При воспоминании о Жаннене Александра Васильевича заливает острое чувство неприязни. «Вот же прислали… Во всей Франции единственного откопали…»
Он долго, до боли в глазах, вглядывается в муть окошка.
«Сам белый и сижу за белыми решетками».
Прутья на окошке проросли пухлым игольчатым инеем.
Колчак вспоминает нежно-спокойный голос Радолы Гайды. Вроде бы поначалу сложились вполне корректные отношения, почти доверительные. Погодя вспоминает командующих на Балтике — Эссена и Канина.
Василий Александрович Канин был сослуживцем Колчака. В войну командовал отрядом заградителей, после — начальник Минной обороны. С мая 1915-го по 6 сентября 1916 г. — командующий Балтийским флотом.
Николай Оттович Эссен (во флоте бытовала традиция обращения друг к другу по имени и отчеству, и даже в боевой обстановке) был, как и Александр Васильевич, из коренных петербуржцев, только на 13 лет старше. Кроме Морского корпуса, закончил в 1886 г. Морскую академию. Вместе участвуют в обороне Порт-Артура. Александр Васильевич командует поначалу миноносцем, а Николай Оттович — крейсером «Новик», погодя — эскадренным броненосцем «Севастополь», броненосцем — уже в чине капитана первого ранга.
Николая Оттовича отличали храбрость и предприимчивость. Он собрал на крейсере волевых, умелых офицеров. Рейдами «Новика» восхищался весь Порт-Артур. Огонь орудий крейсера славился точностью. Николай Оттович слыл настоящим моряком и товарищем. При всем том умел и выпить, не теряя головы, за что почитался вдвойне.
Тоже порядочки! Порт-Артур голодал. Солдаты воевали в рванье, а японцам сдали громадные склады с хлебом, консервами, запасами кож…
По окончании войны Эссен — заведующий стратегической частью военно-морского отдела Главного морского штаба. После командовал крейсером «Рюрик» и дивизией экскадренных миноносцев Балтийского флота. С 1908 г. принимал участие в управлении Балтийским флотом сначала в должности начальника Соединенного отряда Балтийского моря, а затем начальника Морских сил.
Успехи применения минного оружия в той войне дают толчок для разработки планов минной обороны русской Балтики. Талантом и мужеством адмирала фон Эссена минно-заградительное оружие становится основным средством борьбы с превосходящими силами германского флота, недаром Эссен какое-то время командовал и Первой минной дивизией. План военных действий — в основном детище Николая Оттовича. Центральная и Фланговая позиции, перекрывающие Финский залив, — предложения и расчеты лично Николая Оттовича. И это по его приказу с октября 1914-го по февраль 1915-го были осуществлены активные минные постановки на путях судоходства врага.
Николай Оттович слыл любимцем флота, под стать адмиралу Макарову, коего Александр Васильевич глубоко чтил. Скончался Эссен 55 лет от воспаления легких — 7 мая 1915 г. в Гельсингфорсе. Командование принял адмирал Канин.
7 сентября 1916 г. государь император отстранил адмирала Канина от командования на Балтике — за недостаточную активность флота. В командование вступил вице-адмирал Непе-нин.
Александр Васильевич до сих пор сокрушается о преждевременной кончине Николая Оттовича. Это ж был морячила![59] Несмотря на разницу в возрасте и чинах, их соединяла дружба. И не раз они отмечали встречу или просто добрый час адмиральской выпивкой, до которой оба были большие охотники.
Позже Александр Васильевич вспоминает крушение своего Восточного фронта, натиск красных и всю жестокую и кровавую бестолочь отступления по искромсанному восстаниями тылу среди не менее гибельного саботажа чехословаков.
А ведь все могло быть иначе…
Александр Васильевич полулежит спиной на локтях поперек лежанки и теребит в кармане гильзочку. Еще раза два обыскивали — и не нашли заветный… яд. Господи, никогда не думал, что это так противно — обыск!
Ему покоя не дает мысль о том, что, возможно, Деникин искусственно притормозил движение своих войск на Москву; не хотел, чтобы слава победителя досталась сибирским армиям адмирала. Будто в этом дело!
На веках неземная тяжесть, Александр Васильевич моргает все реже и задремывает: забытье на семь-восемь минут.
«Настоящий был морячила Николай Оттович, крещен огнем, морем, водкой и любовью…»
31 августа 1923 г. появился очередной, четырнадцатый, номер «Прожектора» с длиннющим заголовком: «Пять лет тому назад, 30 августа 1918 года, произошло покушение на жизнь Владимира Ильича Ленина. Настоящий номер «Прожектора» посвящается нашему Ильичу. Да здравствует вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин!»
Его открывает фотография с неузнаваемо иссушенным лицом вождя, сделанная, надо полагать, тогда же — в августе двадцать третьего. Далее следуют фотографии рабочих — «очевидцев покушения», фотография рабочего завода Михельсона Н. Иванова, «бывшего в то время председателем завкома и председателем митинга, задержавшего покушавшуюся на Владимира Ильича Ф. Каплан и отстоявшего ее от расправы толпы». Тут же в целый лист фотография сколоченного из досок высокого обелиска, установленного на месте покушения. На том же развороте фотография группы рабочих на виду «гранатного корпуса завода имени Ильича, у которого произошло покушение».
В номере заметки, статьи, очерки, посвященные этой же теме. Авторы — Г. Зиновьев, Е. Преображенский, С. Зорин, А. Аросев, А. Воронский, Б. Суворин и т. д.
В очерке С. Зорина есть запись беседы Ленина с питерскими рабочими во время II конгресса Коминтерна. Беседа возникла стихийно:
«— А продовольствие как (это спрашивает Ленин. — Ю. В.)?..
— Слабовато… Изголодались больно.
— Да это што, — вмешивается старый путиловец, — вы, товарищ Ленин, лучше скажите, што Коминтерн… выйдет из него што, аль нет?
Ленин рассказывает.
— Так… Значит, все же наша возьмет, хоть и рожа в крови… Это ладно…»
Примечателен очерк А. Воронского «Россия, человечество, человек и Ленин».
«Один из современных поэтов, богато одаренный и очень своеобразный, говорил в беседе:
— Ленин… Он делает нужное и страшное дело: он делает новую страну и нового человека. Понимаете, именно делает.
— Почему «страшное»?
— Потому что он лепит из инертного материала, но этот материал живой…
Другие утверждают, что Ленин — экспериментатор, не побоявшийся проделать опыт над страной с населением в 150 миллионов и даже больше — над целым миром.
Еще сравнивают его с Петром Великим, дубиной гнавшим Россию к Европе…
Считают его аскетом, фанатиком, книжником, начетчиком от марксизма, сектантом, схематиком.
Илья Эренбург сообщил про Ленина, что он «точен, как аппарат.
Конденсированная воля в пиджачной банке, пророк новейшего, сидевший положенное число лет сиднем за книгами», и т. д.
Потом говорят, что он диктатор. И многое другое еще говорят.
Во всех этих и подобных утверждениях таится мысль, что Ленин насильно навязывает России новое, может быть, необходимое и наилучшее, но органически не слитое ни с прошлым, ни с настоящим страны, — воплощает идеал — величественную формулу, схему, жизнь, проинтегрированную насквозь, всецело и без изъятия. Естественно, что сам Ленин превращается в игумена, в аскета, в книжника, в дерзкого экспериментатора, в вивисектора живой жизни, пусть плохой, нелепой, темной и тяжелой, но подлинной, простой и непреложной, как море, лес, степи, горы, небо, звезды, травы, звери.
Как все это забавно неверно!..»
История вывела однозначный приговор. И это оказалось совсем незабавно и совершенно верно.
Жизнь народа оказалась разгромленной ради схем, утопии.
«Вивисектор живой жизни»…
Словарь иностранных слов определяет вивисекцию как живосечение, выполнение операций на живом животном с целью изучения…
Это верно, по живому резал наш Ильич, по телу всей России и всего народа. Россия корчилась в муках, исходила кровью и стоном, а он резал. Он и его единомышленники.
И до сих пор режут… и все по живому телу…
И далее Воронский подытоживает:
«Ленин, конечно, «одержимый». Он всегда говорит об одном и том же. С разных, иногда с самых неожиданных сторон он десятки раз рассматривает, в сущности, одно основное положение…
Вообще он говорит, как человек, у которого одна основная идея, «мысль мыслей» непрестанно сверлит и точит мозг (ну стопроцентный «пациент» для наших «гэбэшных психушек» — доминанта Ухтомского налицо, и какая! — Ю. В.), и около нее, как по орбитам вокруг солнца, кружатся остальные планеты… Такие «одержимые» на все смотрят под одним углом зрения, видят и замечают только то, на что властно направляет их внимание основная идея…
Горький писал однажды про него: «Мне кажется, что ему почти неинтересно индивидуальное человеческое, он думает только о партиях, массах, государствах»; но тут же Горький вынужден прибавить: „Иногда в этом резком политике сверкает огонек почти женской нежности к человеку.."»[60].
В том же номере «Прожектора» напечатана фотография ленинского аттестата зрелости.
Все оценки — пятерки, только по логике как-то нелепо, но со смыслом торчит четверка.
Из очерка Преображенского «Одинокий» мы узнаем, что Ленин любил повторять: вождь считает «миллионами и миллиардами, а не сотнями и тысячами».
Нет человека — есть население, масса, миллионы, миллиарды…
«Первый серьезный сигнал, или «первый звонок», по выражению самого Владимира Ильича, прозвучал в мае 1922 года», — пишет приемный сын его сестры Анны Ильиничны Георгий Яковлевич Лозгачев-Елизаров в своей книге воспоминаний «Незабываемое».
Прозвучал «через месяц после операции по извлечению пули. Четыре месяца вынужден был провести тогда Ильич в Горках…»
И дальше:
«В один из декабрьских дней 1922 года, поднимаясь утром с постели, Владимир Ильич почувствовал внезапное головокружение, пошатнулся и ухватился за стоящий рядом шкаф, чтобы не упасть. Вызванные врачи склонны были определить этот симптом как признак сильного переутомления и старались успокоить его. Однако Владимир Ильич лучше их чувствовал надвигавшуюся опасность и покачал головой.