Гесс и Роман направились вслед за этой энергичной женщиной, которая взяла инициативу ведения разговора на себя. Наверху, кроме спальни, прямо у лестницы расположился большой кабинет, куда они все вместе и вошли.
– Продолжим, – Гесс сел напротив Романа. – Оставим все в стороне и расставим кое-какие акценты. Налейте себе кофе, а я немного расскажу… Отец летел в Англию, говорил на английском, знал английскую историю и считал, что англосаксы ближайшие братья германцев по крови. Однако именно англичане упрятали его в тюрьму. Они же убили его – я в этом уверен. Отец не кончал жизнь самоубийством.
Роман не выдержал:
– Хорошо, допустим, письмо подставное, но ведь результаты экспертизы не доказывают, что это убийство. И потом, все знают, что у Гесса были большие проблемы с психикой, он был не в себе. Как можно верить словам психически больного?
– Я попрошу помолчать, – недобро проскрипел Гесс, – отец никогда не страдал от психических проблем, его мозг работал до последнего дня как часы. Это британцы пичкали его психотропными и думали, что выбили ему мозг. Он был здоров, юноша. Отец очень хорошо играл роль сумасшедшего, даже Черчилль поверил в это. Иначе его никогда не привезли бы на трибунал, а уничтожили бы еще в Англии. Зачем им свидетель? А вот придурок им не страшен. Оказалось, что страшен. И не придурок. Итак, вы готовы меня слушать?
– Да, разумеется.
– В начале восемьдесят седьмого мы поверили, что отец может оказаться на свободе. Многие годы это было невозможно из-за Советов. Американцы многократно говорили, что отца можно выпустить хотя бы по гуманитарным соображениям. С учетом его тюрьмы в Англии, он отсидел в одиночке тридцать лет. Разве это недостаточно?
Гесс смотрел на Романа, словно ожидая выражения сочувствия, но тот сидел неподвижно, с интересом слушая собеседника.
– Об отце словно забыли, а вспомнили, когда Рейган обратился к Горбачеву. И, как это ни странно, Горби откликнулся. То есть впервые за много лет Советы не сказали «нет». Когда я сообщил отцу, что Советы могут дать добро на его освобождение, он неожиданно замкнулся и не стал мне отвечать. Потом он сказал мне, что боится смерти. Я не поверил и спросил его почему. Он был всегда немногословным. И в этот раз ответил мне очень просто: «Англичане не выпустят меня живым. Им Черчилль дороже, чем какой-то Гесс».
Роман махнул рукой, показывая жестом, что не согласен.
– Верю, – спокойно ответил Гесс, – верю, что вам это кажется неправдой, но это так. Однако все-таки я хотел бы продолжить. Ответьте тогда и на мой вопрос честно. Что вас привело сюда?
– Важно ли это?
– Да, конечно.
– Продолжайте лучше вы сами…
– Да нет, мы уже и так далеко зашли, ответьте, зачем вы занимаетесь этим делом?
Роман недобро улыбнулся.
– Я отвечу, если вы хотите. Ваш отец был правой рукой Гитлера. А мою семью уничтожили немцы во время войны. Евреев не оставляли в живых. Поэтому все, что касается того времени, меня волнует и интересует.
Гесс подошел к большому секретеру из светлого дерева и достал бумажную папку. Сел в кресло и протянул папку Роману.
Роман отставил чашечку с кофе на столик, раскрыл папку. На первом листе прочел надпись: «Повторная патологоанатомическая экспертиза. Берлин. 20 августа 1987 года».
Глава 17Агент Вилли встречается с Густавом
Вилли и Густав сидели в маленькой кафешке в аэропорту Цюриха. На столе в симпатичных тарелочках несколько круассанов, кофе в маленьких фарфоровых чашечках и большая бутылка минеральной воды.
Вилли облокотился локтем на столик, держа в левой руке чашечку с кофе. Он внимательно смотрел на Густава, слегка улыбаясь.
– Густав, Густав, сколько раз мы уже участвовали с тобой в особых операциях?
– О, раза три, наверное.
– Четыре, Густав, четыре. Ты должен это хорошо помнить, я надеюсь, что память тебя не подводит.
– Что это ты вдруг про память? Мы с тобой всегда хорошо ладили.
– Да нет, просто подумал, что хороший заработок в наше время не так просто найти.
Густав криво улыбнулся, тоже взял кофе, сделал глоток и, не глядя на Вилли, ответил:
– Зачем ты про это? Все уже давным-давно ясно, я и не скрываю, что деньги мне нужны.
– Ну что ты, родной. Я совсем не собирался тебя подкалывать. Просто в нашей работе иногда нужно напоминать о ее условиях. Я ведь тоже за свою работу получаю деньги. Так что, старина, не обижайся. Сегодняшнее задание не из самых простых, ну и гонорар будет неплохой. Поэтому и спросил.
– Вилли, что с архивами, будем искать или охранять?
Вилли легко постучал пальцем по столику и укоризненно посмотрел на Густава.
– Давай все-таки зайдем в вашу богадельню и поговорим там. Это, правда, не специальное помещение контрразведки, а всего лишь комната для допросов таможни. Но там я тебе подробно объясню, кого мы ждем и что мы будем делать.
Глава 1818 мая 1941 года. Сталин недоволен
Сталин был в плохом настроении. Он сидел в кресле, правой рукой держал телефонную трубку белого цвета, слегка прислонив ее к уху.
В трубке слышался голос секретаря, бодрый и четкий:
– Товарищ Сталин, пришла шифровка: Рудольф Гесс был взят в плен в Англии.
– Что ви мне кусочками докладиваете? – с сильным акцентом, раздраженно ответил Сталин. – Он бил у Черчилля?!
– Так точно. В шифровке пишут: встреча с Черчиллем длилась около часа.
Сталин грузно поднялся с кресла, но трубку не бросил. Постоял несколько секунд молча.
– Мне нужно все. Все по делу Гесса. Скажите Фитину, что это опасно для нас. Если Германия договорится с Лондоном, то ситуация для нас станет очень тяжелой, – говорил он очень размеренно.
Сталин медленно положил трубку, встал и прошелся по кабинету, подошел к окну, занавешенному толстым темным плюшем. Кажется, что вот он отдернет занавес и в окно хлынет солнечный свет. Это обманчивое ощущение. Во-первых, ночь. Во-вторых, помещение для встреч в узком кругу находится на самом нижнем этаже Ставки в Кунцево. Сверху всего несколько деревянных строений, окрашенных в зеленый цвет, и, если бы не высокий забор с колючей проволокой наверху, никто бы и не понял, что тут, в центре Москвы, располагается одна из резиденций Сталина. А уж как глубоко в землю уходят лифты в шахтах, ведущих в секретные помещения, знают всего несколько человек.
– Гэсс, – с ударением на «э» произнес Сталин протяжно.
Несколько минут тянутся бесконечно, затем Сталин продолжил.
– Надо. Надо знать, зачем он там и что эти нэмэцкые фрицы затеяли, – сказал он ровным, сухим голосом.
На столе чай, несколько сухарей. Перед Сталиным папка из тонкого картона, на лицевой стороне приклеен листок, на котором мелко написано: «Гесс». Верховный глотнул чаю, посмотрел на папку, но не открыл ее. Поднял трубку.
– Принесите мне все, что есть. Пусть лично мне доложат.
Сделал паузу, отхлебнул несколько глотков чая. – Черчилль. Мне нужен Черчилль.
– Все тут, товарищ Сталин.
В кабинет вошел Поскребышев, оставил дверь открытой, и в нее быстро вошли нарком обороны Тимошенко и начальник первого управления НКВД Павел Фитин.
– Черчилль. Мне нужен Черчилль, – повторил Сталин, не глядя на своих гостей.
– Разрешите, товарищ главнокомандующий? – обратился к нему Фитин. Сталин молча кивнул. – У нас нет пока точной информации о полете Гесса. Отрывочные донесения разведки подтверждают опасения, что Лондон ведет тайные переговоры с Гитлером. Наш источник сообщает, что Гесса могут уничтожить, чтобы не допустить его откровений по вопросу полета в Англию.
– Уничтожить… А что – это хорошая идея, – сказал Сталин, не выходя из-за стола. – Ми знаем, что Черчилль и Гитлер договорились о дружбе против нас. Зачем нам Гесс? Пусть его расстреляют.
Глава 1920 августа 1987 года. Шарите. Вскрытие тела Гесса
Профессор Шранк прочитал протокол вскрытия тела Рудольфа Гесса, тщательно сложил листки в одну аккуратную стопку.
Секционный зал напоминал больше мойку овощей где-нибудь на складе, чем операционный зал морга. Помещение, метров семь на пятнадцать, делилось на две части большим металлическим столом, к которому крепились различные подставки с разложенными на них приспособлениями. Самая большая подставка была заполнена стандартными хирургическими инструментами – ножницами, скальпелями, зажимами. Внимание сына Гесса, который, бледный и потный, вместе с приглашенным нотариусом стоял напротив профессора, привлекла полка с электрической пилой.
– Зачем? – не удержался он от вопроса.
– Не задавайте глупых вопросов, – ответил профессор, – давайте оформим необходимые документы. В зале останутся мой помощник и сестра.
– Профессор, – голос сына Гесса стал глухим, – я буду ждать у вас в кабинете, нотариус оформит все необходимое для нотариального заверения результата. Помните, что врач из британской клиники написал?
– Зачем помнить? Я внимательно прочитал – самоубийство. Он, кстати, очень подробно все описал, но ляпы я все же увидел.
Гесс, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, вышел из зала. Профессор сочувственно посмотрел ему вслед.
– Профессор, почему именно вам предложили сделать экспертизу? – поинтересовался нотариус, который остался в зале.
Нотариус выглядел как манекен из витрины магазина «Все для бизнеса». Ослепительно яркий галстук, завязанный тугим узлом, на фоне темно-синего в мелкую светлую иголку костюма смотрелся как реклама этого же магазина. Двубортный пиджак был застегнут на все пуговицы, брюки с отворотами слегка покрывали темно-коричневые лаковые туфли. В одной руке он держал диктофон, а указательным пальцем другой руки, украшенным массивным перстнем, постоянно поддерживал массивную оправу очков.
Шранк повернул к нему голову.
– Интересно? Отвечу, и мне тоже этот ответ важен. Когда Гесс улетел в Англию, мне было пятнадцать. Однажды, в году, наверное, тридцать девятом или сороковом, мы стояли на торжественном параде гитлерюгенда. Это было в Мюнхене.