– Хайль Гитлер!
– Хайль! – ответил Гесс, не вставая и не поднимая руки.
Пфенкер говорил очень тихо, собеседнику приходилось напрягаться, чтобы его услышать.
– Я получил шифровку из Лондона.
– Я понял. Есть что-то для фюрера?
Пфенкер сел на стул, выпрямил спину и посмотрел в глаза своему шефу.
– Ситуация складывается очень тревожная. Черчилль не намерен ни с кем советоваться. По крайней мере именно такие ходят разговоры в его кабинетах. Хотя наше «Вохеншау» уже прокричало, что Лондон разрушен.
– Ну, я не думал, что вы там всерьез слушаете истерические крики Геббельса.
– Не слушаю, а обязан слушать.
– Ну и что Черчилль? Хочет воевать дальше? Он готов с нами договориться, но боится, что об этом узнают. Представляете, оберфюрер, какой шум поднимет Москва, если узнает?
– Какую цену заплатим, рейхсминистр?
– Какую? Никакую, дорогой мой. Британия больше нашего заинтересована в мире, а то, что мы им предлагаем, – это просто подарок. Они его возьмут и будут долго нас благодарить.
– Шеф, вы забыли про наш договор с русскими. Если что-то станет известно, Сталин разорвет договор и нам придется воевать на два фронта. Я не утверждаю, а высказываю мои сомнения. Как человек, который занимается безопасностью партии и вашей тоже, я должен высказывать сомнения, простите меня…
– Во-первых, русские договор будут соблюдать. Кроме всего, осталось совсем немного и этот договор можно будет вообще забыть.
На лице Гесса мелькнула быстрая гримаса – улыбка.
– Неужели фюрер решится воевать на два фронта?
– Вы, конечно, моя безопасность, но даже вам я не скажу больше того, что нужно. Считайте, что я пошутил.
Пфенкер поднялся со стула.
– Разрешите? – Достал из саквояжа, стоящего у ног, плотный лист бумаги и тихо прочитал: – «Советский Союз будет уничтожен в течение двух месяцев. План “Барбаросса”. Предполагаемое начало: середина июня».
Гесс вскочил и почти закричал:
– Как вы могли решиться читать мою личную почту? Вас надо было расстрелять вместе с Рэмом!
Пфенкер покраснел еще больше.
– Вы можете это сделать в любой момент, хотя я рассчитывал на большее доверие ко мне, – он положил лист на стол Гессу. – Это донесение моего человека из Лондона. Вашу почту я обычно не трогаю, – добавил он обиженно, – тут все, как вы хотите…
Выдержал паузу и медленно произнес:
– Это опасный план.
Гесс молча посмотрел в глаза Пфенкеру, протянул руку к статуэтке орла и накрыл ее своей ладонью. Затем медленно взял лист и стал читать вслух:
«Совершенно секретно. Исполнено в одном экземпляре. После прочтения уничтожить.
По нашей информации, Черчилль готов к прямым переговорам с Германией. Его целью является прекращение и недопущение военных действий Германии против Великобритании. Он считает, что Германия должна объявить войну Советскому Союзу, не оглядываясь на второй фронт. Однако Черчилль не готов к встрече с фюрером и категорически против любых попыток организовать подобную встречу. По нашим сведениям, посредником в организации подобной встречи либо подписания соглашения может стать лорд Гамильтон. Черчилль доверяет ему, знает, что лорд имеет тесные контакты с нами, не возражает выступить посредником. Черчилль очень осторожен и в любой момент может отказаться от плана.
Важно! Наш источник сообщает, что план подписания подобного соглашения либо устные договоренности, имеющие силу соглашения, лорд Гамильтон предлагает назвать “Гесс”. Лорд считает необходимым проведение подобных переговоров именно через Рудольфа Гесса. Он лично знаком с Гессом и дружит с ним долгие годы, встреча Черчилля и Гесса намного безопасней, чем прямой контакт Черчилля и Гитлера. Черчилль, вероятно, не захочет вести переговоры с человеком рангом ниже, чем он, и в необходимости этого его может убедить лорд.
Важно! В Лондоне ожидают Гесса в течение ближайшего месяца».
Гесс положил листок на стол, откинулся в кресле и прикрыл глаза рукой. Несколько секунд он сидел неподвижно, казалось, что он уснул.
Пфенкер молча стоял рядом. Он приучен ждать в длинных паузах, которые присущи Гессу.
Гесс открыл глаза, вновь взял листок с донесением, его губы зашевелились. Затем он вложил листок в тяжелую кожаную папку, лежащую у него на столе, взял золотого орла и поставил сверху на папку. Гесс поднялся из кресла:
– Иду к фюреру.
Глава 9Цюрих, 1991 год. Кто вы, Вилли?
Зал прилета аэропорта Цюриха похож на зал прилета любого другого европейского аэропорта. Длинные стеклянные переходы, перемежающиеся какими-то тупиками, в которых теснятся, налепленные один на другой, маленькие бутики и кофейни. Вдоль стен коридора, как обычно, расставлены кресла и небольшие столики, на которых можно разложить свои документы, поставить чашечку кофе. Иногда, когда приезжают высокие делегации из далеких стран, часть кресел убирают, освобождая проходы.
По коридору шел среднего возраста европеец. Он был одет в серый строгий двубортный костюм, светлая голубая рубашка оттенялась темным, в коричневую клетку галстуком. В руке он держал небольшой саквояж, издалека похожий на сумку сельского доктора, – коричневый, кожаный, слегка потертый и пузатый.
Шел он не спеша, по сторонам не оглядывался, видно было, что он не первый раз в этом аэропорту.
Проходя мимо газетного киоска, незнакомец остановился и стал рассматривать газеты, разложенные на приставном столике рядом. Он приподнял за уголок всю газетную пачку и вытащил из стопки «Берлинер цайтунг», потом положил на витрину банкноту и, не дожидаясь сдачи, пошел дальше. Продавщица, миленькая девушка лет двадцати, закричала ему вслед:
– Господин, господин, сдачу!
Мужчина оглянулся и хлопнул себя ладонью по лбу, как обычно делают дети, когда обнаруживают пропажу игрушки.
– Ой, забыл, да! – Он возвратился к киоску и взял протянутую ему мелочь. Однако он оставил на витрине несколько монеток и двинулся дальше. Девушка с интересом посмотрела вслед респектабельному европейцу.
Тем временем он направился прямо к выходу из зала. Уже около двери его неожиданно окликнул пожилой невысокий, полный мужчина в клетчатом берете на голове.
– Вилли, Вилли, я тут!
Мужчина оглянулся, радостно улыбнулся и ответил:
– А я решил, что ты ждешь меня на стоянке.
Ответил на хорошем немецком языке, но английский акцент спрятать было невозможно.
– Густав, рад видеть тебя, – Вилли легко коснулся плеча толстяка, приветствуя его.
– Ну что ты, мы виделись совсем недавно. Или ты уже забыл? Мы тут с тобой хорошо пообедали, да и выпили неплохо. – Густав громко засмеялся и продолжил: – Ты что вдруг на немецком заговорил? Можем на английском, так проще.
– Да, да. И помню, помню нашу последнюю встречу. У меня еще на следующий день были серьезные проблемы с желудком. С трудом кушаю я вашу жирную немецкую пищу. Предпочитаю все-таки пару вареных яиц да совсем немного бекона.
– Во-первых, не немецкую. А во-вторых, скучно у вас, у англичан. Каша, яйца вареные, хотя бекон я тоже люблю. – Густав взял Вилли под руку и повел к выходу.
Вилли глянул в упор на своего собеседника и быстро спросил:
– Ты все мне подготовил? Я думаю, что ты понял – они ищут архивы Гесса.
– Да знаю я, правда, очень приблизительно, но знаю. Но архивы надежно упрятаны у нас. Ты знаешь, что швейцарские архивы – это покруче швейцарского банка. Все, что лежит там, недоступно для посторонних. Честно говоря, даже не понимаю, почему вы так волнуетесь по этому поводу. Как-то я тебе уже говорил: архивы спрятаны. Кроме владельцев архивов, а это вы, никто доступа к ним не получит.
Вилли остановился и повернулся к Густаву.
– Проблема, Густав, не в надежности ваших архивов. Проблема в том, что русские хотят эти архивы добыть.
– Русские? Откуда ты это знаешь? Сколько раз вы уже морочили нам голову своими архивами. Никто никогда за ними не приезжал.
– Ну, в общем-то, ты прав. Я точно не знаю, русские это или кто другой. Мы получили информацию, что Берд опять прилетит к вам в поисках этих архивов.
– Берд? Он стар и болен. Зачем ему эта забытая история?
– Он стар. Это правда, но он нашел себе партнера – молодого и энергичного. Он и прилетит сюда, так мы полагаем. Проблема в том, что он имеет немецкий паспорт и он еврей.
– Это другое дело. Хотя слово «еврей» звучит не очень красиво в этом контексте.
– Вот именно. Теперь понимаешь, зачем я срочно прилетел?
– Вилли, а что тебя так волнует его еврейское происхождение? Ты так говоришь, как будто родился во времена Третьего рейха. Уж не переметнулся ли ты к наци?
– Не говори глупости. Он журналист, который занимается холокостом. Мешать евреям в таком деле опасно, поднимется шум, нас за-долбают либералы, израильтяне, да и немецкие правозащитники. Ведь знаешь, что в этих архивах могут быть не самые лучшие факты о доброй старой Англии.
Вилли слегка подтолкнул Густава, и они вместе двинулись в направлении автомобильной стоянки.
Глава 109 мая 1941 года. Фюрер не верит никому
Гитлер не любил весну. Ему всегда было прохладно, он любил фрукты, которых весной ему всегда не хватало. Иногда в нем просыпался художник. Он хотел бы измазаться в акварели, промывать кисти и любоваться еще не готовой картиной, в которой только он мог угадать будущие контуры своего произведения. Но такие минуты были очень редки, быстро заканчивались и всегда переходили в состояние крайнего возбуждения. Он начинал ненавидеть себя за минутную слабость, ему казалось, что в такие минуты над ним смеются. Он даже своего адъютанта подозревал в том, что тот тайком посмеивается над этой его слабостью. Гитлер не мог этого позволить себе! Он ведь вождь, он фюрер!
Тогда он начинал быстро ходить по кабинету, заложив одну руку за спину, размахивая другой так, как будто в ней он держал нож, или кортик, или штык-нож, который обычно носили на поясе солдаты вермахта.