– Это неправда, – прохрипел Ли, – это неправда.
В двери послышался щелчок замка. Юноша приоткрыл запухшие глаза и стал из-под ресниц наблюдать за человеком, который переступил порог его камеры. Картинка двоилась и расплывалась, Ли боялся, что вот-вот снова потеряет сознание.
Одет посетитель был в такой же костюм бактериологической защиты, что и солдаты, которые привели Вэй Ли в этот бокс. В руках он держал небольшой металлический поднос – что на нем лежало, Ли увидеть не мог, но ничего хорошего не ждал. Дверь с шипением закрылась.
Когда «комбинезон» подошел ближе и опустился на колени, парень разглядел, что на подносе у него ампула с цветной жидкостью, жгут и шприц. Первым побуждением было отшвырнуть поднос и броситься на незваного гостя, но Ли еле дышал от слабости.
Незнакомец оглянулся на стеклянную дверь. Убедившись, что в коридоре уже пусто, он незаметно извлек из металлического ящика крошечную колбу. Вытащив резиновую пробку, незнакомец поднес склянку к носу Ли – в голову ударил едкий противный запах. Парень закашлялся, застонал от боли во всем теле, острый шип пронзил всю голову, но, к своему удивлению, он почувствовал, что мысли наконец-то прояснились.
«Комбинезон» удовлетворенно кивнул, поднес палец к губам и снова открыл металлический ящик. На этот раз оттуда появилась пробирка с бледно-красной жидкостью и еще один шприц. Ловко набрав раствор в шприц, незнакомец еще раз опасливо оглянулся на дверь.
– У меня мало времени, Ли, – тихо и невыразительно проговорил незнакомец голосом, искаженным маской. – Поэтому слушай внимательно.
Фигура указала пальцем в резиновой перчатке на шприц.
– Мне придется заразить тебя смесью чумы и других страшных болезней – это приказ Накаямы. Ослушаться я не могу. Но сначала я введу тебе универсальную вакцину. Она спасет тебя. Но… Об этом никто не должен знать… поклянись!
Ли обессилено кивнул, а потом прошептал:
– Кто вы?
«Комбинезон» секунду помолчал, с сомнением глядя на распростертого перед ним истерзанного человека, но все-таки решился:
– Меня зовут доктор Чжоу. Когда тебя отсюда выпустят, не вздумай выходить к людям, иначе начнется эпидемия. Иди в лес, найди родник и много пей. Через три дня вакцина начнет действовать. Еще через пару дней ты будешь уже не опасен и сможешь вернуться к своим, – продолжая говорить, незнакомец воткнул в предплечье Вэй Ли тонкую иглу и ввел красную жидкость. – Передай им, что ровно через две недели Накаяма начинает операцию «Империя» – это первый этап большой бактериологической войны.
Чжоу снял иглу, спрятал шприц назад в карман и крепко сжал ладонь Ли:
– Останови его!
В коридоре раздались шаги, мимо стеклянной двери прошел караульный, бросив внимательный взгляд на камеру Ли. Чжоу весь сжался, но взял с подноса бутылочку с цветной жидкостью и набрал ее во второй шприц. Этот укол оказался намного болезненней первого, и Ли застонал.
– Почему вы спасаете меня? – спросил он, когда удалось перевести дыхание.
– Тебя спасет вакцина твоего отца, Ли.
– Вы знали его?
Чжоу кивнул.
– Много лет назад я был его помощником. Когда профессор Вэй Тао отказался сотрудничать с японцами, Накаяма стал ему угрожать, обещал расправиться с его семьей.
Чжоу поднялся, шелестя белым комбинезоном, и тихо сказал:
– Профессор принял решение бежать, чтобы спасти свое открытие и тебя, Ли, – и тут голос пожилого китайца дрогнул, – Запомни, сынок, твой отец был честным и преданным Китаю человеком. Он никогда не работал на Японию. В тот день, когда я помог вам сесть в поезд, мы с профессором Вэй Тао виделись в последний раз.
Тяжело ступая, профессор пошел к двери. Но Ли не смог удержаться от последнего вопроса:
– Почему вы не поехали с отцом?
Белая спина доктора Чжоу на мгновение замерла, а потом китаец поднял руку и постучал в стеклянную дверь.
– Я оказался не таким смелым, как он, – прозвучало между ударами.
С той стороны стеклянной перегородки подошел солдат, Чжоу показал ему пустую склянку.
– Я закончил.
Дверь со щелчком открылась и тут же закрылась опять. Ли остался в одиночестве, но теперь оно уже не было таким мрачным. У Накаямы не получилось заставить его жить сыном предателя. В коридоре послышались тяжелые шаги, за дверью показались два конвоира.
ГЛ АВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Брошенный японцами в самую чащу леса, Вэй Ли лежал на берегу ручья совершенно без сил. Вся одежда на нем была разорвана и висела лохмотьями, босые ноги подрагивали от холода. Тело и лицо покрывали язвы и нарывы.
Но идти к своим было нельзя. Он вспоминал Митяя, красавицу Лань Шинь, командира Максумова, богатыря Соколика – все они, наверное, считают его погибшим. Он обязательно увидит их снова, но потом, чуть позже. А сейчас надо было терпеть, собрать в кулак всю волю и терпеть.
Воздух с хрипом вырывался из легких, а каждая клеточка тела вопила от боли. Ли помнил слова Чжоу, о том, что нужно много пить, если он хочет выжить. Так что молодой разведчик попытался подползти поближе к спасительной воде, которая журчала буквально в паре метров от него. Но, как только он попробовал сдвинуться с места, адская боль пронзила все тело. Ли скрючился и часто задышал. Во рту было сухо, как в мертвой выжженной пустыне. Сил не осталось.
В голове путалось, кружилось, и стало холодно… Прохладное купе поезда… И он, маленький, смеется, а рядом отец, мама – и все хорошо, и будет хорошо…
«…Маленькому Ли уже наскучило смотреть в окно купе на пробегающие мимо поля. Они казались ему однообразными и пустыми. Хотелось заняться чем-то более интересным, но мама сказала, что бегать по коридору поезда нельзя, нужно вести себя тихо, чтобы не мешать другим пассажирам. Мальчик тяжело вздохнул и уселся поудобнее.
Отец все время что-то писал в своем толстом блокноте и на многочисленные вопросы сына отвечал односложно. Мама сказала, что папа работает, и это очень важно. Так что заняться семилетнему сорванцу было решительно нечем. От скуки он придвинулся ближе к маленькому столику, разделявшему нижние полки, и стал следить за карандашом, которым отец делал быстрые аккуратные записи.
Странички в блокноте были самыми обычными, белыми и плотными. На них было хорошо рисовать. Единственное, что отличало их от любых других страниц в блокнотах и альбомах, – бледно-розовые пионы, которые украшали каждый листок в правом нижнем углу.
Отец перевернул страницу, наверху вывел непонятные слова на непонятном языке, да еще и непонятными буквами: «Invenit et perfecit». Под заголовком он написал несколько, как показалось Ли, каракулей, а под ними – изображение цветка, похожего на ромашку, и маленькому наблюдателю показалось это забавным – папа рисует цветочек. Ли хихикнул. Отец посмотрел на него немного рассеянным теплым взглядом и тоже улыбнулся.
Дальше Ли следил за отцом уже с гораздо большим интересом. Под ромашкой появилось изображение мужчины, женщины и ребенка (мальчик решил, что папа нарисовал себя, маму и его самого – Ли). Все фигурки Тао соединил с цветочком стрелками, назначение которых было совершенно непонятно. Но это и не особо волновало мальчика – он едва успевал следить за быстрыми движениями карандаша. Тогда он и подумать не мог о том, что отец только что сделал самое великое свое открытие. Ли так увлекся, что, когда отец дописал последний иероглиф, откинулся стене купе и снял очки, маленький наблюдатель разочарованно захлопал глазами. Тао закрыл блокнот и улыбнулся сыну радостно и устало…».
…Измученное тело Ли свела очередная судорога. Они накатывали часто, но все равно каждый раз начинались совершенно неожиданно, и юноша не успевал расслабиться или хотя бы морально подготовиться к очередному приступу боли. Казалось, что в пыточной Ману было даже легче – там Ли хотя бы знал, что произойдет в следующую минуту.
Ли стонал и корчился, пока приступ не прошел. После этого он позволил себе минуту отдышаться и снова попробовал подползти к ручью. На этот раз это удалось – после судороги все нервные окончания будто бы окаменели, и боль почти не ощущалась.
Загребая руками хвою и почву, Ли подполз к воде и уронил голову прямо в русло ручья. Прохладная вода принесла моментальное облегчение, омывая разгоряченную кожу. Разведчик стал жадно глотать живительную влагу, а перед глазами снова вставали картинки из бесконечно далекого прошлого…
«…Когда отец вышел из купе, Ли схватил его очки и водрузил себе на нос. Ему очень хотелось во всем походить на любимого папу, но эффект оказался ужасным – перед глазами все расплылось, а в голове возникло какое-то неприятное напряжение. Поморщившись, мальчик быстро снял очки и положил на место.
Но отцовский блокнот уж наверняка не таил в себе никаких сюрпризов. Ли решительно раскрыл его на той странице, которая была заложена отцовским карандашом. Странный рисунок с цветочками снова привлек внимание мальчика, но совсем ненадолго. Вооружившись карандашом, Ли старательно послюнявил грифель, перевернул страницу, и с обратной стороны стал рисовать свой вариант счастливой семьи: маму, папу, а посередине себя самого. Родители держали его за руки и улыбались. Но на последней улыбке Ли перестарался – он слишком сильно надавил на карандаш, и бумага под ним порвалась.
Мальчик испуганно взглянул на дверь купе – если сейчас вернется отец, наказания не избежать. И чтобы скрыть «следы преступления», он аккуратно вырвал лист со своим рисунком и сунул его в карман…».
…Очнувшийся от воспоминаний, измученный Ли сидел под деревом и устало смотрел в небо. Он сильно исхудал и сейчас больше напоминал собственную тень. Щеки ввалились, скулы стали резкими и острыми, глаза, обведенные черными кругами, исчертили красные линии воспаленных сосудов.
Ветер принес отдаленный раскат грома, сероватую гладь неба быстро затягивали тучи, а в воздухе запахло озоном. Все тело разведчика болело и ныло, любое движение еще отдавалось болью. Но дикое желание жить придавало ему сил, заставляло идти дальше. Он должен добраться до своих! Он должен остановить Накаяму! Он должен увидеть Митяя и Лань Шинь!