— Вот так он отказался от меня, мам. Просто взял и выбросил в мусорку все наши чувства. Сделал из меня какого-то божка, которому следует поклоняться. Хоть бы спросил: а мне это нужно? Я ведь не требовала благодарности, ничего не просила, лишь он был со мной рядом, был прежним Роном…
Мама взяла мои руки в свои и сказала:
— Рози, я тебя понимаю. Но ты смотришь на случившееся как человек. А Эороан — дракон.
— И что же?
— Традиции драконов на этот счет очень строги, — подхватил папа. — Лишь немногим людям удавалось спасти жизнь дракону, но если такое происходило, то спасенный должен был верным служением доказать, что достоин этой жизни. Или откупиться бесценным даром. Помнишь кристаллы в подвале маминого старого имения? Именно так они попали к ее далекому предку. Обычный подарок здесь не годится. А ты спасла целый проклятый род. Как же быть Рону? Он бы жизнь за тебя отдал, вытащил сердце из груди, отрезал лапу. И хвост.
Я не выдержала и захихикала: папа специально меня смешил.
— Бедный мальчик пытается поступить правильно, — добавила мама. — Но он еще слишком молод и не понимает, что жизнь можно подарить иначе.
После этого разговора мне стало легче. Рон всегда казался таким понятным, близким, я и не представляла, что у драконов все так сложно с традициями. Одно радует: теперь он свободен! Совсем свободен. Любимого у меня больше нет, а слуга мне не нужен.
Удачи на экзаменах, Нор! Ты сдашь сессию на пять звезд! А по поводу малышни не переживай. Как только я что-нибудь узнаю — сразу напишу.
Да, совсем забыла! Через неделю я еду на свой первый бал. Меня представят королю. Величеству не терпится взглянуть на одну из первых невест, он не хочет ждать до весны.
Папа уверяет, что опасаться нечего: три обязательных танца, и я смогу уйти в гостевые комнаты, а на следующий день уедем домой. Танцую я теперь вполне прилично: вечерами тренируемся с папулей под одобрительный хохот Алика. Алик танцует на руках у мамы. Такой бал мне больше по душе, но что поделать.
Обнимаю тебя, Норри. И по обычаю гоблинов кусаю за ушко. Видишь, кое-какие традиции я запомнила!
Перелом. День двадцатый
Перелом. День двадцатый
Утром к крыльцу имения подъехала самоходка, из окон которой выглядывали любопытные зеленые мордашки. За рулем сидел папа. Он увидел нас с мамой в окне, улыбнулся и помахал рукой.
— Приехали! Встречайте!
И мы, едва запахнув поверх домашних платьев теплые накидки, бросились во двор.
На следующий день после того, как я прочитала родителям дневник, папа с самого утра собрал дорожный саквояж и укатил. Он у меня вообще легкий на подъем: сказывается профессия журналиста, которой он посвятил столько лет. Именно этот старый саквояж из потрескавшейся кожи, с потертыми ручками сопровождал его во всех поездках. Раньше он принадлежал маме, но папа, по его словам, саквояж позаимствовал, а по выражению мамы — похитил. Говорит, что он приносит удачу.
Папа поехал разбираться с теткой Норри и пропал. Ехать до деревушки, где проживало семейство Сплам, два дня, а папа исчез на неделю. Я волновалась, а мама меня успокаивала:
— Рози, возможно, у папы еще какие-то дела по пути.
— Какие дела, мам? Он тебе что-то объяснял?
— Нет-нет, — отнекивалась мама слишком поспешно и горячо, чтобы я ей поверила.
Дела так дела. Мало ли какие могут быть дела у герцога!
А сегодня папа привез малышей Спламов. Забрал у тетки. Она и отдавать сначала не хотела, встала грудью в дверях: «Да как же я без моих племянников! Без кровиночек моих!» Папа сперва опешил: гоблинка голосила так, что на другом конце деревни было слышно. А потом смекнул, в чем дело, и спросил: «Сколько?» Тетка сразу утешилась и перешла на деловой тон. Сговорились на пятидесяти золотых, которые та тщательно пересчитала и лишь после этого собрала в плетеную корзину нехитрый скарб.
— А уж какие работники из них выйдут отличные! — напутствовала она племянников в дорогу. — Вы, господин мой, не стесняйтесь их поучать как следует! Подзатыльники всем детям полезны, а особенно слугам.
Мерзкая тетушка. Неудивительно, что малыши после такого наставления половину дороги жались друг к другу и опасливо поглядывали на папу. Оттаяли только после того, как папуля рассказал, что его дочь Рози и их сестра Норри стали лучшими подругами в академии магии.
— Мы будем вашими слугами? — спросила Клурри, старшая сестренка после Нореллы. — Это ничего. Мы готовы. Только мальчишки еще совсем маленькие, они пока не очень хорошо работают, но будут стараться.
Поглядела я потом на этих великих работников: две крошечные зеленые горошинки, одному три года, другому — четыре.
Мама тоже долго хохотала, а отсмеявшись сказала:
— Я нашла вам занятие: вы будете дружить с Аликом. Вместе с ним есть кашу за компанию и вместе играть его игрушками. Алику нужны друзья. Согласны?
— Да-а-а-а! — закричали Урми и Вурк.
Девочкам подготовили спальню, которую они тут же начали обживать. Носились по замку очень деловые и таскали в комнату то горшочки с цветами, то вязаные салфетки. Малыши-горошинки станут жить в детской вместе с Аликом, под присмотром няни.
Я так рада, так рада! Не описать словами. Сразу бросилась писать письмо Норри, чтобы вредная родственница нас не опередила и не наплела три короба про эксплуататоров детского труда.
Позвала всех четверых: Клурри, Форми, Урми и Вурка, обвела их ладошки на листе бумаги и вложила в конверт.
«Не волнуйся, Норри, у малявок теперь все хорошо. Они вполне освоились дома и уже вовсю командуют няней. Сестренки похожи на тебя: на первый взгляд, такие серьезные, даже сердитые, но стоит узнать их получше, понимаешь, какие у них добрые сердечки. Они помогают маме с Аликом, хватаются за любое дело. Говорят, что не привыкли сидеть сложа руки. Зато ты теперь можешь немножко выдохнуть и спокойно готовиться к сессии!
Выезжаем на бал послезавтра вечером, чтобы утром прибыть в столицу. Уже готово платье. Такое пышное, нарядное. Такое великосветское, что даже страшно. Настоящее платье дочери герцога. Портнихи оставили его на манекене, и мне чудится, будто в углу спальни стоит другая девушка, высокомерная и гордая. Вовсе не Рози, дочь лавочника…
Не хочу на бал. И папа, вижу по его лицу, волнуется, хоть и говорит, что опасаться нечего и никто не выдаст меня замуж против воли. А вечером, когда я уже ушла в спальню, но вернулась, чтобы забрать из гостиной книгу, услышала, как он говорит маме:
— Не нравится мне эта поспешность. Как будто у короля на примете есть выгодная партии для нашей дочери. Он любит эти… игры.
Стоя в дверях, я видела, как как побледнела мама, а папа продолжил.
— Не хотелось бы снова отправляться в бега, но придется, если потребуется.
Но я не стану думать о плохом. И ты не переживай за меня. Клурри, Форми, Урми, Вурк и я, твоя верная подруга, кусаем тебя за ушки и щечки».
Перелом. День двадцать третий. Утро
Перелом. День двадцать третий. Утро
Я встречаю это утро невестой.
Написала. Перечитала. Упала на постель и долго лежала, глядя в потолок, прижимая к груди дневник.
Я обручена. И пусть свадьба состоится еще нескоро, но…
Какая ужасная привычка — забегать вперед! Я сразу выкладываю все самое интересное, не оставляя для будущих внуков ни малейшей интриги.
Нет, нет, расскажу все постепенно, шаг за шагом!
Вчера вечером малышня неугомонно носилась по имению, помогая собирать меня в дорогу. Особенно старались горошинки, которые приносили самое важное, по их мнению, добро: альбом для рисования, книжки с картинками, вазу с печеньем. Мама давно уложила мой дорожный чемодан, платье запаковали в чехол и осторожно водрузили поверх вещей. Везла я с собой и расшитые жемчугом туфельки, и бриллиантовое колье, которое принадлежало еще папиной бабушке. Я никогда его и в руках не держала, все слышала, что я не доросла, а теперь, выходит, доросла… В колье я предстану перед королем.
Мама и папа, когда думали, что я на них не смотрю, перешептывались и выглядели встревоженными. Я пару раз прошла мимо, делая вид, что очень занята и вовсе не шпионю, нет-нет! И краем уха услышала, как папа говорит маме:
— В конце концов, всегда есть академия, где Рози сможет спрятаться. Маркус ее не выдаст!
— Сначала мы ее не хотели отпускать, а теперь сами спровадим нашу дочь после всего, что ей пришлось пережить!
— Но какой выход? — прошептал папа. — Если бы она уже была обручена, появился бы законный повод не везти ее на бал…
— Он вообще выпустит ее из дворца? — дрожащим голосом спросила мама.
— Конечно! — преувеличенно бодро воскликнул папа.
А потом заметил меня:
— Рози, сходи на кухню, попроси, чтобы кухарка собрала нам корзину в дорогу.
Ага, лишь бы избавиться от моих ушей!
Что и говорить о том, как я разволновалась. Представила, как бал заканчивается моей помолвкой, а папа потом крадет меня под покровом ночи. Мы бежим, за нами погоня… Ладно, меня папа спрячет в академии, но как же они и Алик, как же малыши, у которых только-только все наладилось. Никому бы не пожелала попасть в королевскую немилость.
Если бы я была обручена…
Я мысленно произнесла имя… Лишь мысленно. Я пообещала себе, что больше не произнесу его вслух, не запишу в дневник.
Мы отправимся в столицу в карете, как положено аристократам. На самоходках гоняют исключительно простолюдины. Эх, безоблачное было время!
Кучер загрузил вещи, конюх запряг лошадей. Они хорошо отдохнули и были готовы скакать всю ночь. Утром окажемся у стен королевского дворца.
Темнело, на небе зажглись ясные звезды. Пора ехать. Чем ближе подступало время расставания, тем сильнее нервничала мама, на ней лица не было. Она не спускала с рук Алика, будто забота о младшем ребенке придавала ей сил расстаться со старшей дочерью. Папа наклонился к лицу и что-то тихонько нашептывал на ухо.