альным» характером, предоми-нантно-эмоциональным типом.
Тип III в углу внутреннего треугольника в энеаграмме подразумевает идентификацию со своим образом, а не с приложением и соответствием с достигаемым характером, поскольку здесь идеализируемая сущность нуждается в выставлении, а не в утверждении личностных обвинений в виде гордости. Поскольку утверждение выполняется через подгонку объективных (обычно количественных) стандартов, форма становится заменой бытия. Относящийся сюда синдром описан Фроммом под рубрикой «рыночная ориентация», столь известной в Американской культуре.
Тип IV, следующий в круге за тщеславием, соответствует страсти зависти, и можно сказать, что зависть - это расстроенное тщеславие: комбинация тщеславия с хронической жаждой, чувство желания, делающее зависть наиболее страстной из страстей. Оно наиболее присуще женщинам и соответствует тому, что Фритц называл «трагедийной королевой» человеку, исполненному требований и жалоб, стремящемуся противиться терапевтическому процессу, соревнуясь с терапевтом (Я много раз слышал, как Фритц обращался к подобным людям: «Скольких терапевтов вы уже одолели?»).
Тип V соответствует алчности, находясь в числе «смертных грехов». Он более сдержан, чем страсть накопления сокровищ. Подобно зависти, в алчности ощущается пустота и истощение. Вместо проявления в виде «мокрой депрессии» типа зависти (находящейся в истеричном регионе эне-аграммы), ощущение потери здесь является частью шизоидной «сухой депрессии», проявляющейся апатией и отсутствием живости. Не только «шизоиды» Кретчмера и Фанрберна совпадают с типом V, они совпадают с личностными возмущениями, обсуждаемыми Когутом и Кернбергом(но не ДСМ-Ш) под ярлыком «нарциссизма», который характеризуется небольшими приступами чувств и холодной отчужденностью.
В Типе VI доминирующей страстью является страх: человек теряет уверенность в себе. Страх сделать что-нибудь неправильно или совершить неправильный выбор, являющийся частью навязчивого сомнения, делает человека зависимым от поддержки и руководства авторитетным лицом или идеологией. Случай с Ричардом и с Леном иллюстрирует два субтипа страха. Ричард, по преимуществу контр-фобийный, является на языке протоанализа социальным трусом (который послушно будет рисковать на войне и побоится повстречаться со своим отцом). Лен, по преимуществу заискивающий, ищущий расположения, иллюстрирует тип самосохранения VI: слабость, мягкость, необходимость в защите.
В типе VII доминирующей страстью является чревоугодие - не обязательно в смысле еды (как алчность не обязательна в смысле наживы) - это чревоугодие в любви, оценке, одобрении и, говоря вообще, во всем, что только может быть. Характерологический синдром здесь: неагрессивный, мягкий, нежный, старающийся быть полезным и вместе с тем внутренне боязливый и алчный. За исключением Абрахама и некоторых других, к описанию этого типа оптимистического «орально-рецептивного» характера в психологической литературе обращаются нечасто.
Тип VIII, где доминирует вожделение, которое не является только желанием сексуального удовлетворения, а вожделением к интенсивным ощущениям любой формы. Тип соответствует фаллически-нарцистическому характеру по Райху и может также называться «мстительным» (по предложению Карен Хорни), или садистским. Он характеризуется отрицанием страха и подавлением мягких или сочувствующих чувств в борьбе за силу и доминирование. Фритц, задира и хулиган, который (я слышал, как он сам это говорил) «отфритцал» своей непосредственностью всех вокруг, олицетворяет характер VIII типа, и я уже говорил [73], насколько практика Гештальт-терапии своей конфронтативностью характеров и склонностью к возбуждению несет на себе отпечаток личности.
Страсть, соответствующая Типу IX, не может быть названа ни одним подходящим словом на сегодняшнем языке, хотя у средневековых монахов такое слово в словаре было: accidia, которое иногда переводилось как «лень». Однако тут имеется в виду ленность не тела, а духа: это сопротивление самопознанию, сопротивление изменению. Такая внутренняя мертвость жизненных сил (для которой Гюрджиев нашел подходящее определение - «дьявол самоуспокоения») может повлечь внешнюю леность, однако чаще всего ассоциируется с противным - с очень напряженной деятельностью (поскольку активность позволяет отвлечься от переживаний себя и окружающего). В отношении адаптации проблема здесь противоположна обычной - здесь патологическая сверхадаптация, чрезвычайная пассивность к требованиям окружающих, что является обратной стороной халатности глубинной сущности или (говоря на языке религии) «забвение Бога».
Раз уж я решил показать, как знакомство с протоанали-зом подействовало на меня как на Гештальтиста, начну с того, что я никогда осознанно не старался применить про-тоанализ в Гештальт-терапии. Вел себе курс и наблюдал за пациентами, когда обнаружил в себе особую восприимчивость к работе человеческих личностей, обостренную интуицию при альтернативе интервенции. Иногда большая часть сеанса целиком отдавалась исследованию доминирующей страсти индивида или характерологической стратегии, по существу являющихся содержанием Гештальт-сеанса, но в то же время дополняющих его способностью к различению типов. Во многих случаях восприятие структуры характера отражалось в различных предложениях по работе с континуумом осознанности: в особом внимании к определенным душевным состояниям, в нагнетании их и в сдерживании.
Я подметил, что восприятие характера помогает в работе, мне так легче ощутить, что поддержать в пациенте. Когда понятно, в чем заключается патология человека, становится ясно, и как от нее избавиться. Вот совсем недавний пример с одним молодым человеком, который мучил себя тем, что ему либо следует открыть всему свету, что он гомосексуалист, либо остаться в одиночестве. Много лет он старался изменить свою сексуальную ориентацию, а когда бросил это, стал счастливейшим человеком. Теперь он требовал от себя героизма, чтобы определиться и мучиться. Распознав в нем «боящийся тип», где долг и непереносимость двойственности являлись центральной проблемой, я смог увидеть, что стремление определиться вызвано подчинением суперэго послушного сына, и был состоянии поддержать его искания через внутренний диалог до тех пор, пока он воспользовался своим мужеством вместо нерешительности, неопределенности позиции, пока он не начал жить в соответствии со своими настоящими желаниями.
Протоанализ оказался полезным и в принятии того, что каждый тип характера имеет доминирующую страсть или, точнее, эмоциональное состояние, которое одновременно и патологически интенсифицировано, и отвергается (поскольку на доминирующую страсть мы также налагаем особо интенсивное табу). По опыту я знаю, что работа по самообвинению и катарсису особо продуктивна при фоку-' сировке на доминирующую страсть. Самообвинение в данном случае помогает индивиду осознать скрытое самообвинение, являющееся частью его хронической ментальной атмосферы; обыгрывание доминирующей страсти ломкой хронического табу помогает внести в сознание угнетаемую эмоцию. Посредством этого становится возможной трансформация энергии, хорошо известная Гештальтистам, которую порой можно сравнить с изгнанием демонов. Вспоминается в этой связи сеанс с человеком, стремящимся к совершенству во всем (гневный тип), который страдал из-за преувеличенного критицизма по отношению к себе и к другим, будучи при этом чрезвычайно интеллигентным человеком, не умеющим сердиться. Со стороны его инсценировка рассерженности показалась взрывом дремлющего вулкана; субъективно переживание гнева вне суждения о хорошем/плохом привело его к переживанию внутреннего огня, который он ассоциировал со скандинавским божеством Локи. Можно сказать, что такое трансперсональное и архетипнос переживание подпитыва-лось гневом, хотя больше не принадлежало к сфере страстей, поскольку представляло безличностный незаинтересованный гнев без особого повода. Локи представлял для него противоядие непреклонной личности, в которую он был заключен. Дальнейший ход терапевтического процесса исходил из намерения сделать его более Локи-подобным в повседневной жизни, чтобы он позволил себе стать тем, кто порицался его суперэго, чтобы перестать заботиться о внешнем впечатлении.
Три вопроса, о которых я только что говорил, можно разделить лишь искусственно, во многих сеансах инсценировка ведущей страсти будет протекать естественно при изучении характера, и характер, и страсть проявятся в контексте в скрытой или явно выраженной поддержке-конфронтации. Так, в сеансе с женщиной II типа (гордость) я начинаю (что бывает очень редко) с молчания, ожидая, заметит ли она в себе желание спросить. Когда это проясняется, я показываю, что ей не доставало этого при общении, поскольку в этом я уже могу видеть отражение психологии характера гордого типа: слишком гордого, чтобы спросить, и не выраженного при сообщении необходимости. Это ведет меня к предложению поэкспериментировать с выражением желаний другим членам группы, что в свою очередь доводит до ее внимания необходимость быть важной для других. Здесь слова «Я хочу быть важной для вас», повторяемые по моему предложению, служат как выражение ее гордой сущности. После ее пребывания в течение некоторого времени в этом желании я между тем приглашаю ее по очереди сказать всем присутствующим: «Я хочу, чтобы вы любили меня без того, чтобы я должна была бы быть важной».
И опять мое знакомство с динамикой гордости (где индивид ищет своей значительности и любви к себе вместо того, чтобы заслужить и привлечь любовь, и в то же время угнетает в себе осознание детского желания быть любимым) не только подсказывает мне исследовать таким образом обратную сторону гордости (и необходимость нужды), но и стимулирует проведение группового обмена в таком виде, что она верит в действенность полученного: теперь ей не надо быть важной, чтобы ее любили. К концу сеанса она со слезами сказала: «Для меня это так важно - мне не нужно стараться, ч