С этим составом покончено (суд истории), но пожалует вскоре следующий, а за ними еще и еще. Начальство велит беречь место, не к чему поганить природу. Поэтому и ров будет зарыт только тогда, когда окажется заполненным, а сейчас подождут под открытым небом, для того и известь. Завтра опять стрелять.
Не обманывали рядовых чекистов. Раз за разом заполняли огромное захоронение сразу на две с половиной тысячи, а после и семь других — поменьше. Так и поступали: посыпали с хозяйственной заботливостью известью, ждали — и заполняли. Не дышать же вонью, хотя подпортиться успевали. Ну, в таком деле не без издержек.
Классовая борьба, заповеди Ленина требовали уничтожения кровососов. А на это народ поставил их, бойцов и командиров НКВД, то бишь чекистов. Здесь, во рву, идет защита пролетариата страны и мира! Мы не рабы, рабы не мы!..
Там, в Катыни, под Смоленском, весной и летом 1943 г. немцы обнаружили огромные братские могилы и советских людей: тысячи и тысячи скелетов. По ним эксперты и определили, когда были заложены первые массовые захоронения имени Владимира Ильича Ленина — его заповедями жила страна. Сыскали и рвы-могилы совсем «свежие»: убитые еще не успели толком подгнить. Точно в канун войны положили. Монолитность выковывали. По стране подобных захоронений на миллионы дырявых черепов. Густо спеклась народная жизнь с кровью. И жертвы и палачи — все один народ.
Убийцам в Катыни было от 20 до 35 лет, не больше. Для пожилых изуверов такая работа на потоке была не по силам. Следовательно, палачи (а это и красноармейцы из оцепления, и те «хваталы») могли жить еще и через 40 и 50 лет, то есть до начала и середины 80-х годов. И, безусловно, жили, да еще как! И вся наша история — это жизнь с палачами и под палачами.
Теми, кто стрелял и кто после миллионами сидел в кабинетах Лубянки (степенные мужи: погоны — в звездах, грудь — в орденах), здания ЦК КПСС на Старой площади, читал лекции в университетах по основам марксизма-ленинизма, директорствовал в совхозах и на заводах, словом, командовал…
Польских офицеров истребляли в Катыни, а также под сельцом Медное (Тверская область) и в помещении областного управления НКВД в Харькове, а для захоронения везли в 6-й квартал лесопарковой зоны города — всего 15 131 человек (из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей)[48].
В Катыни и под Харьковом на захоронения положили два метра земли и угнездили деревья. Сейчас это настоящий лес. Позже разбили дачи обкомов партии и КГБ.
Чекисты, коммунисты, сознательные граждане и патриоты… да-да, люди в фартуках и нарукавниках…
Попытки оправдать Сталина, а то и вовсе обелить ссылками на его якобы психическую ущербность несостоятельны. За ними почти обнаженное стремление сохранить самое главное — ленинизм. Пусть Сталин был маньяк, параноик, но ленинизм — шапки долой! — непогрешим и свят.
В очерке об Иване Грозном наш знаменитый историк Василий Ключевский (1841–1911) как бы предупреждает из вековой дали:
«Описанные свойства царя Ивана сами по себе могли бы послужить только любопытным материалом для психолога, скорее для психиатра, скажут иные: ведь так легко нравственную распущенность, особенно на историческом расстоянии, признать за душевную болезнь и под этим предлогом освободить память мнимобольных от исторической ответственности».
Не освободим от ответственности. Прах миллионов жертв не позволяет. Будущее России не позволяет…
Предсовнаркома Ульянов-Ленин.
Генералиссимус Сталин (Джугашвили).
Генеральный секретарь ЦК КПСС маршал Советского Союза Брежнев.
Генеральный секретарь ЦК КПСС президент СССР Горбачев.
К 1948 г. население России должно было подняться к 343,9 млн. человек.
Перепись 1950 г. насчитала… 178 млн.!
Выходит, 165 млн. душ дематериализовались?.. Учтем потери войны. Да, упала рождаемость. А вот как с нуждой, недоедом и террором?
Нет, не отводите глаз, дайте ответ: где остальные десятки миллионов?..
Ленин, Сталин и РКП(б) — КПСС с их могучим выростом ВЧК-КГБ могут дать ответ, с адресом не ошибетесь.
Вот такая у нас статистика. И ничего, как поголоднее, просимся назад, в эти самые ленинские дали. Авось обминуется.
За убийство Александра Второго были преданы казни пять человек — непосредственные исполнители и организаторы. Больше ни один человек не был лишен жизни.
За принадлежность к каким-то социальным группам в России никогда никого не брали в заложники и не убивали вплоть до Октября 1917 г.
Современник революции Айхенвальд потрясен возобновлением цензуры вскоре после захвата власти большевиками, да какой — злобной, невежественной!
«Засилье над разумом и словом, всяческая разруха и опозорение и опошление революции текут из того мутного источника, который называется большевизмом. Термин этот надо понимать распространительно: не только определенную партию обнимает он собою, но и целое течение мысли, чувства и дела.
…В насильственное молчание погружена Россия…
Надо спасать слово. Надо охранять культуру…
…Самозваные цензоры, себе приписывающие непогрешимость, являются тюремщиками духа. Кто вообще смеет быть цензором, кто возьмет на себя право судить? Неправедные судьи, непрошенные соглядатаи, безграмотные указчики, карлики в панцире великана задерживают жизнь и останавливают ее рост. Истина — только в движении… Где слово сжато в тиски, туда не приходит правда…»
Эти слова легли на бумагу в 1918 г. — на самой заре «красного» удушения независимой мысли.
Подлее преступления быть не могло, и совершили его не белые, а все те же эсеры! И присутствовала, следовательно, в ранах и мучениях вождя доля и этих поганцев — Федоровича, их Политического Центра и вообще всей иркутской политической шушеры — и левой и правой демократий, от анархистов до правых эсеров, мать их всех вдоль и поперек без всякой пощады!
Обидно было председателю губчека за свою партию. После Николая Второго им бы, большевикам, в самый раз и ссадить Верховного Правителя России, а тут эти вертуны — эсеры, бревно им под ноги! Момент, разумеется, такой — вот и пофартило. Любому в Сибири ясно — выдача эта неспроста: продали дружки Верховного, а сами за моря и к себе домой.
— Стали бы вы клянчить, — раззадоривал Чудновский бывшего председателя Политического Центра, — ежели б сами могли сдюжить или взять; да ни в жизнь! Тут же бы повязали! Но и то верно, не повел бы себя Правитель так, не полез бы в иркутскую петлю, перевешивай на вас сила! Мозга-то у адмирала: вы всем Центром призаняли бы — и все едино, путались бы без соображения! Какие у вас заслуги, в чем? Постучали вы к Сыровому, поклонились — это факт. А поскольку не имели в достатке силы, зависели от господ белочехов. И счастье, что они на вашу просьбу не наплевали.
Интересовался бывший председатель Политического Центра допросами адмирала, а он, Чудновский, взял да и перестал показывать: пусть соображает, чья нынче власть.
Флор Федорович и отрезал Чудновскому — ну как ножом по стеклу:
— История проверяет теорию, товарищ Семен, история! И в итоге она — только она — дает свое чтение: непредвзятое чтение и толкование фактов. И все мы можем оказаться жалкими. Пусть история размотает хотя бы четверть века, полвека…
Шибко разило от Федоровича, так и подмывало урезонить: интеллигент… а лакаешь, чисто сапожник! Однако сдержался Чудновский. Не тот момент, точнее, не созрел еще момент. Каппель вон на носу, да тут еще «буфер», вроде сотрудничать придется. В общем, не созрел момент.
А что до выдачи адмирала: белочехи выдали, факт! Толпы глазели на станциях, а брать-то не брали: недоставало силенок на адмирала, то есть вообще сила насчитывалась и в штыках, и саблях, но уступала белочешской и вообще… интервентской.
У японцев вон 75 тыс. штыков. По данной причине и «буфер» — не разгуляешься, мать их!
И выдали адмирала одноглазый хрен Сыровы с Жанненом: не представлял Колчак уже ценности — ну круглый банкрот, обуза и есть. Самый расчет откупиться Правителем и обеспечить спокойный отход к Владивостоку, а белочехам это еще и вполне приличное обеление. Сколько грехов чохом на списание!
Эти белочехи — да половину России макнули в кровь! И что за фарт при этом! Колчаковская казна отчисляла Сыровому золото в слитках — сотни килограммов: плата за участие в наведении порядков. И переправлял эти слитки Сыровы в Прагу. И этому очень радовались Масарик с Бенешем.
А теперь и все золото при легионе, и Правителя больше нет — ну принципиальная и заслуженная победа демократии!..
Не удается Шурке Косухину и всей советской власти вернуть казну. Стоит эшелон с золотом под чешскими флагами…
Имеется у товарища Чудновского материала на легион, пополняет он его неустанно: и опросами, и фотографиями, и трофейными документами. И берет куда дальше: интересуется, кто такие Масарик с Бенешем. Прикатывают от них в Сибирь разные упорно-уполномоченные — и в результате утекает законное русское золото. Ну не может смириться Чудновский: казнят русских, в землю кладут тысячами — и еще тягают золото! И от этого имел он на чешских и словацких вождей особое дело и особый надзор: не спускал глаз как с врагов мировой революционной подвижки.
Томаш Гарриг Масарик проходит у него в делах контрреволюционером высшей пробы — ну наравне с Правителем! Осуждал Масарик Октябрьскую революцию: документы губчека устанавливали данный факт неоспоримо. До 1917 г. мечтал Масарик о самостоятельной Чехословакии с кем-то из Романовых на престоле — похлеще Колчака монархист!
Документами может доказать Чудновский, цифирью: первым виновником чехословацкого мятежа является старый лис Масарик. Все тут прошло через него, и последнее слово было и остается за ним.
На средства от Масарика и неугомонно-пробивной Савинков сколачивал свой «Союз защиты родины и свободы». Само собой, союзники тоже кое-что подбросили. Знает это Чудновский определенно, из бумаг.
Раздражали товарища Чудновского и звания чехословацкого президента, скажем доктор философии.