Несколько солдат подошли к грузовику и, приподняв брезент, вглядывались в пустоту. Ману напряженно ждал поодаль, когда вдруг грузовик разнесло на части мощным, оглушительным взрывом, от которого взрывной волной повыбивало стекла в домах даже на соседних улицах.
****
Отряд Максумова возвращался в партизанский лагерь в угрюмом молчании. Операция провалились. Ли погиб от взрыва и Максумов не находил ответа, как же разведчик очутился в его эпицентре. Митяй еле дышал с прошитой пулями грудью, на губах пузырилась кровь.
Фанг поудобнее перехватил суковатые ручки носилок, которые они общими усилиями соорудили из веток. Впереди тяжело ступал Соколик. Его могучие руки крепко держали носилки, чуть приподнимая передний край. И Фангу казалось, что Митяй укоризненно смотрит на него, хотя глаза раненого были закрыты. В очередной раз мотнув головой и нахмурившись, китаец отвел взгляд. Они почти пришли.
Когда маленький отряд зашел на территорию партизанского лагеря, из землянок, как по сигналу, стали выходить бойцы. Они бросали обеспокоенные взгляды на раненого и пристально осматривали тех, кто шел своим ходом, но говорить не решались. Из землянки командира вышли Лин Дунг и Демин.
– С возвращением, товарищи, – поприветствовал бойцов Лин Дунг и выжидательно посмотрел на Максумова. Тот кивнул, но не произнес ни слова. В это время над поляной разнесся слабый стон Митяя. Лин Дунг сделал несколько шагов вперед, остановился у носилок, осторожно приподнял край брезента, исполняющего роль одеяла, и увидел несколько аккуратных круглых дырок в груди парня. По краям кровь уже запеклась и почернела. Лин Дунг тяжело вздохнул и обернулся к майору Максумову.
– Где лейтенант Вэй Ли?
В воздухе повисла тяжкая, разрывающая сердце, пауза. На глаза гиганта Соколика навернулись непрошенные слезы, которые сказали китайскому командиру больше, чем ему хотелось бы.
– Леха…, – начал Максумов и запнулся, судорожно сглотнув. – Лейтенант Вэй Ли погиб, товарищ командир. Портфель взять не удалось!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ДЕВЯДНАДЦАТАЯ
В крохотном полутемном помещении не было ни единого окна. У боковой стены стоял серый металлический шкаф, на полках которого тускло отсвечивали стеклянные банки с растворами. На маленьком железном столике с колесиками поблескивали аккуратно разложенные хирургические инструменты.
У ближайшей стены можно было заметить несколько деревянных палок разного диаметра. Ближе к противоположной стороне комнаты располагался еще один металлический стол, побольше, и стул с прямой спинкой. В углу сиротливо примостился умывальник. Рядом с краном стояла мыльница с новым куском мыла, а над раковиной висело круглое зеркало и полотенце на крючке.
Весь свет в кабинете давала одинокая, засиженная мухами лампа, свисающая с потолка. И хотя на рабочем столе стоял еще один светильник, хозяин не посчитал нужным его зажечь.
В центре кабинета стоял Ману в полевой форме. Он, не спеша, вытер с рук пятна крови, положил полотенце на столик с хирургическими инструментами и обернулся. Перед ним была толстая доска, которая крепилась к центральной стене. А на доске была распята истерзанная фигура Ли.
Из-под туго затянутых кожаных ремней, крепко перетянувших щиколотки и запястья пленника, струйками стекала кровь. Одежда висела на нем грязными лохмотьями. Лицо опухло от побоев, вокруг обоих глаз залегли черные синяки. Остальное тело выглядело не лучше: раны, порезы, ссадины, темные кровоподтеки – все говорило том, что последние несколько часов Ли жестоко и хладнокровно пытали.
– Ты думал, меня в тридцатом расстреляли? – ухмыльнулся Ману, – не вышло. А красноперых, что взяли нас тогда, мы убили и волкам в тайге скормили…
Глаза мучителя и жертвы встретились.
Хрипло кашлянув, парень скользнул мутным взглядом по плиточному полу. Он весь был забрызган кровью. Но внимание пленника привлекали не темные лужицы, а ведро с водой, стоящее чуть поодаль. Вода в нем казалась прохладной, свежей и такой восхитительной, что пересохшее горло свело еще сильнее.
Ману внимательно осмотрел свои руки – не осталось ли на них кровавых пятен – подошел к стене, взял одну из палок и вернулся к Ли. Его темные глаза ничего не выражали.
– Повторяю, – скучным голосом произнес он. – Сколько вас? Где прячетесь? Кто вам помогает?
Пленник оторвался от ведра с водой и перевел взгляд опухших глаз на своего мучителя:
– За что ты убил моих родителей, Чэна?
Не успел он договорить, как на ноги обрушился град безжалостных ударов. Ману бил методично, со знанием дела и без каких-либо колебаний. Ли не хотел кричать, не хотел выказывать слабость перед своим мучителем. Он до крови закусил губы, стараясь сдержаться, но боль была невыносимой.
– А-а-а-а-а-а!…
Когда кабинет заполнил крик пленника, Ману остановился.
– Ну? Будешь говорить?
Ли обессилено висел на кожаных ремнях, не дающих ему упасть, и прерывисто дышал, с хрипом выталкивая из легких воздух. Его голова свесилась на грудь, а изо рта розовой ниткой текла слюна, смешанная с кровью.
Сзади беззвучно отворилась дверь, и в пыточную вошел Накаяма. Он сделал несколько шагов вперед и неподвижно замер, наблюдая за действиями Ману.
– Как же ты мне надоел, щенок! – раздосадовано ответил цыган, резко дергая голову пленника. – Надо было тебя тогда пристрелить.
Из-под набрякших век Ли с ненавистью посмотрел на Ману и попытался освободиться от крепкого захвата.
– Я тебя убью…
Вместо ответа кулак палача со всей силы врезался в челюсть пленника. А потом еще раз. Ману не произнес ни слова. Он просто бил беззащитного узника, пока тот не отключился.
Плюнув на пол, цыган в раздражении схватил со столика полотенце и стал оттирать от крови руки. Но полотенце уже все пропиталось – Ману с еще большей злостью отшвырнул бесполезную тряпку, прошел в угол и сорвал с крючка чистое полотенце.
Когда он вернулся к пленнику, то заметил у двери Накаяму. Его рука была перемотана бинтами, на лице красовались свежие глубокие раны от осколков. Непроизвольно вытянувшись, Ману не то отрапортовал, не то пожаловался:
– Господин генерал! Он не говорит.
Накаяма подошел к рабочему столу, снял с головы фуражку и со вздохом положил ее на хирургически чистую столешницу. Его голова тоже была перебинтована, и в некоторых местах яркую белизну марли запятнали гранатово-красные потеки.
– Приведи его в чувство.
Ману тут же подхватил ведро с водой и широкой струей окатил пленника. Тот издал резкий всхлип и судорожно дернулся. Долгую минуту Ли кашлял и отплевывался, еще больше забрызгивая плиточный пол красным. В его глазах все расплывалось, мысли путались, а тело при каждом движении пронзала острая изматывающая боль.
Накаяма спокойно уселся на стул и стал ждать, пока пленник окончательно придет в себя. Когда хрип и кашель стихли, он негромко поздоровался:
– Здравствуй, Вэй Ли. А ты оказался живучим малым.
Звук этого голоса заставил молодого разведчика вздрогнуть. Он медленно приподнял голову и от этого усилия все мышцы свело судорогой. Но пленник даже не заметил этого – его мутный взгляд остановился на лице японского генерала. Несколько долгих мгновений оба смотрели друг на друга. Наконец Накаяма чуть прищурился, будто стараясь зафиксировать эту картину в памяти, и сказал:
– Как же ты похож на своего отца. Тот же взгляд…
Дуэль взглядов забрала у Ли все оставшиеся силы. Ему пришлось упереться затылком в доску, к которой он был прикован, чтобы снова не потерять сознание, но взгляд его остался ясным и напряженным. Не отрываясь, разведчик вглядывался в спокойное лицо врага.
– Вы не знали моего отца.
– Хм, – губы Накаямы чуть скривились в ухмылке. – Ошибаешься. Одного из твоих отцов я знал очень хорошо.
В глазах пленника явно читалось недоверие. Генерал улыбнулся, закинул ногу за ногу и заговорил:
– Двенадцать лет назад лет назад один китайский ученый разрабатывал для нас универсальную вакцину. Думаю, ты догадываешься, о ком я говорю. Мы хорошо ему платили. Когда все было почти готово, он стал требовать больше денег, шантажировал нас, намекал, что продаст секрет вакцины еще кому-то. Советам, кажется. Его интересовали только деньги, – Накаяма сделал паузу и безмятежно взглянул в напряженные глаза Ли. – Я говорю о твоем отце, профессоре Вэй Тао.
– Ты все врешь! – вне себя выкрикнул пленник и стал вырываться из пут, но японский генерал, казалось, даже не заметил этого. Он вздохнул, будто с сожалением вспоминая что-то, и продолжил:
– Я пытался отговорить Тао, просил одуматься. Но профессор оказался намного хитрее, чем я предполагал. Он сел на поезд Харбин-Чита, прихватив с собой не только семью, но и блокнот со своими исследованиями. Я не мог позволить ему сбежать и приказал Ману сделать так, чтобы все выглядело, как ограбление. Отцепленный вагон, полный трупов, без документов и доказательств.
Ли отчетливо вспомнил, как Ману ворвался в купе, направив пистолет на отца, как потом он отвлекся на крики в коридоре, отец вытолкнул его из купе и запер дверь. Как через несколько секунд из коридора раздались выстрелы, и мама, стоявшая у двери, упала на пол, истекая кровью. Как отец схватил его на руки и аккуратно спустил за окно купе, в темную бездну. Он плакал и кричал, крепко держа отца за руки, не понимая, зачем тот бросает его. «Беги Ли, беги!» – кричал Тао, затем разжал руки и Ли упал вниз. Потом он долго бежал за скатывающимся вниз по рельсам вагоном, пока не споткнулся и не покатился кубарем куда-то вниз…
Ли начал терять сознание, но Ману снова вылил на него ведро холодной воды.
Накаяма продолжал спокойно сидеть на стуле и рассказывать свою историю, которая отображалась в сознании Ли ясными картинками:
«…Накаяма грубо отпихнул вылетевшего из купе Ману и несколько раз выстрелил в замок двери из нагана. Раздался грохот, пули прошили дерево насквозь.
Изнутри послышался детский крик:
– Мама!