Мистический взгляд змеи устремлен ввысь к сияющему в тройном ореоле Двуединому Солнцу на крыльях Горуса и предколумбийской Майи. По египетской иконографии руки солнечных лучей тянутся к Близнеццам, зажигая над их головами огни.
В неизреченном свете Андрогин, нераздельный со знаком Анка, протягивает к Близнецам бесплотные руки.
Строгая симметрия, напряженность световых эффектов и эфирность достигаемая особо сложным наложением ряда прозрачных световых и теневых слоев (до двенадцати), наполняют сцену ритуала торжественно-сакральным духом. Это ритуал рук: приносящих (Жреца), приносимых (Близнецов), принимающих (Андрогина) и осуществляющих (руки солнечных лучей).
При чтении сверху вниз в композиции мистическая последовательность: первичный небесный план, творение Андрогина, прачеловеческая чета, змея познания, чаша искупления и свечи храмов и ритуалов.
Иллюстрация X. Ко Второй части: Атлантида.
7. У ВРАТ БЕССМЕРТИЯ
Так, въявь, колеблясь на дыме топазном,
Рождались мира священные сны.
Завершая великое магическое действие, Жрец видел в нем подлинный апофеоз своего замысла. Между тем в высшем божественном плане начинание его заранее было овеяно неотвратимой обреченностью. В этом смысле настоящая композиция является как бы астральной аналогией предыдущей иллюстрации — ритуала с точки зрения Жреца. И расшатанная симметрия, привнесенная в рисунок, внешне выражает тот внутренний надлом, который несет в себе деяние человеческой мудрости, противоречащей вечному небесному закону.
Когда Жрец прозревал пред собою реющий между крестами призрак непостижимого Андрогина, мир казался ему стоящим у Врат Бессмертия.
Но отражение мистерии, совершаемой на земле, отзываясь, как эхо, в горних планах, омрачалось в астрале предвестиями близкой катастрофы.
Как отгул громовых раскатов, повторяется в грозовых тучах мерцающая свеча ритуала. Трагическая маска — “Terror Antiquus” — выражает суд богов. Он уже произнесен: волна уже потощает Атлантиду с ее сиянием.
Анк излучает не свет, но темноту.
Мужеженский гексагон звезды несет корону над змеей человеческой мудрости. Это — и Кундалини, и замысел Жреца, и традиция, сохраненная Платоном.
Голова змеи уже вступила в орбиты звезд, которые словно идут вокруг нее хороводом. Но они вознесут ее звездной спиралью к единой звезде во лбу «лика трагедии»: гибельный исход человеческих мудрствований.
И, вливая элегическое настроение в трагический дух композиции, Андрогин стоит в прощальной позе: «до новой, всеобщей зари…»
Иллюстрация XI. Ко Второй части: Атлантида.
8. У ВРАТ СМЕРТИ
Соперник Смерти — у смертных ворот,
Разбушевавшиеся стихии, вызванные Жрецом к действию при помощи магического ритуала, вышли из повиновения его оккультной силе. Мир, зиждившийся на их гармонии, поколебался. Потрясен воздух, бушует пламень, содрогается земля и воды выступают из берегов.
Погружающаяся в море капитель ранне-ионической колонны символизирует надвигающееся потопление Атлантиды.
И надо всем царит ладонь руки — непостижимый фатум, уже остановивший жизнь Острова.
На бурной морской поверхности бьется, захлестываемый волнами, Тетраморф — синтез четырех элементов природы. В нем обычный образ человека-ангела заменен змеей. Это как Кундалини, так и «оперенная змея Кветцалькоатль». В ней облик Жреца и символ человеческой мудрости.
Голова змеи с рогами быка обрамлена львиной гривой, выполненной в традиции Ацтеков. Орлиные крылья, белые, как морская пена, раскинуты, словно для полета.
Но роковой водоворот неодолимо тянет Тетраморфа в пучину, и Змея, обвившаяся вокруг Андрогина, точно силится увлечь за собою чудесное порождение творческой человеческой мысли.
На белом крыле Тетраморфа дрожит бледным отблеском сияние молодой луны, свидетельницы рождения Атлантиды.
Спокойно-фатальный дух эсхатологического настроения в композиции гармонирует с классическим стилем рисунка, полного отзвуками библейской и апокалиптической традиции.
Иллюстрация XII. К Третьей части: Гибель Атлантиды.
1. СМЕРТЬ ЖРЕЦА
Свершилось! Грех мой на вечной скрижали.
Сбывается написанное в предвечных письменах и предначертаниях. В самой графичности наполнения этой темы таится намек на это.
В космическом мятеже стихий всё рушится и гибнет. В могучем водовороте тонет пылающий Зиггурат. Гигантский водяной смерч, подняв, уносит здание в стиле Персепольской могилы Ксеркса, с капителями колонн, украшенных быками.
Изваяние Быка-Тетраморфа — образ Жреца — скользит с волны в пучину. Его крылья сломаны, и в свой последний миг он озарен сиянием кольца посвящения на руке Жреца.
Непреодолимая сила водоворота уже увлекла виновника катастрофы. Только одна рука его, как бы в последнем усилии, тянется к небу. И из нее, превращенный в небесное созвездие, ускользает таинственный Анк, уносящийся сквозь грозовые тучи в запредельную высь, которая бесстрастно хранит начальные мировые тайны.
Иллюстрация XIII. К Третьей части: Гибель Атлантиды.
2. КОНЕЦ ЗИГГУРАТА
Пусть тонет падший несчастный Ацтлан
И гордый Остров, служивший нечестью…
Морская пучина поглотила Город Золотых Ворот.
В прозрачной глубине шевелятся напоминающие о живописи Критской керамики спруты с четырьмя щупальцами. Неподвижные водоросли, морские звезды и медузы оттеняют Кносский стиль.
Таинственная жизнь подводного царства окружает руины погибшего Зиггурата. Среди развалин — повергнутое изваяние Жреца в образе быка: его крылья сломаны, лицо и корона отколоты.
Но над ним всё же витает светящийся Анк, из которого, как подводный блуждающий огонь, вырывается пламя, горящее в воде, подобно легендарному «греческому огню».
И в языке пламени — облик Андрогина, как похищенная океаном, но бессмертная тайна единства.
Андрогина обвивает огромный осьминог, эмблема множественности (видны семь ног), действенности (глаза) и змеевидности (Кундалини). В нем облик Жреца в его моральном поражении, в котором до конца не изжита неумирающая мысль о бессмертии чрез воссоединение мужского и женского, что подчеркивается и всем лучисто-волнообразным построением рисунка.
Иллюстрация XIV. К Третьей части: Гибель Атлантиды.
3. ГИБЕЛЬ АТЛАНТИДЫ
Восстань, Пресветлый, у граней восточных
И к жизни вновь племена призови
Во имя жертвы двух душ непорочных,
За смертный подвиг великой любви.
Прозвучала мольба, взывавшая именем великой любви, — и стихии, повинуясь Высшей Воле, укротились. Утишилась лава, приникло пламя, смирилась вода и умолкли ветры. Последними извилистыми разливами расходится затихшее волнение пучин.
Небо прояснилось; гряда грозовых туч погружается за горизонт. И три света отражаются в умиротворенной поверхности моря: блеск одинокой звезды, теплящейся в прорыве между тучами; бледное мерцание тонкой серповидной луны, светившей при рождении Атлантиды; и спокойное сияние, струящееся от лика Андрогина. На его челе сверкают две новых звезды, объединенных общим нимбом трепетных лучей.
Центральный свет падает на затонувшую Атлантиду над Зиггуратом — местом рождения и смерти Близнецов, и при его тихом озарении в подводной глубине брезжит белым мрамором колоннада в стиле зданий Ксеркса и Дария.
Мистический пейзаж, создаваемый одухотворенной, но в то же время реалистической трактовкой океана, исполнен духом эпического успокоения. Композиция, при необычайной простоте и цельности настроения, заключает серию иллюстраций как бы последним аккордом, созвучным с главной идеей поэмы, обвевая мистическим дыханием светлого и гармонического единства.
Вместе с тем композиция невольно возвращает мысль к другому таинственному лицу Андрогина с лучащимися, как две звезды, очами: тот лик за светоносным Анком тоже царил над спокойной поверхностью моря, отражавшей три света (Иллюстрация II). И эта аналогия естественно и ярко вновь связывает начало и конец основной темы, как символ того, что с Гибелью Атлантиды неизменно связана неразгаданная роковая Тайна Чудесного Острова.
ВЛАДИМИР ИЛЬЯШЕНКО. АУМ
Слово АУМ принадлежит к древнейшим священным словам индоевропейских языков и служит в Индии предметом религиозного поклонения — честь, разделяемая на Западе разве лишь именем Иисуса Христа в ереси имябожества. АУМ (ОМ) или Пранава, «слово исключительной) могущества и хвалы», встречается в первых гимнах Риг-Веды. Оно имеет смысл утверждения, повеления, воззвания и использовано в значении «да будет так». Поэтому некоторые филологи считают, что созвучное ему слово «аминь» обязано своим происхождением ему. Уже в Практике РигВеды АУМ обозначает Брахмана и объявляется единственным средством для достижения блаженства. Каждая молитва начинается и кончается возгласом «АУМ», и каждая буква этого слова напоминает о «тройном знании»: Риг-, Сама— и Яджур-Ведах. АУМ так же часто упоминается во «втором и третьем откровении» — в Брахманах и в «тайном учении» Упанишад, — как в Пурунах, Дхарма-Шастрах и Сутрах. Можно сказатыжо АУМ более, чем что бы то ни было, характеризует религиозно-философскую мысль Индии, т. к. необычайное почитание его одинаково у последователей Веданты, у их противников — буддистов и джайнов — и у йогов различных сект. Самая абстрактная изо всех Упанишад — Мандукья, — по мнению некоторых индийских ученых являющаяся итогом всех Упанишад и содержащая всего лишь в 12-ти мантрах весь доступный нам гнозис, посвящена АУМ’у целиком. Приведем начало этой Упанишады: «Всё зримое есть звук АУМ. Это истолковывается так: всё прошедшее, настоящее, будущее есть поистине АУМ. Также иное, что потусторонне, вне времени, и это поистине АУМ. Всё это непререкаемо Брахман. Аман есть Брахман».
Для того, чтобы понять хотя бы частично всё многообразное значение этих сжатых формул и представить себе, почему индусы считают АУМ «словом всех слов», — упоминаем прежде всего, что индийские грамматики подметили следующее: А — буква, при произнесении которой можно наиболее широко раскрыть губы и рот. Когда носоглоточное пространство закрыто, никакого звука произнести нельзя, но при раскрытии этого пространства и рта наиболее естественно произносимый даже ребенком звук есть буква А, сопутствующая, особенно при манере, с которой ее произносят индусы,