубинкой с обсидиановыми шипами.

«Пьютера недостаточно для зрелища, — подумал Призрак. — Люди не заметят, что кто-то вертится слишком быстро или держится слишком стойко. Я должен заставить Квеллиона выстрелить монетами».

Громила подался назад, явно заметив, что Призрак тоже двигается быстрее обычного. Держал оружие наготове, но нападать не торопился — тянул время, чтобы напарник увел с помоста Квеллиона. Драка с громилой была нелегким делом: он казался опытнее Призрака и, вероятно, сильнее.

— Твоя семья свободна, — негромко солгал Призрак. — Мы уже спасли их. Помоги нам расправиться с Квеллионом — у него больше нет власти над тобой.

Громила замер, опустив оружие.

— Убей его! — рявкнул Кельсер.

Призрак не собирался этого делать, но поддался на провокацию. Рванулся вперед и огрел озадаченного громилу тростью, которая треснула от удара. Громила рухнул замертво — Призрак отбросил трость и подобрал обсидиановую дубинку.

Квеллион находился у края помоста. Одним прыжком Призрак пересек деревянную платформу. Он мог применять алломантию, поскольку никогда не читал проповедей, порицавших ее. Только лицемер вроде Квеллиона мог скрывать свои силы.

Приземлившись, Призрак тотчас же обрушил на последнего стражника дубину с рвущими плоть обсидиановыми шипами. Солдат упал.

— Я не боюсь тебя! — дрожащим голосом выкрикнул Квеллион. — Я под защитой!

— Убей его, — приказал Кельсер, появившись на помосте во плоти, на некотором расстоянии от Призрака.

Обычно Выживший говорил в его голове, а сам не появлялся с того первого случая в горящем здании. Это означало, что происходили и впрямь важные события.

Призрак схватил Гражданина за шиворот, швырнул его на помост. Поднял дубину — с шипов капала кровь.

— Нет!

Услышав этот голос, Призрак застыл и обернулся. Она была здесь — пробиралась сквозь толпу, приближаясь к открытому пространству перед помостом.

— Бельдре? Как ты смогла выйти из пещеры?

Разумеется, девушка его не слышала. Только сверхъестественный слух Призрака позволил ему расслышать ее голос среди шума и звуков сражения. Их взгляды встретились, и он скорее увидел, чем услышал, как она шепчет:

— Пожалуйста. Ты же обещал.

— Убей его!

Квеллион выбрал именно этот момент, чтобы попытаться сбежать. Призрак повернулся к нему, снова схватил за рубашку, едва не разорвав ее, и снова швырнул на помост. Квеллион закричал от боли, а Призрак обеими руками поднял свое смертоносное оружие.

Что-то блеснуло в свете факелов. Призрак не почувствовал боли, но покачнулся от удара. Споткнулся, опустил взгляд и увидел кровь. Что-то пронзило левую руку и плечо. Похоже на стрелу, но не стрела. Хоть Призрак по-прежнему не чувствовал боли, рука перестала слушаться, будто мышцы больше не могли работать как надо.

«Я ранен. Ранен… монетой».

Он повернулся. Бельдре стояла впереди толпы, по лицу ее текли слезы, а рука была поднята в его направлении.

«Когда меня схватили, она была рядом с братом, — понял Призрак, цепенея. — Она всегда рядом с ним. Мы считали, что он защищает ее.

Значит, все наоборот?»

Он выпрямился. У его ног раздавались всхлипывания Квеллиона. По руке Призрака текла струйка крови, но он, не обращая внимания на рану, устремил взгляд на ту, которая ее нанесла, — на Бельдре.

— Так это ты алломант, — прошептал он. — Не твой брат.

Из толпы, вероятно подстрекаемой Бризом, понеслись крики:

— Сестра Гражданина — алломант!

— Лицемер!

— Лжец!

— Он убил моего дядю, а свою сестру оставил в живых!

Бельдре тоже закричала, видимо осознав, что люди увидели именно то, что и обещал им показать Призрак. Все случилось не так, как он планировал, но механизм начал действовать, и остановить его уже было невозможно. Люди собирались вокруг Бельдре, вопя от ярости.

Призрак поднял раненую руку… Внезапно на него упала чья-то тень.

— Она давно собиралась тебя предать, Призрак, — сказал Кельсер.

Выживший стоял, гордо выпрямив спину, как и в тот день, когда сразился с Вседержителем.

— Ты все ждал убийц, — продолжал Кельсер. — Ты не понял, что Квеллион уже прислал одного. Свою сестру. Тебе не показалось странным, что он позволил ей ускользнуть и пробраться в логово врага? Ее послали, чтобы убить тебя. Тебя, Сэйзеда и Бриза. Да только она избалованная богатенькая девочка. Она не привыкла убивать, так что серьезная опасность с ее стороны тебе не угрожала.

Толпа заволновалась, и Призрак повернулся, встревоженный судьбой Бельдре. Он успокоился, когда увидел, что ее просто толкают к помосту.

— Выживший! — кричали люди. — Выживший в огне!

— Король!

Бельдре заставили подняться на помост и бросили к его ногам. Ее алое платье было разорвано, тело покрывали синяки, каштановые волосы разлохматились. Рядом застонал Квеллион. Призрак вдруг понял, что сломал ему руку.

Он наклонился, чтобы помочь Бельдре подняться. У нее текла кровь из нескольких неглубоких порезов, и она плакала.

— Она была его телохранительницей. — Кельсер шагнул к Бельдре. — Вот почему она всегда была рядом. Квеллион не алломант. И никогда им не был.

Призрак опустился на колени рядом с девушкой, поморщившись при виде ее синяков.

— Теперь ты должен ее убить, — объявил Кельсер.

Призрак перевел взгляд на Выжившего. По лицу молодого человека сочилась кровь из раны, оставленной оружием громилы; медленно стекала по подбородку.

— Что?

— Тебе нужна власть, Призрак? — Кельсер приблизился еще на шаг. — Ты хочешь быть хорошим алломантом? Что ж, сила не берется из ниоткуда. Она не дается даром. Эта женщина — стрелок. Убей ее, и сила перейдет к тебе. Я наделю тебя этой силой.

Призрак посмотрел на плачущую девушку. Его охватило чувство нереальности происходящего, будто на самом деле он находился где-то в другом месте. Дыхание сделалось тяжелым, каждый вдох давался с трудом, а тело, несмотря на пьютер, охватила дрожь. Люди выкрикивали его имя. Квеллион что-то бормотал. Бельдре продолжала плакать.

Подняв окровавленную руку, Призрак сорвал повязку и очки. Заставил себя встать и оглядеться.

Город горел.

Отовсюду раздавались звуки погромов. Пожары полыхали в дюжине мест, освещая туман, погружая все в адскую светящуюся дымку. Это были не огни революции. Это были огни разрушения.

— Так не должно быть… — прошептал Призрак.

— Ты получишь этот город, Призрак! Ты получишь то, чего всегда желал! Ты станешь таким, как Эленд и Вин. Даже лучше их обоих! У тебя будут титулы Эленда и сила Вин! Ты станешь почти как бог!

Что-то отвлекло внимание Призрака от пожаров в городе. Он повернулся и увидел, что Квеллион тянется куда-то здоровой рукой…

Тянется к Кельсеру.

— Пожалуйста, — прошептал Квеллион. Казалось, что он видит Выжившего. — Господин мой, Кельсер, почему ты меня покинул?

— Я дал тебе пьютер, Призрак, — произнес Кельсер со злостью, не удостоив Квеллиона даже взглядом. — Неужели ты отвергнешь меня сейчас? Ты должен вытащить один из стальных штырей, которые скрепляют этот помост. Потом прижми девчонку к груди. Убей ее штырем и вонзи его в свое тело. Это единственный способ!

«Убить ее штырем… — подумал Призрак, цепенея. — Так все и началось в тот день, когда я чуть не умер. Я сражался с громилой на рынке, я использовал его вместо щита. Но… другой солдат все равно ударил, заколол своего друга и ранил меня».

Призрак неуклюже рванулся от Бельдре к Квеллиону, опустился рядом с ним на колени. Тот закричал, когда Призрак прижал его к деревянному помосту.

— Правильно, — похвалил Кельсер. — Убей сначала его.

Но Призрак не слушал — разорвал рубашку Квеллиона и начал осматривать его плечи и грудь. Там не было ничего странного. Однако чуть выше локтя он обнаружил что-то вроде гвоздя, пронзавшего плоть. Металл казался похожим на бронзу. Дрожащими руками Призрак вытащил гвоздь. Квеллион закричал.

Как и Кельсер.

Призрак повернулся к нему, держа в руке окровавленный бронзовый штырь. Кельсер был в ярости, его пальцы скрючились, как когти, и он угрожающе двинулся вперед.

— Что ты такое? — спросил Призрак.

Существо закричало, но Призрак уже его не слышал. Он опустил взгляд и посмотрел на собственную грудь. Рванул рубашку, обнажив плечо с зажившей раной, откуда торчал едва различимый кончик занозы. Осколок меча, которым был убит алломант. Кельсер приказал ему ничего не трогать, сказал, будто этот осколок стал символом того, через что пришлось пройти Призраку.

Острый кончик выглядывал из его кожи. Как можно было о таком забыть? Как можно не чувствовать внутри себя такой большой кусок металла? Призрак ухватился за него и потянул.

— Нет! — закричал Кельсер. — Призрак, ты хочешь снова стать обыкновенным? Ты хочешь опять сделаться бесполезным? Ты потеряешь пьютер и будешь таким же слабым, каким был, когда оставил своего дядю умирать!

Призрак ощутил нерешительность.

«Нет, — подумал он. — Что-то не так. Я должен был выставить напоказ алломантию Квеллиона, заставить его раскрыться на глазах у людей, а не нападать на него. Я забыл о планах и приготовлениях. Со мной в этот город пришло разрушение.

Это неправильно!»

Он вытащил из-за голенища стеклянный кинжал. В ушах раздался ужасный вопль Кельсера, но Призрак все равно поднял руку и начал кромсать собственное плечо. А потом с силой, которой его наделял пьютер, ухватился за стальной осколок.

Вырвал, отбросил в сторону, крича от страшной боли. Кельсер тотчас же исчез. Как и способность воспламенять пьютер.

На него обрушилось все сразу: усталость, накопившаяся за время, проведенное в Урто, раны, которых Призрак не замечал, вспышки света, звуки, запахи и ощущения, справляться с которыми помогал пьютер. Его как будто ударили, раздавили… Он упал.

Не осталось сил даже на то, чтобы думать. Призрак мог лишь позволить себе уплыть в темноту…

«Ее город горит».

Тьма…

«В огне погибнут тысячи».

Туман коснулся его щеки. Призрак пригасил олово — какофония стихла, охватило блаженное оцепенение. Так было лучше.

«Хочешь быть как Кельсер? В самом деле хочешь? Так поднимайся и дерись!»

— Лорд Призрак! — позвал чей-то слабый голос.

«Ты должен выжить!»

Призрак зажег олово и закричал от боли. Как обычно, металл принес волну ощущений — их были тысячи, и они повергли в шок. Боль. Осязание. Слух. Звуки, запахи, огни.

И ясность мысли.

Призрак заставил себя подняться на колени и закашлялся. По руке текла кровь. Он поднял голову. К помосту бежал Сэйзед.

— Лорд Призрак! Лорд Бриз пытается справиться с погромами, но, кажется, мы слишком далеко зашли! Люди разъярились и теперь уничтожают собственный город!

— Пожары… — прохрипел Призрак, — нам надо их погасить. Здесь слишком сухо и слишком много дерева. Город сгорит вместе со всеми жителями!

Лицо Сэйзеда омрачилось.

— Мы не можем этого сделать. Надо выбираться отсюда! Иначе мы погибнем.

Призрак посмотрел в сторону. Бельдре стояла на коленях возле брата. Она перевязала его рану и пыталась соорудить перевязь для руки. Квеллион потрясенно оглядывался по сторонам. Он будто проснулся после долгого сна.

Призрак с трудом поднялся на ноги.

— Мы не покинем этот город, Сэйзед.

— Но…

— Нет! — выкрикнул Призрак. — Я сбежал из Лютадели и бросил Колченога умирать. Я не убегу снова! Мы можем погасить пламя. Просто нам нужна вода.

Сэйзед замер.

— Вода, — повторила Бельдре, вставая.

— Каналы скоро наполнятся, — вспомнил Призрак. — Мы можем организовать пожарные бригады и использовать потоп для того, чтобы справиться с пожарами.

— Потопа не будет, Призрак. — Бельдре опустила глаза. — Солдаты, которых ты оставил… я напала на них.

Призрак почувствовал озноб:

— Они мертвы?

Растрепанная девушка с расцарапанным лицом покачала головой:

— Не знаю. Я не проверяла.

— Воды еще не видно, — заметил Сэйзед. — Она… должна была уже появиться к этому времени.

— Тогда мы сделаем так, что она появится! — яростно закричал Призрак. Он резко повернулся к Квеллиону и чуть не упал от внезапного приступа дурноты. — Ты! — Он указал пальцем на Гражданина. — Ты в этом городе кто-то вроде короля? Вот твой народ. Собери людей и вели им заняться тушением пожаров.

— Я не могу, — едва слышно произнес Квеллион. — Меня убьют за то, что я сделал.

Призрак пошатнулся, у него закружилась голова. Оперся на ограждение помоста, чтобы не упасть, и схватился за голову. Бельдре шагнула к нему.

Вокруг было так светло от пожаров, что олово мешало видеть, но он не осмеливался погасить металл: только шум, жара и боль удерживали его в сознании. Призрак посмотрел Квеллиону в глаза:

— Ты сделаешь это. Мне плевать, если они разорвут тебя на части. Ты попытаешься спасти этот город, или я тебя убью собственными руками. Ты меня понял?

Гражданин сначала застыл, потом кивнул.

— Сэйзед. — Призрак повернулся к террисийцу. — Отведи его к Бризу и Альрианне. Я отправлюсь в хранилище. Я что-нибудь придумаю и пущу воду в каналы. Пусть Бриз и остальные соберут пожарные бригады и начнут тушить пламя, как только появится вода.

— Хороший план, но Гражданина поведет Горадель. Я пойду с тобой.

Молодой человек устало кивнул. Затем, когда Сэйзед отправился на поиски капитана стражи, который, видимо, устраивал оборонительный периметр вокруг площади, Призрак с трудом спустился с помоста и заставил себя пойти в сторону хранилища.

Скоро кто-то его догнал. Через несколько мгновений этот человек уже обогнал его и побежал дальше. Какая-то часть Призрака обрадовалась, что Сэйзед решил взять дело в свои руки: террисиец создал механизм, ему был известен нужный рычаг. Помощник не требовался.

«Двигайся».

Призрак продолжал двигаться вперед, и каждый шаг казался искуплением за то, что происходило в городе по его вине. Через некоторое время он осознал, что кто-то идет рядом и на ходу бинтует его рану.

— Бельдре?

— Я предала тебя. Но я не могла иначе. Не могла позволить тебе убить его. Я…

— Ты поступила правильно. Было… кое-что еще, Бельдре. Оно овладело твоим братом, и я почти подчинился ему. Как-то так. Но нам надо торопиться. Наше логово уже близко. Нужно только…

Она помогла ему подняться по насыпи. Запах дыма Призрак почувствовал еще до того, как они оказались на месте. Увидел свет и ощутил жар. Когда они вдвоем с Бельдре, которая была избита не меньше, с трудом вскарабкались на самый верх. Призрак уже знал, что их там ждет.

Инквизиторский дом, как и большинство других домов, горел. Сэйзед стоял, прикрывая ладонью глаза. Для чувствительных глаз Призрака полыхающее пламя было столь ярким, что ему пришлось отвернуться. Он словно находился в нескольких дюймах от солнца.

Сэйзед попытался подобраться к зданию, но не сумел.

— Слишком горячо! — сказал он Призраку. — Надо найти воду или песок. Надо как-то затушить пламя, чтобы мы смогли пробраться в пещеру.

— Слишком поздно… — прошептал Призрак. — У нас нет времени.

Бельдре окинула взглядом город. Призраку показалось, что отовсюду поднимаются струи дыма и вьются, стремясь в небо, навстречу падающему пеплу.

Тогда он стиснул зубы и неуклюже двинулся вперед, к огню.

— Призрак! — закричала Бельдре.

Но ей не стоило волноваться. Пламя было слишком жарким. Боль оказалась такой сильной, что молодой человек, не преодолев и половины пути, остановился и, спотыкаясь, тяжело дыша и моргая от подступивших слез, вернулся. Из-за обостренных чувств ему было труднее переносить близость огня, чем остальным.

— Мы ничего не можем сделать, — покачал головой Сэйзед. — Надо найти людей и вернуться.

— Я потерпел неудачу.

— Мы все потерпели неудачу, лорд Призрак, — возразил Сэйзед. — Это моя вина. Император поручил это дело мне.

— Мы должны были навести порядок в городе. А не разрушать его. Я должен как-то погасить пожары. Но я не могу переносить такую боль.

— Ах, лорд Призрак. Вы же не бог, чтобы управлять огнем по своему усмотрению. Вы человек, как и все мы. Мы просто… люди.

Призрак позволил оттащить себя в сторону от огня. Сэйзед прав: он обычный человек. Он всего лишь Призрак. Кельсер был аккуратен в выборе соратников. Он оставил им письмо на случай своей смерти. Там перечислялись все: Вин, Бриз, Доксон, Колченог и Хэм. Кельсер написал о каждом, объясняя, почему выбрал именно его.

Только один Призрак не удостоился ни строчки.

«Я дал тебе имя, Призрак. Ты был моим другом.

Разве этого недостаточно?»

Призрак вдруг замер, невольно заставив всех остановиться. В глазах Сэйзеда и Бельдре появился вопрос. Молодой человек глядел в ночь. Ночь, которая была слишком яркой. Повсюду горели огни. Воздух наполнился едким дымом.

— Нет, — прошептал Призрак, впервые за весь вечер ощущая ясность мысли.

Он высвободился из хватки Сэйзеда и побежал обратно к горящему зданию.

— Призрак! — закричали вслед два голоса.

Пламя казалось ослепительным, но он кинулся вперед. А когда боль стала невыносимой, погасил олово.

И утратил все чувства.

Такое с ним уже было: когда он очутился в ловушке, лишенный металлов. Призрак жег олово без остановки так долго, что чувства обострились, но без подпитки они отказывались ему служить. Все тело будто омертвело, исчезли все ощущения без остатка.

Пролетев сквозь полыхающий дверной проем, Призрак очутился внутри здания. Тело горело. Но он не чувствовал огня, теперь боль не могла заставить повернуть назад. Пламя было достаточно ярким, чтобы даже полуослепшие глаза могли видеть. Призрак ринулся вперед, не замечая ни огня, ни жара, ни дыма.

Выживший в огне…

Он знал, что умирает. Но все равно не останавливался, продолжая двигаться, даже когда должен был потерять сознание от боли. Добрался до задней комнаты и кубарем свалился вниз по сломанной лестнице.

В пещере было темно. Призрак неуклюже пробирался, натыкаясь на мебель и стеллажи, продвигаясь вдоль стены, с каждым шагом чувствуя, как убывают силы. У него осталось мало времени. Тело больше не могло действовать как положено — он слишком усердствовал все это время и к тому же теперь лишился пьютера.

Отыскав машину Сэйзеда, Призрак вдруг понял, что рад темноте: она не позволила ужаснуться при виде того, что огонь сотворил с его руками.

С тихим стоном молодой человек ощупал машину, нашел рычаг — точнее, надеялся, что именно рычаг отыскали его онемевшие пальцы. Двигать ими Призрак уже не мог и потому просто навалился всем телом, запустив механизм.

А потом сполз на пол и погрузился в холод и мрак.

Часть пятая