я операции «Ход конем». Если флот не выйдет в море в течение этого времени, он планировал собрать все боевые корабли, за исключением «Шеера» и двух эсминцев, в Нарвике и Тронхейме. В 20.30 того же вечера, когда заканчивался крупный авианалет на конвой, позвонил гросс-адмирал Редер из Берлина, соглашаясь с таким образом действий. И в конце этих суток в штабе ВМФ все еще расходились во мнениях, хотя верно заподозрили, что два «самолета с авианосца», которые видели вблизи конвоя, были разведывательными, запущенными катапультой с крейсеров Гамильтона, они по-прежнему были вынуждены признать, что не видят логического объяснения поведения крейсерского соединения, в отношении которого германским подводным лодкам, не занятым преследованием конвоя, было приказано быть готовыми к действиям. «Можно только надеяться, что темное время и утренние часы внесут некоторую ясность в этот вопрос», – сделали вывод в штабе ВМФ. А до тех пор их боевой флот не имел перспективы поднять якоря.
Час, предшествовавший передаче из британского адмиралтейства приказов об отводе крейсеров и рассеивании конвоя, был наиболее драматичным в истории британского военно-морского штаба в Лондоне.
Ранним утром британская дешифровальная служба раскрыла германский военно-морской шифр, действовавший в течение суток, – срок заканчивался в полдень. Сообщения, расшифрованные к этому времени, подтверждали имевшиеся подозрения, что «Тирпицу» и «Адмиралу Хипперу» было назначено войти этим утром в Алта-фьорд. Еще более угрожающим был расшифрованный приказ командующего флотом командиру своего крейсера (время – 7.40): «Срочно. Прибыть в Алта 9.00 на якорную стоянку «Тирпица» на выходе из Ваг-фьорда. Вновь приходящим эсминцам и торпедным катерам немедленно заправляться топливом».
Адмирал Паунд провел расчеты по карте и определил, что часов через шесть эти корабли могут напасть на конвой.
Приблизительно в 20.30 первый морской лорд вместе с группой офицеров спустился в «Цитадель», бетонное убежище, сооруженное за зданием адмиралтейства, где размещался подземный оперативно-разведывательный центр. Первым, кого посетил Паунд, был капитан 1-го ранга Дж. У. Клейтон – заместитель начальника центра. Спустя минуту-другую все они, включая и Клейтона, прошли по коридору и всей группой ввалились в кабинет капитана 2-го ранга Н. Деннинга, главного офицера в разведке, занимавшегося операциями надводных сил германского ВМФ. В этот кабинет стекались, по существу, все разведывательные сведения о передвижении германских боевых кораблей, включая данные радиоперехвата и агентурные.
Адмирал Паунд спросил Деннинга, вышел ли «Тирпиц» из Алта-фьорда. Деннинг ответил, что, если бы тот вышел, он наверняка слышал бы об этом. Паунд настаивал:
– Вы можете с уверенностью сказать, что «Тирпиц» еще в Алта-фьорде?
Офицер разведки ответил, что у него источники такого рода, что он не может знать, стоит ли линкор в данный момент на якоре, но сможет узнать, как только тот выйдет в море; на следующий вопрос он ответил, что пока нет свидетельств, что линкор собирается выйти в море в течение ближайших часов. Впоследствии Деннинг будет винить себя, что не сумел передать Паунду своей убежденности в том, что корабли пока еще стоят на якоре.
Деннинг основывал свое убеждение, что «Тирпиц» не в море, на отрицательных свидетельствах: не было слышно никакого радиообмена между группой «Север» и «Тирпицем», перехваченные сигналы командования на подлодки не содержали приказа подводным лодкам стаи «Ледовый дьявол» обеспечивать выход в море надводных кораблей… И норвежский агент в Алта-фьорде, конечно, передал бы словечко, если бы какой-нибудь корабль вышел в море. Но Паунд не спрашивал младшего по рангу о том, какими тот располагает свидетельствами, а сам офицер не стал проявлять инициативы. Когда первый морской лорд наконец вышел из кабинета Деннинга, у последнего создалось впечатление, что начальник принял его точку зрения. Позже станет очевидным, что это не так.
Паунду казалось, что сообщение Денема из Стокгольма верно до последней мелочи: «Ожидаются одновременные атаки, когда конвой достигнет меридиана острова Медвежий, со стороны двух группировок надводных кораблей при поддержке подводных лодок и авиации». Именно это предсказывал Денем.
Паунд пересек коридор в направлении центра слежения за передвижениями германских подводных лодок. Он был таким же, как кабинет Деннинга, но только здесь занимались исключительно подводными лодками противника: все разведывательные сообщения и данные радиоперехвата о местонахождении и действиях вражеских подводных лодок немедленно поступали в этот кабинет. Это было просторное помещение, в котором доминировал огромный квадратный стол в центре, а по всем стенам были развешаны карты отдельных акваторий. Командовал в кабинете Роджер Винн из добровольческого резерва Королевского ВМФ. Он был, наряду с Деннингом, одним из наиболее проницательных офицеров разведки всех трех видов вооруженных сил: мог зафиксировать любой нюанс в германской подводной стратегии, привносимый командованием в Берлине. Немецкие командиры подводных лодок скоро поняли, что дольше живут те, кто меньше выходит в эфир.
Мы уже отмечали крайние трудности, с которыми сталкивался персонал Винна при попытке обнаруживать расположение германских подводных лодок в Арктике путем пеленгации; но теперь картина, складывавшаяся в кабинете Винна, давала самое тревожное представление об опасной ситуации, в которой оказались крейсеры в Баренцевом море. Капитан 2-го ранга Винн вспоминал, что информировал Паунда о серьезности подводной ситуации.
Первым результатом посещения адмиралом Паундом «Цитадели» было то, что к моменту, когда он со своим окружением вернулся в свой кабинет на первом этаже, то уже твердо решил, что крейсеры надо отводить на запад немедленно, потому что они наверняка не выдержат длительного боя с «Тирпицем», и, вопреки всем уверениям Деннинга, решил для себя, что немцы наверняка отправили эскадру «Тирпица» в море или вот-вот отправят – не было никакого логического резона не делать этого. В 21.11 была направлена первая из трех фатальных радиограмм, приказывавшая Гамильтону развернуть крейсеры и следовать «полным ходом» на запад. По причине, которую уже нельзя уточнить, этот приказ предварялся словами «ВЕСЬМА СРОЧНО», хотя не было никакой необходимости в срочном развороте крейсеров: топлива у них хватало еще на целые сутки движения на восток. Нажим на словах «полным ходом» был результатом визита Паунда в кабинет слежения за перемещениями подводных лодок, где ему сообщили о переносе акцента в действиях подводных лодок с конвоя на крейсеры. Было известно, что подводные лодки находились на пути отхода соединения крейсеров.
После того как крейсеры ушли, старший офицер эскорта капитан 2-го ранга Брум оставался самым старшим офицером во всем конвое. Адмирал Паунд выразил недовольство тем, что тяжесть принятия решений оказалась переложенной на плечи офицера столь невысокого ранга. В любом случае именно адмиралтейство владело всей разведывательной информацией, так что соответствующие решения должно было принимать оно. Первый морской лорд опросил по очереди каждого офицера, сидевшего за столом на совещании в его кабинете, относительно того, какой линии действий ему придерживаться, чтобы германские надводные корабли не уничтожили конвой в течение ночи. Сам он высказался за рассеивание. Но все офицеры сказали, что конвой не следует рассеивать. Исключение составил адмирал Мур, заместитель начальника военно-морского штаба. Только он один еще высказался в пользу рассеивания конвоя, и немедленного. Используя карту и циркуль, он доказывал, что через пять часов германские военные корабли могут атаковать конвой: это был не тот случай, когда конвой ждал бы, когда корабли противника появятся на горизонте, как в известном инциденте в заливе Джервиса в 1940 году – здесь PQ-17 держался, понятно, у границ пакового льда на севере, так что рассеивание могло быть только в южном направлении, и в этом случае грузовые суда сами пойдут на пушки немецких военных кораблей. Если конвой следовало рассеять, то это должно было быть сделано немедленно.
По воспоминаниям начальника оперативного отдела, одного из самых молодых офицеров, присутствовавших при этом историческом моменте, то, как адмирал Паунд принимал свое окончательное решение, выглядело почти мелодраматически: первый морской лорд откинулся на спинку своего кожаного кресла, прикрыл глаза, что должно было свидетельствовать о глубоком размышлении при принятии трудного решения; его руки вцепились в подлокотники кресла, и черты лица, которые до этого показывали, какие боль и страдания он переносит, вдруг сделались умиротворенными и спокойными. Молодой начальник оперативного отдела несколько мгновений спустя непочтительно прошептал:
– Смотрите, Папаша заснул.
После долгих тридцати секунд адмирал Паунд протянул руку к бланку радиограммы для кораблей и объявил:
– Конвой должен быть рассредоточен.
Объявляя это, он сделал любопытный, но красноречивый жест для собравшихся, показывая, что это его собственное решение и он принимает его один. Нельзя не восхищаться его смелостью перед лицом такой оппозиции. То, что решение докажет свою несостоятельность, только прибавляло остроты этому моменту. Ошеломленный капитан 1-го ранга Клейтон выскользнул из кабинета Паунда и поспешил к себе в «Цитадель».
Адмирал Паунд сам написал текст радиограммы с приказом конвою «рассредоточиться и следовать в русские порты» из-за угрозы со стороны надводных кораблей. Он дал посмотреть текст адмиралу Муру, а затем спустился в секретариат и отдал сообщение для немедленной передачи приказа в адрес капитана 2-го ранга Брума, адмирала Тови и контр-адмирала Гамильтона. Не успело сообщение уйти, как Муру пришло в голову, что в такой формулировке содержалась погрешность: «рассредоточиться» (to disperse) предполагало, что суда просто ломали бы прежнее построение и скопом продолжали следовать в Архангельск, и это делало бы их удобной целью для противника. Мур сразу же указал на это Паунду и информировал его, что в инструкциях для конвоя применяется слово «рассеиваться» (to scatter)