Поэтому и держит председатель губчека в Глазкове надежных людей, в самые острые моменты не снимает. О любом шаге чехов донесут тут же. Не спускали глаз и с пана Благажа — политического уполномоченного чехословацкого правительства в Иркутске. У того, как у шлюхи, семь пятниц на неделе. А может, играет, сорит словами, а свое таит…
В случае бузы и товарищей надо успеть спасти, и губкому с ревкомом уйти, а самое первое — Колчака казнить.
Л. Г. Бескровный в своем исследовании «Армия и флот России в начале XX века»[20] напомнит об истинном отношении союзников к России.
«Союзники с подозрительностью отнеслись ко всем попыткам усиления русских военного и торгового флотов. Англия, ревниво охраняя свое первенство на море, всячески препятствовала покупке новых судов. Русский представитель в Англии докладывал: „В заказах мы полностью зависим от доброй воли (доброй ли? — Ю. В.) английского правительства… Адмиралтейство вообще против выпуска новых судов за границей и предпочло бы, чтобы наше морское министерство приобрело старые суда в Испании, Аргентине, Японии и т. п.“».
Подобное же известие из США привело морское ведомство к пессимистическому выводу: «Благодаря затруднениям, чинимым Америкой при покупке судов, а также отказам и задержкам в кредитах на покупку судов мы не в состоянии сколько-нибудь обеспечить защиту Кольского залива и вообще части северных вод».
Это была горькая истина для России. И она стала воссоздавать флот с опорой на отечественные заводы. Такие, как, скажем, Балтийский, Ижорский, Обуховский, кронштадтские, николаевские, севастопольские…
Бескровный отмечает:
«Все программные наметки пришлось оставить в связи с началом мировой войны. Германия решила не ждать, когда ее противники будут иметь подавляющий перевес, и начала военные действия в удобный для себя момент. К началу мировой войны русский флот не отвечал требованиям времени и, по существу, не был готов к участию в большой войне…»
Чудновский умостился на краешке стола и моргает в упор на адмирала: ждет этого… пуля из лично его, Чудновского, маузера. Нет, не доверит секретному человеку, сам… исполнит священную миссию. Треснет адмиральская башка, как спелый арбуз, треснет!
Крепкие это должности: председатель губчека, следователь и член ревкома. В одном лице и власть, и судья, и прокурор, и каратель, и вообще народ…
Уступил Политцентр ревкому. Народ по всем направлениям берет власть.
В председатели ревкома двинут Александр Александрович Ширямов — бесстрашный товарищ, с 20-летним подпольным стажем, в каких переделках не бывал, всему пролетарскому Иркутску авторитет — громом каждое его слово.
Товарищ Чудновский выделил ему и Янсону в личную охрану двоих самых надежных сотрудников с фронтовым опытом: спать, есть возле новой иркутской власти, прозеваете их жизни — не будет вам пощады!..
Ревком поначалу составили пятеро товарищей — тоже с опытом и пролетарской преданностью Октябрю и лично товарищам Ленину и Троцкому. Позже ревком утрясся до троих членов. В разное время ими числились А. Сноскарев, Д. Чудинов, В. Литвинов, И. Сурнов, А. Фляков, С. Чудновский и др. — состав боевой и всегда готовый к действиям, но запал всему, порох, а не человек — Ширямов. Тут даже товарищ Семен больше старается слушать.
В Сибревкоме Ширямова ценят. Надо — и Ширямов любого осадит или срежет. Он первым и взъярился на Краснощекова, за какое-то утро всех партийцев взвел. Так и заявил:
— Мы этот «буфер» смахнем, как Керенского в Октябре. Чтоб мы японцев убоялись? Да выщелкаем их почище, чем Колчака!
Словом, вождь пролетарского Иркутска.
Уже несколько дней ползет вредно-ехидный слушок: якобы быть здесь, в Сибири, Дальневосточной республике. И клянется товарищ Ширямов, будто приложил к этому руку Краснощеков. И вообще тянет этот «американец» за собой всю эсеро-меньшевистскую погань, толкует о справедливом представительстве всех организаций, партий и слоев населения; словом, тормозит революцию.
Покуда не берет на веру все эти пересуды товарищ Чудновский. Тут не Ширямову и Краснощекову решать. Ленин поставит точку, а уж он враг любому соглашательству и оппортунизму.
Борис Михайлович Шапошников родился 20 сентября 1882 г. в городе Златоусте Уфимской губернии. Дед его был донским казаком, а отец, уже на Урале, стал управляющим завода торгового дома Злоказовых. Борис Шапошников закончил реальное училище в Екатеринбурге в 1900 г., Московское пехотное училище в Лефортове (Алексеевское) — в августе 1903 г., Академию Генерального штаба — в мае 1910 г.
Февральский переворот встретил подполковником, временно исполняющим обязанности начальника штаба 10-го армейского корпуса. В августе 1917 г. произведен в полковники. В мае 1918-го добровольно поступил на службу в Красную Армию, всем сердцем приняв революцию Ленина. Деятельно участвовал в Гражданской войне, за что удостоился в 1921 г. ордена Красного Знамени.
В мае 1931 г. назначен начальником Генерального штаба Красной Армии, в мае 1940 г. получил звание маршала Советского Союза, с августа того же года — заместитель наркома обороны СССР. Принял самое деятельное участие в первом периоде Великой Отечественной войны — до 1943 г. Заболевание туберкулезом препятствует работе. Он руководит военной академией. Умирает 26 марта 1945 г. в неполные 63 года. Один из самых уважаемых Сталиным работников. Только к нему Сталин обращался по имени-отчеству. Борис Михайлович — автор знаменитого среди военных трехтомного труда «Мозг армии» — о роли и значении Генерального штаба.
Оставил воспоминания, которые, согласно его воле, могли появиться не ранее чем через 20 лет после его кончины. Их выпустило Военное издательство в 1974 г.
Обращаясь в памяти к 1905–1910 гг., Борис Михайлович писал: «Трудно было после Цусимы восстановить доверие к русскому флоту… Авторитет русских военных моряков пал настолько низко, что офицеры армии на улицах их не приветствовали, рискуя попасть в комендантское управление за нарушение правил».
Горькое свидетельство.
Доволен председатель губчека: правильную позицию занял член следственной комиссии Денике, ох схватчив, собака! Только обмолвись, а уж юн в полном понимании и докладывает, как что лучше и потолковее обделать. Ушлый, даром что интеллигент и меньшевик…
Вообще сложилось так, что товарищ Денике оказался главным в допросах бывшего Верховного Правителя. Сам Денике твердо меньшевистских убеждений с этаким эсеровским креном. Ну, на три четверти меньшевистский эсдек, а на одну — эсер с уголовно-террористическим интересом. Недаром столь чтит Мартова и Плеханова. Знает товарищ Денике и другого Мартова-Цедербаума — родного брата вождя меньшевиков. Этот Цедербаум-младший в будущих советских скитаниях по тюрьмам взматереет на доносах (об этом оставил мне письменное свидетельство Иван Васильевич Курицын, многолетний узник сталинских лагерей), а тогда Денике льстило почетное знакомство. Шутка ли, через младшего Цедербаума мостик к самому главе партии. После смерти Плеханова старший Цедербаум — самый авторитетный человек у меньшевиков, постоянный оппонент самого Ленина, на равных в любом газетном споре.
Любит товарищ Денике повторять (слыхал от младшего Мартова еще до колчаковской бучи, а тот — от своего брата-вождя):
— Анархический синдикализм Ленина и Троцкого есть выродок бланкизма левой части марксистов.
Нравится фраза: броская, безоговорочная, сразу озадачивает.
И все же победоносность большевиков пошатнула товарища Денике, причем в самых важных, основополагающих принципах. Теперь он — в самых яростно сочувствующих партии большевиков. Посему и спрашивает по любому поводу совета у товарища Семена — ну шагу не ступит без одобрения председателя губчека. Политцентр еще и не думал сбрасывать полномочия ревкому, а Денике уже почел обязательным докладывать и доносить все лично Чуднов-скому, и не только по вопросам следствия.
Это родовая черта Денике — на пол корпуса опережать события.
Мечтает он о службе в чека. Есть нужда там в людях с образованием и знанием иностранных языков. Тогда затянет себя в кожи и ремни — и все будут двигаться вокруг него, как небесные светила, по расписанию.
Поэтому и решил он подать заявление в низовую ячейку РКП(б) — партийную организацию при губернской тюрьме. Однако объявлять поостерегся: лучше подождать, пусть обстановка прояснится — ну чтоб никаких сомнений! Уж тогда и он западет в разящую обойму большевизма.
Мир принадлежит нам — и мы продиктуем свои условия.
Косухин снова и снова расспрашивает Александра Васильевича о золотом запасе. Его интересует точная цифра. Не может ли адмирал вспомнить, сколько золота отбыло с ним из Омска? Вот листок, пусть проставит цифры…
Не понятно?..
— Гражданин Колчак, нас интересует все о золотом запасе, любая подробность, — говорит Денике.
Ну не следователь, а пиявка.
Александру Васильевичу уже ясно: уперлись чехи, не выдают золото. Ай да Сыровы!
— По моему приказу для расчета с союзными державами еще до катастрофы… собственно, нашего отступления… было вывезено из пределов России золотых слитков на сумму 242 миллиона золотых рублей, — выводит цифры Александр Васильевич и проставляет примерные дни и месяцы данных операций. — Есть ведомости и прочие документы. Повторяю: ни одного грамма золота не пропало в частных руках, кроме эшелона, захваченного… господином Семеновым…
Александр Васильевич не смог (язык не повернулся) назвать Семенова ни атаманом, ни командиром корпуса.
Должен товарищ Косухин получить золото. Для этого и послал его Особый отдел Пятой армии. Знает каждый здесь, в кабинете следователя, что это личный и самый важный приказ вождя революции товарища Ленина.
Кашель не дает Косухину вести допрос, до багровой натуги и слез стрянет воздух в груди. Ему дело надо проворачивать, а тут кашель, лихорадка, задых! Для того ли он прорезал колчаковско-чешские тылы, чтобы здесь, у самого дела, распустить слюни.