Киев. Памятник П. А. Столыпину. Открыт 6 сентября 1913 г.
Падение Империи вызвало распад создававшегося веками многонационального государства. Помимо оккупированных немцами Польши и Прибалтики и всегда стоявшей обособленной Финляндии, сепаратистские междоусобицы забурлили на Украине, в Закавказье, в Молдавии, на Дальнем Востоке, в Средней Азии. Вскоре территория бывшей Российской империи превратится в лоскутное одеяло с десятками самопровозглашенных региональных правительств. Россия перестанет на время существовать как единое государство.
Киев. Снос памятника П. А. Столыпину. 30 марта 1917 г.
Крайне болезненным был национальный вопрос. В первую очередь: в каких границах определять самопровозглашенные автономии и как быть с проживающим там русским населением?
А немцы тем временем наступали, и к осени 1917-го фронт приблизился к Петрограду. Когда творцы «нового прекрасного общества», «надежда и упование просвещенной России» наконец-то поняли, что натворили, какую заварили кровавую кашу, было уже поздно.
А в октябре в конечном счете победили те, кто обращался к народу с самыми простейшими и самыми лживыми лозунгами, кто пообещал народу мир, землю, фабрики и заводы и будущее ни с чем не сравнимое благоденствие. Победили те, кто сумел вызывать сильные низменные эмоции – зависть, гнев, ненависть и, не останавливаясь ни перед какими нормами морали, безучастно направлять на смерть против своих политических врагов обманутый народ.
Запоздалое раскаяние
«Во время нашей революции… все кумиры общественности умели только ругать власть, но не умели управлять…»[222] – писал в эмиграции Василий Алексеевич Маклаков – популярнейший политик, непримиримый критик власти, деятельный масон, член десятка элитарных лож.
Уже после октябрьского переворота широко разошлось в списках письмо П. Н. Милюкова председателю Николаевского отдела Союза русского народа и секретарю Совета Монархических Съездов И. В. Ревенко. В нем бывший глава фракции кадетов в Государственной думе и бывший министр Временного правительства писал: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования»[223].
Письмо Павла Николаевича пронизано горьким, запоздалым и бесплодным раскаянием: «История проклянет вождей наших так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю… Спасение России – в возвращении к монархии… Но признать этого мы не можем. Признание есть крах всего дела всей нашей жизни, крах всего нашего мировоззрения, которого мы являемся представителями…»[224]
А вот как подвел итоги своей успешной революционной деятельности главный протагонист заговора Александр Иванович Гучков: «Власть, при многих своих недостатках, была права. А революция, при многих своих достоинствах, была неправа»[225].
Владимир Пуришкевич, пользуясь неприкосновенностью депутата Государственной думы, развозил по фронтам пасквили о спившемся Царе и шпионке Царице и целые тюки листовок со знаменитой речью Милюкова «Глупость или измена?». Доверчивые офицеры и солдаты верили… В 1919 году несчастный Пуришкевич (в прямом смысле слова несчастный, поскольку будучи убежденным монархистом сам разрушил дело своей жизни) публикует покаянное стихотворение:
Русское имя покрылось позором,
Царство растерзано адским раздором,
Кровью залита вся наша страна…
Боже наш, в том есть и наша вина.
Каемся мы в эти страшные дни…
Боже, Царя нам верни![226]
Надгробие могилы П. Н. Милюкова на кладбище Батиньоль в Париже совершенно уникальное для эмиграции: на нем нет креста. Павел Николаевич был атеистом
В эмиграции ходит история, что незадолго до смерти А. Ф. Керенскому задали вопрос:
– Можно ли было избежать победы большевиков в 1917 году?
– Можно, – ответил Керенский. – Для этого надо было расстрелять всего одного человека.
– Ленина? – уточнил корреспондент.
– Нет, Керенского, – ответил Керенский.
Было ли такое раскаяние у Александра Федоровича на самом деле? Дай Бог!
А. Ф. Керенский. Последние годы в эмиграции
Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев был внуком крепостного крестьянина и сыном солдата, дослужившегося до офицера. Сам Михаил Васильевич Алексеев – генерал от инфантерии (звание, предшествовавшее генерал-фельдмаршалу) прошел путь на самую вершину военной иерархии именно при Николае II (это, к слову, о якобы отсутствии в Российской империи социальных лифтов). Уже на следующий день после отречения своего благодетеля и Верховного главнокомандующего, 3 марта, несчастный генерал Алексеев горько сожалел: «Никогда не прощу себе, что поверил в искренность некоторых людей, что пошел за ними и послал телеграмму главнокомандующим по вопросу об отречении Государя от престола»[227]. Охваченный запоздалым раскаянием, Алексеев стал одним из организаторов Белого движения. В 1918 году, тяжело болевший еще со времен Японской войны, он умрет в Екатеринодаре от воспаления легких.
Генерал Рузский, живший после революции на Кавказских Минеральных Водах, будет оправдываться перед собеседниками, что виноват перед Государем и Императрицей, «во всяком случае менее, чем Алексеев»[228]. Но в конце концов его прирежет «в порядке красного террора» начальник Пятигорской ЧК Атарбеков в том же 1918 году.
Главнокомандующий Западным фронтом генерал Алексей Ермолаевич Эверт, узнав о расстреле Царской семьи, скажет: «А все-таки чем ни оправдывайся, мы, главнокомандующие, все – изменники присяге и предатели своего Государя. Если бы я только мог предвидеть несостоятельность Временного правительства и Брест-Литовский договор, я никогда не обратился бы к Государю с просьбой об отречении. Нас всех ожидает та же участь… и поделом»[229]. Вскоре он был арестован и в ноябре восемнадцатого убит конвоиром при пересылке из можайской тюрьмы.
Адмирал Непенин, первым признавший новую власть, 4 марта 1917 года был убит в Гельсингфорсе революционной толпой. (В первые две недели после падения самодержавия в погромах матросских бунтов только Балтийский флот потерял 120 офицеров[230] – больше, чем в результате всех боев с начала Первой мировой войны.)
Генерал Сахаров расстрелян зелеными в Крыму в 1920 году.
Генерал Брусилов перешел на службу в Красную армию и дожил до 72 лет, в душе испытывая глубочайшую ненависть к большевикам, излитую им в мемуарах.
Генерал А. А. Брусилов
Великий князь Николай Николаевич бежал за границу, где доживал свой долгий век в эмигрантских склоках.
В эмиграции скончался и Михаил Владимирович Родзянко. Его родной внук епископ Василий (Родзянко) рассказывал мне, что у деда на письменном столе всегда стоял портрет Государя, перед которым Михаила Владимировича не раз заставали плачущим.
Но расплачиваться за измену присяге пришлось не только им. Расплачивалась вся Россия.
Впоследствии Троцкий, не скрывая злорадства, но, к несчастью, справедливо записал: «Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего Царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там уютные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты… Каждый спасался как мог»[231].
Но все же врал Лев Давыдович! Нашлись в России военные, спасшие тогда честь русского генерала. Они не являлись главнокомандующими фронтами, им не адресовал телеграмму-опрос генерал Алексеев, но они сами направили Императору свои телеграммы с безусловной поддержкой Государя. Это были мусульманин Гусейн Хан Нахичеванский[232] и обрусевший немец генерал Федор Артурович Келлер[233].
Генерал Гусейн Хан Нахичеванский
Генерал Ф. А. Келлер
И адмирал Александр Васильевич Колчак, командующий Черноморским флотом. Он также остался верен присяге и жестко осадил главнокомандующего Кавказским фронтом Великого князя Николая Николаевича, пытавшегося склонить Колчака к измене. Великий князь возмущенно сообщал об их встрече: «Ездил переговорить с адмиралом Колчаком – он прямо невозможен!»[234].
Зачем же эти сыны России, даровитые мужи, ее элита, могущие стать славой и гордостью Отечества, вершили крамолу, переворот, революцию?! Сами они утверждали, что делали это только в интересах России.
И я им верю… почти.
Я им верю, потому что многие из них искренне готовы были жизнь свою положить за Россию, за свободу народа, как они ее понимали, за будущее Родины, каким оно рисовалось в их несчастных головах. И вот, искренне желая всякого блага России, ее народу, они передали власть человеку, который как-то в разговоре с меньшевиком Георгием Соломоном откровенно заявил: «Дело не в России: на нее, господа хорошие, мне наплевать. Это только этап, через который мы проходим к мировой революции»,