Он не оглядывался, сосредоточенно рассматривал витрины магазинов, прохожих, которые шли ему навстречу. Около небольшого газетного киоска он остановился, посмотрел на витрину, заклеенную рекламами местных газетенок. Затем наклонился в окошко к продавцу.
– Марки почтовые у вас есть?
Продавец открыто улыбнулся и хлопнул ладонями по прилавку.
– Конечно. У нас все есть. Вам сколько марок?
– Точно не скажу, мне нужно отправить бандероль в Германию.
– Купите на всякий случай на полтора франка – этого должно хватить.
Симон быстро снял рюкзачок, достал кошелек и протянул продавцу монеты. Тот улыбнулся и оторвал от большой пачки несколько почтовых марок.
– Сами наклеите?
– А вы можете это сделать? Отправите это по назначению?
– Вообще-то, почта через дорогу, но если вы спешите, я могу по дороге домой сбросить бандероль в их почтовый ящик. Мне не сложно, – продавец продолжал все так же добродушно улыбаться.
Симон достал из того же рюкзачка бандероль, наклеил на нее марки, протянул ее продавцу.
– Спасибо вам большое.
Он надел рюкзачок на спину и с довольным выражением на лице двинулся дальше по улице. Пройдя несколько десятков метров, Симон оглянулся и увидел двух высоких парней, которых он заприметил, еще когда покупал марки.
– Ну дебилы, – пробормотал он тихо и ускорил шаг. На самом углу он резко свернул у светофора, который как раз горел ярким зеленым светом. Но он не решился перейти улицу и остановился на самом краю тротуара. В это время двое парней оказались практически у него за спиной. Свет светофора поменялся, автомашины пришли в движение. Симон все еще стоял. Один из парней сделал широкий шаг и сильным резким ударом локтя в спину толкнул Симона на проезжую часть. Тот не смог удержаться на ногах и упал прямо под колеса большого легкового автомобиля, который как раз набирал скорость.
Глава 4017 августа 1993 года. Микропленка
По улице имени 17 июля двигалась группа молодых неонацистов, громко крича какие-то лозунги. В этот день нацисты всегда выходили на демонстрацию памяти Гесса. 17 августа 1987 года, по официальной версии, Рудольф Гесс покончил жизнь самоубийством в тюрьме Шпандау. Нацисты считали, что его убили, и отмечали это событие чествованием своего, как они считали, героя.
В первых двух рядах шли парни в одинаковых серых двубортных костюмах. За ними, уже не соблюдая правильность рядов и что-то скандируя, двигались остальные. В руках они несли портреты Гесса с надписями на лентах: «Гесс – герой». Череда машин выстроилась вокруг площади, оцепленной полицией, водители терпеливо ждали, пока колонна демонстрантов пройдет мимо.
В темно-красном «Опеле», который стоял первым у въезда на площадь со стороны Энтластунгштрассе, сидел Роман и с интересом вслушивался в выкрики демонстрантов.
«Гесс убит! Гесс убит!» – скандировали они.
К машине Романа подошел полицейский из оцепления и знаком попросил опустить стекло.
– Вы стоите неудачно, – сказал полицейский негромко, – отъезжайте в сторону, вон туда, на стоянку, и ждите там. – Он показал на небольшую площадку, куда уже отъехали несколько автомашин.
– А что так? Почему бы вам нацистов не попросить уйти?
Роман понимал, что не следует нагло напирать на полицейского, но вид нацистской демонстрации с портретами Рудольфа Гесса вызывал у него ярость.
Полицейский, однако, и не думал обижаться. Он с пониманием посмотрел на Романа, покачивая головой.
– Меня можно не просить, я бы с удовольствием. Но есть закон – мы обязаны соблюдать.
– Да-да, для одних закон есть, а для законопослушных его нет.
Тем не менее Роман не собирался дальше спорить с полицейским и проехал на стоянку.
Он понимал, что полиция еще долго не даст зеленый свет, и решил пока почитать свежую почту, которую он захватил с собой из бюро.
Роман заглушил двигатель, открыл все окна – в Берлине было душно. Вытащил из портфеля стопку писем, несколько газет. Не спеша пролистал газету, останавливаясь на каждой странице. Затем приступил к письмам, вслух называя отправителей.
– Письмо от читателя, которого я не знаю. Можно выкинуть. Счет за электричество – это важно. Это письмо я знаю – программка Берлинской оперы. Они всегда присылают мне в августе программку до конца года.
Так прошло несколько минут, Роман скучно продолжал просматривать свою почту. Под очередным письмом он увидел небольшую бандероль – чуть пухленькую, как будто заполненную стопкой бумаг, на ощупь с каким-то предметом внутри. Его внимание привлекли почтовые печати, сделанные не немецкой почтой. Он внимательно рассмотрел печать – «Цюрих».
Роман уже давно ничего не ждал, история с Гессом была для него закрыта, и, если бы не сегодняшняя демонстрация, он бы вообще забыл про его существование. Роман открыл бандероль и нашел в ней листок бумаги и несколько негативов, разрезанных на кусочки по четыре кадра, проложенных твердым картоном. На листке несколько слов на английском: «Я обещал Ульрике ЭТО. Извини, что так долго. Но вы мне должны – не забывайте. Можно водкой. Симон».
Роман осторожно взял первый негатив в руки, стараясь не запачкать пальцами пленку, и попытался на свет рассмотреть, что там изображено. Однако изображение было слишком мелким, он не мог прочитать текст. Роман вспомнил, что в портфеле у него всегда лежит увеличительное стекло, немедленно достал его и просмотрел первый кадр негатива на свет.
Под стеклом, при ярком свете он прочитал:
«Совершенно секретно. 21 мая 1941 г. Стенограмма встреч Уинстона Черчилля и Рудольфа Гесса. После прочтения уничтожить».
Он перестал слышать крики нацистов, гудки водителей, полицейский перед капотом его машины стал похож на непрозрачную стену. Роман держал в руках пленку, ради которой они с Ульрике ездили в Цюрих. Пленку, которая, возможно, скрывает одну из самых загадочных и трагических историй столетия.
Роман спрятал все в карман пиджака и съехал с площади на боковую улицу. Демонстрация нацистов двигалась прямо к машине Романа. До него доносились крики: «Гесс убит! Гесс герой! Мы с тобой!»
Чем ближе была толпа, тем оглушительней становились их крики.
Роман закрыл окна.
Глава 41Берлин,1993 год. Разгадка
Роман и Ульрике рассматривали негативы, которые Симон все-таки смог достать и переправить им в Берлин.
Роман был одет в темные джинсы и рубашку в тон, рукава по-американски закатаны до локтей. В очередной раз схватив со стола стакан с водой, он сделал несколько глотков. Взял большое увеличительное стекло, наклонился низко над негативом, прочитал следующую фразу и громко повторил ее, глядя на Ульрике:
– «Германия прекратит любые военные действия против Великобритании»! Ульрике, ты слышишь? Гесс говорит Черчиллю прямым текстом, что не будет воевать. Не будет! Гитлер ему обещал!
Ульрике была спокойна, она слушала Романа с интересом, но без заметной эйфории.
– Ну что ты так кричишь? – обратилась она к Роману.
Он, не слушая ее, продолжал читать отдельные абзацы стенограммы с негатива:
– «Вы сохраните влияние Лондона на эти регионы и страны» – это он Черчиллю! Он прилетел с планом или придумал все на ходу, как думаешь?
– А что там дальше?
– Вот, слушай. «Как Гитлер узнает, что мы договорились?» – это Черчилль говорит Гессу! Ульрике! «Мы договорились»! Как тебе это?
– Никак, – сухо ответила адвокат. – Именно за это дерьмо мы отправили Симона под колеса машины?
Роман пораженно вскинул глаза и отложил увеличительное стекло.
– Не понимаю. Что случилось, что не так?
– Да все не так. Бедный парень успел отправить нам эти чертовы негативы, но они его все-таки достали.
Роман закричал:
– Ты думаешь, они его убили?!
– А ты в этом сомневаешься? Конечно, убили, убили и не задумались. Счастье наше, что они не знали про пленку. Они были уверены, что он только идет за ней. Он парень опытный, хорошо знает, извини, знал, чем рискует. В прошлом он часто помогал мне, он понимал – это точно, понимал, – что это не просто пленки.
Роман обреченно посмотрел на Ульрике и обхватил голову руками.
– Извини, извини. Мне и в голову это не приходило. Ну теперь уже поздно. Мы должны с этими пленками сделать то, что должны.
Ульрике встала со стула, сделала несколько шагов по комнате.
– Понимаешь… Как бы тебе это объяснить? Мне, немке, неприятно понимать, как нас, немцев, продали все. И этот жирный Черчилль… И фюрер дебильный.
Роман подошел к ней, неожиданно обнял за плечи.
– Ульрике… Ты тут при чем? Немцы. Британцы… – Отвернулся и подошел к столу, взял пинцетом негатив. – История-то, оказывается, другая. Немцев обманули, да… А евреев уничтожили. Шесть миллионов. Ты можешь представить себе эту цифру? Шесть.
– Не надо, Роман. Я все знаю.
– Нет, надо. Гитлер договорился с Черчиллем, фактически они заключили союз против всех. Понимаешь? Это хуже, чем пресловутый Мюнхенский сговор. Они разделили между собой жизни наших отцов и матерей… Твоих и моих…
– Может, все не так было?
Роман молча смотрел в сторону.
– Нет, все было так. Тут, – показал на негативы, – есть все. Черчилль обещал Гитлеру тянуть время, пока он будет СССР уничтожать. Не открывать второй фронт… Одним жирным задом сел на два стула. Когда увидел, как Сталин бьет немцев, понял, что надо менять свое слово. И изменил. Гесса – под трибунал, открыл второй фронт.
– Думаешь, Сталин знал?
– Не знаю. Думаю, знал, что британцы Гитлеру помогают. Думаю, знал…
Глава 42Май 1941 года. Черчилль и Гесс
В кабинете сидел премьер, на стульях у стены – сотрудники его секретной службы.
На кушетке, которая стояла почти у окна, расположился стенографист, держащий в руках блокнот и карандаш. Рядом на кушетке лежали несколько запасных, остро отточенных карандашей разного цвета.