В те дни в Петрограде и окрестностях было собрано небывалое количество армейских подразделений. Перед ними стояла прямая задача – защитить столицу в случае возможных внутренних беспорядков. Так и должно быть в критические моменты: в сердце страны – самые надежные, преданные трону полки.
Но вот беда: по чьему-то приказу в Петрограде оказались солдаты сплошь как раз самые неиспытанные, нестойкие, из так называемых запасных полков – то есть только что мобилизованные, еле обученные, перепуганные крестьяне. В придачу к этому их содержали не просто в переполненных помещениях, в казармах предельные нормы расселения бойцов были превышены в пять раз (!).
Такое продолжалось не неделю, не две, а месяц за месяцем! При этом выход в город солдатам был запрещен. В этой невыносимой среде свободно действовали агитаторы, внушавшие измученным несчастным мальчишкам, что они – пушечное мясо и их вот-вот отправят на бойню погибать неизвестно за что.
Группа солдат направляется к Таврическому дворцу
24 февраля на Знаменской площади – ныне площадь того самого Восстания – собралась многотысячная толпа под красными флагами, только уже с политическими лозунгами: «Долой войну! Свобода! Республика!». Митингующие не расходились всю ночь, а на следующий день здесь же было положено начало кровавого действа революционного маховика смерти: толпой был растерзан пристав Крылов. Ответным огнем солдаты убили и ранили несколько человек.
Николая II упрекают в том, что он не подготовился к массовым беспорядкам. Но факты говорят о другом.
5 февраля 1917 года Петроградский военный округ был обособлен от Северного фронта, которым командовал Рузский: этот генерал не пользовался доверием Императора. Для усиления ненадежного Петроградского гарнизона был утвержден срочный план ротации гвардейских частей. Испытанные в боях фронтовики должны были регулярно прибывать на отдых в столицу.
Но высокопоставленные саботажники тоже делали свое дело. Министр внутренних дел Протопопов вспоминал, что накануне отъезда в Ставку Николай II вызвал его в Царское Село.
«Первый раз я видел Государя в таком волнении.
– Знаете, что сделал Гурко?! (заместитель начальника штаба Верховного главнокомандующего) Он прислал сюда вместо четырех полков гвардейской кавалерии три экипажа матросов.
Кровь бросилась мне в лицо: я инстинктивно почувствовал что-то опасное.
– Государь! – воскликнул я. – Это невозможно, это больше чем непослушание. Все знают, что матросы набраны из рабочих и представляют самый революционный элемент.
– Да, да, – ответил Николай II. – Гурко я дам головомойку и кавалерию пришлю»[162].
Министр внутренних дел А. Д. Протопопов в кабинете
Генерал Гурко дважды (!) саботировал приказ Императора о переводе в Царское Село Гвардейского экипажа. А ведь это был один из лучших царских генералов, командующий Особой армией, идейный монархист… Но и он в полнейшем помрачении и при этом в восторге от самого себя – спасителя России – не ведал, что творит.
Легко задним числом упрекать Николая II в бездействии. Но посмотрим на февральские события, как их видел сам Император, на те решения, которые он принимал. Заодно перед нами предстанет хроника переворота.
22–25 февраля. Хроника переворота
Итак, 22 февраля по просьбе начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала Алексеева Государь выезжает в Ставку в Могилев. Накануне от министра внутренних дел А. Д. Протопопова Император получает заверения в том, что ситуация в столице находится под полным контролем. Когда Николай II добирается до места назначения, Петроград уже охвачен демонстрациями.
Войскам запрещено стрелять: военный министр Беляев впадал в панику от одной мысли, что трупы на петроградской мостовой могут произвести ужасное впечатление на союзников. Ранее Беляев был кадровым дипломатом.
Утром 25 февраля депутаты Думы выступают с обращением к солдатам: призывают спасти русский парламент от царского произвола. Теперь защитники правопорядка не знают, кого защищать: царское правительство или парламент.
Первые известия о волнениях в столице Император получает только вечером 25 февраля. В 18:08 в Ставку приходит секретная телеграмма от командующего войсками Петроградского военного округа генерала Хабалова: «Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка… Оружие войсками не употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками»[163].
В то же время министр внутренних дел Протопопов, не любивший огорчать Государя, уверяет в своей телеграмме о подавлении беспорядков. Ему вторит и начальник полиции генерал Спиридович: «Не нужно сомневаться, что выступление это будет ликвидировано в самое ближайшее время»[164].
Очереди в продуктовые магазины в революционные дни. Петроград. Февраль 1917 г.
Но, несмотря на успокаивающие известия, Император реагирует на происходящее решительно и адекватно ситуации. В девять вечера генерал Хабалов получает приказ: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай»[165].
26 февраля. «Мы вступили в революцию!»
Кажется, все не так уж плохо. В 13:40 в Ставке получают телеграмму генерала Хабалова: «Сегодня с утра в городе спокойно»[166].
Приходит письмо и от Царицы. Рассказав о недавних событиях, связанных с дефицитом черного хлеба, она добавляет: «Необходимо ввести карточную систему на хлеб (как это теперь в каждой стране), ведь так устроили уже с сахаром, и все спокойны и получают достаточно. У нас же – идиоты…»[167] Не зря Александру Федоровну даже враги считали умной женщиной.
Николай II пишет супруге: «Надеюсь, Хабалов сумеет быстро остановить беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные инструкции»[168]. Речь идет о роспуске Думы: по давно разработанному плану, в случае крупных беспорядков следовало объявить перерыв в работе Думы, чтобы избежать легализации мятежа. Увы, мятеж был уже в разгаре, и Дума на его стороне. Но Император об этом еще не знает.
Зато знает председатель Думы Михаил Владимирович Родзянко. И начинает активно действовать. Его задача – запугать Царя, чтобы выбить из него давно лелеемую им мечту: правительство, подконтрольное Думе, с ним, Михаилом Владимировичем Родзянко, во главе.
В 17:00 в Ставку приходит паническая телеграмма Родзянко: «В столице анархия. Правительство парализовано… На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца»[169].
В 22:40 Родзянко телеграфирует уже самому Императору:
«Правительственная власть находится в полном параличе… Государь, спасите Россию, ей грозит унижение и позор. Война при таких условиях не может быть победоносно окончена… Безотлагательно призовите лицо, которому может верить вся страна. Иного выхода нет, и медлить невозможно»[170].
Но этого мало. Председатель Думы решается на неслыханную дерзость: дублирует ту же телеграмму в адрес генерала Алексеева и командующих фронтами. Генерал Брусилов сразу же присоединяется к требованиям: «Другого выхода не вижу».
Так начинается раскручивание «генеральской измены». Именно предательство высшего генералитета, их требования об уходе Императора, с обоснованием в противном случае якобы неминуемого краха фронта, и стремительного наступления германских войск, в конце концов станут единственным фактором в принятии Николаем II решения об отречении от престола.
К концу дня ситуация в Петрограде, казалось, снова начала входить в нормальное русло. На совещании социалистов на квартире Керенского велись упаднические речи: все кончено!.. Власть опять победила. И только хозяин квартиры Александр Федорович Керенский безапелляционно и патетически объявляет: «Мы вступили в революцию!» Откуда такая уверенность?
А. Ф. Керенский
27 февраля. Первый «маленький человек»
Именно в этот день в России произошел государственный переворот.
Его разрабатывали и осуществляли самые влиятельные и известные представители российской элиты – Гучков, Милюков, Родзянко, Алексеев, Великий князь Николай Николаевич и еще немало людей, называвших себя патриотами России. Ими были задействованы колоссальные силы. Вложены громадные средства. Неоценимую поддержку оказали британские спецслужбы. «В дни революции русские агенты на английской службе пачками раздавали рубли солдатам, побуждая их нацепить красные кокарды. Я могу назвать номера домов в тех кварталах Петрограда, где размещались агенты, а поблизости должны были проходить запасные солдаты», – докладывает в Париж агент французской армейской разведки капитан де Малейси[171].
Комбинации событий в истории – удивительная материя. В свержении Николая II, а соответственно, и во всех последующих событиях огромную роль довелось сыграть двум доселе неизвестным персонажам. Их неожиданный, но вовремя подоспевший вклад в революцию был неоценим. А то, что два случайных маленьких человека оказались каждый по отдельности в свое время в своем месте и сделали именно то, что было критически необходимо для дела революции, явилось бесспорным триумфом российского «передового общества», его многолетних трудов над умами и душами простых людей. Двое из множества учеников революционной России своей инициативой и решительностью сделали то, без чего бы революция более чем вероятно могла бы не иметь успеха.