Прожил Гойхбарг до 79 лет. С 1904 г., то есть в 21 год, меньшевик, почти тот же ход (из меньшевиков — в большевики), что у свирепейшего А. Я. Вышинского (а этот что натворил!). Был соредактором горьковской «Новой жизни». В 1917-м стал членом РСДРП(б). В 1918-м служил в Наркомюсте, после находился на Восточном фронте (1919). В 1920 г. избран в состав Сибирского революционного комитета, тогда-то и выступил обвинителем на процессе колчаковских министров в Омске. С 1921 по 1923 г. — председатель Малого Совнаркома. После — на юрисконсультской работе в Наркомате внешней торговли. Но чу!., в 1924 г. исключен из РКП(б).
После горьковской «Новой жизни» сотрудничает с «Известиями». Статьи его отличают революционная страстность и убежденность в праве большевиков лить кровь и вообще прибегать к любым мерам. Это настоящий революционный фанатик. Партия знала, кого назначить главным обвинителем на процесс колчаковских министров.
Причем размах интересов Гойхбарга-журналиста весьма велик: от многочисленных нападок на бывшего министра Сухомлинова (это еще при царе) до Лиги Наций (прообраза ООН), которую бывший присяжный поверенный иронически именует «Лигой убийц». Яду и желчи в этом человеке! — наверное, даже Ильич после встречи с ним проветривал кабинет, а то и споласкивал руки.
Гойхбарг смотрится из такой дали! Все это страшно далеко, уже легенда. А ведь Александр Григорьевич скончался, когда я служил в ЦСКА (армейском спортивном клубе) в звании капитана, за плечами имел четыре победы на чемпионатах мира и уже собирал материалы к этой книге.
Как же близко стояло то время к нам, ко мне!..
А вот обрекла его «женевская» тварь на лагерные мытарства или нет — официальные «источники» хранят молчание. Был юрисконсультом — и все! Правда, в наличии дата смерти: 1962 г. Да, умер на свободе. Но что было между этой смертью на свободе и 1924 г. — нигде ни строчки.
Профессор не обладал пророческим даром, не посещали его вещие сны, как, скажем, Денике или Флора Федоровича, и посему, можно сказать, своими руками приуготовлял он себе довольно скорбную жизнь.
А что до его товарищей… ни стоны, ни крики, ни истеричные перечисления революционных заслуг, ни даже лжесвидетельства не умилостивили «женевских» специалистов. Можно сказать, вколотили они в землю неоглядное множество боевых соратников и коллег товарища Гойхбарга в землю — ни следочка не обнаруживается… Но ничего этого не ведал товарищ Гойхбарг, лист за листом сочиняя обвинительное заключение. Очень торопился, ждал его с отчетом о подготавливаемом процессе сам Главный Октябрьский Вождь.
Не осталась их встреча не отмеченной историей.
12 июня после свидания с Александром Григорьевичем Гойхбаргом Ленин отсылает записку Д. И. Лещенко — своему старому товарищу по партии (с 1900 г.), многоопытному партийному газетчику, секретарю Наркомпроса, возглавляющему Всероссийский кинокомитет:
«Ввиду крайней важности и злободневности привезенных тов. Гойхбаргом фотографий и документов суда над министрами Колчака предписываю: немедленно приготовить снимки с этих фотографий и документов, наряду с краткими комментариями тов. Гойхбарга, для составления ряда картин для кинематографов для самого широкого распространения.
Об исполнении извещать меня два раза в неделю…»
Лещенко был казнен в 1937 г. Выстрел в затылок — и падение после пинка на опилки… Что готовили и обговаривали в Женеве, столь несправедливо обернулось против них, создателей республики труда, братства и свободы.
«Об исполнении извещать меня два раза в неделю…»
…Люди тех славных революционных лет могли кричать «ура» и восторженно шагать за Лениным: войны отменены, впереди — счастье, только оно, счастье, — иначе и быть не может: научно доказано, революцией обеспечено. Остается лишь взять это самое счастье.
Люди и знать не знали, чем оборачивается каждый их шаг. Какая прежде была жизнь — знали не понаслышке, а по опыту и в самых мельчайших подробностях, а вот будущее… представляли лишь со слов. Обещали вожди самую великую свободу и зажиточность — аж выше всякой меры, знай поспевай черпать эти самые блага.
Бывшая житница мира, Россия, неспособна существовать без закупок хлеба и мяса за границей — так хозяйствовать на одной шестой (плодороднейшей части) Земли надо уметь. А они, эти захватчики власти, замурованные в непробиваемую лесть, угодничество, роскошь, вседозволенность и холодную жестокость карательных служб, все мнят себя святыми и требуют относиться к себе как к святым. Сейчас, правда, они «перестраиваются» и бьют себя в грудь, что это они дают свободу народу, — на колени перед ними!
Они свою вину перед народом — провал в подготовке страны к войне с Гитлером и преступное ведение ее в первые полтора года (горами трупов и разрушений обошлись России их прозрение и ученичество) — возвели в собственную заслугу и неувядаемую славу.
Подвиг народа из 30 млн. трупов. Это ж навалить — и на машине не объедешь.
Кто ответит за тюремно-кровавую нетерпимость властей ко всему вне догм, нетерпимость на грани изуверств, убийства людей путем объявления их душевнобольными.
Кто ответит за превращение жизни в систему догм, принудительное исповедование этих догм, за насилия над жизнью и людьми этими догмами, за превращение Ленина в божество, в икону, в святые мощи и за воспитание целого народа на исступленном поклонении этим мощам?..
Кто ответит за ложь в повседневной жизни, за воспитание на лжи поколений людей?..
Кто ответит за тотальный исторический обман — поддельные учебники, исследования и фальшивую историю, за вечную подтасовку фактов, имен и искажение смысла движения?..
Ничего не будет, никаких ответов и прозрения.
Никто никогда не ответит за неравенство людей в советском обществе, извращение законов, внедрение системы льгот, преступного распределения результатов труда, судебные и внесудебные расправы.
Никто никогда не ответит за надрывную жизнь народа в ожидании рая и житие бюрократической верхушки в роскоши и довольстве — воистину сладко-порочную жизнь. Смысл и цель большевизма оказались подмененными.
Никто никогда не ответит — ни один высший партийный чин — за лихоимства, разврат, клевету, подавление других людей…
Да, случается, люди заявляют о себе. К таким проявлениям «женевские» господа относятся серьезно. Одно дело, когда они разрушают страну. И другое дело, когда кто-то оспаривает у них право на власть. Тут тогда любую кровь не только нужно, но просто необходимо пускать — никакой ленский расстрел или там девятое января 1905 г. и сравниться не может. Вот как в Новочеркасске в 1962-м наваляли, аж улицы уборочными машинами мыли. Уж тут извините, пожалуйста…
Никогда не ответит Ильич за то, что перевернул жизнь целого народа, залил ее потоками крови. А в итоге народ обрел новых цезарей — генеральных секретарей, — новую знать, жирующую в разврате и привилегиях (партийную и советскую бюрократию), и надрывное существование для себя.
Именно за это — льготы, привилегии, несправедливость — в революцию и Гражданскую войну большевики смели целые пласты общества; славная, легендарная пора… а в итоге водрузились на их место «слуги народа» с партийными билетами и доскональным знанием всех своих бесконечных привилегий. Последние русские самодержцы отнюдь не обладали столь бесконтрольно-чудовищной властью, а ведь именно за эту власть и самоуправство их, царей, ненавидели и в итоге лишили власти и жизни.
Именем Ленина и обещаниями рая на русской земле сносились головы с целых классов… чтобы взять всю ту прежнюю господскую жизнь и водрузить в нее себя — партийных владык России. Хотел этого Ленин или не хотел — вопрос другой; важен факт — чем это обернулось и во что обошлось…
Кто скажет правду об этой жизни и нескончаемых преступлениях?
Кто освободит Россию от этого кошмара?..
И любые преступления затираются, вытравливаются из памяти народа — и уже нет преступлений, ничего нет, кроме славословий вождям, партии и лицемерных восхвалений труда и людей труда…
Ничего подобного не ведал и не знал образованнейший и культурнейший профессор Гойхбарг, когда вплавлял гнев в строки обвинительного заключения. Ох как близко то время, когда поволокут его друзей и коллег из кабинетов в гнусную вонь тюремных камер, а погодя и вовсе лишат жизней — таких дорогих и важных, а самое главное — единственных, уже ни одного дня не вернуть, не отыграть назад.
Убийцы и мародеры.
После соучастия в выдаче адмирала граф де Мартель (разумеется, он не лично выдавал и действовал не от себя, а подчиняясь интересам просвещенной Франции), так сказать, натурализуется на юге России при правительстве генерала Врангеля все в том же качестве верховного комиссара своей страны. Помните, как они выдали адмирала? Навесили на вагон флажки — национальные цвета Франции, Англии, США, Чехословакии… — и повезли к большевикам. Черные вброны русской смуты. С бароном Врангелем такой номер не вышел, да и знал он им цену.
«Французский верховный комиссар произвел на меня и на А. В. Кривошеина (глава гражданской администрации генерала Врангеля. — Ю. В.) довольно неблагоприятное впечатление. Весьма неблагоприятно был поражен я, увидев в числе его ближайших помощников полковника Бьюкеншюца, неблаговидная роль которого в Сибири в дни, когда граф де Мартель представлял правительство Франции при адмирале Колчаке, была мне хорошо известна. Полковник Бьюкеншюц усиленно заигрывал с враждебными адмиралу Колчаку эсеровскими кругами. Неблагоприятное впечатление еще более усиливалось тем, что в составе миссии находился майор Пешков, бывший русский офицер, в Великую войну сражавшийся в составе французских войск, приемный сын большевистского прислужника Максима Горького».
Воронье кружило над поверженной Россией.
Свобода, равенство, братство.
«…Россия, люблю тебя!
Сколько горя принял от тебя! Как состарило меня это горе!
Но быть без тебя?
Сколько метался, ища спасения от ненависти, злобы и грубого невежества, а сил оторваться от тебя нет.