Пока они ехали, он несколько раз оборачивался, желая убедиться, что мул не отстает.
– Буцефал! – иногда окликала она его коня, словно мерин был котом или псом, которого она могла подозвать к себе.
– Не надо звать его, – наконец сказал он. – Я тебя не оставлю.
– Это обычная предосторожность. Вы предупредили меня, чтобы я никому не доверяла.
Да. Он умудрился сказать эту глупость. Только это не помогло.
Прошлой ночью она доверилась ему. Она ответила ему, целовала его в ответ, изгибаясь под его прикосновениями, словно он был тем любовником, который должен был выкупить ее на аукционе. Тем любовником, который бросил ее. Мужчиной, которого она любила и знала, которому доверяла.
При мысли об этом безымянном ублюдке Маркус почувствовал, как его кровь закипает от ярости. Этот мужчина подвел ее. Он ее потерял.
Теперь Элис принадлежала ему. Ему… Маркусу. И никому более.
Отмахнувшись от этих мыслей, он понял, что она снова что-то говорит.
– Где вы достали своего коня? – спросила она. – Я никогда такого не видела в Колли-Бен. Буцефал – слишком длинное имя для меня. Я не могу к нему привыкнуть. Буду называть его Баки.
Баки? Маркус поморщился.
– Пожалуйста, не называй его так.
– Баки, не спеши! – крикнула она, не обращая внимания на его просьбу.
Обернувшись, он понял, что этот чертов мул опять отстал. Скорее всего, потому что Баки… черт подери… Буцефал сильно разогнался. Маркус вздохнул и заставил коня замедлить поступь. Теперь она вынудила его думать, что его коня зовут Баки.
– Неужели нельзя вести себя не так вызывающе?
– Я просто разговариваю. Это называется «беседа».
Он покосился на нее.
– Серьезно?
– Да, – ответила она весело, заставив Маркуса поморщиться.
– Я думаю, это называется «сводить с ума», – бросил он.
– Девушки… женщины любят поговорить. Вы должны это знать. У вас же есть сестры. И мать, я так понимаю?
Он пожал плечами.
– Да. Две сестры и мачеха.
– Я всегда хотела иметь брата или сестру. Иметь большую семью. Вам очень повезло. – Маркус смущенно хмыкнул. Она считает, что ему повезло, потому что у него большая семья? Он вздохнул. Семья, которой он теперь старался избегать. – Вы с ними близки, не так ли? По тому, как вы рассказывали о Кларе… мне показалось, что вы близки.
Этот простой вопрос заставил его задуматься, потому что ответ вовсе не являлся настолько простым. Это прекрасно описывало его жизнь. Непростую.
– Я близок с сестрами, да, – признал он, гадая, почему он рассказывает ей больше, чем кому бы то ни было. – Клара – ребенок. Очень живая. Ее любить несложно. Энид более сдержанна, но очень умна. Она любит делать саркастические и умные замечания. С мачехой… все сложно.
– Сложно?
– Напряженно.
– Напряженно? Звучит интригующе.
Маркус почувствовал раздражение.
– Совсем нет. Скорее… печально. Раньше я ею восхищался.
Он помнил, что убеждал Элис не доверять мужчинам, но сам не мог верить вообще никому, будь то мужчина или женщина.
Доверие для дураков.
– Что случилось? – спросила она.
Он плотно сжал губы. Меньше всего ему хотелось обсуждать Грациеллу и Колина. Он изо всех сил старался не думать о них.
– Ну же, ну же, – продолжала она напирать, улыбаясь. – Если поговорить об этом, то станет легче.
– Серьезно? – с сомнением спросил он.
Единственным человеком, с которым он мог поговорить по душам, на протяжении многих лет был Колин. Он был ему как брат. Они жили в одной комнате в Итоне. И учитывая то, что его лучший друг предал его, затащив в постель его мачеху, он не считал, что все эти разговоры чем-то помогли.
– Конечно.
Он вздохнул. Она не отвяжется от него. Он вполне мог вкратце рассказать ей всю историю.
– Чуть более месяца назад я застал ее в компрометирующей ситуации с моим лучшим другом.
– Ох!
В этом звуке чувствовалась ее заинтересованность.
– Тебя это тоже интригует, да? Моя ужасная жизнь?
Эта история не казалась интригующей. По крайней мере тогда. И сейчас. То, что Колин забавлялся с его мачехой, отчего она забеременела, все еще заставляло его кровь закипать в жилах. Ему пришлось уехать из города, потому что он мог сделать что-то непоправимое. Например, вызвать бывшего друга на дуэль.
Скандал, который разразился, когда выяснилось, что вдовствующая герцогиня Отенберри связалась с молодым графом Стриклендом, служил неиссякаемой темой для пересудов в высшем свете. Маркус не хотел подливать масла в огонь, пристрелив друга. Это едва ли отразилось бы благотворно на шансах его сестер удачно выйти замуж в будущем, а ведь ему еще нужно было беспокоиться об их благополучии.
Он решил уехать из города, и тогда эта идея казалась достаточно удачной. Теперь же он уже не был так в этом уверен. Его потрясло то, что он застал Колина и Элу вместе. Возможно, он поступил необдуманно. Как испорченный богатенький ублюдок, каким его видела Элис Белл.
– Это совсем не интригующая ситуация, поверь мне. Я потерял друга и мачеху.
Она покачала головой.
– Мне очень жаль. Я не собиралась шутить на эту тему. – Она замолчала, но он сознавал, что это ненадолго. – Но я не понимаю, почему вы потеряли их лишь потому, что…
– …потому что они спят в одной постели? – закончил он за нее, ощущая, как чувство утраты сдавливает ему горло.
Элис покраснела, услышав его слова.
Он покачал головой:
– Я не понимаю, как ты еще не утратила способность краснеть. Несколько дней назад ты стояла на помосте, а из толпы тебе кричали всякие непотребства.
Хотя казалось, что с тех пор прошло очень много времени. Словно они путешествовали вместе уже достаточно давно. Каждое мгновение рядом с ней казалось… значительным.
– Это не значит, что я привыкла к подобной грубости.
Грубости? То есть она считала его грубым? Его, герцога, крестника королевы? Хотя она, конечно, этого не знала. Маркус хорошо изучил Элис и понимал, что на нее это не произведет ни малейшего впечатления.
Ее оценка была ему не по душе. Его отец был груб. Определенно. Просто воплощение грубости. Если она считает его грубым, то ему наплевать.
Маркус подавил вздох и провел ладонью по лицу. Какая разница, что она о нем думает? Она всего лишь его прислуга. Его не должна заботить ее точка зрения.
– Я просто говорю, – продолжила она, – что, возможно, они любят друг друга. Возможно, они не сумели сдержать свои чувства. Вы не можете винить их за…
– Любят, – хмыкнул он. – Это скорее можно называть похотью. И я их обвиняю. Они могли контролировать свои чувства.
Он тут же вспомнил прошлую ночь, когда он уж точно не контролировал свои действия. Он не сдерживался. Вел себя импульсивно, позволил желаниям взять верх над собой. Разве между Колином и Элой не могло произойти то же?
Сравнение ему не понравилось.
– Любовь. Похоть. Возможно, и то и другое. Разве эти страсти должны существовать отдельно? Разве люди не могут переживать их одновременно?
Маркус задумался, пытаясь вспомнить, обсуждал ли он с кем-нибудь тему любви и похоти, тем более с женщиной.
– Зачастую есть только похоть, и больше ничего. Два человека отдаются животным инстинктам, забыв обо всем.
Забыв о приличиях и обязательствах. О дружбе. О верности семье. Грациелла и Колин не подумали об этом, поддавшись искушению. Они не подумали о Кларе и Энид или о Маркусе. Они не подумали о том, как на это отреагирует общество и к каким последствиям все это может привести.
– Я полагаю, что вы пессимист, мистер Уэзертон.
Услышав свою фамилию, Маркус поморщился. К нему всегда обращались только по титулу.
– Это не пессимизм. Это называется «опыт». Я видел много разных… вещей.
Неприятных вещей. Отвратительных вещей.
Он хорошо знал, что такое низменные желания и похоть. О любви он знал намного меньше. Возможно, что и ничего. Вообще ничего.
Элис издала какой-то звук. Он никогда не слышал, чтобы женщина издавала подобные звуки. По крайней мере, когда дело касалось лично его. Словно бы она фыркнула с издевкой.
Он снова покосился на девушку. Она с презрением смотрела на него, приподняв темную бровь над кошачьим глазом.
– Значит, жизнь научила вас подвергать любовь сомнению?
– В некотором смысле… – Когда она снова фыркнула, он резко обернулся. – Что?
– Я не подвергаю любовь сомнению. Когда моя мать умерла, я была еще ребенком, поэтому я ее совсем не помню. Когда мне исполнилось пятнадцать, умер отец, а я вышла замуж за человека, который годился мне в дедушки. Пришлось работать на ферме, растить детей, готовить и убирать для него. Этот же человек продал меня на аукционе. То есть я тоже повидала много разного на своем веку. Я видела отвратительные вещи, но я все равно верю в любовь. Должно быть, у вас была очень тяжелая жизнь, если вы так яростно отрицаете любовь.
Она закончила фразу, глубоко вздохнула и пришпорила мула, впервые обогнав Буцефала.
Маркус поехал за ней, восхищаясь этой девушкой, которая заставила его почувствовать себя испорченным ребенком. Он даже не мог на нее злиться. Не теперь, когда она была права.
Элис сокрушенно вздохнула. Малыш не мог поспевать за Баки, поэтому очень скоро они снова отстали. Мерно покачиваясь в седле, она смотрела вслед Уэзертону, прямо сидевшему на лошади. Он был холодным человеком. Она сглупила, когда позволила ему вызвать у нее какие-то эмоции.
Элис никогда не отчаивалась. Это было не в ее правилах. Даже когда жизнь становилась невыносимой. Когда казалось, что выхода нет. Последние несколько лет, пока ее отец был еще жив, но смертельно болен, она понимала, что скоро останется одна, но это не заставило ее отчаяться. Даже тогда.
Когда умер отец и она переехала к мистеру Бирду в ту маленькую комнатку под крышей, она все равно продолжала надеяться. В детстве она читала сказки. Отец внушил ей любовь к ним. Его романтическая натура сильно повлияла на нее. Он наделил ее способностью мечтать. Возможно, именно поэтому она с такой легкостью доверилась Ярдли.