Несмотря на то что он был герцогом Каладана, Лето сразу же смешался с толпой. Он часто проделывал то же самое и дома, наслаждаясь несколькими часами незаметности, возможностью неузнанным находиться среди своего народа. Теперь он, совершенно один, прогуливался среди бесчисленных фонтанов, статуй, обелисков и музейных экспонатов.
Чины имперской службы безопасности патрулировали улицы в своих алых с золотом мундирах, сопровождаемые устрашающими сардаукарами, солдатами личной гвардии Императора. Лето заинтересовался: сардаукары привлекались только в случаях самых важных торжеств. Присутствие здесь сардаукаров говорило о том, что Шаддам придает особую важность этому событию. На Кайтэйне столетиями действовала отлаженная система безопасности, а здесь ее только предстояло создать, так что эта демонстрация силы была как нельзя более уместна.
Лето уверенно шел по широким бульварам, вдоль которых извергали воду и необъятные струи пара многоярусные фонтаны; стеклянные призмы разлагали солнечный свет на ослепительные радуги. Огромные статуи прежних Императоров из Дома Коррино представляли их в облике красивых и доблестных воинов. На постаментах красовались отполированные таблички с перечислением свершений и достижений каждого Императора.
После окончания Батлерианского джихада – десять тысяч лет назад – Коррино, взявшие себе это имя в память о Битве при Коррине, правили Вселенной, став господствующей династией. Бывали междуцарствия, перевороты и вре́менные переходы правления в руки других династий, но затем отпрыски Дома Коррино снова возвращали себе власть – путем браков с представителями правящих семейств, захвата власти в результате кровавых гражданских войн или путем административных махинаций. Построив этот мемориальный город, Шаддам IV наверняка заставит всех запомнить его и его предков.
Лето задрал голову и окинул взглядом трехметровую статую отца Шаддама, «мудрого и великодушного» Элруда IX. Нахмурившись, прочитал надпись на табличке. Он-то знал, что старый Элруд был злобным и мстительным деспотом, которого презирал даже сам Шаддам. Отец Лето, герцог Пол Атрейдес, во время Икацского мятежа воевал на стороне Элруда, но бесчестные деяния вождя вызывали сильное возмущение старого герцога.
Лето шел по бесконечному мемориальному комплексу; глазам было больно от непомерной пышности; барабанные перепонки лопались от грома праздничной музыки. Вся толпа состояла из аристократов или высокопоставленных чиновников, лично получивших заветные приглашения на это грандиозное празднество. Можно было представить себе, что сказал бы старый герцог, доведись ему присутствовать здесь.
Через час, порядком устав от толпы и суеты, Лето принялся искать спокойное место, где можно было бы отдохнуть перед личной аудиенцией у Императора. Он обошел самую большую статую у подножия Императорского Монолита – прекрасную, похожую на мадонну, фигуру Серены Батлер с ребенком на руках – с младенцем-мучеником, гибель которого привела к страшной войне с мыслящими машинами. Статуя высилась за крепким, узловатым оливковым деревом, растущим среди плит площади. На прикрепленной к дереву табличке было написано, что оно – последнее дерево, сохранившееся от бывшей здесь некогда оливковой рощи. Но совсем недавно рощу вырубили, а место это замостили плитами.
Позади статуи Серены Лето заметил неприметный запасной вход в одно из зданий огромного музея. Исполинский монумент скрывал переплетение ничем не примечательных проулков и служебных входов. Уверенный, что его никто не видит, Лето скользнул под навес, в его благодатную тень. Ароматы синтетических ароматизаторов и искусственного тумана плазы сменились более привычной вонью мусора, пота работавших здесь людей и горячего отработанного пара тепловых генераторов.
Лето подошел к одной из дверей под навесом и обнаружил, что она заперта. Здесь он был один. Тень и тишина дышали покоем. Прислонившись спиной к стене дверной ниши, Лето извлек из кармана плотно намотанную катушку шигафибра и портативный проигрыватель. Включив запись, он блаженно улыбнулся.
В воздухе появилось зыбкое изображение, быстро ставшее очень четким. Лето был счастлив увидеть прекрасную леди Джессику, его наложницу, возлюбленную, мать его сына. Джессика была одета в синее платье, а на шее ее красовалось жемчужное ожерелье – дар Каладанского моря. Длинные волосы бронзового оттенка были скреплены заколками и резными гребнями из морских раковин, подчеркивавших красоту зеленых глаз женщины.
Голос ее звучал для Лето небесной музыкой, особенно после назойливого шума музейного комплекса.
– Лето, ты говорил, что не станешь смотреть эту запись до прилета на Оторио. Ты выполнил свое обещание? – В голосе звучали задорные нотки.
– Да, выполнил, любовь моя, – негромко ответил он.
Чувственные губы Джессики тронула улыбка; грациозным жестом она поправила один из гребней. Она хорошо знала своего возлюбленного.
Одна из причин, по которой Джессика не сопровождала Лето во время этого визита, заключалась в том, что она – по политическим соображениям – была его наложницей, а не законной супругой. Несмотря на то что Лето был свободен и мог заключить брачный союз в любое время, он допускал, что, возможно, этого не произойдет никогда. Во всяком случае не после…
Он содрогнулся, вспомнив кровавую бойню, которой окончилась его свадьба с Илезой Икац. Сколько крови… сколько ненависти. Будучи аристократом Ландсраада, он был обязан открыто сообщать о своих намерениях, но для себя решил не принимать больше никаких брачных предложений. Надо было позаботиться о безопасности Джессики. Правда, она как сестра Бинэ Гессерит вполне могла и сама постоять за себя.
Голографическое изображение Джессики продолжало что-то говорить, но Лето были важны не сами слова, а голос. Любовь к ней была слабостью, которую нельзя было выказывать публично.
– Благополучного возвращения, – сказала она. – Каладан ждет тебя, как и я, мой герцог.
– О, моя леди, – тихо произнес Лето, улыбнувшись. Запись окончилась, и изображение растаяло в воздухе. Из этой записи он почерпнул силы, которые наверняка понадобятся ему в мире политических интриг и маневров.
Лето еще не успел выйти из тени навеса, как вдруг в узкий проход быстро вошел еще один человек. Он был одет в черно-серый рабочий комбинезон с инструментами на поясе; на плече человека болталась сумка. Понимая, что находится в неположенном месте, Лето уже был готов извиниться, если бы человек поинтересовался, что он здесь делает, хотя рабочий едва ли осмелился бы бросить такой вызов аристократу.
Но незнакомец его не заметил. Он протиснулся в угол и, воровато оглядевшись по сторонам, сбросил с плеча сумку. Насторожившись, Лето решил не выходить из тени. Что-то было не так. Этот человек не был похож на усталого трудягу, пришедшего на тяжелую рабочую смену; было видно, что он старается не привлекать внимания.
Лето выключил проигрыватель, чтобы не начался повтор видеописьма Джессики.
Рабочий порылся в кармане и достал тонкий кристаллический экран, к которому присоединил передающее устройство. Лето не видел подробностей того, что делал этот человек; было только понятно, что он развернул какое-то изображение – на экране высветилась орбитальная карта, покрытая кривыми линиями и светящимися красными и зелеными точками. Рабочий склонился над экраном и негромко заговорил в микрофон передатчика. Лето уловил лишь отдельные слова: «…активировать… системы… надо ждать».
Таинственный незнакомец коснулся угла тонкого экрана, и Лето увидел, что на дисплее появилось изображение выброшенных пассажирских капсул и думперов, болтавшихся на орбите. На больших темных корпусах внезапно замигали яркие вспышки.
Незнакомец выключил устройство и спрятал его в карман. Встревоженный Лето выступил из ниши.
– Эй ты, стой!
Рабочий опрометью бросился прочь, и Лето побежал за ним. Человек обогнул острый угол и свернул в один из узких проходов, проскользнул мимо составленных штабелями ящиков и нырнул под низкий навес. Один поворот, затем следующий – и незнакомец бросился в лабиринт проулков. Лето бежал за человеком, отбрасывая в стороны попадавшийся на пути хлам, стараясь не терять незнакомца из вида и громко крича. В конце концов он выбежал из лабиринта и снова оказался в шумном, заполненном толпами городе.
Из динамиков оглушительно гремела духовая музыка; яркий свет солнца Оторио ослепил Лето. Гомон толпы заглушил его крик. Ему показалось, что он увидел, как человек свернул влево и понесся дальше.
Лето не отставал, стараясь громким криком привлечь внимание, – он понимал, что толпа нашпигована сотрудниками службы безопасности, не говоря уже о сардаукарах, но хоть бы кто-то из них обратил на него внимание! Он поднял руку, надеясь, что его заметит патруль, но вокруг были лишь разодетые в пух и прах гуляющие.
Наконец стража обратила на Лето внимание. Это были одетые в красные с золотым шитьем мундиры императорские гвардейцы, сопровождавшие важное официальное лицо. Чиновник подошел к Лето.
– Герцог Каладана Лето Атрейдес, – громко произнес он, перекрывая голосом какофонию площади.
– Да, это я. – Лето обернулся к сановнику. – Мне надо сообщить…
Чиновник прервал его заученной улыбкой и поднял над головой украшенный драгоценными камнями цилиндр с письмом.
– Мы ищем вас с того самого момента, когда приземлилась ваша яхта. – Отвесив низкий поклон, чиновник протянул Лето цилиндр. – Это личное приглашение вы можете сохранить как память и показывать на Каладане молодым людям.
Затем человек важно откашлялся и провозгласил:
– Его сиятельное величество Падишах-Император Шаддам IV ожидает вас на личную аудиенцию в Императорском Монолите. Следуйте за мной. – Чиновник был явно удивлен отсутствием ответного воодушевления. – Сейчас.
История – это инструмент, коим до́лжно пользоваться, оружие, коим до́лжно владеть. Прошлое обязано служить нуждам Империи, в противном случае надо считать, что Император не исполнил свой долг.