аких проливах, ни о какой Святой Земле для России речи не идет, он откровенно признавался в газете The Daily Telegraph: «Если бы победоносная Россия осталась империей, разве не явилась бы она для нас (в отсутствии германского противовеса) источником новой страшной угрозы?»[137]
Артур Конан Дойл
То, о чем мы сейчас вспомнили, это просто данность. По поводу нее не следует расстраиваться, а тем более строить иллюзии. Это – реальность. Нам с ней жить. Но когда время от времени на русском языке звучат заявления, что все чудесным образом, к всеобщему удовольствию вдруг когда-нибудь изменится, мы должны понимать: такие слова – лишь пустые, прекраснодушные мечты. Но когда мы об этом в очередной раз забудем… Не «если», а именно «когда!», пусть нас вернет в реальность любимый томик Артура Конан Дойла на полке книжного шкафа или встретившийся на прогулке памятник основоположнику марксизма-ленинизма где-нибудь на древней псковской улице или у Большого театра, в самом центре русской столицы.
«Все цвело, так что же тогда гнило?»
Помните слова писателя Владимира Алексеевича Солоухина, недоумевавшего: как же так, если в России перед революцией «все цвело, так что же тогда гнило?»[138].
«Как это бывает с каждой заразительной болезнью, настоящая опасность революции заключалась в многочисленных носителях заразы: мышах, крысах и насекомых… Или же выражаясь более литературно, следует признать, что большинство русской аристократии и интеллигенции составляло армию разносчиков заразы». Это поразительное по силе признание сделал уже в эмиграции в тридцатые годы Великий князь Александр Михайлович, друг детства Николая II, лично знавший многих реальных творцов революции, обрекших Россию на бесчисленные страдания.
Великий князь Александр Михайлович в эмиграции
Цитируем дальше:
«Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий и придворных званий, банкиров, издателей, адвокатов, профессоров и других общественных деятелей, живших щедротами Империи. Царь сумел бы удовлетворить нужды русских и рабочих, и крестьян; полиция справилась бы с террористами. Но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства (в шестую часть губернской дворянской родословной книги вписывались именитые древние роды – м. Т.), и оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах.
Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про Царя и Царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, возведенным Александром III из простых чиновников в министры, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитировавшими Царскую семью?
Что нужно было сделать с профессорами наших университетов, которые провозглашали с высоты своих кафедр, что Петр Великий родился и умер негодяем? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованиями наши неудачи на японских фронтах? Как надо было поступить с теми членами Государственной Думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, будто бы между Царским Селом и Ставкой Гинденбурга существовал беспроволочный телеграф?
Что следовало делать с теми командующими вверенных им Царем армий, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победами над немцами на фронте? Как надо было поступить с теми ветеринарными врачами, которые, собравшись для обсуждения мер борьбы с эпизоотиями, внезапно выносили резолюцию, требовавшую образования радикального кабинета?
Описания антиправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить русским эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов “доброе старое время”. Но рекорд глупой тенденциозности побила, конечно, наша революционная печать»[139].
Начальник московского охранного отделения Сергей Васильевич Зубатов незадолго до февральских событий пророчески предсказал: «Революцию в России сделают не революционеры, а общественность»[140].
Ни англичане, ни немцы, ни самые что ни на есть масоны-размасоны вкупе со всеми большевиками и эсерами ничего не смогли бы сделать, если бы не наша передовая, прогрессивная общественность, мозг и совесть нации, в высоком самоотверженном порыве не поставила бы себе прекрасную и сияющую цель – освобождение России! Именно созданное ими «государство в государстве» в конце концов одержало долгожданную победу над Российской империей – огромной, древней, славной, стремительно развивавшейся.
Было ли виновато в этой трагедии само тогдашнее руководство? Скажу сразу: безусловно.
Творцы революции
А. И. Гучков объезжает фронты воюющей армии
И все же: кем же конкретно был запущен самоубийственный механизм Февраля 1917 года? И как получилось, что саморазрушение великой страны стало делом энтузиазма миллионов ее граждан?
Кто были они – творцы переворота? Посвятим эту главу некоторым, а остальные предстанут перед нами по ходу дальнейшего рассказа.
«Гучков вдруг начал меня посвящать во все детали заговора и называть главных его участников. Я понял, что попал в самое гнездо заговора. Председатель Думы Родзянко, Гучков и Алексеев (начальник штаба Верховного главнокомандующего) были во главе его. Принимали участие в нем и другие лица, как генерал Рузский… Англия была вместе с заговорщиками. Английский посол Бьюкенен принимал участие в этом движении, многие совещания проходили у него»[141], – писал о событиях конца 1916 года князь Владимир Оболенский.
Александр Иванович Гучков, без сомнения, был незаурядной личностью, как, впрочем, практически все творцы Февраля. Один из успешнейших предпринимателей России, отчаянный храбрец. Он воевал добровольцем на стороне буров в Англо-бурской войне, был ранен, взят в плен, но отпущен англичанами, пораженными его необыкновенной отвагой. Не менее героически Гучков проявил себя и во время Русско-японской кампании.
А. И. Гучков
Став политиком, он явился страстным поклонником Столыпина, но затем перевоплотился в его непримиримого оппонента. Характер этого богатейшего человека России был под стать его приключениям: дуэлянт в юности, он как-то не удержался и вызвал на дуэль коллегу по Государственной думе П. Н. Милюкова, лидера крупнейшей думской партии кадетов.
Лично знакомый с Николаем II, Гучков пользовался симпатией и доверием Императора, пока однажды, как рассказывают, некая информация исключительно личного характера, доверенная Гучкову Царем, не оказалась известна всему обществу. После этого Николай II полностью оборвал личное общение с Гучковым. Надо сказать, что другие меры, свидетельствовавшие о раздражении и тем более о мести со стороны Государя, неизвестны. Более того, Гучков спокойно стал лидером крупнейшей в России партии октябристов – «Союза 17 октября» и даже председателем III Государственной думы.
Но сам Гучков не унимался. Дошло до того, что именно Александр Иванович принялся распространять гнусные сплетни о «связи» Императрицы Александры Федоровны и даже царских дочерей с Распутиным. Порнографические листки на эту тему гуляли по стране. Узнав об этом, Государь передал через своего военного министра Сухомлинова, что считает Гучкова подлецом. А на официальном приеме не подал Гучкову руку.
Гучков, конечно, не мог вызвать Императора на дуэль. Но возненавидел его до такой степени, что поставил целью своей жизни ни больше ни меньше как свержение Николая II с престола. Цель была неслыханная. Конечно, оправдывал ее Гучков не личной ненавистью, а исключительно благом России. И он своей цели добился. Кстати, 2 марта 1917 года Александр Иванович не откажет себе в удовольствии насладиться местью: он лично принял отречение Императора, прибыв для этого во Псков.
Приближая свой звездный час, Гучков становится неутомимым мотором и техническим организатором переворота. С неистовой энергией он развертывает антиправительственную деятельность, в первую очередь в армейской среде, куда имеет допуск как председатель Центрального военно-промышленного комитета. Своих друзей-военных он вводит в узкий кружок заговорщиков, планировавших отстранение и даже убийство Императора. К обсуждению планов заговора Александр Иванович привлекает давнего знакомого – британского посла в Петрограде сэра Джорджа Бьюкенена.
А. И. Гучков с генералом А. А. Брусиловым
Методично – в столице, в провинции и на фронтах – Гучков настраивает против Императора российские промышленные, военные и политические элиты, простых людей и аристократию. Он обвиняет Императрицу в шпионаже, а Государя – в бездарности. На средства Гучкова публикуются статьи в газетах. Печатаются и сотни тысяч листовок, в которых всячески дискредитируется Царская семья, утверждается, что Император – лишь марионетка, а на самом деле Россией верховодят грязный запойный мужик Гришка Распутин и другие «темные силы» – окружение «германской шпионки» Императрицы. Увы, как у нас нередко водится, эти гнусные сплетни повсюду выслушивались с верой и распространялись с великой охотой.