Я обняла гоблинят, расцеловала в макушки — потом Норри мне задаст, что я приучила ее братишек и сестренок к телячьим нежностям! — и, накинув теплый дорожный плащ, подхватила корзину с едой и вышла на крыльцо. Подожду родителей снаружи.
Во дворе, вычищенном от снега, ожидала карета. Кучер курил трубочку с душистой травой. Сейчас он докурит, выбьет пепел о колесо, запрыгнет на козлы и возьмет в руки вожжи. Сейчас откроется дверь и выйдет папа в шерстяном сюртуке и мама, кутающаяся в накидку, — проводить нас. Мир будто застыл в хрупком равновесии, но вот-вот все придет в движение и моя судьба совершит еще один поворот — к добру ли, к худу ли, кто знает?
Я облокотилась о перила веранды и подняла глаза, глядя, как мое дыхание превращается в клубы пара и уносится вверх, к звездам и облакам. Сердце тревожно щемило, и хотелось плакать, но я держалась. Взрослая жизнь, как выяснилось, трудная штука, и если рыдать по любому поводу, то никаких слез не хватит…
Какие сегодня яркие и крупные звезды. Особенно вон та.
Лучистая звезда, на которой я задержала взгляд, становилась все больше и больше — росла на глазах.
Что? Я отпрянула в глубь веранды, прижав ладонь к груди. Не сразу решилась посмотреть снова. Да, так и есть: звезда увеличивалась. Она сияла золотом. Вот уже стали видны огромные крылья!
— Рон… — выдохнула я.
Не сдержала слово — снова произнесла его имя. И вместе с именем нахлынули воспоминания… А мне-то казалось, что я надежно похоронила их под слоем пепла в выжженной душе.
Рон летел к Черному Ониксу, в этом не оставалось сомнений. Вот он завис над замком, поднимая ударами крыльев настоящую бурю. Карета в центре двора мешала ему опуститься на землю, кучер присел, придерживая шапку. Рон развернулся и скрылся за стеной.
Он исчез из вида, а я едва не бросилась к воротам, чтобы узнать — там ли он, не привиделся ли мне его образ? Говорят, от печали можно тронуться рассудком…
Я заставила себя стоять на месте, до боли в руках держась за перила веранды. И смотрела, смотрела на створку ворот. Чудилось, что прошла вечность, а на самом деле — не больше минуты.
Створка приоткрылась, и темная фигура опрометью бросилась к крыльцу. Но тут Рон увидел меня и застыл на месте, и дальше пошел уже медленней. Он часто дышал, как после быстрого бега. Сколько времени он провел в полете?
— Рози…
Он встал на нижнюю ступеньку крыльца и поднял голову. Я молчала, глядела на него, комкала в руках дорожные перчатки и кусала губы.
— Не езди на бал!
— Да что ты? Тебя забыла спросить!
Я удивилась, как холодно и жестоко прозвучал мой голос.
Рон поднялся еще на одну ступеньку, он не отводил от меня взгляда зеленых пронзительных глаз.
— Норри сегодня утром получила от тебя второе письмо. О первом она мне не сказала… Она со мной не разговаривала много дней. И я понимаю почему…
Ого! Если уж наша болтушка Норри, которая совершенно не умеет хранить секреты, держалась столько времени, значит, она очень зла на Рона. Очень! Зла!
— Это письмо тоже предназначалось не тебе, — сухо сказала я.
— Да, да. Я знаю.
Рон сделал еще один шаг вперед. Теперь мы стояли совсем близко: глаза в глаза. От разгоряченного после быстрого полета тела Рона поднимался пар. Он летел несколько часов, чтобы увидеть меня. Но зачем? Что можно изменить? Все сказано… Только лишняя боль перед разлукой.
— Не езди на бал, Рози.
— Почему? — произнесли мои губы.
— Я чувствую, это ловушка. Неспроста такая поспешность! Король не выпустит тебя. Не езди!
— Почему? — снова спросила я.
Рон мотнул головой, будто его изнутри раздирали тысячи слов, а он не мог подобрать нужные. Хотел накрыть ладонью мои трясущиеся от холода и волнения пальцы, но ладонь застыла в воздухе, ведь он потерял право держать меня за руку так, словно мы по-прежнему друзья…
— Рози… — В голосе Рона прозвучало столько отчаяния, что я вздрогнула. — Я не знаю, как сказать. Как передать все, что я чувствую. Я верил, я поступаю правильно. Как мне отплатить за спасение жизни? Спасение рода? Этому поступку нет цены. Я думал: отказаться от своих чувств и посвятить себя служению — меньшее, что я могу…
— Ты дурак, да? — прошептала я. — Совсем идиот? Что там происходит в твоей глупой драконьей голове, если ты решил, что таким образом меня осчастливишь?
Рон покорно кивнул: «Дурак, идиот, как угодно!»
— Ты уехала, а я… Ожидал, что после избавления от проклятия почувствую свободу, но без тебя мне эта свобода не нужна. И если с древним проклятием я кое-как сжился, то без тебя просто не могу дышать. Сегодня после занятий Норри нашла меня и сказала в своей любимой манере: «Ты, конечно, придурок, Рон, но промолчать я не могу. Рози едет на королевский бал. И там ее, как пить дать, просватают!» Розали, не езди на бал!
— Но я не могу не поехать! — крикнула я. — Не могу!
— Можешь!
Рон подхватил меня на руки, легко, будто перышко, и вломился в гостиную, изумив своим появлением родителей, гоблинят и слуг. Папа уже стоял в дверях, перекинув через руку теплый плед, чтобы укутать меня в дороге, а мама застегивала плащ, собираясь выйти нас проводить.
— Дорогая, позволь представить, этот молодой че… хм… дракон — друг нашей Рози, Эороан Ви’Тан, — сообщил папуля светским тоном.
И эта деланая невозмутимость выдавала его с головой: папа к появлению Рона был не готов. Откашлялся, прежде чем продолжить:
— Что привело вас в Черный Оникс?
Рон осторожно поставил меня на пол. Он волновался не меньше, чем сам папа: его потряхивало от напряжения. Родители переглянулись, будто о чем-то одновременно догадались. Мама передала Алика няне и встала рядом с папой. Рон набрал в грудь воздуха и опустился на одно колено.
— Господин и госпожа Ви’Лар, я прошу руки вашей дочери! Я знаю, что в ваших глазах я незавидная партия: я беден и утратил титул. И такое сокровище, как Розали, достойно лучшего… Но я клянусь, что сделаю вашу дочь счастливой! Я добьюсь положения в обществе и смогу обеспечить свою семью! Рози и наши дети ни в чем не будут знать нужды.
Он нашел меня взглядом и дальше говорил, обращаясь только ко мне.
— Розали, с самого первого дня, с первого взгляда я понял, что ты моя единственная любовь. Драконы это чувствуют, знают… Прости, что сделал тебе больно! Я действительно дурак! Прости! И прими в оплату долга мою руку, мое сердце и мою жизнь!
Я застыла, словно окаменела. Все произошло так внезапно, так стремительно изменилось: еще пять минут назад я должна была сесть в карету и ехать во дворец, а теперь Рон предлагает мне стать его женой.
Ладно, что уж, я готова была крикнуть «Да!», едва Рон опустился на колено и произнес первые слова. Но за то, что он такой дурачина, нужно его хотя бы немножко проучить! Вот!
За спиной Рона мама и папа подавали мне знаки. Мама кивала, папа двигал бровями. Такие смешные! Гоблинята хихикали и подталкивали друг друга локтями. Сестренки Сплам подпрыгивали на месте от возбуждения. Девочки всегда такие девочки!
Я молчала.
Рон постепенно менялся в лице. Надежда сменялась растерянностью, растерянность отчаянием.
Я его знатно помучила! Заставила страдать целую минуту!
— Да!
Я рассмеялась, когда Рон закружил меня по комнате, и, нисколько не стесняясь родителей, покрыл мои щеки поцелуями.
Сестренки Норри пищали от восторга. Мама прижимала ладони к горящему лицу. Папа забавно моргал: явно старался скрыть слезы.
Еще не улеглась суматоха, когда он вышел на крыльцо и крикнул:
— Распрягайте лошадей. Поездка отменяется.
Вернувшись, он пожал Рону руку.
— Примите мои поздравления, граф.
— Я не граф, — опешил Рон и слегка побледнел.
— Граф! Поверь моему слову герцога. Титул и земли возвращены роду Ви’Тан, так как были получены обманом. Я хотел сообщить тебе позже, но рад, что удалось сделать это при таких приятных обстоятельствах.
Сегодняшнее утро я встречаю невестой.
Я перечитала запись и поцеловала потрепанный блокнот.
Счастливейший день в моей жизни!
Правда, поженимся мы нескоро — только после окончания академии. Таково условие моих родителей. Но Рон соглашался на все! Да и оставшиеся четыре с половиной года пролетят незаметно, ведь мы будем вместе!
Да, я забыла о упомянуть: я возвращаюсь к учебе. Это еще один повод для радости! И для волнения тоже…
— Как же я сдам экзамены? — прошептала я, сонно прижавшись щекой к плечу Рона.
По случаю помолвки слуги поспешно накрыли стол, и мы за разговорами засиделись за полночь. Алика и горошинок няня увела в спальню, а сестренки наотрез отказались уходить и дремали тут же, на софе.
— Твой будущий муж не даст тебе провалить экзамены, — гордо сказал Рон, улыбнулся и поцеловал меня в нос. — У нас еще полно времени на подготовку.
— Целая ночь? — уточнил папа.
И мы дружно рассмеялись этой студенческой шутке.
Проясень. День первый
Проясень. День первый
Люблю название этого месяца: в прорехах серых облаков показывается синее ясное небо, а день становится длиннее. Самое темное время года позади.
Я вернулась в нашу с Норри комнатку, разобрала вещи, натянула на ноги любимые теплые носочки — и будто не уезжала! Правда, теперь моя половина шкафа забита под завязку платьями, накидками, шерстяными и шелковыми чулками. На полке у двери выстроилось несколько пар обуви. Вероятно, мама думает, что ее дочь сороконожка? Но переубедить ее в том, что мне не нужно столько вещей, не удалось. Мама пришла в такой ужас от коричневого платья, в котором папа привез меня домой, что немедленно велела сжечь его в печи.
Норри не ожидала меня увидеть. Я не стала предупреждать подругу о возвращении, чтобы сделать сюрприз, и он удался на славу! Открылась дверь — Норр вернулась с занятий.
— Ку-ку! — заорала я, выпрыгивая из угла.
Моя дорогая гоблинка сначала огрела меня книгой, которую несла в руках, по голове, и лишь потом разглядела, что я не очередной неудавшийся эксперимент, сбежавший от кукловодов, а ее подруга.