Ему только и осталось, что благополучно доставить ее в Твикенем. По воде это два‑три часа. По суше путь короче, но времени займет больше из‑за запруженных дорог.
– Вон церковь Баттерси! – воскликнула Олимпия. – Из лодки все выглядит по‑другому. Я плавала по реке только на пароходе или на яхте, но если сидишь так близко к воде, гораздо лучше.
Будто в ответ на ее слова, мимо с пыхтением прошел речной пароход, подняв волну. Рипли протянул руку, чтобы помочь девушке удержать равновесие, и в этот момент особенно высокая волна ударила о борт, едва не перевернув ялик. Адресовав пароходу проклятие, он выпрямился и схватил девушку за плечо, но это оказалось вовсе не плечо, а буф внутри рукава.
Она, кажется, даже не обратила на это внимания. Олимпия сидела, крепко вцепившись в борта ялика, и лицо у нее было белым, как подвенечное платье.
К тому времени как ялик выправился, герцог тоже смог более‑менее перевести дух, хотя сердце по‑прежнему тревожно стучало. Если бы девица упала за борт…
Но, слава богу, не упала. Никто никуда не упал.
– Да уж, скучным это путешествие по крайней мере не назовешь, – заметил Рипли.
– Совсем другое дело, когда лодка так низко сидит в воде, – дрожащим голосом пролепетала Олимпия.
– Не сидите так близко к борту, – посоветовал Рипли. – И не вздумайте страдать морской болезнью.
Олимпия подняла голову и взглянула на него. Сейчас ее глаза казались серыми.
– Интересно, почему до этого еще никто не додумался? Просто взять и приказать. Уверена, это отличный метод против морской болезни, – проговорила она спокойно, обеими руками вцепившись в борт.
– Я все понял! – воскликнул Рипли. – Я‑то все удивлялся, что нашло на Эшмонта, но теперь мне ясно. Ему очень повезло: нашел именно то, что ему нужно.
Румянец вернулся на ее побледневшее лицо.
– Только вот меня это совершенно не волнует. Вопрос в другом: тот ли он, кто нужен мне?
– Он герцог, – сказал Рипли. – Этого достаточно для любой женщины.
Один за другим она разжала пальцы, сжимавшие борт ялика, и призналась:
– Я повторяла эти слова раз, наверное, сто. Только вот это заклинание нисколько не помогло справиться с нервами.
– Надо было выпить еще, – твердо сказал Рипли. – Это бы помогло. Вы дошли лишь до стадии, когда тянет на подвиги. Еще бы чуть‑чуть, и вы стали бы всем довольны и на все согласны. Что до стадии пьяного раскаяния…
– Не знала, что опьянение имеет стадии, – заметила леди.
– Тогда послушайте опытного человека. Если вас начнет тошнить, то будьте любезны, за борт, только держитесь крепче: а то вывалитесь и в этом платье наверняка утонете. И мне придется объясняться, долго и нудно, вместо того чтобы спасать положение с помощью моего простого, но хитрого плана.
– У вас есть какой‑то план?
– И не один. Например, отвлекающий маневр – в Портсмут, а оттуда по морю.
– Да это отличный план! – воскликнула Олимпия.
– Но я подумал‑подумал и отверг его. Ведь я совсем недавно вернулся из‑за границы и еще не успел забыть, какие зануды иностранцы.
– А я бы не против познакомиться с кем‑нибудь из иностранцев, – сказала Олимпия. – Больше ничего и не надо.
– Тогда выходите за Эшмонта, и пусть везет вас за границу.
Рипли тут же представил, как она поднимается по ступенькам сада Боболи во Флоренции и любуется панорамой города. Интересно, какой цвет приобрели бы ее переменчивые глаза, когда леди впервые в жизни увидела бы дворцы вдоль венецианских каналов? Внутренним взором он уже видел ее в гондоле, в волнующей обстановке элегантной каюты, в окружении подушек… Нет, лучше не воображать, чем можно было бы заняться в этой крошечной каютке.
– Я уже думала об этом. Взвесила все «за» и «против». Библиотека в его доме в Ноттингемшире, должна признаться, важный пункт в моих расчетах. А если я что‑то упускала, то тетя Лавиния была счастлива заполнить пробелы. У меня будет все, что только можно пожелать, говорила она. Хотя, думаю, зависит от того, чего именно желать. И я не совсем понимаю, как он умудрился не оказаться по уши в долгах и закладных бумагах. Но не сомневайтесь: уж папа и дядя Генри изучили вопрос досконально! То есть дядя Генри изучил. Если честно, папа ничего не понимает в цифрах, если это не ставки на скачках. Эшмонт не растратил наследство, а преумножил. – Олимпия приложила ладонь ко лбу и вздохнула. – Все подумают, что я спятила.
Общество, насколько Рипли разбирался в его нравах, возложит вину на Эшмонта. Да он и сам так считал. Герцог, богатый, весьма привлекательный и обаятельный. Ему не приходилось набивать шишки, чтобы кому‑то понравиться. Он должен был вскружить девице голову так, чтобы не чуяла под собою ног от счастья, чтобы сходила с ума от радости в день свадьбы, а не топила тревогу в бренди.
Идиот.
– Никак передумали? – спросил Рипли. – Можем повернуть назад, и очень скоро будем в Ньюленд‑хаусе!
– Нет, Рубикон перейден, да и мы уже забрались далеко. – Она ткнула дрожащим пальцем в пространство. – Вон мост Патни. Я бы узнала его из тысячи.
– Да, там есть отличное… – Он оборвал себя на полуслове: его не было в Англии больше года – мало ли что. – Тут ведь не случалось землетрясений в последнее время? – спросил он у лодочников.
– Нет, ваша светлость, – ответил один из них, а второй уставился на него как на умалишенного.
– В таком случае могу ли я предположить, что «Белый лев» в Патни по‑прежнему стоит на своем месте? – спросил Рипли.
– Чего ему сделается, – ответил тот, что был разговорчивее.
– Мы остановимся в Патни и пообедаем в «Белом льве», – решил Рипли.
Значит, им придется пойти на главную улицу; времени это займет больше, чем если бы они пообедали в портовой таверне, но джентльмены не водят дам по тавернам.
Оба гребца согласно кивнули и повели ялик к берегу.
– Остановимся в Патни? – встревожилась Олимпия. – Если вы намерены совращать невинных гостиничных горничных, то у нас нет на это времени. Мне казалось, вы торопитесь от меня отделаться.
– Не думаете же вы, что я готов проделать весь длинный путь до Твикенема на голодный желудок, – парировал Рипли.
– Может, вы останетесь тут, а я поеду дальше? – предложила она. – Сегодня я что‑то не расположена совращать респектабельных хозяев гостиниц. И нужно же мне чем‑то заниматься, пока вы будете волочиться за горничными.
– Нам необходимо что‑то съесть, – твердо сказал Рипли. – Обоим. Впрочем, если не хотите, можете просто смотреть, как я буду есть.
– Я думала, вы торопитесь.
– Это же не обед в Виндзорском замке, так что много времени не займет. Поверьте моему опыту: вам лучше поесть, – иначе может разболеться голова.
Олимпия не помнила, когда ела в последний раз, да и вообще мало что могла припомнить: все смешалось в ее голове, и мир вокруг тоже был не тот, что прежде.
Предложение герцога не лишено смысла, решила она. Если не кормить тело, ослабнет и ум. Кроме того – хотя не призналась бы в этом Рипли, хоть посули он ей алмазную диадему, – она все‑таки пьяна, и это единственное объяснение, отчего в ее голове полный сумбур.
Олимпия всегда считала, что у нее здравый, практичный ум: практичный до занудства, как говорили некоторые, точнее – все, но сейчас там царили непрактичность и полная неразбериха.
Да, надо поесть. Это ведь недолго. Зато они продолжат путь сытые и отдохнувшие, и она сможет обдумать следующий шаг, да и вообще пораскинуть мозгами.
– Сандвич, пожалуй, я бы съела сандвич, – призналась Олимпия. – Там подают сандвичи?
– Я герцог.
– Наверняка у них найдется хоть один, – сказала она.
А если нет, можно достать сандвичи где‑нибудь в другом месте. Хорошо быть герцогом, особенно таким внушительным.
Нет, она‑то с ним не робела. Он один из «их бесчестий», то есть совершенно беспринципный, но зато наделенный властью, к тому же мужчина. Даже в ялике, рассчитанном на несколько человек, он занял собой все доступное пространство. Он сидел, скрестив вытянутые перед собой ноги, будто возлежал на мягком диване в турецком серале. Воображение тут же нарисовало ей картину: Рипли в свободной тунике и шароварах, – а в голове всплыли слова матери о первой брачной ночи. Шокирующее откровение.
Однажды она сбежала из дому с кем‑то из братьев и увидела, как жеребец взобрался на кобылу. Похоже, той было неудобно, но жеребец трудился что есть сил. У людей, разумеется, все совсем иначе…
…Она вовсе не хотела думать ни о чем таком рядом с этим огромным, не очень‑то похожим на джентльмена мужчиной… Или… Право же, очень хочется есть!
Гребцы причалили к пирсу и принялись складывать весла. Олимпия от нетерпения едва не выпрыгнула из лодки, но Рипли крепко взял ее за локоть. Не больно, не применяя силу, и все равно легкого захвата хватило, чтобы пригвоздить ее к скамье.
Она не знала, как ему это удалось, но подозревала, что будучи герцогом, этот человек привык к подчинению.
– Пусть сначала выйдут гребцы и закрепят ялик.
Олимпия готова была ждать сколько угодно, пока эта сильная ладонь сжимает ее предплечье. Тем временем гребцы не спеша выбрались из лодки, а потом, поворачиваясь так же неспешно, ухватились за узкий нос, чтобы придать ялику устойчивости.
– Вот теперь можно, – сказал Рипли, отпуская ее руку. – Только не спешите.
– Лодка ведь на суше, – удивилась она. – Точнее, на мокрой земле.
– Не целиком, – возразил Рипли. – Нос…
– Да‑да, я вижу. – Она торопливо подхватила свою фату, встала и сделала шаг вперед, и тут лодка покачнулась.
– Осторожно! – предупредил Рипли.
Она обернулась.
– Я не могу приказать лодке не качаться! Как вы сами заметили, она наполовину в воде, а вода…
– Держитесь центра!
– Я и так в центре.
Раздраженно фыркнув, она повернулась к нему спиной и стала пробираться вперед, когда он крикнул:
– Нет!
Ялик резко качнулся. Олимпия взмахнула руками, пытаясь устоять на ногах. С предостерегающим криком Рипли бросился к ней, протянул впере