Гетманы Украины — страница 50 из 93

Маховский выслал было парламентера, но татары, чувствуя свою силу, не стали вступать в переговоры. Они окружили поляков, а окопаться в поле было невозможно из-за мороза. У поляков было едва шесть тысяч войска, как писал поляк-современник: «23 хоругви и то куцых…»36.

Узнав от языка о силе татар, поляки перепугались и стали отступать на Лодыжин. Маховского никто не уважал, все его упрекали, а Дорошенко зашел вперед и ударил на них. Поляки попытались вернуться в табор, чтобы под его прикрытием продвигаться дальше, но начал наступать сам нурадин-султан, стремясь поскорее покончить с поляками.

В результате 10 ноября 1666 года все пришли на несчастливое для поляков Батогское поле. Оборона поляков была сломлена, они начали убегать. Маховский мог договориться с кошевым атаманом запорожцев Иваном Сирко, тот ненавидел татар и был готов к соглашению. Но, по меткому замечанию современника, Маховский умел только в кости играть, а не военную стратегию строить. В результате он сам и все его офицеры попали в татарский плен. Поляков погибло три тысячи, а в плену оказалось втрое больше. При этом у татар не было убито ни единого человека37.

Двенадцатого ноября 1666 года Нежинский протопоп С. Адамович сообщал: «…Дорошенко с своими единомышленники безбожными хану крымскому учинил присягу на вечное подданство, ни царскому величеству, ни королю полскому не служити, толко с ордою на обеих монархов воевати»38.

Иван Выговский был отомщен. Его палач был отдан в татарский плен, а Дорошенко воплотил в жизнь его план турецкой лиги.

Польские комиссары в Андрусове узнали о разгроме Маховского только 12 января 1667 года. Одновременно в депеше говорилось о вторжении татар и давался приказ «заключить мир и на таких условиях, какие предлагает Москва», лишь бы добиться создания лиги против Оттоманской Порты. Через неделю Андрусовский договор был утвержден присягой послов. Раскол Украины был оформлен юридически39.

Деятельность Дорошенко, как и любого политика, невозможно оценивать однозначно. Практически с первых шагов воплощения в жизнь плана турецко-татарской лиги он оборачивался для Украины жестокими грабежами со стороны орды и многими другими неприятностями. Дорошенко все это приносил в жертву великой идее единства Украинского гетманства (при этом он действительно не настаивал, чтобы единая булава была именно в его руках). Турецкий протекторат рассматривался им только как средство достижения цели, как орудие шантажа могущественных соседей – Москвы и Речи Посполитой. С помощью турецкой угрозы он рассчитывал сначала объединить Украину, а затем добиться наиболее выгодных условий автономии (скорее всего, от царя).

В таком союзе с неверными вообще-то не было ничего ужасного. Именно соглашение с татарами стало в свое время залогом успеха Богдана Хмельницкого. И только благодаря тому, что в союзе с ордой восставшие добились неслыханных успехов, Москва решилась принять их «под свою руку». Теперь, пройдя диалектический путь в двадцать лет, Украина снова получила татар в качестве военных союзников в борьбе с Польшей. Но Украинское гетманство 1666 года, разоренное бесконечными войнами и раздираемое внутренними смутами, представляла собой страшную Руину того детища, которое создавали Богдан Хмельницкий и его сподвижники.

После разгрома Маховского Дорошенко с ордой устремились на Правый берег, выбили поляков из Кальника и осадили Брацлав. Затем татары направились в воеводство Руськое, уничтожив Зборов и Глиняны и едва не захватив жену коронного польного гетмана Яна Собеского. Под влиянием побед Дорошенко на его сторону перешли все местечки в округе Белой Церкви. После этого татары распустили загоны, набирая ясыр. Получив богатую добычу, татары вернулись в Крым, оставив у гетмана лишь отряд примерно в четыре тысячи человек.

Поляки активизировали свои переговоры с Портой и Крымом, стремясь не допустить их союза с Украиной, но действовали неудачно. В Стамбуле им ясно дали понять, что на сохранение мира Речь Посполитая может рассчитывать лишь в случае отказа от притязаний на суверенитет Украины. А находившиеся там же послы Дорошенко от имени гетмана заявили султану, что они так же далеки от дружбы с поляками, как небо от земли40.

Тем временем к Собескому во Львов прибыл Иван Сирко, заявивший, что не признает Дорошенко и готов напасть на Крым. Отношения с этой незаурядной личностью станут одним из самых трагичных обстоятельств в судьбе Дорошенко.

Запорожцы не жаловали и Брюховецкого (своего ставленника), и поэтому в момент начала правления Дорошенко Сечь держала нейтралитет. На Москву «вольные рыцари» злились из-за русского гарнизона в крепости Кодак, фактически контролировавшей выход из Запорожья (в свое время, еще в 1648 году восставшие казаки отобрали эту крепость у поляков и разрушили ее). Андрусовский мирный договор, передавший Запорожье под совместное управление Москвы и Варшавы, еще больше ухудшил отношения запорожцев с русскими.

Внешние обстоятельства не слишком благоприятствовали Дорошенко: Порта не имела возможности начинать реальные военные действия против Речи Посполитой из-за тяжелой ситуации на Крите (там она воевала с Венецией). А вот с Крымом дело обстояло по-другому. Весной-летом 1667 года казацко-татарские отряды под командой Дорошенко провели ряд успешных акций против поляков на Волыни, Подолии и под Белой Церковью. Его успехам способствовало еще и то обстоятельство, что после смерти супруги Марии Людовики польский король Ян Казимир впал в тоску и отдалился от дел (вскоре он отказался от трона и ушел в монастырь).

Однако Дорошенко не удалось развить свой успех. Одна из причин, как говорили, заключалась в том, что на состоявшейся на Росаве раде рядовые казаки категорически высказались против подданства Порте.

Тем не менее с приходом в Украину калги-султана (второго лица в крымском ханстве) с основными силами (около пятидесяти тысяч орды) в августе 1667 года Дорошенко продолжил наступательные акции против поляков в воеводстве Руськом в районе Львова, Подгайц и Збаража. Противостоял ему с гораздо более скромными силами новый гетман великий коронный Ян Собеский. Находясь в крайне невыгодной ситуации, поляки предлагали Дорошенко почти полную независимость. Но, с одной стороны, он хорошо знал цену польским обещаниям, а с другой – ему было затруднительно сдерживать воинственный пыл казаков с их постоянным стремлением «бить ляхов».

Осада войсками Дорошенко польского табора под Подгайцами могла привести к полному разгрому польского войска на Волыни, но в самый решительный момент опять вмешался злой гений – Сирко. Согласно своей прежней договоренности с Собеским, он совершил с запорожцами нападение на Крым. Отряд в две тысячи запорожских казаков уничтожил город Арбауток, а также улус под Кафой, перебив две тысячи татар, забрав в плен полторы тысячи женщин и освободив две тысячи украинских невольников. Польские послы сообщали, что после погромов Сирко во владениях крупнейших представителей крымской знати Ширинов остались только «коты и псы»41.

Нападение, учиненное запорожцами в Крыму, вызвало панику и среди тех татар, находившихся с Дорошенко под Подгайцами. К тому же они подозревали казаков в измене. Опасаясь, что союзники могут превратиться во врагов (как уже не раз бывало в истории украино-татарской дружбы), гетман начал тайные переговоры с Собеским. В результате было заключено соглашение, по которому казаки признавали подданство польскому королю и обещали не искать других протекций. Поляки, в свою очередь, обязывались не вводить свои войска на казацкие территории. Среди прочих обещаний, Собеский обязывался вернуть Дорошенко гетманские клейноды Войска Запорожского, увезенные в Польшу Тетерей. Окончательные условия предстояло оговорить на будущем сейме, куда казакам следовало прислать своих комиссаров. Хан должен был выступать в роли своего рода арбитра в спорах между Речью Посполитой и Украинским гетманством42. Согласно Подгаецкому договору татары получили свободный проход в Крым и даже право забрать с собой весь христианский полон (!)43.

Все стороны понимали, что соглашение это вынужденное и не налагавшее на них серьезных обязательств в будущем. Ян Собеский называл его не иначе, как «Подгайское чудо». Возможно, Крым действительно хотел восстановить положение дел, как в начале правления Богдана Хмельницкого, когда татары выступали верховным арбитром в польско-украинских отношениях. Но Дорошенко это никак не устраивало, и с этого момента его отношения с Крымом портятся.

Разочарование союзом с татарами проходит на фоне активизации Москвы. Царю Алексею Михайловичу в отличие от начальника Посольского приказа А. Ордин-Нащокина (Ордын-Нащокина. – Т. Т.), жаждавшего польской коалиции для совместной борьбы со шведами, не нравилась идея отказа от Украины по условиям Андрусовского перемирия. Осенью 1667 года, как раз в разгар Подгаецкой операции, он освободил из плена брата гетмана, Григория Дорошенко, находившегося в Москве с 1660 года, и тот прибыл в Чигирин. Этот жест был сделан для того, чтобы начать диалог с украинским гетманом.

Был найден и посредник для переговоров: им стал архимандрит Киево-Печерского монастыря иннокентий Гизель, между прочим, приятель Тукальского. Переписка между ними началась той же осенью 1667 года. В ответ на увещевания отступить от союза с неверными Дорошенко уклончиво ссылался на то, что такой союз обусловлен соглашением Речи Посполитой с Крымом, а он-де, гетман, подданный короля, и обязан подчиняться его решениям.

Рассчитывая на поддержку украинского духовенства, Алексей Михайлович стал планировать свой визит в Киев для посещения Печерской лавры. Это должно было стать первым посещением царем Киева в Новой истории.

Следующим этапом стали прямые переговоры Дорошенко через Киевского воеводу П.В. Шереметева (отца будущего знаменитого сподвижника Петра I, Бориса Петровича). В разговорах с посланником воеводы Дорошенко выражал готовность быть «под царской рукой». В отличие от Брюховецкого, он не желал в награду никакого «боярства», но лишь соблюдения царем казацких вольностей. Во время переговоров с русскими Дорошенко пил «здоровье царя» и велел в его честь стрелять из пушек. Одновременно он предупреждал, что если по условиям мира Алексей Михайлович уступит полякам Киев, то он, гетман, города все равно не отдаст, даже если голову за него положит