Герцогиня ищет работу — страница 22 из 48

«Неужели Рон рассказал? — мучилась я. — Нет, не может быть. И не Норри. Но кто? И чем это мне грозит?»

Правильно говорят, что нечистая совесть — главный палач. Никто не стал бы сажать меня в темницу, самое плохое, что меня ожидало, — суровый выговор или отчисление.

«Нет, нет, только не отчисление!»

И, честно говоря, отчисление показалось мне страшнее допроса у дознавателя.

Ректор заполнял бумаги и не сразу поднял голову, услышав, как я зашла.

«Бумаги на отчисление!» — мелькнула мысль.

Мэтр Ви’Мири посмотрел на меня спокойным взглядом, указал на стул. Видно, разговор предстоял долгий, ой… Моя магия восстановилась больше чем наполовину, и я чувствовала себя намного лучше, но рада была возможности присесть: ноги тряслись.

— Розали, — начал ректор, отложив перо.

«Я не виновата! Я не знала, что свяжусь с преступниками! Я больше не буду!» — готово было сорваться с языка.

Хорошо, что я замешкалась, потому что мэтр сказал совсем не то, что я ожидала услышать.

— Розали Ви’Лар, когда ты поступала в академию, ты назвалась дочерью горожанина и изменила свое имя на Рози Ларри.

— Да, — пискнула я, не зная, к чему клонит ректор.

— И, вероятно, хотела бы сохранить инкогнито?

— Да…

К чему этот странный разговор? Ректор вздохнул, как мне показалось, с сожалением и сказал:

— Твои родители передали тебе одежду.

Только сейчас я увидела объемный баул, который стоял у стены. Мэтр Ви’Мири тоже посмотрел и едва заметно поморщился. На лице ясно читалось: «Я очень уважаю твоего отца, однако швейцаром для нерадивых студентов мне быть пока не приходилось!»

— Но я тебе ее не отдам.

Я распахнула глаза от изумления.

— Плащ, подбитый соболиным мехом, платья из дорогой ткани, шерстяные чулки и замшевые сапожки выдадут тебя с головой.

Наверное, мои глаза стали еще в два раза больше.

— Нет, я не рылся в твоих вещах! — рыкнул ректор. — Я просто… вижу.

Он слегка запнулся перед последним словом, и я вспомнила, что мэтр Ви’Мири не человек. Что же, значит, плащ на меху, шерстяные чулки… Узнаю почерк мамы! Папа махнул рукой и сдался под натиском ее переживаний. Так и вижу, как он устало трет лоб: «Ладно, твоя взяла. Собирай вещи, я передам через ректора!»

— А?..

— Нет, денег они не передали.

— Я о письме.

Взгляд мэтра Ви’Мири смягчился.

— Да, совсем забыл. — Он выдвинул ящик стола и вынул запечатанный конверт.

Я вцепилась в него обеими руками, как в самую великую драгоценность.

— Можно я сразу прочитаю?

Дождалась кивка и поскорее вынула сложенный вдвое листок. Письмо было от мамы. Сквозь сдержанные строки прорывалась любовь и нежность, ее страх за меня.

«Одевайся теплее, зиму во Флоре обещают холодную. Носочки я связала сама, они на овечьем пуху…»

Ничего, мамуля, обойдусь и без носочков, но сама мысль о них будет меня согревать.

«Папа такой смешной, сидит и делает вид, что он здесь ни при чем, что сумка переместится в академию сама собой неведомым образом. Он даже не спрашивает, о чем я пишу, чтобы не нарушить данное слово. Ты уж постарайся, Рози, не подведи его!»

Я хихикнула, представив папу, который с грозным и неподкупным видом пялится в камин.

«Алик уже вовсю бегает! Совсем большой! Приедешь летом — не узнаешь братишку».

Алик, малыш, я скучаю!

«И всегда помни о том, что ты леди, веди себя достойно. Извини, что вынуждена напоминать об этом, я знаю, что ты разумная девочка, но в юности столько искушений…»

Ой, мамуля, знаю, о чем ты говоришь. Но неужели ты думаешь, что я могу зайти дальше поцелуев? И если вспомнить, как я появилась на свет… Как быстро мама забыла, что ей когда-то тоже было семнадцать.

«Береги себя, моя девочка. Моя непослушная, чересчур самостоятельная, но любимая доченька!»

— Спасибо, — прошептала я, стирая с щек слезинки. — Я пойду?

— Да-да, конечно.

Ректор, пока я читала письмо, снова занялся бумагами.

У порога я остановилась: меня давно мучил один вопрос, но я не решалась его задать.

— Что-то еще, юная леди?

— Нет… Да! До меня дошли слухи о том, что кто-то попросил вас оставить меня в академии, когда я едва не завалила испытания. Дать еще один шанс… Это был папа?

— Ты не догадываешься? — В светло-голубых глазах ректора зажегся неподдельный интерес.

Я качнула головой.

— О тебе просил Эороан Ви’Тан. Твой одногруппник, которого ты едва не убила огневиком, поранила ланцетом и во всеуслышание объявила, что ты ненавидишь драконов. Таких претендентов мы в академии обычно не оставляем, но в тот день, когда вывесили списки, он пришел ко мне с просьбой. Дальше ты знаешь.

Рон? Просил за меня? Такого я не ожидала. После того как он накричал на меня из-за амулета, я думала, он меня ненавидит… Умеет драконище удивить!

Я вспомнила его теплые руки, то, как он прижимал меня к себе, его горячее дыхание на моих волосах… А потом он сказал, что может стать для меня только братом.

Дожденник. День двадцатый второй

Дожденник. День двадцатый второй

Произошло так много всего, что я не успеваю записывать. Занятия, зубрежка ингредиентов для зелий, конспекты и расчеты дозировок, а после учебы я теперь каждый вечер стараюсь находить подработку. Вернее… Чаще всего Рон находит ее для нас двоих и ждет меня у ворот после того, как часы пробьют шесть раз.

— Сегодня отправляемся в таверну. Нужна горничная для уборки номеров и конюх, — с ходу сообщает он мне уже по дороге, потому что я опаздываю и приходится бежать стремглав, чтобы успеть.

— Давай я буду конюхом? — вполне серьезно предлагаю я.

В детстве у меня был пони, я сама за ним ухаживала: люблю лошадей.

— Боюсь, чепец и фартук мне не подойдут, — сдержанно отвечает Рон, и я начинаю хохотать, представив эту картину.

На следующий день мы работали в саду богатого горожанина: укрывали розы еловым лапником на зиму, а после этого занялись выгулом собак. Трудились не покладая рук по четыре, а то и по пять часов в день. Сегодня я взвесила мешочек с монетами в ладони: тяжеленький!

Времени на разговоры почти не оставалось, но с братьями особо не болтают, верно? Зато брата можно огреть гибкой хворостиной, а потом с хохотом убегать от него. Брат может уронить тебя на клумбу и забросать листвой.

Зато брат защитит от собак. Как это произошло с Громилой. Хозяин Громилы уверял, что его пёсик само послушание и милота. Сто килограмм милоты за вычетом когтей и клыков! Громила согласно клацал челюстями и бил хвостом по полу. Думаю, разминался, прежде чем кинуться на меня: едва мы вывели песика за ворота, он вырвал поводок и решил попробовать меня на зуб. Видать, хотел показать, кто в доме хозяин. Но Рон стремительно загородил меня и толкнул Громилу в мощную грудь. На шее и руках дракона вспыхнула золотая чешуя. Рон только начал трансформацию, но и этого хватило, чтобы внушить уважение: Громила бухнулся на брюхо и пристыженно заскулил.

— Ты просил за меня у ректора, — сказала я, когда мы вели домой уставшего и присмиревшего пса. — Не отпирайся, он сам признался.

Пока разговор касался учебы или работы, все шло отлично, но стоило мне задать неудобный вопрос, как Рон замыкался в себе и отвечал скупо, а то и вовсе игнорировал.

— Я не отпираюсь, — пожал плечами Рон. — Драконы, как ты знаешь, не могут врать.

— Зато изворачиваться умеют отлично, — пробурчала я себе под нос. — Зачем ты просил?

Рон молчал. Шел, поддевая листья, подкидывал их вверх — устроил настоящий буран. Громила снова оживился, принялся охотиться за листьями, хватал их зубами и грыз, радостно урча.

— Уловка не удалась, — язвительно сказала я. — Повторяю вопрос — зачем?

Рон засунул руки в карманы, словно надеялся найти там ответ. Темная челка упала на глаза.

— Захотелось! — коварно ответил коварный дракон.

И ведь не обличить в обмане.

В другой раз во время прогулки с Громилой я осторожно пыталась выведать о самом больном — о темной тайне, которую Рон старательно прятал от всех.

— Ты хоть намекни! Может быть, я сумею помочь… Вместе подумаем!

— Несколько поколений моих предков вместе думали, но ничего не придумали, а мы решим все здесь и сейчас?

Рон не злился, его голос звучал устало, будто он тысячи раз мысленно вел такие разговоры, искал выход и не находил.

— Я поступил на факультет целительства и зельеварения, потому что надеюсь рано или поздно отыскать средство. Отыскать, создать — что угодно! Не знаю, сколько у меня на это уйдет времени, но своим детям я не передам это…

— Проклятие? — закончила я за него.

Рон тряхнул головой, откидывая темные пряди. Промолчал. Но все и так было понятно.

— А Драконий Венец может помочь? — вынула я из рукава последний припасенный козырь. — Это такие кристаллы, которые…

— Я знаю! — прервал меня Рон. — Редкие и невероятно ценные для драконов. Но нет… Они возвращают молодость, излечивают болезни, но не спасают от проклятия. А откуда ты знаешь о Драконьем Венце, маленькая Рози?

В его голосе сквозило удивление. Потом он нахмурился и встал передо мной.

— Не расскажешь про того дракона, который так напугал тебя в детстве?

Наверное, когда я задавала Рону неудобные вопросы, он чувствовал то же, что и я сейчас, — мурашки и желание спрятаться.

— Не сегодня.

Он положил руки мне на плечи и притянул к себе, обнял. Мы случайно прижали Громилу, который втиснулся между нами, но пес не стал возмущаться, улегся, положив морду на лапы.

— Холодно, — сказал Рон и натянул капюшон мне на макушку.

Кружились в воздухе листья, падали на наши склоненные головы.

— Никогда-никогда? — спросила я, и Рон понял.

— Никогда, — сказал он. — Никогда, Рози. Никогда. Драконы не умеют обманывать.

Я, конечно, ни капли не влюблена в этого гордеца, который думает, что сможет в одиночку изменить мир, он меня отлично устраивает и в качестве друга. Так что сам себе злой… драконище! Вот!