Патрульные зоны, которые Шмундт предписывал этим четырем подводным лодкам, в действительности занять было невозможно, так как в этих водах оказался паковый лед, закрывавший восточную половину входа в Белое море. К тому же одна из четырех лодок уже преследовала новую жертву. После того как Рич упустил во второй половине дня 7 июля «Эмпайр Тайда», он продолжал идти на север вдоль берега Новой Земли и поздно вечером обнаружил еще одно судно, шедшее мимо него в южном направлении. Рич тотчас же повернул на юг, чтобы догнать его, и в результате лишил себя возможности обнаружить маленький конвой из семнадцати кораблей и судов, который за несколько часов до этого вышел из пролива Маточкин Шар.
Удерживаясь за пределами видимости, Рич в течение вечера старался обогнать обнаруженную цель. За час до полуночи он радировал в Нарвик, что преследует одиночное судно, идущее на юг вблизи юго-западного берега Новой Земли. На обгон судна по широкой дуге, так, чтобы не демаскировать себя, Ричу понадобилось более двух часов. Затем он погрузился и пошел в подводном положении на пересечку курса судна, чтобы оказаться впереди него. На этот раз его жертвой была 6069-тонная «Олопана». Наконец настал момент, который два дня назад так ясно представляли себе около ста моряков, находясь в спасательных шлюпках «Вашингтона», «Паулуса Поттера» и «Болтон Касла». С дистанции менее четырех кабельтовых, из подводного положения, тщательно прицелившись в среднюю часть судна под дымовой трубой, Рич выстрелил всего одну торпеду из третьего аппарата. Хорошо нацеленная торпеда ударила в правый борт «Олопаны» ровно в 01,05. Она взорвалась в главном машинном отделении, и двадцатидвухлетняя служба этого судна закончилась.
Перед тем как ударила торпеда, капитан «Олопаны» Мервин Стоун только что закончил короткое совещание с главным механиком и вторым помощником. И на этот раз после удара торпеды в борт наступила маленькая «пауза», прежде чем взорвалось ее боевое зарядное отделение; поэтому в какие-то доли секунды некоторые подумали, что в «Олопану» снова попала неисправная торпеда. Однако взрыв, хотя и с задержкой, все же произошел; переборки лопнули или прогнулись, и судно сразу же начало увеличивать осадку. Рич был уверен, что его торпеда попала в цель, ибо из судна повалил пар и постепенно оно замерло на месте; однако Рич видел, что его жертва оставалась на ровном киле. Не желая расходовать на нее еще одну торпеду, Рич вывел «U-255» на поверхность и приказал артиллеристам изготовить орудие к бою.
«Судно вздрогнуло всем корпусом, — докладывал Стоун военно-морской миссии в Архангельске, — как будто почувствовало, что получило смертельный удар. Удар действительно оказался смертельным. Освещение вышло из строя, по главной палубе перекатывалась вода. Я побежал на палубу правого борта и поднялся оттуда на шлюпочную палубу. Спасательную шлюпку правого борта подбросило взрывом в воздух, и из нее вылетело все оборудование и снаряжение, включая банки для гребцов. На левом борту спасательную шлюпку спускали слишком поспешно, носовые шлюпочные тали перепутались с аварийной радиоантенной, и потравить их оказалось невозможным. В результате шлюпка опускалась кормой вперед и зачерпнула воду.
Несколько человек пытались откачать из шлюпки воду и обрубить носовые тали. Я приказал спустить на воду спасательные плотики и покинуть судно. Затем я побежал проверить, дан ли сигнал бедствия. Радист Чарльз Шульц из резерва ВМС США (это был его первый выход в море) заслуживает поощрения за выполнение служебного долга, невзирая на опасность. Я попросил его повторить сигнал бедствия, добавив к нему координаты судна; этот сигнал был отправлен в эфир через главную судовую антенну».
«U-255» всплыла на поверхность приблизительно в двухстах метрах от тонущего судна как раз в тот момент, когда экипаж покидал его на спасательных плотиках правого борта. Три человека из экипажа были убиты взрывом торпеды в машинном отделении, один матрос прыгнул за борт и утонул, а одного артиллериста из английской военной команды смыло за борт огромной волной, прокатившейся по палубам в результате взрыва. Еще один матрос пропал без вести и, вероятно, тоже погиб.
Капитан-лейтенант Рич приказал открыть по судну огонь из 88-мм носового орудия, чтобы ускорить его потопление. Всего немецкие подводники сделали сорок выстрелов — по двадцать снарядов в каждый борт судна. Рич не хотел оставлять на поверхности никаких следов своих действий, чтобы не насторожить возможные будущие жертвы. Вскоре «0лопана» затонула носом вперед. В Нарвик пошла радиограмма с донесением о потоплении, но одновременно Рич узнал от своего радиста, что «Олопана» успела передать в эфир сигнал бедствия с координатами. В последний раз моряки с «Олопаны» видели «U-255», когда она на полном ходу в надводном положении устремилась на юг, к своей новой зоне патрулирования у входа в Белое море. Позади нее остались раскачивавшиеся на волнах спасательные плотики с людьми.
Для капитана 6223-тонного американского судна «Уинстон Сэйлем» Ловгрена неожиданный ясно слышимый сигнал бедствия, переданный «Олопаной», которую торпедировали в нескольких милях впереди него, явился последней каплей, переполнившей чашу терпения. Он сразу же повернул свое старое судно в ближайший залив — губу Обседья и, несмотря на туман, пошел к берегу. «Уинстон Сэйлем» выбросился на берег под прямым углом и основательно засел в песчаном грунте. Ловгрен приказал снять затворы со всех артиллерийских установок и выбросить их за борт, а всю секретную документацию сжечь. Затем он распорядился спустить на воду спасательные шлюпки, загрузить их сигаретами и провизией и, вместе со всем экипажем, отправился на них к находящемуся поблизости неиспользуемому маяку. Оставленный экипажем «Уинстон Сэйлем» и был тем самым таинственным «американским судном», к которому несколькими часами позднее направились первые добравшиеся до берега моряки, пережившие трагедию «Хатлбьюри»[47]
Казалось все более очевидным, что выжить не удастся ни одному судну. Чем ближе уцелевшие суда приближались к цели — Белому морю, тем более настойчивыми становились атаки противника. Каждый человек переживал внутреннюю борьбу — борьбу между желанием останься в живых и стремлением достичь цели.
Около 02.30 8 июля одиночный «Фокке-Вульф-200» обнаружил 5345-тонный «Беллингэш» (капитан Мортенсен) и шедшее в миле впереди него спасательное судно «Рэтлин».
Они находились в открытом море и шли прямо в Архангельск, до которого оставалось пройти всего каких-нибудь двенадцать часов. На «Беллингэме» этот огромный четырехмоторный бомбардировщик-разведчик обнаружили на кормовых курсовых углах правого борта. Зрение наблюдателей было настолько ослаблено бессонными ночами, сверкающими в лучах солнца льдами и непрерывным поиском противника, что сначала они приняли приближавшуюся точку за обыкновенную птицу; однако вскоре стало ясно, что птица не удерживалась бы на курсе так устойчиво и ее намерения не были бы столь очевидны.
Когда гигантский бомбардировщик приблизился и стал описывать вокруг своей жертвы круг, на «Беллингэме» сыграли боевую тревогу, но самолет, уменьшив высоту, почему-то скрылся в облаке за кормой судна.
Однако облегчение было недолгим. Самолет снова появился, значительно увеличив скорость, и теперь как стрела шел на судно с левой раковины. Второй помощник капитана попытался стрелять по самолету из автомата Льюиса, установленного на мостике, но его сразу же заклинило, поэтому помощнику не оставалось ничего другого, как укрыться в рулевой рубке. На «Беллингэме» начали оглушительно стрекотать три маленьких 12-мм пулемета и пулемет Браунинга, но их пули, казалось, отскакивали от бомбардировщика как горох. Ревя всеми моторами, самолет летел на высоте нескольких метров от поверхности моря так, что на воде под его почти сорокаметровыми крыльями появилась бегущая в направлении на судно темная тень. Подходя к судну, самолет начал обстреливать его из своей 20-мм пушки, по-видимому пытаясь подавить зенитный огонь.
Потом случилось чудо. Одна из пуль судовых пулеметов, должно быть, попала в уязвимое место на фюзеляже бомбардировщика, потому что в тот момент, когда самолету оставалось пролететь до судна еще каких-нибудь сто метров, его наружный двигатель левого борта и внутренний правого борта начали сильно дымить, а на фюзеляже появились две охваченные пламенем дыры. Один из 20-мм снарядов с самолета разбил большой деревянный кильблок, находившийся на расстоянии нескольких десятков сантиметров от головы пулеметчика, а другой взорвал судовую цистерну с аммиаком. Приблизительно в двадцати метрах от кормы «Беллингема» в воде взорвались три сброшенные самолетом бомбы; взрывной волной сбило с ног несколько человек на юте.
Когда второй помощник выглянул из рулевой рубки, немецкий бомбардировщик с ревом пронесся всего в нескольких метрах над его головой; помощник хорошо видел стрелка хвостовой пушечной установки, наводившего пушку параллельно диаметральной плоскости судна и, по-видимому, еще не знавшего, что фюзеляж самолета был в этот момент охвачен пламенем. Трескотня судовых пулеметов внезапно прекратилась. На глазах изумленных американских моряков «фокке-вульф» неожиданно потерял высоту и рухнул в воду в двухстах метрах слева по носу от «Беллингема», сразу же разломившись пополам; от обломков самолета в воздух поднялся огромный столб черного дыма.
Американские артиллеристы радостно кричали по поводу этой неожиданной победы. От взорвавшейся цистерны с аммиаком из машинного отделения на палубу «Беллингэма» валили клубы едкого белого пара; задыхавшиеся машинисты были вынуждены выскочить наверх; двое из них ослепли от газа. Спасательное судно «Рэтлин» повернуло было в сторону «Беллингэма», но американцы передали на него, что в помощи не нуждаются. Капитан послал на вахту в машинное отделение несколько человек в противогазах. «Рэтлин» направился к обломкам немецкого бомбардировщика, чтобы подобрать его экипаж, но все шестеро плававших на поверхности немецких летчиков были уже мертвы. Пятнадцатью минутами позднее «Беллингэм» и «Рэтлин» снова шли на юг. Теперь до мыса Святой Нос у входа в Белое море им осталось пройти 160 миль.