На крестины приехал тот русский. Он был очень весел и всюду ходил как хозяин. Он стал большим начальником, но мужа Маржан он встретил, как брата, — трижды обнял его и трижды прижался своей щекой к его щеке. По старому обычаю, у него, как у мудрейшего из гостей, спросили имя для новорожденной.
— Ты кабардинец, а я русский, — сказал он мужу Маржан, — но дружба наша крепче родства. Закрепим же ее в наших детях! Назови свою дочь именем моей жены, русским именем Софья. Если у меня родится дочь, то я назову ее именем твоей жены, кабардинским именем Маржан.
И вот получилось так, что живет в кабардинском глухом селенье странная кабардинская девочка с русским именем Соня.
И в далекой Москве живет русская девочка с кабардинским именем Маржан.
Вот какие чудеса бывают на свете!
Маржан приятно, что в Москве дочь большого русского начальника названа в ее честь, но свою дочь она упорно не хочет называть по-русски. Она переделала ее имя на кабардинский лад и зовет ее Софият.
От крещенья необычайна была судьба девочки. Так повелось и дальше.
В их семье никогда не били детей, но Софият растет такой проказливой, что ее приходится шлепать. Иногда приходится даже бить ее палкой и бить больно, но она не обращает на боль никакого внимания. В этот момент она бывает очень озабочена совсем другим обстоятельством.
— Мама, мама, ты меня побила или похлопала? — спрашивает она.
Если Маржан отвечает: «Я тебя похлопала», то Софият уходит совершенно успокоенная. Но если Маржан в досаде говорит: «Я тебя побила!», то обиде и слезам Софият нет конца.
Такой уж характер у этой девочки!
О школе она стала думать давно — с тех пор как маленькая московская Маржан прислала ей в подарок книжки и письмо. Софият с удивлением смотрела на то, как ее брат взял в руки письмо и стал говорить слова Маржан. Софият думала, что письмо шепчет брату эти слова. Она даже поднесла к уху письмо и послушала его — она надеялась услышать голос Маржан. С тех пор она стала учить буквы и очень скоро научилась читать. Это еще не беда. Плохо то, что она пошла в школу. Мать не пустила бы ее в школу, если бы не письмо Асхада. Асхад написал прямо: «Надо учить Соню в школе».
Асхад, сын Маржан, но он уже взрослый, уважаемый мужчина, и с давних пор он заменяет отца в осиротевшей семье. Маржан привыкла слушаться мужчину. Мужчины берут на себя бремя трудов и забот большого, шумного внешнего мира; они оставляют женщинам маленький, тихий домашний мир, они оберегают женщину, поэтому женщина должна слушаться мужчину и молчать перед ним. Это справедливо.
Но какой мужчина захочет оберегать женщину с характером Софият и какого мужчину захочет слушаться такая женщина?
Неспокойно на душе у Маржан. Наверное, так же чувствует себя курица, случайно высидевшая утенка.
Но вот школьники пошли из школы. Из-за угла показывается Софият, она идет рядом с братом.
Она худенькая. У нее узкое, смуглое личико с упрямым лбом. Она идет, нагнув голову, выставив вперед лоб, над которым наподобие рожек торчат черные кудряшки.
Она похожа на маленькую козу, упрямую и своенравную.
— Мама! — говорит она. — Учитель посадил меня на первую парту и подарил мне карандаш. Посмотри, какой толстый, красивый карандаш! Здесь он синий, а здесь красный. Я сперва писала красные буквы, потом синие, а потом опять красные. Завтра жена учителя сошьет мне сумку для книжек.
— Я сама сошью тебе сумку! — ревниво говорит Маржан.
Во двор заглядывают две соседки. Они смотрят на Маржан с жалостью и сочувствием.
— Маржан, мы слышали, что твоя Софият пошла в школу? Это что же, новый жребий?
Дело в том, что по жребию отправляют девушек на ученье в Нальчик. Какая мать захочет отпустить от себя дочку?
А в Нальчике открыли школу для взрослых девушек. Чтобы никому не было обидно, уговорились бросать жребий. Мать, которой выпадает жребий, провожает дочку со слезами.
Теперь соседки встревожены тем, что Софият пошла в школу.
Может быть, это новый жребий или приказ?
— Нет, — отвечает Маржан. — Она пошла сама, без жребия.
На лицах женщин отражается удивление, непонимание и даже негодование.
— Так велел Асхад! — говорит Маржан извиняющимся голосом.
Женщины уходят смущенными. Они знают Асхада — когда Асхад начинает говорить, то умолкают даже старики.
С этого дня Софият стала ходить в школу. Учитель говорит, что у нее редкие способности, и относится к ней заботливо. Софият горда и довольна — она достопримечательность школы.
Когда из города приезжают начальники, учитель говорит:
— Это наша первая девочка!
И мальчики тоже начинают гордиться тем, что в их классе учится первая девочка.
Кроме того, Софият — сестра Хафуна, а его любят и к сестре его относятся с уважением.
Но однажды Хафун подрался с Агурби. Агурби был сильнее и уже считал сраженье выигранным, когда кто-то с тихим шипением налетел на него сзади и чьи-то пальцы вцепились ему в загривок. Он оглянулся и узнал Софият.
Он был мальчиком с сильно развитым чувством собственного достоинства и никогда не унижался до драки с девчонками. Но как быть, если девчонка сама лезет в драку? Он колебался всего одно мгновение, но Хафун успел вывернуться.
— Агурби, иди сюда! — позвал учитель, и битва закончилась вничью.
Софият стояла, воинственно выставив одну ногу вперед и заложив руки за пояс, раскрасневшись от гордости. Она боролась и победила! Только теперь она почувствовала себя вполне на равной ноге с мальчиками. Она казалась себе отважной спасительницей, спасшей своего брата! Глаза ее сияли от удовольствия.
Но у Хафуна был совсем недовольный вид. Его спасла девчонка! Каждый мальчишка сможет теперь посмеяться над ним. Он чувствовал себя опозоренным. Кроме того, он брал Софият в школу совсем не для того, чтобы она дралась с мальчишками. Сестра-драчунья — это позор для брата. И с тех пор о Софият идет много разных разговоров. Не хватало еще того, чтобы она стала драться с мальчишками! Он не только не одобрял поведения Софият, но считал, что она пятнает честь всей семьи. Нет, надо положить этому конец раз и навсегда! Надо ее проучить!
И пока Софият наслаждалась сознанием своего подвига и ждала похвал, Хафун сосредоточенно думал о том, по какому месту ее лучше побить.
Мама била ее тонкой палкой пониже спины, но Хафун находил, что это место находится слишком далеко от головы. Он боялся, что битье по этому месту не дойдет до сознания Софият. «Лучше всего побить ее по затылку, — думал он, — тогда она сразу все поймет и надолго запомнит. Но нельзя бить палкой по голове. Надо чем-нибудь мягким».
Он взял учебник арифметики и несколько раз основательно ударил им Софият по затылку, приговаривая: «Не лезь в драку! Не лезь в драку!»
В первый момент Софият опешила. Действительность вступала в неожиданное противоречие с ее мечтами. Но Хафун бил ее с таким непоколебимым спокойствием, с такой уверенностью в необходимости этого, что Софият приняла это как должное. Она терпеливо перенесла несколько крепких ударов по затылку, тихо пошла в класс и села на свое место, озадаченная и разочарованная.
Так кончилось первое сражение, в котором участвовала Соня Таманова.
Володя сегодня особенно тщательно оделся и причесался: он идет к Асхаду по важному делу. К Асхаду неприлично идти небрежно одетым, потому что Асхад — замечательный человек.
Слава его началась тогда, когда Асхад был еще мальчиком и работал на конном заводе. Сперва он стал лучшим конюхом завода, а потом одним из лучших джигитов Кабарды. Потом он уехал учиться. Теперь Асхад работает в обкоме комсомола и из любви к делу руководит тренировкой скакунов в конюшнях военного городка. Во время скачек на ипподроме он всегда участвует в них в качестве наездника или в качестве судьи. Асхад знает всех лучших коней Кабарды, и лучшие кони Кабарды знают Асхада. Володя поднимается на второй этаж нового дома и еще раз приглаживает волосы и, немного волнуясь, стучит в дверь.
— Войдите! — раздается мягкий и гортанный голос Асхада.
В комнате Асхада очень чисто и пахнет кожей и клеем. Кожей пахнет от парадных седел, которые Асхад получил как премию на скачках, а клеем пахнет потому, что Асхад не может читать растрепанных книг и всегда подклеивает библиотечные книги. В комнате стоит кровать, стол, два кресла и этажерка. На этажерке лежит кинжал, у которого ручка из слоновой кости, а ножны покрыты тончайшим серебряным узором.
Асхад одет по-домашнему — на нем белая рубашка, брюки галифе, носки и чувяки. Он идет навстречу Володе, смотрит на него влажными, медленными глазами и улыбается ему простодушной улыбкой.
— Здравствуй, Володя! Садись, пожалуйста! — вежливо говорит он.
— Асхад, я пришел к тебе по важному делу.
— Я тебя слушаю. Не выпьешь ли ты сперва немного вина! На улице очень жарко!
Володя пьет вино, и ему очень приятно то, что он как взрослый сидит с Асхадом, пьет вино и разговаривает о важном деле.
— Видишь ли, Асхад, в воскресенье будет общегородская пионерская военная игра. Всех пионеров разделили на «синих» и «зеленых», я в штабе «синих». Так вот, я хочу организовать в нашей армии кавалерию.
— Как ты хочешь организовать кавалерию?
— Нам надо всего три-четыре лошади. Вот поэтому я и пришел к тебе.
Асхад отвечает не сразу. Помолчав, он говорит:
— Нет, Володя, я не могу этого сделать. Я полагаюсь на тебя и не боюсь за конец, но я боюсь, что в игре кони ушибут детей.
— Асхад! — возмущенно говорит Володя. — Разве я не езжу с тобой два года? Как ты можешь думать, что я ушибу кого-нибудь?
— А другие?
— Поедут Алим и Хасан. Разве они плохие джигиты?
— Они хорошие джигиты, и на ипподроме я доверяю им хороших коней, но я не могу дать коней туда, где будет много детей. Это может принести несчастье. Ты не обижайся на меня, Володя. Ты подумай хорошенько сам и увидишь, что я поступаю правильно.
Володя думает, а Асхад сидит молча и терпеливо ждет, пока Володя кончит думать.