Корабли ближайшего эскорта Брума сразу, словно почуяв кровь, бросились к державшемуся на волнах бомбардировщику. Брум сообщил на эсминец «Уилтон» класса «Хант»: «Сбит самолет, он на плаву, – и добавил: – Проверить!» Через бинокли офицеры с эсминца могли видеть несчастных немецких летчиков, выбравшихся на крыло своего тонущего бомбардировщика и возившихся с желтой резиновой лодкой. Можно было смотреть на них и не как на человеческие существа – это были враги, но их положение вряд ли могло быть более отчаянным. Еще два эсминца подходили к ним с другой стороны, находясь в миле от них.
И тут случилось нечто такое, о чем пережившие гибель PQ-17 будут говорить с благоговением и как о чем-то невероятном: второй «Хейнкель-115» внезапно вынырнул из низких облаков и стал снижаться. Стало очевидным, что он собирается сесть рядом со сбитым самолетом и спасательной лодкой, прямо по курсу эсминцев. Командир «Уилтона» лейтенант Эдриен Норди обернулся к командиру артиллерии и спросил, не хочет ли он накрыть их:
– Мы не должны стрелять в поверженного, но ведь, черт возьми, если мы дадим ему уйти, он может вернуться на другой день и перетопить многих из нас. Открывайте огонь!
Эсминец открыл огонь из главного калибра по снизившемуся на воду самолету. Вокруг немцев выросли столбы воды, снаряды ложились все ближе. Другие эсминцы также открыли огонь.
Второй «Хейнкель» шел к лодке с немецкими летчиками на нулевой высоте над волнами до полной остановки среди гигантских столбов соленой воды, поднятых снарядами. Трое летчиков за какие-то мгновения вскарабкались на борт самолета, его пилот открыл на всю дроссельные заслонки, самолет устремился вперед среди взрывов, набрал достаточную скорость, чтобы оторваться от воды и исчезнуть в облаках.
Все это произошло быстро, в считаные минуты. Орудия «Уилтона» прекратили стрелять, и с тем характерным чувством разочарования, которое может понять только обманутый охотник, корабль возвратился на свое место в конвое. Мимо пустого самолета и желтой резиновой лодки они прошли минуту спустя. Немцы проиграли первую стычку с PQ-17: они потеряли один самолет, не нанеся серьезных повреждений судам конвоя. И при этом их подводные лодки не смогли прорваться через охранение конвоя. Вой авиационных двигателей затих, стрелки собрали драгоценные гильзы, грузовые суда восстановили строй. Но самолеты-разведчики по-прежнему составляли компанию конвою.
Поздно вечером две германские боевые группы покинули Тронхейм и Нарвик, чтобы перейти, как было запланировано, на свои маневренные базы в Вест-фьорде и Алта-фьорде. В 20.00, лишь полчаса спустя после драматического спасения севших на воду немецких летчиков под самыми дулами британских эсминцев, группа «Тирпица» пришла в назначенное место по защищенным каналам между норвежским континентальным побережьем и прибрежными островами. Сквозь сгущавшиеся полосы тумана линкор «Тирпиц», крейсер «Адмирал Хиппер» и сопровождавшие их эсминцы преодолели узкий и извилистый пролив Нерей-Саунд. «Тирпиц» ни разу не прибег к стоявшему поблизости буксиру – лучшее свидетельство высочайшего морского мастерства его командира Топпа. Когда линкор совершал чуть было не окончившийся для него катастрофой мартовский выход, норвежские лоцманы советовали Топпу обойти стороной предательский Вегас-фьорд. На сей раз он провел здесь свой корабль без затруднений. Топп вышел из-под укрытия проливов только на небольшом отрезке между Каура и Гринна и прошел этот путь на 25 узлах менее чем за три четверти часа.
К половине первого ночи, когда нарвикская группа снялась с якорей в заливе Боген, туман сгустился и плотным одеялом покрыл залив Тьелд-Саунд. В 2.15, когда флагман вице-адмирала Кумметца «Лютцов» продирался сквозь туман через самую узкую часть входа в пролив, этот тяжелый крейсер задел грунт, сильно повредив носовую часть и затопив несколько водонепроницаемых отсеков.
Знатоки морских суеверий могли теперь позлорадствовать: считалось, что над военными кораблями, которые поменяли название, висит нечто вроде проклятия. Тяжелый крейсер был спущен на воду под названием «Дойчланд», но с началом войны Гитлер счел психологически более верным переименовать его в «Лютцов»: не хватало, чтобы корабль «Дойчланд» – «Германия» – оказался потопленным[40]. Теперь «Лютцов» сел на мель и должен был быть вычеркнутым из остальной части операции «Ход конем». Кумметц перенес свой флаг на «Адмирала Шеера», а «Лютцов» отослал обратно в залив Боген.
У тронхеймской группировки дела шли не намного лучше. Когда корабли вошли в пролив Гимсей Вест-фьорда, три из эсминцев, эскортировавших «Тирпиц», один за другим наскочили на подводную скалу, находившуюся в стороне от глубокого фарватера, и настолько повредили линии вала и винты, что вынуждены были также выпасть из операции. «Тирпиц» и «Адмирал Хиппер», следуя главным фарватером, сумели избежать не отмеченных на карте препятствий. Норвежские почтовые пароходики и корабли прибрежной обороны с мелкой осадкой беспрепятственно пользовались этим каналом десятки лет, но германские эсминцы имели осадку фута на три глубже.
Эти несчастные случаи еще раз показали немцам опасность прибрежных проливов: на них не было надлежащих лоций, и они были печально знамениты неожиданными туманами, заволакивавшими узкие проходы. Немцы спокойно отнеслись к потерям и убедили себя, что они никак не должны повлиять на ход операции. Гросс-адмирал Редер узнал об этих событиях утром в Берлине на информационном совещании: штаб ВМФ отметил, что, сколь ни достоин сожаления вывод «Лютцова» из операции, это не окажет «никакого воздействия» на осуществление операции «Ход конем». Действительно, машины и вооружение корабля находились в исправном состоянии, и командир корабля обратился с просьбой вернуться в строй и принять участие в операции. Военно-морская группа «Север» право принять окончательное решение оставила за адмиралом Шмундтом в Нарвике, но последний, выслушав заключения специалистов о повреждениях, исключил возможность участия корабля в операции. «Лютцов» вынужден был вернуться в Германию на ремонт, который занял четыре месяца.
Ко времени, когда первая боевая группировка накануне вечером покинула Тронхейм, еще три подводные лодки заметили конвой – теперь таких стало пять. В ту ночь, однако, погода и видимость ухудшились, и всерьез задумались о том, чтобы лодки держались поглубже: всю ночь напролет глубинные бомбы с кораблей эскорта вздымали столбы воды, сотрясали грузовые суда и делали невозможным сон для трех тысяч человек личного состава эскорта. Капитан-лейтенант Хайно Боман, который держал свою подводную лодку впереди конвоя всю туманную вторую половину дня, рассчитывал провести типовую атаку на него: погрузиться перед конвоем, затем всплыть на перископную глубину после прохождения над ним передней линии противолодочного охранения; дважды он подвсплывал, но оба раза слишком поспешно: в нескольких сотнях ярдов он видел идущие на него эсминцы. Когда он всплыл под перископ еще раз, туман ограничивал видимость до 200 ярдов, и на сей раз конвой ушел из вида. Такой же опыт имел и Гюнтер Ла Бауме на U-355. Он докладывал:
«В точке АВ.4895 вынужден был эсминцем уйти обратно. Снова соприкосновение с конвоем в точке АВ.5159, но в точке 5271 замечен корветом и вынужден погрузиться. Шесть взрывов глубинных бомб, повреждений нет…»
В 21.30 вечера только U-476 (Тайхерт) и U-255 (Рехе) все еще держали конвой в поле зрения; Тайхерт сообщал, что видимость постепенно ухудшается. Через десять минут после того как Рехе произвел залп двумя торпедами по эсминцу и промахнулся, его U-255 всплыла и обнаружила, что конвой исчез. Контакт поддерживала только U-456. Видимость оставалась скверной, и в 22.30 Тайхерт следовал за конвоем, ориентируясь лишь на след масляных пятен и полагаясь на сигналы гидрофона. Потом он совсем потерял конвой.
Авиация держалась за конвоем примерно до полуночи, а затем он был поглощен туманом. Союзнические тяжелые силы прикрытия все еще не были обнаружены немцами.
Только наутро подводные лодки снова увидели конвой. Это не помешало адмиралтейству передать в 7.15 сигнал – оперативное сообщение по флоту метрополии о том, что запеленгованы сообщения немцев в 4.47 и 6.37 о позиции PQ-17; в действительности же если кто и сообщал о конвое, то только не немцы. Единственными сигналами с подлодок, переданными в эти ранние часы, было сообщение с U-456 в 3.30 для Нарвика о том, что лодка идет за конвоем по нефтяному следу, от U-355 в 7 утра – о ее позиции (очевидно, значительно южнее конвоя) и улучшении видимости, а также еще от двух подводных лодок – U-376 и U-251 соответственно в 4.07 и 8.40 утра – о том, что у них заканчивается топливо, которое позволит им следовать за конвоем приблизительно только до 30° в.д., а затем им придется возвращаться в Киркенес для заправки.
Для немцев появилась опасность отставания подводных лодок от конвоя. Шмундт передал на лодки в 7.48 по радио позицию, курс и скорость хода конвоя по данным на полночь и информировал их, что намеревается установить теперь новую линию патрулирования за островом Медвежий. Вскоре после этого U-255 и U-456 заметили большие нефтяные пятна; U-255, проходя через полосы тумана с видимостью менее 200 ярдов, услышала шум конвоя далеко слева по корме. «Известно, как далеко разносится звук под водой», – объяснял потом командир лодки Рехе. Он поспешил дать сообщение в Нарвик, а сам развернул лодку и пошел в направлении шумов.
Другие лодки ловили разведданные, нет-нет да поступавшие из Нарвика. На U-88 гидрофонное устройство барахлило, но грубые расчеты и сведения на основе информации Рехе позволили Боману двигаться в верном направлении, и в 14.30 сообщил: «Снова вижу конвой».
Одна из причин, почему подводные лодки с таким трудом снова обнаружили конвой, состояла в том, что приблизительно в 7 часов он сменил направление движения, взяв курс прямо на восток. На подходе конвоя к месту поворота Гамильтон намеренно старался держать свое соединение из четырех крейсеров и трех эсминцев вне поля зрения немцев, идя в условиях низкой видимости значительно севернее конвоя, чтобы его не обнаружил какой-