Внешне она выглядела довольно безобидно – седовласая, с приятным лицом, хотя и высокая для женщины. Впрочем, это ничуть ее не портило. Однако умела она казаться и грозной, и вот это производило впечатление! Тетя Джулия могла вступать в спор даже с невыносимым отцом – очень немногие мужчины отваживались на подобное.
И все же она показалась Рипли бледной копией самой себя – привидением, как и писала Алиса. И не только из‑за мрачного серого платья с узкими, вышедшими из моды рукавами.
Она подошла к нему, по‑прежнему хмурясь, не надрала уши, как он опасался, но взъерошила волосы, как будто он все еще оставался ребенком, затем обратилась к Олимпии:
– А это, полагаю, и есть та леди, которая тебя подстрелила? – Ее брови вдруг сошлись на переносице. – Господи, Рипли, это же невеста Эшмонта! О чем ты думал, негодник?
– Моя тетя поразительно прозорлива, – пояснил герцог. – Знает все про всех. Кажется, я уже упоминал об этом.
– Не умеешь ты льстить, – сказала тетка. – Слишком прямолинеен.
– А теперь, тетушка, позвольте представить вам леди Олимпию Хайтауэр.
Леди Джулия закатила глаза.
– Нет, не позволю. Мы с леди Олимпией встречались, когда ее представляли ко двору. В любом случае я ее узнала, просто до последней минуты надеялась, что меня обманывают собственные глаза. Глупо с моей стороны. Как жаль, что с нами нет твоего дяди! Из всех твоих сумасбродств это переходит все границы.
– Леди Олимпия, это леди Чарлз Энкастер, моя любимая тетушка, с которой вы уже знакомы.
– С этой минуты ты мне не племянник!
– Тетенька Джулия, не сердитесь! Неужели вы не видите, что я ранен?
Тетя одарила его взглядом, от которого могла бы кровь застыть в жилах, но Рипли выдержал его, как выдерживал великое множество ранее, хотя мнение тети, конечно же, было для него чрезвычайно важно.
– По правде говоря, леди Энкастер, – начала Олимпия, – это я совершила глупость, а герцог, напротив…
– Ни слова больше! – оборвал ее Рипли.
– Герцог пытался спасти меня от меня же самой, даже образумить, – не обращая на его реплику внимания, продолжила девушка.
Некоторое время леди Джулия рассматривала их обоих, потом произнесла:
– Хью пытался вас образумить? Мой племянник? Этот никчемный верзила? Хотела бы я видеть это собственными глазами.
– Не уверен, что она совершила глупость, – заметил Рипли, – но, поскольку леди упорствовала, мне пришлось ее сопровождать.
– Это понятно, – отмахнулась пожилая дама. – А что потом? Ты довел девушку до того, что она пыталась тебя прикончить? – Леди нагнулась и осмотрела его ногу. – Отличная работа, леди Олимпия! А об ампутации вы не подумали?
– Не наводите ее на эту мысль! – возмутился Рипли. – Чтобы уладить дело, мне понадобятся все мои конечности. Именно этим я и собирался заняться сегодня же вечером, но судьба распорядилась иначе.
– Судьба, как же: надо было под ноги смотреть.
– Согласен, кроличью нору не заметил.
Он не стал говорить, что засмотрелся на леди Олимпию: красивую, отважную, да еще умевшую свистеть как мальчишка.
– Мы ловили сбежавшую собаку, которую обрели по случаю, – пояснила леди Олимпия, – и привезли ее собой. Я посоветовала Тьюксу запереть пса на конюшне, поскольку не уверена, что он хорошо обучен.
– Сбежавшая невеста, – сказала леди Энкастер. – И сбежавшая собака. Обездвиженный племянник. Похоже, сегодняшний вечер пройдет интересно как никогда. Пойдемте, леди Олимпия. Должно быть, вам ужасно хочется отдохнуть от общества моего племянника, не говоря уж о потребностях в незнакомом доме, без багажа, без служанки и прочего, что необходимо для хотя бы минимального комфорта.
– Мы уезжали в ужасной спешке, – объяснил Рипли. – Не было времени на…
– Право, Хью, я еще не совсем выжила из ума, – перебила его тетушка. – Не обязательно объяснять мне очевидные вещи. Слуга приготовит тебе постель в кабинете дяди. И если увижу, что ты пытаешься подняться наверх, я тебя пристрелю.
Дамы уже направились к лестнице, когда он окликнул леди Джулию:
– Кстати, где моя сестра?
– Алиса?
– У меня только одна сестра, насколько я знаю.
Тетя Джулия пожала плечами.
– Она погостила здесь некоторое время, и я была рада ее видеть, но что ей делать в таком унылом месте? Я отправила ее с Джорджианой на званый обед к Дрейкли. Я имею в виду свою младшую дочь, – пояснила она леди Олимпии, затем опять обратилась к племяннику: – Там Алиса не заскучает. Ты же знаешь, мальчики Дрейкли ее просто обожают.
– Чрезмерно, как мне всегда казалось, – буркнул Рипли.
– Об этом пусть болит голова у ее супруга, – отозвалась пожилая дама и повела гостью наверх. Рипли же оставалось гадать, почему Алиса не вернулась в Лондон к мужу, а отправилась туда, где обретались ее давние поклонники.
Пикар, горничная леди, помогла Олимпии смыть дорожную пыль и отправилась на поиски какой‑нибудь подходящей одежды, чтобы гостья смогла выйти к обеду. И теперь дамы могли насладиться болтовней наедине за чаем, который распорядилась подать леди Джулия в качестве «восстанавливающего средства после тягот и испытаний».
Олимпия вспомнила эту даму сразу же, как только ее увидела, но не ожидала, что и та запомнила ее: ведь с тех пор прошло лет семь, не меньше. Кроме того, леди Энкастер всегда вращалась среди дипломатов и политиков, в то время как ее матушка и отец тяготели к кругу любителей охоты. Их дорожки редко пересекались.
Тетушка герцога была примерно одних лет с матушкой Олимпии и, подобно ей, не утратила красоты. На этом сходство заканчивалось. Леди Джулия была совершенно иного склада: с бесстрашным сердцем, любовью к порядку и умением строить жизнь должным образом, сильная, уверенная в себе женщина с твердым характером.
А еще печальная. Платье унылого серого тона могло бы поведать целую историю, даже если бы вы не заметили тоски, что туманила ее орехового цвета глаза.
Как это похоже на Рипли, который никогда не думает о других, подумала Олимпия. Привезти без уведомления незнакомку в дом, где царит скорбь!
– Вас, возможно, удивляет, зачем я сотрясаю воздух, распекая моего племянника, – начала леди Джулия, разливая чай. – Однако кто‑то же должен этим заняться, и как можно решительнее, даже если он не станет слушать. Но если ему достало ума привезти вас сюда, то, надо признать, здравый смысл покинул его не окончательно, и это уже хорошо. Первый раз в жизни вижу сбежавшую невесту. Я‑то удивлялась, как сумел Эшмонт завоевать вас, такую разумную девушку. Вот, к примеру, Алиса, замужем за этим ужасным Блэквудом. Почему она не бросила его у алтаря? Итак, как видите, я буквально разрываюсь. С одной стороны, мне понятны чувства, которые вами двигали, а с другой – что за кашу вы заварили, дорогая?
– Д‑да, я знаю, – пролепетала Олимпия и вдруг, к собственному ужасу, разрыдалась.
Леди Джулия совершенно неожиданно проворно вскочила и ласково погладила девушку по плечу.
– Ах эти мужчины…
Это было сказано именно таким тоном, от которого Олимпии захотелось одновременно смеяться и плакать, будто она дурочка или истеричка.
Хозяйка дома едва успела сесть, как гостья принялась выкладывать ей свою историю во всех подробностях – на первый взгляд, бессмысленных, – умолчав, конечно, о созерцании голого герцога и совсем недружеских поцелуях в дилижансе.
– А‑а, вот оно что! Я и не догадывалась, что там не обошлось без бренди! – заключила леди Джулия. – Это многое объясняет.
Губы пожилой дамы задрожали, и Олимпии показалось, что сейчас она тоже всплакнет, вспомнив день собственной свадьбы, но леди, напротив, рассмеялась, от души, и в эту минуту облако, которое, казалось, висело над ней, вдруг рассеялось. Как будто взошло солнце и осветило все вокруг. В этот момент Олимпия поняла, и сердцем, и разумом, почему Рипли так любит свою тетушку.
Смеялась хозяйка дома очень недолго и быстро перешла к конструктивным предложениям:
– Первое, что необходимо сделать, это успокоить ваших родителей.
– Мне самой следовало послать им записку, но я не могла ни о чем другом, кроме как о необходимости бежать. А потом и вовсе думать перестала, понимать, что делаю.
– Как я уже заметила, бренди многое объясняет. К тому же не следует забывать, кто стал вашим спутником: явно не тот, чья компания располагает к ясности мысли. – На минуту дама прикрыла глаза, затем вздохнула и продолжила: – Ох уж эта троица! Неудивительно, что они такие, принимая во внимание их папаш. Но, дорогая, когда лоботрясу исполняется двадцать девять, как‑то ожидаешь от него зрелости.
Олимпия ничего не знала про отцов «их бесчестий»: к тому времени как она вышла из детской, ни одного из них уже не было в живых. Леди Джулия пробудила в ней любопытство, но выспрашивать подробности было бы верхом бестактности.
– В целом, я считаю, герцог действовал спокойно и логично, насколько позволяли сложившиеся обстоятельства, – сказала она. – Мое поведение было трудно объяснить: я то и дело меняла свои решения, потом свалилась в реку, потом украла собаку, но герцог быстро справлялся со всеми проблемами.
– Разумеется, что еще ему оставалось, – пожала плечами хозяйка дома. – Это мелочи по сравнению с выходками этих троих, так что прекратите себя корить. Если бы таких дел, как вы сегодня, натворил мужчина, все бы просто посмеялись.
– Но я не мужчина! Вы же знаете, теперь карикатуры на меня появятся в сатирических листках, а мое имя – подумать только! – попадет в «Утреннее обозрение». И никто не скажет: «Что с них взять: мальчишки есть мальчишки», – потому что я женщина!
– Действительно, это в высшей степени несправедливо, – согласилась леди Джулия. – Однако предоставьте это мне. Я напишу вашим родителям, что Рипли привез вас прямо сюда. Лучше, если так станут думать и все остальные. Положитесь на меня – я найду способ уладить дело так, чтобы их не огорчить. Уверяю вас, у меня богатый опыт. Письмо отправится в путь сегодня же с нарочным. Они получат его через несколько часов и смогут спать спокойно.