— Что мы имеем? — Дадли взял в руки список английских кораблей, представленный адмиралом Говардом. — Тридцать четыре галеона Вашего Королевского Величества и сто шестьдесят три зафрахтованных. Лондонские купцы постарались!
— Да и другие города тоже, — добавила Елизавета.
— Пятнадцать тысяч пятьсот пятьдесят человек! Неплохо! — воскликнул Дадли, увидев, сколько человек было в составе экипажей кораблей.
— Неплохо, — пробурчала королева, — кормить их всех, одевать, жалованье платить. Одно разорение казне.
— Выхода нет. Сейчас надо бы держать экипажи наготове. — Граф был согласен с адмиралом: распускать экипажи нельзя. — Погода играет на стороне испанцев. Они могут покинуть порт в любую минуту.
Елизавета махнула рукой, то ли выражая покорность принятому решению, то ли показывая Роберту, что он свободен. Затем она подошла к графу и забрала у него листки со списком кораблей и экипажей.
— Лорд Эффингемский на «Арке», — начала читать вслух Елизавета, — контр-адмирал Хокинс на «Виктории», вице-адмирал Фробишер на «Триумфе», вице-адмирал Френсис Дрейк — «Ревендж», — вот самое лучшее название, — ткнула она пальцем в «Ревендж» Дрейка, — месть! Так, лорд Генри Сеймур на «Рейнбоу», — королева вернула списки Дадли, — говорят, у испанцев корабли-то побольше.
— А, неповоротливые громадины! — Роберт скривился, — Говард уверяет, на них делать в море больше нечего! Наши — меньше, но они маневренные: без этих нелепых украшений на носу и корме.
— Правильное решение, — закивала Елизавета, — украшать корабль, лишь деньги тратить попусту. Корабль — не девушка на выданье, чтоб его прихорашивать.
Какое-то время оба молчали. По донесениям, полученным из Испании, Армада насчитывала около ста тридцати кораблей. Судя по спискам, представленным адмиралом Говардом, у англичан выходило около двухсот судов. Народу в экипажах, правда, раза в два поменьше, чем у испанцев. Впрочем, судя по всему, доны собирались в крестовый поход со всем своим скарбом и слугами. Профессиональных моряков у них там было не густо, а корабли вместо провианта и оружия забивались ненужным барахлом…
В дверь постучали.
— К вам лорд-адмирал Говард Эффингемский, — доложил слуга с почтительным поклоном, — срочно!
В комнату вошел высокий худощавый мужчина в белоснежном камзоле. На его голове красовался черный берет с белым пером. Адмирал давно поседел, но в свои пятьдесят два года выглядел подтянутым и моложавым.
— Ваше Величество, — Говард снял берет и поклонился, — новости из Испании.
— Что там у них? — Елизавета нахмурилась.
— В Лиссабонском соборе отслужили службу. Армада получила благословение. Думаю, скоро они выдут в море, — доложил лорд-адмирал.
— Хм, — Елизавета покачала головой, — собрались все-таки. Насколько они готовы? — поинтересовалась королева.
— Сложно сказать точно. На корабли погружены пушки, бочки с провиантом. Экипажи не выпускают в город, чтобы солдаты и матросы не разбежались.
— Что у нас? — Елизавета вновь кинула взгляд в сторону бумаг, скопившихся горой на столе. — Успели?
Говард вздернул подбородок кверху. Он считал, что сделал больше, чем было возможно. При постоянном желании королевы экономить на всем, приказах распустить экипажи бывало сложновато готовиться к встрече с испанским флотом. Но адмирал эти мысли оставил при себе. Вслух он произнес:
— Корабли полностью подготовлены и укомплектованы, Ваше Величество.
— Хорошо, — Елизавета улыбнулась краешками губ, — а вы хотели держать флот несколько месяцев в полной боевой готовности. Я была права — только сейчас он нам и понадобится. Не следовало торопиться.
Никто не посмел спорить с королевой, несмотря на то, что Говард и Дадли оба прекрасно помнили: флот был в надлежащем состоянии благодаря упорству, если не сказать упрямству адмирала и Дрейка. Хотя, королевская прижимистость сыграла отчасти положительную роль: провиант не успел прийти в негодность, моряки не чувствовали усталости от долгого ожидания на берегу, большинство кораблей были новыми, пушки блестели начищенными боками на солнце…
Стояло раннее утро. Розы благоухали, их тонкий аромат распространялся по саду. Красные, белые, желтые — цветы всех возможных оттенков начинали потихоньку раскрывать свои бутоны. Капли росы, словно слезинки, дрожали на лепестках. Филипп, как всегда в черном одеянии, прогуливался по тропинкам. Цветам не удавалось привлечь его внимание. Король никак не мог отвлечься от мыслей, которые безумным хороводом кружили в голове. Армада наконец-то была готова выйти в море. В лиссабонском соборе собирались отслужить мессу, и с Божьим благословением флот должен был пуститься в путь.
— Неужели? — прошептал Филипп. — Неужели, Господи, свершится то, о чем так страстно я мечтал несколько лет?! Я проявил терпение, я ждал, — он резко остановился, огляделся и быстрым шагом отправился к дворцу.
В кабинете он в который раз разложил перед собой бумаги, касавшиеся подготовки Армады. Цифры, названия кораблей, вооружение, имена и фамилии капитанов, прогнозы погоды, возможные даты перемены направления ветра, письма герцога. Последнее раздражало больше всего. Медина-Сидония постоянно жаловался: нет денег, нет провианта, нет пушек, нет матросов.
— Ничего, — усмехнулся король, — в итоге справился. Я не зря доверил ему Армаду. Человек исполнительный. Справился. Что до приложенных усилий — так куда без них. Они хотят, чтобы все организовывалось как-то само собой, — Филипп бормотал слова себе под нос и продолжал шелестеть бумагой, — итак, армады, — он начал читать вслух названия, — Португальская — командует герцог Медина-Сидония. Кастильская — командует дон Диего Флорес де Вальдес, Бискайская — дон Хуан Мартинес де Рикальдо, Гипускоанская — дон Мигель де Окендо, Андалузская — дон Педро Вальдес, Левантийская — дон Мартин де Бертендон. Так, кто еще? — опять раздался шорох перекладываемых с места на место бумаг. — Четыре галеаса составляют Неаполитанскую армаду, командует Хуго де Монкада. То, что пришло из Антверпена и Гамбурга — «Немецкая» армада — Хуан Гомес де Медина. Отдельно идут четыре португальские галеры — дон Диего де Медрано. Антонио де Мендоса ведет паташи и урки: разведка и связь.
Филипп прошелся по комнате.
— Сто тридцать судов! Армада одним своим видом способна сразить врага! — он представил себе целый плавучий город, грозно выступающий навстречу мелким английским суденышкам. Огромные галеасы и галеоны, возвышающиеся над водой, как исполины, как замки, стремящиеся к небу. Высокие мачты, надутые ветром паруса, развевающиеся флаги…
— Наша победа в руках Господа. — Филипп положил руку на деревянное распятие, лежавшее на столе возле разбросанных бумаг.
Его сердце билось чуть быстрее обычного. Волнение все сильнее охватывало душу. Филипп вспомнил Елизавету Неожиданно ему стало интересно, что она сейчас делает, о чем думает. Шпионы докладывали о проводимой королевой подготовке к вторжению испанцев. Насколько она действительно готова? Слухи приходили противоречивые.
— Война, впрочем, выигрывается не теми, кто лучше подготовился, а теми, за кем стоит Бог, — Филипп сжал распятие так, что побелели пальцы, — но мы и готовы лучше. С таким флотом, — он взглянул на только что просмотренные документы, — им не выстоять. Главное — высадиться на берег. А там уж и папа наконец поймет, кому необходимо оказывать поддержку, и перестанет сидеть сложа руки. Кругом — сплошной обман и пустые разговоры. Ничего! Скоро наступит долгожданная справедливость.
Утренняя свежесть отступала, уступая место жаркому солнечному дню. Запахи цветов, пение птиц могли отвлечь кого угодно, но не испанского короля. Он продолжал бормотать что-то, раскладывать перед собой бумаги, с нетерпением ожидая вестей из Лиссабона.
— Сегодня святой день, святой день. Свершится долгожданное чудо…
Он не спал всю ночь — назавтра планировалось торжественное благословение Армады. Наконец-то! Антонио понимал, его цель близка. Он сядет на корабль, ветер надует паруса и погонит его вперед навстречу победе. Ожидание, длившееся более года, сменилось волнением: Антонио не просто впервые выйдет в море, но более того, он сразу попадет на великое сражение!
— Все-таки дон Алонсо оказался неправ! Видимо, Армада готова. Деньги прислали, и герцог сумел снарядить флот, — говорил утром Антонио самому себе, поправляя кружевной, высокий, белоснежный воротник. Затем он прицепил шпагу, еще раз глянул на себя в зеркало и вышел на улицу.
Повсюду развевались флаги — город подготовили к славному событию. Но Антонио знал, что это лишь видимость. Медина-Сидония приказал всеми силами поднимать боевой дух матросов и солдат. На самом деле жители Лиссабона давно устали от вечно пьяных, обозленных участников крестового похода. Да и откуда взяться теплым чувствам у народа, чью страну совсем недавно испанский король нагло присоединил к своим владениям.
Антонио подъехал к собору. В рядах вельмож он сразу заметил де Лейву и, спешившись, поспешил к нему.
— Устроили праздник, — сквозь зубы прошипел Алонсо, — денег как не было, так и нет.
— Почему тогда герцог решил, что Армада готова?
Алонсо взглянул на своего юного друга. Тот в недоумении смотрел по сторонам на приодетых солдат и матросов, которых согнали к собору.
— Надо как-то действовать. Король настаивает. Но ни сегодня, ни завтра мы не выйдем из Лиссабона. Герцог намерен ждать денег. Следует закупить свежий провиант и выплатить хоть какие-то деньги экипажам.
На улице стало совсем шумно. К собору подъехал герцог Медина-Сидония. Как и у Антонио, лицо герцога обрамлял кружевной воротник. Но вместо расшитого золотом камзола, на нем сверкал доспех, ослеплявший окружающих блеском отражающегося солнца. Герцог спешился. Вокруг него образовалась небольшая толпа из приближенных. Де Лейва и Антонио прошли вслед за ними в собор.
Несмотря на грустные слова Алонсо, молодой человек почувствовал, как его охватывает волнение. Во время мессы он не слышал ни слова из тех, что произносил архиепископ. Антонио очнулся лишь в конце, когда на улице грянул торжественный залп и герцогу вручили знамя, с которым он собирался идти в поход. На знамени был изображен герб Испании и лик Христа.