Приглядывается к Правителю Семен Григорьевич: сдает его высокопревосходительство, факт, сдает. Кабы не помер наперед всенародного приговора. Заволновался, заходил… Решил: «Нынче же лекаря пошлю, и с ним — табачку. Пусть посмолит, авось покрепче станет». И распорядился:
— Допрос окончен. Плешаков! Увести заключенного!..
— …Есть Родина! — говорил адмирал, поднимаясь и расправляя шинель. — Не умирай за нее наши предки, не было б такой нации — русские.
Гитлеровский генерал Штюльпнагель[67] сказал в 1942 г.:
«Мы не можем проиграть эту войну, даже если бы стратегически мы были бы побеждены, потому что мы уже во время оккупации неприятельских земель истребили столько населения, что эти народы уже никогда не поднимутся».
Эту фразу он произнес на русской земле.
Генерал имел в виду не только небывалое количественное сокращение населения, но и вообще надрыв (физический и душевный) всего народа.
Советский Союз потерял около 30 млн. самых лучших своих сынов и дочерей. Это был удар не столько по большевизму, сколько по основам российской государственности, преимущественно по славянству. Недаром оказались столь жуткими потери Белоруссии — не вместить их в разум.
Гитлер сознавал, что сила, цементирующая сопротивление на Востоке, — Россия!
До этого была истребительная первая мировая война (1914–1918). Россия понесла самые большие потери. За ней без паузы последовала Гражданская война (1918–1922). Это — несметное количество убитых, умерших от болезней и голода.
Гражданскую войну сменил террор. В него огромным потоком влились жертвы коллективизации. За мирные годы между Гражданской войной и нападением Гитлера на Советский Союз легли в землю многие миллионы людей.
После этого — Великая Отечественная война. Та самая, о жертвах которой говорил генерал Штюльпнагель.
Мы должны были перестать существовать только от потерь этой войны. Но избиение народа продолжалось… Не переставали мучить и убивать и в последующие десятилетия.
И во все годы советской власти (почти три четверти, века) полуголод (в деревне — так почти не проходящий), нужда, надрывный труд, обман, тотальная слежка и страх, жизнь по приказу… Целый народ приучали ко лжи!
Скажите, какими могут быть люди после этого?
И после всего, что сделано, КПСС и советская власть объявляют о «гениальном наследии Ленина», «самоочищении партии», «новом уставе и новой программе партии» и «демократическом социализме»!
Это ли не глумление?!
Когда же перестанете мучить Россию?
Когда откажетесь от своего идола?..
Похлебал Александр Васильевич каши и курит трубку. Пьян табаком — вот уж праздник.
В камере — мрак, едва различимы лежанка, дверь. По обыкновению барахлит станция, и света нет. В коридоре погромыхивают сапогами дружинники, их к охране подбавили. Теперь этой охраны под дверью вдвое больше. Надо полагать, боятся каппелевцев, не уверены. Что ж, пусть стерегут.
Эх, шагнуть бы на волю!
О предательстве чехословаков Александр Васильевич вспоминает уже без боли. Это его вина: давно к тому клонилось, а все не придавал значения, считал себя полномочным Верховным главнокомандующим — земля-то русская.
Вереницей пошли в сознании лица Чечека, Сырового, Гайды. «Чертовщина какая-то! Вроде порядочные люди!..»
В год чехословацкого мятежа Радоле Гайде исполнилось двадцать шесть, вся жизнь у ног, только шагай…
Не дано знать Александру Васильевичу, куда отшагает Гайда. В 1948 г. за измену Родине и сотрудничество с немецкими фашистами будет Гайда казнен по приговору чехословацкого народного трибунала. Вполне вероятно, припомнили ему тогда и сибирские похождения.
В 56 лет пресеклась жизнь бывшего пленного капитана, потом командира полка чехословацкого легиона, потом одного из руководителей антисоветского мятежа, потом генерала колчаковской армии, потом отставного генерала колчаковской службы, поднявшего во Владивостоке мятеж против Верховного Правителя (когда того уже, как зверя, обложили красные восстания и составам не было ходу в Иркутск), а под конец жизненной карьеры — генерала уже родной, чехословацкой службы и руководителя фашистской организации, связанной с гитлеровским Берлином…
Наблюдающими за строительством «Вайгача» и «Таймыра» (1908–1909) были Колчак и Ф. А. Матисен. Александр Васильевич совмещал отлучки на Невский судостроительный завод с основной службой — в Главном морском штабе. «Вайгач» сразу оборудовался под картографические работы. Решив посвятить себя Арктике, Александр Васильевич добивается перевода. Капитан второго ранга Колчак получает под командование «Вайгач».
«Вайгач» и «Таймыр» числились военными кораблями, так как имели пушечное и пулеметное вооружение.
Базой по изучению Арктики был определен Владивосток.
27 октября 1909 г. «Вайгач» и «Таймыр» вышли из петербуржского порта и южными морями прибыли во Владивосток 3 июля 1910 г.
После 1910 г. Александр Васильевич не выходил в полярные моря, но оставался одним из первых авторитетов. Именно он 12 и 13 мая 1912 г. подверг критике план экспедиции Г. Я. Седова, который рассматривала специальная комиссия. Как отмечают историки, Колчак выступил против престижной гонки к полюсу. Он полагал самым важным практическое освоение доступных для плавания северных морей.
Писатель Виктор Шкловский писал о 1919 г.:
«Жил я тем, что брал в Питере гвозди и ходил в деревню менять на хлеб.
Гвозди брал у Нади Фридлянд. Она же мне давала паркет для топки. Одного портфеля паркета достаточно для того, чтобы истопить печь.
В одну из поездок встретил в вагоне солдата-артиллериста. Разговорились. Его вместе с трехдюймовой пушкой уже много раз брали в плен то белые, то красные. Сам он говорил: „Я знаю одно: мое дело — попасть…“»
На допросах часто называют улицы, площади Иркутска или Омска. Александр Васильевич скверно знает Омск, еще хуже Иркутск. Названия улиц ничего не говорят.
Он докуривает трубку, выколачивает ее о край лежанки и бормочет:
— Не накроют тебя, адмирал, андреевским флагом.
В 1910–1915 гг. суда Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана «Таймыр» и «Вайгач» собрали обильную научную жатву, совершив, кроме того, сквозной переход по Северному морскому пути, правда в две навигации.
Парусно-моторная шхуна «Заря» не шла ни в какое сравнение с этими стальными судами ледокольного типа. Суда были новейшей постройки, спущены на воду весной 1909 г. Александр Васильевич принимал участие не только в делах и заседаниях Гидрографической экспедиции, но и в обсуждении проекта, а после — и в строительстве этих судов. Непотопляемостью судов занимался один из высших кораблестроительных авторитетов, академик Крылов. Это принесло Алексею Николаевичу мировое признание… Не раз вместе бражничали. Оба ценили друг в друге преданность флоту и страсть к науке. Несомненно, не будь войны, Колчак в ближайшее время занял бы место академика в Российской академии наук. Заслуги его в исследовании Севера были огромны.
В 1913 г. начальствование над практической экспедицией взамен заболевшего генерал-майора Сергеева принял командир «Таймыра» капитан второго ранга Борис Вилькицкий — сын начальника Главного гидрографического управления Андрея Вилькицкого.
Экспедиция завершила поиск, предпринятый в свое время Колчаком. Тогда, на острове Беннетта, Александр Васильевич не смог забрать геологическую коллекцию барона Толля. Поисковая партия обнаружила ящики с образцами, но сил и времени для дальнейшего розыска и переноса грузов не оставалось — поджимала полярная осень. Вельбот, на котором пробивалась поисковая партия, годился лишь для прибрежного плавания, но никак — в открытом океане. Льды появлялись совершенно неожиданно и порой со всех сторон. Весь поиск являлся поступком героическим.
Александр Васильевич составил подробное донесение с картой и географическими привязками, подчеркнув научную ценность брошенной коллекции.
В сентябре 1913 г. «Таймыр» и «Вайгач» приблизились к острову Беннетта. Матросы-добровольцы с обоих ледоколов под командованием лейтенанта Жохова высадились на той части берега, которая была указана Колчаком. В островной долине покоились четыре ящика и корзина с геологическими образцами, а также два полуметровых обломка бивней мамонта. Все, как оставил Колчак.
Лейтенант Жохов с матросами установил на острове деревянный крест с чеканкой по медной доске:
«Памяти погибших в 1902 году начальника экспедиции Эдуарда Васильевича Толля, астронома Фридриха Зееберга, проводников Василия Горохова и Николая Протодьяконова.
5 сентября 1913 года»
Тогда же экспедицией была осуществлена подробная съемка острова Беннетта.
Александр Васильевич изучал отчет Бориса Вилькицкого. Он прикидывал новые, уже свои плавания.
«…Свою веру защищаешь не тем, что отправляешь другого на костер, а лишь тем, что в огонь за нее идешь сам».
Александр Васильевич этих слов Льва Толстого не знал, но сейчас именно так думал: удалось ли ему это, хотя бы это — сгореть самому.
В этом ведь тоже великий смысл. Порой гибель — как победа. Удастся ли ему это?..
Или все, что было и будет, только поражение, провал, бездна?..
Он сидит на краю лежанки, смотрит в одну точку и думает только об этом, уже какой день — только об этом…
Около трех лет понадобилось Александру Васильевичу для обобщения материалов северного плавания. 22 марта 1906 г. он выступает с докладом в заседании Академии наук «Лед Карского и Сибирского морей». В 1909 г. выходит сборник его научных работ.
Денике по листочку Чудновского лепит вопросы, а сам председатель губчека в сторонке. Это дает ему возможность лучше понимать адмирала — как на просвет он перед Семеном Григорьевичем. Основные вопросы выяснены, так, «мелочевка» осталась. Отплясался адмирал. Быть ему, беззубому хрену, с пломбой. Небось заблажит. Мамочку и Господа вспомнит. Поваляешься в ногах, ваше высокопревосходительство!