.
«Тирпиц», однако, не стоял терпеливо на якоре в ожидании приказа из Киля. В то время когда пришел первый сигнал от Карльса, линкор уже двигался в сторону конвоя. Второй сигнал уже передавали, когда самолет с «Тирпица» вернулся в Нарвик; от его пилота потрясенный Шмундт узнал, что боевая группа «Тирпица» по собственной инициативе Шнивинда в 6 часов начала движение. По получении приказа генерал-адмирала Карльса группа изменила курс и направилась к мысу Нордкап[46]. К 10 часам следующего утра, субботы 4 июля, весь германский флот послушно стоял в Алта-фьорде, ожидая, когда придет приказ из Киля атаковать.
Поздно вечером 3 июля Гамильтон вновь почувствовал, что для успеха генерального плана адмиралтейства важно позволить немцам бросить взгляд на его крейсерское соединение, и в соответствии с этим в 21 час он изменил курс на юго-восточный, чтобы приблизиться к конвою на дистанцию 20 миль. В 22.15 он увидел над горизонтом аэростаты ПВО конвоя и почти одновременно был замечен двумя самолетами-разведчиками «Блом унд Фосс». Конвой в то время проходил всего милях в 30 к северу от острова Медвежий. Несколько минут спустя он узнал из Уайтхолла, что немцы сообщили о его присутствии, «что весьма обрадовало меня», сообщал Гамильтон наверх.
Достигнув своей цели, его крейсерское соединение снова легло на курс, параллельный курсу конвоя. Он впервые нарушил радиомолчание, чтобы сообщить адмиралтейству и своему главнокомандующему, что за ним следили, добавив, что он хотел бы, чтобы и конвой, и крейсерское соединение прошли в 70 милях к северу от острова Медвежий.
В течение вечера немецкие подводные лодки стали приближаться к конвою. Одна за другой они делали попытки подойти вплотную к конвою, но полосы тумана и спокойное море очень мешали. «Условия для лодок самые неблагоприятные, какие только можно себе представить», – жаловался адмирал Шмундт в тот вечер. Командиры его подводных лодок отчетливо видели грузовые суда и насчитали четыре аэростата ПВО, готовые к запуску. Один за другим Рехе, Тайхерт, Бильфельд, Боман и Зимон вновь выходили на конвой, но ни один не смог атаковать. «Множество лодок подступают к нам, – писал помощник капитана американского грузового судна «Беллингем» в своем дневнике тем вечером и ночью. – Разрывы глубинных бомб сотрясают корабли целые сутки напролет». За полчаса до полуночи с флагмана Гамильтона катапультировали самолет «Уолрас» на противолодочное патрулирование за кормой у конвоя по просьбе капитана 2-го ранга Брума. Гамильтон передал через экипаж самолета новое предложение Бруму: держать конвой в 400 милях от аэродрома в Банаке.
«Уолрас», неповоротливый, уродливый и медлительный, имел экипаж из трех офицеров военно-морской авиации, его максимальная скорость была чуть ниже скорости германских поплавковых самолетов «Блом унд Фосс-138», от двух до четырех их постоянно кружило над конвоем на почтительном расстоянии от его зенитных средств. Поэтому для «Уолраса» с «Лондона» не составляло труда подходить к конвою и пугать подводные лодки, которые нагло тянулись в надводном положении за конвоем в нескольких милях от него. Но когда горючее подходило к концу, самолету трудно было вернуться на свой крейсер, потому что всякий раз тот или другой из немецких разведчиков атаковал его и открывал огонь. После нескольких попыток пилот «Уолраса» бросил это занятие и приводнился внутри конвоя, где его взял на буксир один из кораблей эскорта.
На самолете все еще были глубинные бомбы, с которыми он не мог садиться, поэтому, когда в последний раз зашел над конвоем, сбросил две глубинные бомбы на открытом месте. К несчастью, там забыли поставить взрыватели в безопасный режим, и бомбы, упав, взорвались, заставив удивленных зенитчиков конвоя думать, что это на самом деле немецкий самолет. С корвета «Лотус» и траулера «Лорд Миддлтон» по самолету открыли огонь из счетверенных малокалиберных зенитных установок. «Уолрас», однако, сел благополучно и был взят на буксир траулером в ожидании лучшей погоды, когда он мог бы вернуться в крейсерское соединение.
Подводные лодки продолжали держаться вблизи конвоя. Вскоре после полуночи из Уайтхолла сообщили на PQ-17, что германские самолеты используют сигнальные буи для наведения подводных лодок на конвой. Сообщили также, что запеленгованы сигналы с нескольких лодок, следящих за конвоем и докладывающих о нем. И это было все. В это время видимость была даже в полночь настолько хорошей, что лодки не могли атаковать. Германский штаб ВМФ без комментариев отмечал, что ни одна из лодок еще не отличилась победой против конвоя. Когда Адмирал Шмундт пожаловался на приказ о подключении двух его подводных лодок к действиям против боевых соединений противника, хотя у них было почти на исходе топливо, а враг был далеко западнее Лофотенских островов, генерал-адмирал Карльс съязвил в ответ: мол, что касается остающихся восьми подводных лодок, то «отсутствие каких-либо побед наводит на мысль, что их роль, похоже, истощилась слежкой, а для этого дела восьми подводных лодок достаточно». Шмундту оставалось ретироваться и зализывать раны.
Ночью офицер-радист «Беллингема» настроился на Лорда Хо-Хо, вещавшего из Германии. На доске объявлений было приколото сообщение, что Уильям Джойс пообещал американским морякам, что 4 июля они «получат настоящий фейерверк». Один моряк с «Карлтона» так рассказывал о добрых старых днях: «Я вспомнил, – писал он своей жене из немецкого лагеря для военнопленных, – что это был канун Дня независимости, и обратился в мечтах к воспоминаниям о тех фейерверках и острых ощущениях в Балтиморе, которые были у нас на каждое 4 июля. И мне так захотелось очутиться там, чтобы вновь почувствовать праздник. Как же неисповедимы пути Господни!»
Вскоре после полуночи германская военно-морская группа «Север» сначала узнала, что в 22.30 их самолет заметил крупное соединения тяжелых кораблей, шедшее приблизительно в 35 милях к северо-западу от острова Медвежий, в непосредственной близости от конвоя PQ-17. К несчастью для хорошо разработанных планов, самолет сообщил, что соединение контр-адмирала Гамильтона состоит из одного линейного корабля, одного тяжелого, двух легких крейсеров и трех эсминцев. Германский штаб ВМФ тут же разобрался: «Возможно, это ближайшее охранение из крейсеров и эсминцев, и идентификация одного из кораблей как линкора – ошибка».
Линейный корабль действительно был крейсером, возможно флагманским кораблем Гамильтона. «Лондон» претерпел изменения силуэта, стал двухтрубным, подобно линкору «Дьюк ов Йорк», так что ошибка в опознании вполне объяснима. Но как только немцы начали подозревать присутствие линкора в составе эскорта, тщательно составленный план их адмиралтейства начал трещать по швам. Как выразился генерал-адмирал Карльс, если в охранении были только крейсеры, тогда все хорошо; но если поблизости был линкор, то вылазку «Тирпица» следовало полностью исключить, если только и линкор, и какой-либо авианосец, который по логике был где-то рядом, не будут нейтрализованы.
Следовало принять как факт, что союзники или уже обнаружили, или вскоре обнаружат переброску на север обоих немецких боевых соединений. В этом случае перед союзниками открывались на выбор четыре возможных образа действий, как их видели в германском штабе ВМФ:
1) развернуть свой драгоценный конвой в обратную сторону;
2) перебросить свои боевые корабли близко к конвою и сопровождать его до тех пор, пока для германских надводных сил нападение на него станет нереальным;
3) если там два боевых соединения, то держать одно при конвое, а другое перевести на северо-запад от Лофотенских островов, чтобы лишить германский флот тактического маневра и атаковать его палубной авиацией;
4) держать свои тяжелые корабли вне радиуса действия германских бомбардировщиков и торпедоносцев, оставив защиту конвоя нескольким легким крейсерам и эсминцам.
В первом случае немцы уже не смогли бы внезапно напасть на союзников, но, с другой стороны, конвой или не достиг бы пункта назначения вообще, или, по крайней мере, эта задача была бы отложена на долгое время. Альтернативой для союзников оставалось бы подставить себя под атаки германских подводных лодок и бомбардировщиков, в то время как в третьем случае немцам грозили такие не поддающиеся учету неприятности, что подвергло бы флот риску.
Только в четвертом и последнем предполагаемом случае штаб видел все основные предпосылки для реализации оперативных планов «Хода конем». Это ситуация, которая возникла бы, придерживайся британское адмиралтейство твердо своего плана.
Пока проходили полуночные часы – темные в Берлине, но неправдоподобно светлые на широте острова Медвежий, – германский военно-морской штаб напряженно ждал новых сообщений разведки, которые подтвердили бы или опровергли существование в эскорте кораблей классом больше крейсеров: «Если эскорт не пошел бы дальше в восточном направлении или если бы выяснилось, что в нем нет тяжелых кораблей, то для наших боевых соединений открывался путь для атаки на конвой 4 или 5 июля». Но когда германский разведывательный самолет снова сделал попытку осмотреть эскортное соединение, то не нашел и следов его: адмирал Гамильтон снова развернул соединение на север, удовлетворенный тем, что его увидели; соответственно в Германии сомнения остались нерассеянными. В 2.20 из группы «Север» Шмундту в Нарвик передали по телефону приказ о некоторых изменениях в участии подводных лодок: им надлежало в данный момент сконцентрировать силы на поиске возможностей для нападения на «авианосцы и линейные корабли»; слежение за конвоем и атаки против его грузовых судов имели второстепенное значение. Трем подводным лодкам, у которых топливо было на исходе, следовало немедленно вернуться на заправку.
Примерно в то же самое время наблюдатели на грузовых судах конвоя увидели множество самолетов, кружащих вблизи него. В 2.19 «Кеппел» сообщил на корабли эскорта: вражеские самолеты идут в атаку с правого борта. Атаки не получилось, возможно, из-за ограниченной видимости, так как конвой был окутан плотным слоем тумана, а облака нависали над конвоем футах в 200. Царило безветрие, море было гладким, не считая бурунов, поднимаемых шестью десятками грузовых судов и кораблей эскорта, упорно двигавшихся на северо-восток. С первых не видели ничего, кроме противотуманных бакенов, буксируемых впереди идущим судном, но строй они тем не менее держали почти безукоризненно. Один раз самолет пробился сквозь облака и оказался над конвоем, чуть ли не в трех десятках футах. Пилот, видно, так же опешил, как и зенитчики на судах, ибо те, с которых успели открыть огонь, не произвели ни одного попадания, а летчик не сбросил торпеду. На всех судах прозвучал сигнал боевой тревоги.